Диверсант

Эпилог

Радостной и горестной стала встреча двух десантников, сражавшихся в тылу врага. Они часто бродили по улицам и площадям столицы. Надеялись: вдруг да встретят кого нибудь из своих однополчан, ведь они москвичи или подмосковные парни. Не может быть, что все они погибли там, в киевском десанте, вот ведь Анатолий выжил… Но проходило лето, и никто из боевых товарищей не попадался.

В августе сорок четвертого года их встречи становились все реже. Анатолий похудел и ослабел. Он таял на глазах. Невольно подумалось: не жилец. Не дождавшись очередной встречи, Григорий отправился к нему. Тот с матерью и сестрой жил в Подмосковье на станции Востряково Павелецкой железной дороги. Отец его погиб при бомбежке еще в сентябре сорок первого года.

Анатолий был слаб и беспомощен. Григорий немедля повез его в московский госпиталь на Пироговке, где его прежде лечили после тяжелейшего ранения, где хирург защитил его открытое сердце металлической пластиной. Проходили недели. Михеев проведывал его, они снова вспоминали десанты, бои, однополчан. Толик непременно спрашивал:

— Никого из наших не встречал? Никого?

Однажды он сказал:

— Как нам в голову не пришло съездить в наш военный городок? Ведь там-то должны все знать… Мне уже не добраться…

Анатолий скончался в сентябре сорок четвертого года. Григорий похоронил его на Востряковском сельском кладбище, а когда вернулся с похорон, вспомнил слова товарища: «Мне уже не добраться»…

На десятый день после похорон Михеев отправился в недалекий путь: пару часов пригородным поездом, а потом и пешим ходом. Конечно же, он сразу даже издалека узнал свой военный городок. Как-никак, а провел в нем без малого два года за вычетом пребывания в тылу врага. Уже издалека, даром что одним глазом, увидел он деревянные казармы, строевой плац, парашютную вышку, спортивную площадку… И у него забилось ретивое. Даже подумал: не попроситься ли прыгнуть с этой вышки… Да уж куда там калеке безрукому!

На контрольно-пропускном пункте нес службу молодой солдат, приблизительно его роста, но, видать совсем зеленый. Он с беспокойством оглядел пришедшего. То ли представил в этом инвалиде свое будущее, война-то идет вовсю. То ли подумал об изуверской хитрости фашистов. В газетах писали, что такие вот под личиной инвалида могут запросто проникнуть в закрытый гарнизон.

Григорий тотчас догадался о сомнениях молодого солдата и, не мешкая, предъявил ему свой паспорт, справку из госпиталя и даже студенческий билет. Боец усердно проверил документы и вызвал дежурного по гарнизону. Вскоре пришел незнакомый старший лейтенант, высокий, атлетического сложения. Михеев доложил ему, что служил здесь в такое-то время в такой-то воинской части. Разумеется, назвал только номер полевой почты. Хотел бы встретиться с однополчанами или хотя бы узнать их судьбу.

Офицер внимательно проверил его документы, задумался надолго и наконец вымолвил:

— Нет здесь такой части… Не имеется.

— Где же она?

— Не могу знать.

— Ну как же, — растерялся Михеев. — Быть может, кто-нибудь остался… Ну хотя бы из штаба… Может, из хозчасти… Кто-нибудь. Узнайте. Будьте добры…

Его волнение и, конечно же, весьма убедительный вид подействовали на молодого офицера:

— Ладно. Попробую. Подождите.

Ждал он недолго. Подошел пожилой старшина, которого Михеев сразу признал. Он служил на вещевом складе, у него получали обмундирование и обувь все десантники. И было известно, что он отличался острым взглядом и памятливостью. Взглянет и безошибочно определит размер шинели, куртки, сапог и ботинок. Глаз-ватерпас.

Подойдя к контрольно-пропускному пункту, тот недолго разглядывал посетителя и сказал:

— Было дело, ты у нас служил. Фамилию не припомню, а вот размеры и обмундирования, и обуви — пожалуйста.

И тотчас назвал все эти размеры. Спросил:

— Не ошибся?

— Не-ет. Все в самую точку.

— Хоть сейчас бы обмундировал, — и вздохнув, добавил с горечью: — Вот рукав придется укорачивать… Так что ты хочешь узнать?

— Где наши? Что с нашей частью?

— Ни-че-го… Ничего не знаю. Выбыли в октябре сорок третьего года…

— Может, хоть кто-то заходил? Или тут служит?

— Нет. Никто.

Вернулся Григорий ни с чем…

Шли годы и годы. Михеев успешно окончил институт, долго работал неподалеку от столицы в закрытой зоне, «почтовом ящике» — так подобные предприятия называли. Ездил он в далекие и долгие командировки в края северные и южные, восточные и западные. Только в заграничные поездки его не выпускали.

Григорий Михеев не раз посылал запросы в Подольский архив Великой Отечественной войны, где хранились документы боевых частей. Приезжал и сам в этот подмосковный городок. Спрашивал и переспрашивал о судьбе своей воинской части. И всегда получал ответ: такая в наших архивах не значится.

Менялись правители, менялись времена.

В первые годы после войны ее старались забыть. И далеко не все фронтовики носили свои боевые награды. Но вот пришло время, и на всю страну пронесся клич: «Фронтовики, наденьте ордена!». И ветераны стали искать друг друга, встречаться по фронтам, армиям, дивизиям, полкам. Отмечали героические события: великие битвы освобождения городов, областей, республик.

Собирались вместе и воины воздушно-десантных частей и соединений. Были среди них и десантники-диверсанты. Григорий Михеев старался не пропустить ни одной такой встречи: вдруг появится кто-то из его однополчан… Нет, никто не явился…

Настал 1995 год. Пятидесятилетие Победы над фашизмом, памятный всенародный праздник. В Москве собирались вместе тысячи и тысячи однополчан — пехотинцев, артиллеристов, танкистов. Встречались и воины-десантники.

Григорий Михайлович Михеев, которому в ту пору исполнилось семьдесят два года, побывал на этих памятных встречах. И снова искал своих однополчан. Но тщетно. Никого из них не встретил. И понял! Не встретит.

Нигде. Никогда.