Дипломатия Волков. Месть Драконов. Отвага Соколов

Глава 27

Они сели на пол скрестив ноги напротив друг друга, разделенные чашей для крови.

— Мне уже незачем выпускать свою кровь в чашу, — сказал Дугхалл. — Я много раз проходил этой несложной тропой, и моя душа знает путь. Но тебе нужна связь.

Ри качнул головой.

— Если ты не смешаешь в этой чаше свою кровь с моей, я немедленно уйду. Я не доверюсь заклинанию, возведенному только на моей крови.

Дугхалл пожал плечами и, достав жгут и полый шип, быстра выпустил в чашу несколько капель собственной крови.

— Я не собираюсь обманывать тебя, сынок. Я просто хочу, чтобы ты понял, за что мы сражаемся и почему. Ты добиваешься Кейт, и каждое твое слово и каждый жест говорят, что ты с нами только из-за нее. Поэтому я и хочу показать тебе то, что заставило Кейт встать на тропу Соколов, общую для всех нас.

— Я сказал уже, что готов присутствовать на твоем маленьком представлении. Только не жди, что я всему поверю. — Ри уже держал в руке жгут и свежий, полученный от Дугхалла шип; наконец он накапал в чашу немного крови, потратив на это куда больше времени, чем привычно справившийся с этим делом старик.

После этого Дугхалл широко развел руки и приступил к речитативу на одном из древних языков. Вслушиваясь, Ри смог различить рифмы и устойчивые обороты, отметив, что язык этот находится в близком родстве с теми языками Древних, которые ему доводилось изучать. И тем не менее он не сумел понять ни слова. Впрочем, он уже начал ощущать действие заклинания, звучавшего в затемненной комнате.

Внезапно их охватил вращающийся вихрь… усиливаясь, он, сперва невидимый, вскоре обрел яркость. Оказавшись внутри этого вихревого кольца, Ри ощутил снизошедший на него покой. Окутавшая его тишина не была ни на что похожа, такого ему еще не приходилось испытывать за все время знакомства с магией… тишина эта обладала свойствами красоты и благородства, тогда как он всегда считал эти качества несовместимыми с колдовством. Находясь внутри мерцающей сферы, все еще подозревающий подвох, но уже потрясенный, он ждал начала представления, задуманного хитроумным Дугхаллом. Но старик предупредил его:

— Смотреть будет не на что. Закрой глаза, и я проведу тебя вдоль золотой нити.

Исполняя его веление, Ри зажмурился и обнаружил, что ясно «видит» золотую струну, выходящую из чаши с кровью и по спирали устремляющуюся на юг.

Он ощущал присутствие старика, но сейчас, внутри сияющей сферы, без свидетельств, предоставляемых зрением, Дугхалл вовсе не казался ему стариком. Он стал огромным, могучим как природная стихия и ужасающим — словно наползающая на побережье жуткая буря. Ри понимал, что этот шквал способен уничтожить все на своем пути, только не знал, станет ли он это делать.

Следуй за мной , приказал Дугхалл, продвигаясь к сердцевине сверкающего клубка, а потом вдоль нити. Ри обнаружил, что может идти за ним, и как только он оказался внутри клубка, нить повлекла его вперед с немыслимой скоростью. Он ничего не мог изменить, однако не ощущал испуга. Его окружала и наполняла собой любовь, становясь все сильнее и непостижимее по мере их приближения к ее источнику.

И вот они очутились там, где рождалась эта любовь. Ри ничего не видел, однако же не имел ни малейших сомнений в том, что происходит. На руках матери покоился новорожденный младенец, спокойный и тихий. Ри ощущал силу, исходившую от этого младенца, его магическое искусство, познанное и до предела отточенное мастерство… чары, над которыми властвовали любовь и милосердие. Надежда и вера в лучшее. Он излучал счастье, точно это было его внутреннее свечение, яркостью подобно свету солнца и ласковое, как танец ветерка на цветочных лепестках.

Младенец предлагал себя миру как дар. Новорожденный, он уже знал, что всю свою жизнь будет служить людям, учить их, звать к красоте, подобной той, внутри которой обитал сам. И Ри понял, что остров благого счастья вполне достижим. Побывав однажды там, он мог создать внутри себя похожую красоту, хотя буквально за мгновение до этого не мог даже представить себе, что подобное возможно.

Мы не влюбляемся, вдруг понял он. Счастье не сваливается на нас. И сочувствие не возникает на пути к чему-то еще. Мы выбираем узкую тропу любви, радости, милосердия, понимания и, следуя ею, уходим в сторону от широкой дороги ненависти, гордыни, властолюбия. Непохожие пути эти ведут в совершенно разные стороны, и тот, кто отдает себя любви, проживет жизнь, наполненную этим чувством, и навсегда забудет о ненависти.

А он-то подозревал Дугхалла в мошенничестве. Ри понял, что был полным идиотом. Никто из побывавших рядом с Возрожденным не станет тратить понапрасну время, стараясь хитростью сделать человека сторонником Соландера. Никакие коварные трюки не привели бы к тому, что происходило само по себе в присутствии Возрожденного.

У меня есть место для тебя , сказал Возрожденный.

И Ри ответил: Бери меня, я твой.

Здравствуй, друг.

Вскоре он ушел от этого умиротворяющего покоя и возвратился в собственное тело, в сумрак крохотной мастерской. Ри открыл глаза — он по-прежнему сидел напротив старика, а по лицу его струились слезы. Собственная реакция потрясла его… однако она была вполне понятна. Впервые в своей жизни он встретил искреннюю неподдельную любовь. Ему приходилось чувствовать со стороны других уважение или понимание, но только не любовь. Мать считала его нужной фигурой в игре, покойный отец видел в нем прежде всего наследника, который когда-нибудь займет его место и продолжит его труды, родственники рассматривали его или как потенциальную угрозу, или как возможного союзника. Но любви, счастья, сочувствия, надежды… им не было места в Доме Сабиров.

Возрожденный вернулся, чтобы изменить такое положение вещей. Он пришел научить людей любви.

Поглядев на Дугхалла, Ри стер слезы с лица.

— Я на твоей стороне, — сказал он. — Что бы ни случилось, какую бы цену мне ни пришлось заплатить, я буду с тобой. Теперь я понял.

Дугхалл кивнул и, перегнувшись над жертвенной чашей, обнял его.

— Я рад приветствовать тебя на нашей стороне.