Дипломатия Волков. Месть Драконов. Отвага Соколов

Глава 4

Последние слова Хасмаля все еще звенели в нем самом чистыми отзвуками молитвенного колокола. Дугхалл, ты слышишь меня. Мне нужно больше времени. Я не закончил с делами.

Тело его мертво, и он знал об этом… Вуаль влекла его к себе подобно волне, слизывающей с берега сухие веточки. Свет, который наполнял душу Хасмаля, давал ему силы сопротивляться ее притяжению, и разум его оставался спокойным… он не испытывал чувства смятения и утраты, как бывает — он слышал об этом — с людьми, внезапно принявшими насильственную смерть. Он в точности знал, что именно произошло с ним. Криспин Сабир добил его. А Водор Имриш внял мольбе и ответил на нее. Будучи мертвым, Хасмаль понимал, что получил всего лишь небольшую отсрочку, чтобы покончить с оставшимися делами, и еще не зная, каким образом сможет завершить намеченное в своем новом состоянии, сознавал, что способен теперь влиять на события.

Он медленно поднимался вверх, ощущая напряжение, с которым дух его отделялся от плоти. Когда тело осталось внизу, он почувствовал себя сразу и легким и чистым. А потом его накрыла волна осознания ужасной утраты. Душа его тосковала по Аларисте, он знал, что никогда более не обнимет ее, не прикоснется к ее телу, никогда не поцелует ее в губы, не сольется с ней воедино. Последние слова, которыми обменялись они, навсегда останутся последними, последний поцелуй вечно будет последним. Мечтам о детях, о совместной старости никогда уже не сбыться.

Хасмаль надеялся на то, что души их смогут встретиться в Вуали, что они будут вместе и в потусторонней жизни или возродятся в других телах и сумеют вдвоем прожить новую жизнь. На это действительно стоило надеяться. Однако счастье текущего мгновения, этой жизни, этой любви навсегда осталось в прошлом.

Какое-то время он просто висел в воздухе, разглядывая свое мертвое тело, лежащее на столе, и скорбя душою. Сколько многого он желал еще испытать в жизни!

А затем он велел себе сосредоточиться. Водор Имриш предоставил ему этот последний шанс не для того, чтобы он оплакивал собственную смерть. Он был Соколом… он давал клятву служить добру, и пока он помнит себя как Хасмаля ранн Дорхана, сына Хасмаля ранн Халлеса, он обязан закончить свои земные дела, даже в таком, бесплотном облике.

Хасмаль был уверен, что Дугхалл услышал его. Он ощутил присутствие старого Сокола еще до того, как душа Дракона Дафриля была вырвана из тела Криспина. В равной мере Хасмаль не сомневался в том, что Дугхалл понял его намерение связать свою душу с миром живых, как это сделал сам Возрожденный, чтобы исполнить судьбу, украденную у него Драконами. Теперь ему оставалось надеяться, что Дугхалл найдет способ помочь ему, как помог Соландеру Винсалис, написавший для этого свои Тайные Тексты.

Хасмаль не намеревался становиться вторым Возрожденным — он совсем не был уверен в том, что Водор Имриш предназначил ему такую судьбу. Тем не менее бог свел его лицом к лицу с Дафрилем, могущественным Драконом, хваставшим перед ним, что это он, а не кто иной был создателем Зеркала Душ. А затем бог позволил ему увидеть Дафриля плененным, выброшенным из стоящего рядом с Хасмалем тела. И если законный владелец этой плоти, Криспин Сабир, убил его, можно было не сомневаться, что Водор Имриш допустил это не без причины. Не для того ли к нему пришла смерть, чтобы он мог обрести тот единственный облик, который позволит получить сведения, необходимые Соколам для окончательной победы над Драконами?

Водор Имриш не был богом войны и никогда не губил тех, кто служил ему, чтобы насладиться их смертью, как нередко поступали другие боги. Он не жаждал пролития крови и не мог радоваться ей; он не любил человеческих мук. Но Водор Имриш вполне мог использовать возможности убитого, как умел он использовать способности живого.

Криспин Сабир все еще стоял на том самом месте, откуда нанес Хасмалю смертельный удар. Хасмаль знал, что Криспин видит его; глаза Волка были обращены к той точке в воздухе, где плавал он, а дыхание его сделалось учащенным и неглубоким. Хасмаль ощущал страх Криспина, его вибрирующие токи.

Хасмаль обнаружил, что может перемещаться в любом направлении. Он медленно поплыл в сторону Криспина, не зная еще, что именно ему надлежит сделать, однако не сомневаясь в том, что именно Криспином ему следует сейчас заняться.

Волк буквально лучился магией и энергией, и, ощутив это, Хасмаль понял, что Криспин успел вобрать в себя энергию отнятой у него жизни. И когда Хасмаль направился к нему, тот без промедления атаковал его.

Чары, к которым обратился Криспин, должны были, по мысли Волка, стать оружием, однако, соприкоснувшись с Хасмалем в его нынешнем облике, они не причинили ему вреда. Напротив, они вернули Хасмалю украденную у него жизненную силу, укрепили его и сделали более чистыми его мысли. Однако заклинание, которое сопровождало этот поток энергии, рикошетом поразило Криспина, и ревхах со всей мощью обрушился на него. Удар этот ошеломил Криспина, приковал его ноги к земле. Хасмаль ощутил, как усилились исходившие от врага вибрации страха.

Он неторопливо приближался к Криспину. И в самое последнее мгновение Волк внезапно снова обрел власть над собственным телом и повернулся, чтобы бежать. Но Хасмаль уже окутал его облаком, и их души прикоснулись друг к другу.

Поток ощущений хлынул на Хасмаля, обжигая его обостренные чувства, вызывая духовную дурноту. Первое впечатление о душе Криспина можно было бы выразить такими словами: грязь… слой грязи на слое грязи, извращение и наслаждение извращением, ненависть на ненависти, смешанной с похотью, алчностью и жаждой власти. Каждая частица души Криспина извергала свои мерзкие желания бесконечным потоком… каждое отдельное воспоминание и лоскутки прошлого, рисующие очередное извращение, лишь увеличивали общую какофонию. Хасмаль попытался защититься от этого бесстыдного гвалта, но, находясь в новом для себя облике, не сумел оградиться экраном. Оглушенный и возмущенный хаосом, царившим в душе Криспина, он двинулся в глубь его разума, надеясь отыскать спокойный уголок, в котором можно будет без помех сориентироваться. Созданная им для себя тончайшая оболочка, впрочем, оказала воздействие на Криспина. Волк повалился на пол и застыл, лишившись чувств. Он дышал, и сердце его билось, однако хаос в мыслях улегся, и многочисленные конфликтовавшие в его душе голоса либо совершенно умолкли, либо перешли на шепот.

Хорошо уже и это, рассудил Хасмаль.

Он потратил несколько мгновений, пытаясь охватить целиком бурный поток мыслей, выделить из них те, что принадлежали Криспину, не обращая внимания на глубокие отпечатки, оставленные Дафрилем. Хасмаль понимал, что ищет алмазы в потоке вонючей грязи, но не сдавался. И бриллианты эти наконец начали попадаться ему.

Первый из них сообщил ему, что Криспин смертельно боится раскрытия секрета, который он таил не только от всего мира, но и от своих ближайших дружков: брата Анвина и кузена Эндрю. У Криспина был ребенок, дочка, рожденная женщиной по-настоящему небезразличной ему. Мать девочки оказалась замешанной во внутрисемейные интриги, и, узнав об измене, Криспин убил ее собственными руками. Однако он пощадил рожденное ими обоими дитя. Опасаясь, что кто-нибудь из членов его собственной Семьи или других Семейств сумеет воспользоваться ребенком как рычагом, чтобы воздействовать на него, он нанял для девочки кормилицу-няньку и отослал обеих в Новтерру. Все прошедшие годы он скрывал ребенка в городе Стоста на Сабиренском перешейке. Девочка находилась там до тех пор, пока Криспин не узнал о существовании Зеркала Душ и не решил сделаться богом. В тот день, когда «Сокровище ветра», корабль Ри, приблизился к Тысяче Плясунов и попал в его руки, он при помощи магии вложил в трех альбатросов желание полететь на ту сторону моря, снабдив каждого из них запиской, в которой потребовал, чтобы дочь вернулась домой и ждала его в доме, тайно приготовленном им для нее. Она не должна была пытаться самостоятельно отыскать его… он обещал, что сам придет за ней.

Увы, Дафриль овладел телом Криспина в тот самый момент, когда тот предвкушал обретение божественного достоинства. Он так и не испытал мгновения триумфа. Мечты, в которых он представлял себя царем и богом, приветствующим свое возлюбленное дитя в королевстве, отныне принадлежащее лично ей, так и не реализовались. Девушка находилась сейчас в Калимекке, в снятом для нее доме. Дафриль отметил ее приезд и приставил к ней соглядатая, который должен был обеспечить девушку всем необходимым и присмотреть за ней, пока он не найдет для нее подходящего применения. А до тех пор оставил ее в покое.

Криспин, получивший назад свое тело, и его дочь еще ни разу не виделись.

Хасмаль знал имя девушки, знал, где она скрывается, ему были известны и те тайные слова, которыми Криспин должен был убедить свою дочь в том, что перед ней находится единственный во всей Калимекке человек, которому она может довериться.

В темных и глубоких расселинах, оставленных в уме Криспина Дафрилем, он обнаружил воспоминания куда более странные. Воспоминания, которые потрясли его до глубины души. Дафриль и собрат его по имени Луэркас и были теми самыми чародеями, которые тысячу лет назад лишили Соландера жизни. Вдвоем они придумали механизмы машины бессмертия. Дафриль стал единственным предводителем Драконов в Калимекке, потому что во время долгого пребывания в Зеркале Душ с Луэркасом что-то случилось. Хасмаль обнаружил следы беспокойства Дафриля по этому поводу. Дафриль полагал, что Луэркас может пойти против него или предпочесть свою собственную выгоду. Мысль эта несколько смутила Хасмаля, однако он продолжил свои исследования.

Но самая удивительная находка поджидала его среди гнуснейших мыслей, оставленных Дафрилем. Дракон Дафриль некогда возглавил работу по созданию Зеркала Душ. Вместе с Луэркасом и некоторыми другими колдунами он изготовил этот предмет, когда Драконы начали подозревать, что в Войне Колдунов им суждено поражение. Дафриль знал смысл каждого знака, выведенного по краю Зеркала, знал назначение любого врезанного в него драгоценного камня, знал заклинания, действие которых Зеркало могло усилить и направить в нужную сторону.

И все это было известно теперь и Хасмалю.

Внезапно он с кристальной четкостью припомнил слова Говорящей, которую призывал в давно прошедшие времена… той самой, что вынудила его бежать из безопасного дома навстречу Кейт Галвей и его собственной судьбе. Говорящая тогда сказала ему: «Ты сосуд, избранный Возрожденным, Хасмаль. Твоя судьба — муки и слава. Твоя жертва вернет величие Соколам, и твое имя не забудут вовеки».

Быть может, среди полуправд и слов откровенной лжи, сказанных ею тогда, таилась единственная истина: если он поторопится и сумеет удержать в мире свою бесплотную душу достаточно долго, то сможет передать Соколам сведения, которые помогут навсегда избавить Матрин от Драконов, и вместе с тем предоставит своим друзьям способ управлять Криспином, возглавлявшим уцелевших Волков. Прежде чем уйти в Темный Мир, прежде чем его слуха коснутся приветственные напевы карай, он должен найти Дугхалла. И если Соколы узнают то, что известно теперь ему, можно будет сказать, что он прожил свою жизнь не напрасно — и не напрасна была его смерть.

Собрав воедино всю доступную ему энергию, Хасмаль нащупал нить, связывавшую душу Криспина со зрительным стеклом, в которое смотрел Дугхалл, и направился вдоль нее.