Катя
Пробегав полдня по поручениям, наконец выдыхаю, получая долгожданный обеденный перерыв. Спустившись вниз, узнаю от оставшихся сотрудников, что рядом есть кафе, куда многие ходят, чтобы пообедать.
Сначала думаю не совершать такой опрометчивый поступок и не идти туда, где все, но в итоге решаю, что бояться мне нечего. Это они виновники, а я жертва. И прятаться больше не собираюсь.
Кафе расположено неподалеку. Небольшое, но уютное. У стойки собралась приличная очередь, и я занимаю свою.
На меня смотрят. Кто-то недружелюбно, кто-то разочарованно, другие со злостью. Как, например, Григорьев. Он не сводит с меня пропитанного яростью взгляда.
— Думаешь, у тебя есть шанс? — ехидно спрашивает возникшая будто из ниоткуда Настя, проследив направление моего взгляда.
— Что?
— Ты неинтересна Григорьеву.
— И слава богу.
— Смотришь на него, мечтаешь. Ты — никто.
— Спасибо, что сказала. Не знаю, что бы делала без тебя.
— Язвишь?
— Хочу избавиться от твоего ядовитого общества.
Она отворачивается. Достает телефон, делая вид, что появились дела. Моя очередь подходит не скоро, но когда это случается, заказываю имбирный чай и боул с лососем.
— Ваш чай.
Забираю стаканчик, собираясь подойти к стойке рядом и накрыть его крышкой, но его нагло выбивают у меня из рук. Так, что все содержимое выливается на меня.
Чай заливает блузку в районе груди, стекает по животу и оседает где-то на штанах. Горячо, но не обжигает. Надо отдать бармену должное, чай он делает комфортной для обливания температуры.
— Упс, — Настя прикладывает руку к распахнутым губам. — Не заметила тебя.
Ну, конечно!
Удар по руке снизу я прекрасно почувствовала.
Это не “не заметила”, это другое!
Вот что я сделала им? В чем вообще виновата? С чего заслужила к себе столь повышенное внимание? Моя воля, я б вообще… ушла.
Но не уйду!
Высоко задрав голову, забираю свой боул. Прошу пакет и приборы. Поем лучше не здесь, а в офисе. Но предварительно иду в туалет, где кое-как “высушиваю” блузку бумажными полотенцами.
Куртка, оставленная на входе, не пострадала. Забираю ее с вешалки, одеваюсь. В офисе прохожу на второй этаж прямо в ней.
В спину наверняка смотрят удивленно, но я не виновата, что понабрали на стажировку таких…
Даже не знаю, как назвать их. Гиены?
Ставлю пакет с обедом на стол, раздеваюсь. Зеркала здесь нет, но я и так знаю, что выгляжу ужасно, а сменной одежды нет. Не предполагала, что испортят имеющуюся, а стоило. Здесь вообще могут сделать что угодно. Надо приготовиться.
Аппетита нет, но я запихиваю в себя половину обеда. Так хочется бросить!
Хотя… кому я вру? Не хочется, конечно! Вынуждают. Настойчиво показывают, что мое место если и есть где-то, то уж точно не здесь.
И внимание Орлова к моим отношениям с Кириллом мне тоже не понравилось. Какая ему разница? Почему его это так интересует? И вопросы мне тоже не понравились. Видимся ли мы каждый день? Кем он мне приходится? От этого тоже веет… недосказанностью, хоть Роман Львович и заверил, что спрашивает, потому что его беспокоит общение взрослого мужчины с молодой девушкой.
— Катя! Та-а-а-ак, — сразу замечает мою блузку. — В кабинет ко мне. Живо!
Иду, конечно.
— Кто постарался?
— Случайность. Не проявила осторожность в кафе.
— Вот как. Сама, значит, вылила.
— Так и есть.
— Позволь прояснить, Катя. С клубом — это наказание им, а не помощь тебе.
— Я поняла.
— Планируешь быть терпилой?
— Я случайно опрокинула стаканчик с чаем. Сожалею, что приходится сидеть в таком виде, сменную одежду я не взяла.
— Если будешь терпилой, даже приближение ко мне не поможет, уйдешь ведь с курса сама, не выдержишь.
— Вы плохо меня знаете.
— Очень надеюсь.
— Я могу идти?
— Ты знаешь, при каких обстоятельствах вы получаете диплом от меня?
— В конце будет написанная самостоятельно статья. Тему вы скажете.
— Тему я не буду говорить. Вы пишете сами. Ищете интересные случаи, собираете доказательную базу и пишете разоблачение.
— Любые случаи?
— Неосвещенные до конца. Но можно пойти другим путем.
— Каким?
— Написать сенсацию.
— На любую тему?
— Почти. Возьми интервью у обвиняемого.
— Тоже ведь не у любого, верно?
— У кого-то, кто не давал интервью. Кто старательно отмахивается от них.
— Сдается мне, есть у вас на примете такой человек, я права?
Орлов кивает, вертит в руках телефон. Он будто сомневается, стоит ли мне говорить.
— Это твой знакомый, Катя.
— Кирилл?
— Ты знакома с его делом?
— Вскользь.
— Познакомься поближе, разузнай все, почитай статьи.
— Он никогда не давал интервью?
— Ни слова.
— И с чего вы взяли, что мне удастся его разговорить?
— Ты живешь с ним.
— Откуда вы…
Таких подробностей я ему не говорила, и сейчас мне не по себе. Он следил? Или узнавал?
— Просто знаю.
— Я не сделаю ничего, что может ему навредить.
— Кто говорит о “навредить”, Катя? Интервью с ним само по себе сенсация. Ты можешь написать статью, оправдывая его.
— Насколько я знаю, он и так оправдан.
— Да, судом, но людям нужно не это. Никто ничего не понимает. Он ведь правда оперировал под кайфом. Почему?
— Если я не возьму интервью, я ведь не получу диплом, да?
— Зачем так жестоко, Катюш… Но найти что-то такое же стоящее будет сложнее. И уговаривать тех, кого не знаешь… сама должна понимать. Даже мне не всегда удается.
— Я могу идти?
— Можешь. И вот, — достает из шкафа свою рубашку. — Надень. Завтра вернешь. В таком виде в офисе находиться нельзя.
— Спасибо.
— Подумай над тем, что я сказал.
Выйдя из кабинета, переодеваюсь.
Остаток дня я изучаю дело Кирилла. О нем я знала немного, в основном то, что рассказывал отец. Про несправедливость и невиновность.
Я воспринимала Кирилла хорошим человеком, готовым прийти на помощь в трудную минуту, но когда ищу информацию и читаю статьи, складывается впечатление, что он — вселенское зло.
“У жертвы некомпетентного хирурга осталась годовалая дочь”, — читаю очередной заголовок.
Статей, где бы написали, что все не так, как кажется, очень мало. Тех, кто Кирилла защищал, практически нет. Только обвинения.
Я не замечаю, как день подходит к концу, но сижу еще, выжидаю, пока все уйдут.
Выхожу с опаской. Кто знает, меня могут ждать за поворотом, но там, к счастью, никого.
Я спокойно добираюсь до дома. Пытаюсь открыть дверь ключом, но понимаю, что она закрыта изнутри. Звоню в дверь, слышу шаги.
Кирилл пропускает меня внутрь, отходит. Я разуваюсь, но мнусь с курткой. Под ней — рубашка Орлова, и мне почему-то неуютно. Но и стоять в пуховике, когда в квартире жарко — странно. Раздеваюсь, вешаю куртку на крючок.
— Это еще что такое? — надвигается на меня. — Почему ты в мужской рубашке? И чья она?