Дипломатия Волков. Месть Драконов. Отвага Соколов

Глава 43

Огромный аэрибль «Утренняя звезда», все более и более отдаваясь во власть ветра, влачился в ночи на двух двигателях, почти лишившихся топлива.

— Нам придется приземлиться, — сказал Эйоуюэль.

Кейт глянула вниз — на освещенную лунным светом неровную прибрежную местность:

— Где мы находимся?

— Это еще не Костан-Сельвира. Было бы гораздо лучше, если бы мы приземлились там. Взяли бы горючее в посольстве Галвеев, может быть, починили бы и двигатели. А потом полетели бы туда, куда тебе нужно. Если мы приземлимся сейчас, нам придется пустить аэрибль на воздух.

— Зачем? — спросила Кейт.

— Чтобы сохранить тайну двигателей. Кейт опустила руку на его плечо:

— Время Пяти Семейств ушло в прошлое. Галвеи больше не в состоянии хранить тайну воздушного полета. Ни одна Семья не сможет теперь найти мастеров и предоставить им все необходимое, чтобы те еще раз возродили созданную Древними машину. Те, кто мог бы это сделать, погибли, а необходимые механизмы уничтожены. Если мы отдадим аэрибль в руки ветров и они унесут его на морские просторы, то обречем на забвение весь труд, потраченный на их создание. Новых двигателей, вышедших из мастерских Дома Галвеев, чтобы заменить утопленные нами, уже не будет.

Эйоуюэль нахмурился:

— Не надо так думать. Галвеи до сих пор удерживают за собой владения в Территориях. Им принадлежат Путевой мыс, Паппас и Нагорье. Еще Галвейгия в Южной Новтерре. Так что не надо говорить, что Семья погибла.

— Но это так. Деньги текут из Калимекки в Территории — в дочерние города и новые колонии — в обмен на товары. Если зависимые земли перестанут получать от нас золото, они утекут от нас как вода сквозь пальцы. Истинная Семья находилась в Калимекке. Ее больше нет.

— И что же нам делать с аэриблем?

— Мы просто привяжем его. Оставим как есть. Скорее всего он просто погибнет, прежде чем кто-нибудь сумеет воспользоваться им. Но я бы предпочла, чтобы хоть кто-то все-таки смог разобраться в двигателе и даже скопировать его. Мне не хотелось бы, чтобы секрет управляемого полета вновь оказался утраченным на сотни и даже тысячи лет, а может, и навечно.

— Но кто же поймет, что надо делать с воздушным кораблем? Живущие на берегу рыбаки? Или селяне-земледельцы?

— Если мы оставим аэрибль целым, шанс останется, — настаивала Кейт. — Хотя, конечно, небольшой. Лучше чтобы он все-таки был.

Кейт провела пальцами по приборной доске и вздохнула:

— Семье потребовалось пятьдесят лет, чтобы разобраться в оставленных Древними манускриптах и чертежах и создать машины, с помощью которых можно изготовить двигатели. Галвеи потратили невероятное количество денег, чтобы построить и испытать аэрибли, сохраняя в секрете их устройство. Лишь в последние десять лет мы получили возможность путешествовать по воздуху. Я не хочу, чтобы это умение оказалось утраченным.

— Понимаю. — Эйоуюэль посмотрел вниз на землю, и Кейт заметила печаль в его глазах. — Я понимаю, что, оставив этот аэрибль, никогда больше не поднимусь в небо. Но я, как и ты, надеюсь на то, что кто-нибудь еще сделает это.

Люди Эйоуюэля, присягнувшие на верность Галвеям, вышли из гондолы на внешний трап, чтобы спуститься вниз по веревкам и причалить аэрибль где-нибудь на медленно скользившей под ними пересеченной местности. Кейт не завидовала им: людям этим предстояло сажать воздушный корабль не на гладкое, поросшее травой поле, а на усыпанный камнями участок земли, с одной стороны ограниченный утесом, а с другой — лесом. К тому же посадку придется совершать во тьме.

Где-то поблизости от кабины пилота Элси утешала своих детей, обещая им, что все будет хорошо, что они окажутся в безопасности и что она сумеет защитить их. И Кейт пожалела на мгновение, что ей самой не о ком заботиться, что рядом с ней нет близкого человека, ради которого надо быть отважной, спокойной и уверенной в себе.

Эйоуюэль потянул за цепь парового свистка, и те, кто находился на трапе, приготовились ожидать второго сигнала. Затем он развернул аэрибль кормой вперед, чтобы одновременно заглушить оба уцелевших двигателя и не позволить ветру унести корабль в сторону. Когда разворот завершился, Эйоуюэль снова потянул за цепочку, и солдаты спрыгнули за поручень вниз, заскользив по канатам к земле. Эйоуюэль опустил машину почти к самым деревьям, полагая, что стволы могут заменить причальные тумбы, однако он не мог приблизить корабль вплотную к ним, чтобы случайно не покалечить людей.

Кейт замерла в тревожном ожидании, а Эйоуюэль спокойно произнес:

— Они быстро причалят аэрибль. За последние несколько месяцев мы совершали этот маневр несчетное количество раз, отрабатывая все возможные варианты. Они — как и мы сами — летели не для того, чтобы погибнуть.

Опустив руку на его плечо, она кивнула:

— Прости меня. День был трудным и прошлая ночь тоже.

— Теперь все изменится к лучшему. — Эйоуюэль улыбнулся, не сводя глаз с панелей управления. — Обещаю тебе.

— Верю, — ответила Кейт, пожелав в душе, чтобы ответ ее не оказался лишь утешительной ложью.

Дугхалл и не предполагал, что аэрибль может так жестко шмякнуться о землю. Наполненная газом оболочка зацепилась за деревья, все поганое сооружение взвизгнуло, как свинья на бойне, а потом без всякого предупреждения один конец гондолы взметнулся вверх, а другой столь же резко опустился вниз, так что она оказалась в вертикальном положении.

Ноги внезапно потеряли опору, и Дугхалл соскользнул на перегородку кабины пилота, которая вдруг сделалась полом. Он схватил Лонара, когда мальчишка пролетал мимо него, метя прямо в дверь кабины, а Алви с кошачьим изяществом приземлилась рядом с ним без всяких проблем. Элси, не выпускавшая из рук внезапно пробудившуюся крошку Ретхен, застряла вверху на скамье, прикрепленной к гондоле, а теперь превратившейся в шаткий карниз. Она закричала, заглушив голос младенца, но сразу же умолкла. Внизу, под ногами Дугхалла, Эйоуюэль громко отдавал команды в открытый люк, а Кейт ругалась.

Полумрак, царивший внутри аэрибля, не позволял Дугхаллу видеть, что происходит снаружи, но он слышал отчаянные крики и топот по трапу, окружавшему гондолу.

— Мы потеряли заднюю газовую камеру, — крикнул Эйоуюэль. — Убирайтесь все оттуда, чтобы я мог выпустить и переднюю.

Ничего хорошего это не предвещало.

— А как я спущусь отсюда? — Элси сумела задать этот вопрос Дугхаллу почти непринужденным тоном, свидетельствовавшим о ее тесном знакомстве с трудностями жизни и хорошем воспитании. Мысль о детях придавала ей силы и мужество даже сейчас, когда она оказалась на этом насесте высоко над головами всех остальных, на сиденье, которое отчаянно раскачивалось при каждом порыве ветра, грозя сбросить ее вниз вместе с ребенком.

— Мама! — завопил Лонар, прижимаясь к Алви, которая обнимала его и поглаживала по голове.

Из прежде служившего дверью проема в полу появилась голова Кейт. Увидев наверху Элси с младенцем на руках, она сказала:

— Держись крепче. Камера с газом разорвалась, когда мы задели за деревья, но Эйоуюэль скоро выровняет корабль. Только не пытайся спуститься.

Покрепче прижав к себе Ретхен, Элси кивнула, и Кейт вновь исчезла в кабине.

Вскоре где-то снаружи полилась вода.

— Выпускает балласт, — пояснил Дугхалл.

Задняя часть кабины начала медленно опускаться, так что все, кто был в гондоле, могли удержаться на месте.

Впрочем, ощущение того, что смерть недалеко, не оставляло Дугхалла вплоть до того мгновения, когда ноги его прикоснулись к твердой земле. И он был благодарен судьбе за каждый новый вздох и даже за каждый полученный синяк. Бегство из Дома Галвеев, трудный полет, опасная посадка — все это, складываясь вместе, означало, что он находится далеко от привычных ему мест и первые его действия здесь будут легко предсказуемы и вполне тривиальны. Богов пока можно не беспокоить просьбами дать совет.

Во тьме он направился к берегу моря и скоро обнаружил, что идет не один.

— Когда я повисла на этой кормовой веревке и аэрибль вдруг задрал хвост, мне подумалось, что на этот раз мне уж точно не выжить, — произнес в темноте женский голос.

Одна из посадочной команды, подумал Дугхалл и усмехнулся:

— Мне это тоже пришло в голову. Когда гондолу дернуло вбок, я едва не обмочился. Уже представилось, как всех нас выбрасывает в океан — прямо в воду в какой-нибудь тысяче лиг от берега.

— Сильно ушибся?

— Пустяки, несколько синяков. А ты?

— Вывихнула правое запястье и поэтому освобождена от участия в разгрузке: не могу ничего нести.

Они вышли на скалистый берег и остановились перед игравшей на волнах лунной дорожкой.

— А ты видел в своей жизни что-нибудь столь же прекрасное? — спросила женщина.

— Нет, — искренне ответил Дугхалл. — Не могу даже вспомнить, когда жизнь казалась мне настолько привлекательной.

В его руку скользнула ладонь: мозолистая, маленькая, теплая, крепкая… полная жизни. Прикоснувшись к ней большим пальцем, он сразу же ощутил давно забытое возбуждение. В его нынешнем молодом теле проснулся мужской голод, он притронулся к щеке женщины другой рукой и провел кончиками пальцев по приоткрытым губам.

— Мы остались живы. Потанцуем? — предложила она с негромким смешком, и Дугхалл вдруг понял, что лунный свет, отражавшийся в глазах женщины, заворожил его. Сбросив сапоги, они принялись танцевать на сыром песке, обнимая друг друга, постепенно замедляя движения, плотнее и крепче прижимаясь друг к другу, пока наконец не замерли, сознавая неизбежность того, что должно сейчас произойти между ними.

Не сказав ни слова, они направились к небольшой плоской скале, стоявшей вдали от морского прибоя. Она еще не рассталась с дневным теплом, и когда Дугхалл прикоснулся к ее поверхности, камень показался ему почти что живым. Он обхватил женщину за талию и поднял наверх, а потом залез следом за ней. Встав на колени лицом друг к другу, они раскрыли друг другу объятия и слились в поцелуе.

Живой! — пело его тело. Я жив, невредим и свободен!

Левая рука ее запуталась в завязках его брюк, и, потеряв терпение, Дугхалл сам распустил их и сбросил с себя. Каким неловким стало это движение… он и забыл уже, как раздеваются на открытом воздухе, забыл за все эти долгие последние годы, когда таинство близости с женщиной — если до этого вообще доходило — совершалось в опрятной спальне, где даже сама одежда создана для того, чтобы ее легко было снять.

С растущим пылом он и молодая воительница раздели друг друга, вновь обнялись, соединились и приступили к делу под мерный гул и шипение волн. Дети природы, они растворились в этом великом, счастливом удовольствии, охватившем и погрузившем их в беззаботное самозабвение. Похоть, страсть и чистое, исполненное благодарности счастье от того, что они чудом остались в живых, укрепляли их пыл, и когда, удовлетворенные, они разъединились, им хватило нескольких мгновений, чтобы вновь начать искать телесного ублаготворения.

И наконец, устав от своего занятия, любовники со смехом обнялись и сели на камне — лицом к уже сереющему на востоке небу. Женщина извлекла фляжку из кармана брюк и свинтила с нее колпачок. Сделав глоток, она передала емкость Дугхаллу. Тот последовал ее примеру; и восхитительный огонь доброго сондерранского ликера ожег его нёбо и согрел нутро своим теплым прикосновением.

— Смотри, — сказала она. — Солнце взойдет вон там. Восход — такое волшебное зрелище.

Они сидели на скале лицом друг к другу, уже накинув на себя кое-какую одежду. Небо сперва заалело, потом окрасилось в розовый цвет и, наконец, превратилось в оранжевое.

И в этот миг Дугхалл увидел, как чистейший зеленый луч вспыхнул над горизонтом и тут же погас, утонув в ослепительном блеске выглянувшего из-за моря светила, прежде чем он успел повернуть голову к своей подруге, чтобы показать это чудо и ей. Но она тоже видела зеленый луч. Охнув, она прошептала:

— Изумрудный луч предвещает удачу.

Эта зеленая вспышка вызвала в нем воспоминание о том дне, когда он прощался с Рененом, вспомнил он и слова напутствия, полученного от старшего сына. «Прежде чем годы возьмут свое, найди себе женщину и люби ее, — сказал тот. — Дерись, пей, танцуй… а на рассвете взгляни как-нибудь своими помолодевшими глазами на морские волны, чтобы увидеть зеленый луч, когда солнце поднимается из-за края воды».

В этот счастливый миг благое пожелание превратилось едва ли не в проклятие: за одну ночь он испытал все блага жизни, которых пожелал ему сын, кроме одного. И он почти не сомневался в том, что от неизбежной смерти его теперь отделяла лишь не состоявшаяся еще драка, его последняя битва с врагом.

Дугхалл поежился, разрушив тем самым чары этой ночи и этого блаженства. Женщина повернулась к нему с улыбкой, но в улыбке ее была и печаль.

— Какая чудная нам выпала ночь, — сказала она негромко. — Но теперь нас ждут дневные труды. Мне пора возвращаться.

Он кивнул и порывисто прильнул к ее губам.

— Такой ночи не было в моей жизни уже многие-многие годы, — прошептал Дугхалл. Погладив ее левую руку, он добавил: — Спасибо тебе. Быть может…

Он собирался сказать, быть может, это мгновение когда-нибудь повторится, но вовремя остановил себя. Мгновения никогда не повторяются. Сейчас они вернутся обратно, к аэриблю, и она вновь станет воином, а он одним из членов Семьи, которую она охраняет. И между ними не протянется тропка, по которой можно будет иногда ходить, ведь для дорожки этой нет места в мире, где они живут. Одну-единственную ночь они были равны — двое чудом выживших людей, радующихся жизни на скалистом берегу. Но восход солнца вернул их в привычный мир. Печально улыбнувшись, она ответила поцелуем:

— Я всегда буду помнить эту ночь. Всегда. Кивнув, он ответил комплиментом:

— И я тоже, моя красавица.

Он не стал спрашивать ее имени: его нетрудно будет узнать в самое ближайшее время, и когда оно станет известно ему, эта женщина навсегда поселится в его сердце. Но он никогда не станет называть ее имя вслух. Одевшись, они спустились со скалы и направились вдаль от берега — к сапогам, лежавшим у крайней отметки приливов. Они вытряхнули из обуви крошечных голубых крабов, устроивших себе там ночлег, со смехом обулись и неторопливо зашагали к аэриблю.

— Я знаю, что его здесь нет, — сказал Ян, — но дело не ждет. Куда он подевался?

Кейт в точности знала, где находился Дугхалл, знала и то, чем он занимался все эти ночные часы.

— Он скоро вернется. А что случилось?

— Алви попросила меня привести его к ней. То, что она узнала у дороги, не предвещает нам ничего хорошего. Алви испугана и ждет там же, у дороги. Она сказала, что может рассказать о том, что ей стало известно, но не хочет повторять это перед каждым в отдельности.

Кейт поднялась.

— Я схожу за ним, — сказала она, но идти ей не пришлось. Дугхалл уже подходил к лагерю, и улыбка еще не до конца сошла с его губ. Но в тот же миг Кейт с горечью увидела, как улыбка эта вдруг исчезла и печаль, проступившая в глазах Дугхалла, наполнила ее душу жалостью к дяде. Тем не менее Алви и ее новости — какими бы они ни оказались — ждать не могли.

Ян повел их обоих к дороге — к маленькой девочке, стоявшей на ней.

— Вот и мы, — сказал Дугхалл. — Что ты обнаружила, дитя мое?

— Идет беда, — ответила она. — И у нее чересчур много ног. Дорога кричит о муках умирающих и плачет по погибшим. Она говорит мне о страданиях, страхе и смерти, но не от болезни. Идет война.

— А откуда приближается война? — спросил Дугхалл. Кейт заметила, как сжались его губы; лицо дяди превратилось в маску спокойствия, однако она чувствовала исходивший от него запах страха.

— Оттуда, — сказала Алви, указывая на юго-восток. Туда, где находились вместе с войском сыновья Дугхалла.

— Что еще сказала тебе дорога? — спросил он. Голос его дрогнул, хотя он и попытался скрыть это.

— Можешь ли ты сказать, кто жив, а кто умер? Алви качнула головой:

— Все убитые незнакомы мне, и сейчас они слишком далеко от нас. Одиночные голоса утопают в общем шуме. — Помедлив немного, она продолжила: — Я могу сказать лишь, что многие бегут, спасая свою жизнь, а другие преследуют их. И ничего больше, кроме того, что они движутся прямо на нас.

Ян и Кейт обменялись взглядами.

— Это и есть то нападение, о котором ты говорил? — спросила Кейт дядю.

— Наверное, да, — ответил Дугхалл. — Так говорит мое сердце. И нутро тоже. Придется мне провести некоторое время за зандой, и когда я закончу гадание, все станет ясным.

Он направился к лагерю, а Кейт нагнулась и крепко обняла Алви:

— Как ты себя чувствуешь?

— Мне жаль, что мой отец не был хорошим человеком, — ответила та. — Но мне хотелось бы, чтобы он остался в живых и чтобы у меня был человек, которого можно любить.

— Я знаю. Мне очень жаль.

— Я пыталась уловить какой-нибудь знак от него, когда узнала, что к нам приближается война, — продолжила Алви. — Я хотела отыскать его душу… узнать, видит ли он меня. Ищет ли. — Слезы бежали по щекам девочки, и голос ее дрожал. — Я хотела убедиться в том, что он любил меня. Ведь он пришел за мной.

— Алви, за всю жизнь он не знал ничего лучшего, чем ты, — уверяла ее Кейт. — Он любил тебя. Я слышу внутри себя его голос и могу прикоснуться к его воспоминаниям. Ты занимала в его сердце особенное место. Его мысли о тебе были по-настоящему чисты и добры. Верь мне.