Дикая принцесса

3. ЕЛЕНА

Разочарование, когда Левин проходит через дверь между нашими комнатами и закрывает ее, ощущается как физическое, и в животе у меня завязывается узел, когда я слышу, как она закрывается за ним.

Я не очень-то верила, что он уступит только потому, что рядом кровать. Но я надеялась. В моей голове роились фантазии о том, как он откладывает еду в сторону и целует меня вместо этого, как он шепчет "Я слишком голоден для тебя, Елена" мне в губы, когда он прижимает меня к подушкам и обнаруживает, что под халатом, который я накинула после душа, нет ничего, кроме голой влажной кожи. Я представляла, как его руки бегут по мне, пока он поглощает мой рот, как он будет ощущаться внутри меня в постели и какие разные вещи мы могли бы попробовать на этот раз. Я представляла, как он снова засыпает рядом со мной, его рука перекинута через мою талию, как это всегда было на пляже, но на этот раз в тихой, спокойной комнате, с кроватью, подушками и одеялами, которые действительно согревали нас.

Все это было лишь фантазией. Я знаю это, но это не мешает мне сидеть здесь и бороться с собой, впиваясь зубами в нижнюю губу и слушать, как в другой комнате включается вода, давая мне нечто совершенно иное для подпитки моих фантазий.

Чувствовал ли он то же самое, пока я была в душе? Неужели ему тоже было трудно не ворваться и не присоединиться ко мне? Конечно, нет, учитывая, как сильно он сожалел о том, что произошло на пляже.

Просто ложись спать, Елена, укоряю я себя, сидя и пытаясь вытеснить из головы образы мокрого Левина несмотря на то, что в голове у меня очень четко вырисовывается картина: как я опускаюсь на колени на пол в душе и провожу языком по бороздкам мышц на его прессе.

Я сижу так, сердце бешено колотится, а руки сцеплены на коленях, пока не слышу, как в другой комнате выключают воду. Откинувшись на подушки, я стараюсь не представлять, как Левин голым проходит по комнате рядом с моей. Я закутываюсь в халат, натягиваю одеяло до подбородка и говорю себе, что надо заснуть.

Это чертовски невозможно. Не потому, что я не устала, я не уверена, что когда-либо в жизни уставала так сильно. Кровать не такая удобная, как та, к которой я привыкла дома, но после ночей на пляже и на грузовом корабле она кажется просто райской. Подушка уже кажется чем-то необычным, и я больше всего на свете хочу просто погрузиться в забытье. Однако я не могу избавиться от ощущения, что Левин совсем рядом. Я скучала по нему, пока мы были на грузовом корабле, скучала по тому, как он прижимался ко мне и обнимал меня, когда я спала, и это еще хуже сейчас, когда мы могли бы наслаждаться этим гораздо больше.

Если бы только он не был таким чертовски упрямым.

Я знаю, что не должна заходить в его комнату. Это ничему не поможет, а может и усугубить ситуацию. Но напряжение все нарастает и нарастает, разочарование гудит в моих венах, пока я наконец не издаю разочарованное мычание и не откидываю одеяла.

Дверь будет заперта. Я даже не смогу войти, не разбудив его.

Ручка поворачивается, и я испуганно отшатываюсь назад.

Значит ли это, что он хочет, чтобы я вошла? Или он просто забыл?

В глубине души я знаю, что почти наверняка он забыл. После всего, что он сказал, вероятность того, что он оставил дверь открытой, потому что хотел, чтобы я вошла, невероятно мала. Но я не могу не задаваться этим вопросом, и этого достаточно, чтобы подтолкнуть себя к тому, чтобы открыть дверь и войти в комнату.

Здесь темно и тихо, и я вижу фигуру Левина на кровати, лежащего на боку. Я на цыпочках подхожу к кровати, сердце бьется в груди так сильно, что становится больно. Я встаю на самый ее край, с трудом веря в то, что делаю, и протягиваю к нему руку, касаясь спиной его плеча.

Он двигается так быстро, что я даже не успеваю вздохнуть. В одно мгновение он лежит на боку спиной ко мне, и моя рука касается его плеча, а в следующее мгновение он уже сваливается с кровати, и я оказываюсь на спине на полу, задыхаясь от его тяжелой массы, которая прижимает меня к земле, а его предплечье нависает над моим горлом.

— Левин! — Я выкрикиваю его имя, но мое сердце внезапно забилось по совершенно другой причине. В окно проникает тусклый свет от уличных фонарей, и я вижу его остекленевшие глаза, с ужасом понимая, что он не совсем проснулся. Он отреагировал инстинктивно, не зная, кто находится в комнате, и теперь мне угрожает реальная опасность.

Однако мое тело, похоже, не совсем понимает это. Каждый сантиметр моей кожи словно покалывает от желания, пульс бешено бьется в горле, пока я смотрю на него, остро ощущая давление его тела на мое. Когда его предплечье прижимается к моему горлу, я понимаю, что он полностью обнажен, а мой халат распахнут, его кожа теплая и он уже твердый. Его член прижат к моему животу, пульсируя от желания, и я, не задумываясь, обхватываю ногами его бедра, выгибаясь к нему дугой и издавая низкий стон, наполовину хриплый из-за давления на мое горло.

От этого он просыпается.

— Елена? — Простонал он, и на одно мгновение прижался ко мне еще теснее, напряженная плоть его члена стала тереться о мягкую кожу моего живота, прижимая меня к полу, и я на мгновение испытала дикую надежду, что он проскользнет внутрь меня и трахнет меня прямо здесь, жестко и быстро, на полу гостиничного номера.

Он отступает назад и садится на корточки, глядя на меня в ошеломленном ужасе.

— Блядь, Елена… — вздыхает он, проводя рукой по губам. — Блядь, мне так жаль.

— Все в порядке. — Мое горло немного болит, но в целом все в порядке. Я тянусь к нему, полусидя, обвивая рукой его шею, пытаясь притянуть его к себе, не обращая внимания на распахнутый халат. — Мне это даже понравилось.

Левин смотрит на меня так, будто никогда раньше меня не видел, и отшатывается от моего прикосновения.

— Ты не можешь быть серьезной, — бормочет он, сжимая челюсть. — Елена, я мог же убить тебя.

Он не ошибается, я чувствовала, как близко он был к тому, чтобы пережать мне горло. Но это уже кажется чем-то далеким, как будто это случилось с кем-то другим. Он не причинил мне вреда, и я знаю, что он не хотел этого, и сейчас меня больше волнует, насколько он обнажен и насколько я близка к обнажению, и все возможности этого.

— Но ты этого не сделал, — просто говорю я ему, протягивая руку вниз по его руке, опирающейся на один из моих локтей. — Я в порядке. Видишь? Никакого вреда.

— Мог бы быть. — Его взгляд скользит по моей спине, в глазах мелькает голод, когда он видит голую кожу на месте распахнутого халата, а затем он протягивает руку, запахивая его.

В тот момент, когда он это делает, моя рука смыкается вокруг его запястья и тянет его вперед. Я теряю равновесие, и он снова падает на меня, едва успевая поймать себя, чтобы не раздавить меня своим мускулистым весом, он смотрит на меня сверху вниз с выражением безнадежного разочарования на каждом дюйме лица.

— Елена…

— Я в порядке, — настаиваю я, перекидывая лодыжки через его икры и проводя пальцами по его челюсти. — И пока я здесь, снизу…

Он вздрагивает. Я чувствую, как волна дрожи пробегает по нему до самых пальцев ног, как я все еще ощущаю тяжесть его члена, зажатого между нами, даже сквозь закрытые складки моего халата. Я чувствую, как сильно он хочет меня, и все, чего я хочу, это чтобы он отдался этому.

Почему это так плохо для него?

Его рот навис над моим, очень близко. Я чувствую его теплое дыхание на своих губах. На мгновение его рука поднимается, его пальцы проводят по моей щеке, и он смотрит на меня снизу вверх с выражением в глазах, которое я не могу полностью расшифровать. Я никогда не видела, чтобы кто-то выглядел таким голодным и таким затравленным одновременно.

— Ты не можешь так подкрадываться ко мне, — тихо говорит он. — Я опытный убийца, Елена. Годы тренировок научили меня мгновенно реагировать, если меня неожиданно разбудят, и я отреагирую раньше, чем узнаю, кто пришел. Слава богу, что у меня не было оружия достаточно близко, иначе я мог бы действительно ранить тебя. Мне нужно, чтобы ты это поняла, хорошо? У нас будет еще много таких ночей, прежде чем я верну тебя домой. — Он тяжело вздыхает. Я чувствую, как между нами разгорается желание, когда он смотрит на меня сверху вниз, его пальцы все еще касаются моей щеки с нежностью, которая опровергает все, что он когда-либо говорил о том, что хочет держаться от меня подальше.

— Я понимаю, — шепчу я. Теперь, когда это дошло до меня, особенно после его объяснения, я понимаю, насколько плохой идеей было пытаться разбудить его. Я смутно помню, как он предупреждал меня о чем-то подобном еще у Диего, когда он спал в другой комнате, а я заняла кровать. Я просто не подумала об этом, все мои мысли были заняты тем, как сильно я его хочу.

Впервые я поняла, что он имеет в виду, говоря о том, что подобная рассеянность опасна для нас обоих. Я просто не хочу верить, что это так невозможно преодолеть.

Я тянусь вверх, обхватываю ладонями его лицо, пытаясь притянуть его к себе для поцелуя. Все мое тело словно пульсирует, словно в моих венах бьется второе сердце, которое может питаться только его губами, его телом, прижатым к моему, его членом внутри меня. Он нужен мне как пища, вода и воздух, и я чувствую, что умру, если он отвергнет меня сейчас.

На мгновение мне кажется, что он собирается меня поцеловать. Его пальцы по-прежнему прижимаются к моей щеке, и он смотрит на меня сверху вниз, и в его глазах появляется тот же взгляд, когда они опускаются к моим губам. Его рот так близко, до боли близко, и я слегка наклоняюсь, чтобы мои губы коснулись его губ.

Все тело Левина вздрагивает, как будто вместо поцелуя последовала пощечина, и он отступает назад, его рука неожиданно сильно прижимается к моему лицу, удерживая меня на расстоянии от себя.

— Ты не понимаешь, во что играешь, Елена, — пробормотал он, его голос густой от похоти. — Это не игра. И я стараюсь изо всех сил, чтобы мы оба остались живы.

Он отступает назад, его рука обхватывает мою руку, когда он поднимается на ноги и тянет меня за собой. Другая его рука ложится на мою талию, поддерживая меня, чтобы я не слишком нагружала больную лодыжку, но он держит дистанцию, не прикасаясь ко мне ничем, кроме своих рук.

— Тебе нужно лечь спать, Елена, — говорит он, и я слышу, как напряжены эти слова, как трудно ему отказать мне.

Но он все равно отказывает мне. Это осознание болезненно пронзает меня, и я впиваюсь зубами в нижнюю губу, а глаза горят от унизительных слез. Мне становится очень стыдно за то, что я вот так набросилась на него, и я высвобождаюсь из его хватки, направляясь к двери.

— Ладно, — шепчу я, когда он открывает дверь. — Я пойду спать.

— Елена…

Я стискиваю зубы, изо всех сил пытаясь сдержать слезы, когда делаю шаг через дверь и нащупываю ручку, чтобы закрыть ее за собой, прежде чем он успеет сказать еще хоть слово, или я разражусь рыданиями.

Я падаю в кровать и исчезаю под одеялом, закрыв глаза и пытаясь прогнать все, что только что произошло. Я чувствую себя идиоткой, думая, что это сработает, что просто войти в его комнату и разбудить его будет достаточно, чтобы заставить его отказаться от всего, что он говорил в течение последних нескольких дней.

Это чуть не привело к тому, что я бы серьезно пострадала.

Я закрываю глаза, пытаясь заставить себя уснуть, и в какой-то момент это удается. Даже мои мысли не могут преодолеть многодневную усталость, и я проваливаюсь в сон, полный бурных, бессмысленных сновидений, пока меня не будит звук открывающейся двери, не той, что между нашими комнатами, а той, что ведет в мою комнату.

Мои глаза распахиваются, и я смотрю на нее, открывая рот, чтобы спросить Левина, почему он входит через эту дверь, а не через ту, что соединяет наши комнаты. И тут я вижу два… нет, три силуэта возле дверного проема, и мой затуманенный сном мозг понимает, что это не он.

Кто-то другой нашел нас.

Я кричу. Это все, что я могу придумать. Не знаю, станет ли от этого хуже или лучше, но реакция мгновенная. Я резко выпрямляюсь, кричу во всю мощь своих легких, звук, который может быть, а может и не быть именем Левина, и слышу звук его падения с кровати в другой комнате, когда мужчины в дверях начинают заходить в мою комнату.

Один из них кричит "Заткнись, сука!", как раз когда дверь между комнатами с грохотом распахивается, и в комнату вваливается Левин, все еще голый, но уже с пистолетом в одной руке. Он прицеливается, тогда мужчины бросаются вперед, и я успеваю увернуться, когда один из них стреляет, и пуля проносится над моей головой, а я издаю еще один испуганный крик.

Один из них направляется прямо ко мне, явно намереваясь стащить меня с кровати. Как только он оказывается в пределах досягаемости, я вцепляюсь в него изогнутыми пальцами, царапая ему лицо, цепляя шею и верхнюю часть груди. Он издает вопль боли, его руки смыкаются вокруг моих, и он начинает тащить меня к себе.

Я слышу хруст кулака о кость рядом с собой и поворачиваю голову, чтобы увидеть, как кулак Левина ударяется о лицо одного из мужчин, которые с ним схватились. Двое из них борются с ним, и я поворачиваюсь назад к тому, кто пытается вытащить меня из кровати, царапаясь и кусаясь изо всех сил.

Он притягивает меня к себе, когда вытаскивает из кровати, подхватывая на руки, как будто я ничего не вешу. Я извиваюсь, впиваюсь зубами в его ухо и кусаю до тех пор, пока не чувствую вкус крови.

Мужчина кричит, отбрасывая меня назад, и боль пронзает меня, когда я ударяюсь спиной о столб кровати. Мужчина снова набрасывается на меня, пока комнату не заполняет выстрел. Я вздрагиваю и вижу Левина, который держит одного мужчину в захвате, выстрелив в другого из пистолета и пуля пролетает через двух других мужчин одновременно и валит их обоих.

Он бросает пистолет и разворачивается, сосредоточившись на человеке, которого держит в руках. Я слышу еще один болезненный хруст костей и с волной тошноты понимаю, что он сломал мужчине шею, когда тело выскальзывает из рук Левина и падает на пол.

— О боже, — шепчу я, ошеломленно глядя на Левина. — Я…

— Пойдем. — Он хватает свой пистолет и проходит мимо меня к шкафу. Я тупо смотрю на него, не понимая, что он делает, пока он не достает из него халат и не накидывает его. — Мы должны уйти, Елена. Сейчас же. Я не знаю, придут ли еще.

— Наша одежда…

— Сейчас же!

Его голос прорезает воздух, резкий приказ, более резкий, чем все, что я когда-либо слышала, направленное на меня раньше. Он выводит меня из полу-шокового состояния, в котором я нахожусь, и я поднимаюсь на ноги, морщась от давления на лодыжку, когда Левин тянется ко мне. От удара о кровать она снова немного разболелась, но с этим ничего не поделаешь, особенно если Левин прав, и за нами придут еще.

— Ты можешь идти? — Спрашивает он, его голос густой от беспокойства. — Ты можешь бежать?

Я киваю.

— Я буду идти так быстро, как нам нужно, — шепчу я, и лицо Левина приобретает жесткие, решительные черты.

— Тогда нам нужно, блядь, идти.

Он тянет меня через дверь в свою комнату, к окну.

— Мы пойдем по пожарной лестнице, — жестко говорит он. — Я не хочу рисковать тем, что внизу еще кто-то есть. Так будет быстрее.

Я тяжело сглатываю и киваю.

— Думаешь, парень внизу сказал им, в какой мы комнате?

Челюсть Левина сжимается.

— Вполне возможно, — отрывисто говорит он. — И если это так, то он долго не проживет.

Меня охватывает холод от уверенности, прозвучавшей в голосе Левина, от осознания того, что только что произошедшее могло подписать смертный приговор этому мальчику. В то же время в моей голове звучит голос, который, как я знаю, ожил совсем недавно: если он сдал нас, значит, он заслужил это.

Я не знаю, откуда взялась эта мысль. Елена, существовавшая до всего этого, пришла бы в ужас. Но события, разворачивающиеся одно за другим с тех пор, как люди Диего напали на мой дом той роковой ночью, меняют меня, и я никогда не осознавала этого так остро, как в данный момент.

Елена, которая приедет в Бостон, когда мы выберемся отсюда, уже не будет той, что покинула Мексику.