Дочь друга. Ненужные чувства (СИ)

Глава 27

Катя

— Снова ты здесь, — хмыкает женщина в летах, выбегая на перекур из больницы. — Не замерзла?

Ее зовут Жанна. Жанна Олеговна. Она работала у нас в клинике анестезиологом, но аккурат тогда, когда Кирилл загремел со скандалом, сменила место работы и жительства. Теперь живет в столице. Похорошела и похудела. По крайней мере, насколько я могу судить по фотографии, которую нашла в сети.

Вообще, я думала, что нужно будет придумывать причину и ехать домой, чтобы с ней встретиться, но все оказалось проще, когда выяснилось, что Жанна Олеговна перевелась в столицу. Как так вышло — непонятно. Особыми умениями она не отличалась. Не косячила, но и лучшим анестезиологом не была. Посредственная. Таких обычно в столицу в частные клиники не берут, а ее не просто взяли, а сами позвали. Разве не подозрительно?

— Вы не передумали со мной говорить?

— Мне не о чем, я уже говорила.

Она сказала мне, что ничего к тому, что уже было сказано, она добавить не может. Правда, когда узнала, по какому я поводу, скривилась и словно… испугалась. Собираюсь брать ее измором, у меня сегодня свободен весь день. На стажировке выходной, а у нее смена. Могу простоять здесь до завтра.

— Иди отсюда, нечего тут стоять.

Она докуривает сигарету. Смотрит на меня с сожалением и заходит в больницу.

Я отлучаюсь на несколько минут. Бегу в ближайшее кафе, чтобы купить булочку и кофе. Возвращаюсь, съедая все на ходу. И снова топчусь на месте. Хожу туда-сюда, чтобы не замерзнуть. Согреваюсь где-то спустя час. Жанна выходит снова. С сигаретой. На меня старательно не смотрит, но я ее пристально изучаю.

Папа учил меня изучать противника, подмечать детали. Вот я и подмечаю. Она, во-первых, слишком часто выходит, чтобы покурить. Во-вторых, на ней довольно недешевая одежда, но старая, не из новой коллекции. Я знаю, потому что подружки постоянно треплются и показывают мне картинки. Эти шмотки на Жанне я давно видела. Зарплата в этой клинике неплохая, но разве настолько?

Я очень хочу знать, что произошло тогда в клинике. Жанна — одна из основных свидетелей, она активно давала показания вначале и потом так же легко и быстро их изменила. Мне нужно докопаться до правды, потому что Кирилл не расскажет.

Я жду до вечера. Жанна выходит еще несколько раз покурить, а потом надолго пропадает. Около восьми я начинаю думать, что она вышла с другой стороны, и собираюсь уйти, но она неожиданно показывается в дверях. Сразу же находит меня взглядом, мотает головой и, вопреки моим ожиданиям, идет прямиком ко мне.

— Ты точно не из полиции? — уточняет, нахмурившись.

— Точно нет. Я просто… встречаюсь с Кириллом. Он рассказал мне все, но я не верю.

Хмыкает, молча слушая, но никак мои слова не комментирует.

— Думаешь, я скажу что-то другое?

— Он ведь не виноват?

Поджимает губы.

— Я не знаю, что он тебе рассказал.

— Вам и не нужно знать. Я хочу услышать вашу версию.

— Ты разве не видела суд?

— Другую версию.

Холодает. Жанна кутается в пуховик, застегивает верхние пуговицы и скептически смотрит на мою тоненькую курточку. Я так замерзла за время, пока ее ждала, что уже и не чувствую холода. На градус холоднее, на градус теплее, какая разница?

— А если ее нет?

— Вы бы тогда со мной не разговаривали.

— Давай зайдем куда-нибудь, ты вся окоченела, небось, на улице.

Тут неподалеку кафе, которое закрывается через час. Нам вполне хватит для непродолжительного разговора.

Оказавшись внутри, делаем небольшой заказ. Несмотря на то, что я голодная, беру только чай и небольшое пирожное.

Жанна долго не начинает. Молчит, уткнувшись в давно пустую чашку из-под капучино. Время неумолимо подходит к тому моменту, когда нас выпнут отсюда. Да и мне начинает звонить Кирилл. Переживает. Он знает, что у меня сегодня не рабочий день, а ушла я еще утром.

Ставлю телефон на беззвучный, смотрю на молчаливую Жанну. Мне задать ей вопросы?

— Что ты хочешь знать?

— Все, что тогда случилось.

— Это долго рассказывать.

— Я не тороплюсь.

— Понимаешь… Кирилла никто не воспринимал всерьез там. Его устроил на работу его отец. Вроде бы как в качестве хирурга, но такую работу ему никто не доверял. Кирилл, он… был способный парень, умный, только после обучения, полный амбиций и жажды работать. Но у главврача тогда был четкий приказ — не давать ничего серьезного. Ему даже раны шить не давали, понимаешь? Максимум — обработать порез.

— Хирургу?

— Да. Представляешь, как Кирилл злился? У них с главврачом каждый день были ссоры, но Семеныч у нас мужик стойкий, выдержал. Ну и Кирилл догадался со временем, что дело не в нем. В общем, он годился только на обработку ран, на диагностику у детей простуды. На такие дела, понимаешь, которые обычно хирургам не доверяют.

Это как взять меня уборщицей на телевидение или в издание. Я буду прозябать там за мытьем полов, хотя могла бы творить — писать статьи или составлять сценарий для выпуска.

— Кирилл терпел. После ссор смирился, требовать что-либо перестал. Нам… жалко его было. Мы не понимали, за что его отец так с ним, он ведь действительно мог работать, научиться, если ничего не умел, но ему и шанса не давали. Там требование было закопать талант на корню.

— И что дальше?

— А дальше… эта девочка. Кирилл остался на дежурстве, хотя он как бы и не должен был, потому что ему такого не доверяли, но все думали, что ничего страшного не случится. Он должен был остаться всего на час, но хирург задержался, у него сел телефон.

— Вы говорили, что в больнице был отец Кирилла.

— Его не было.

— Вы соврали, чтобы его выгородить?

— Да. Потом стали проверять, поняли, что, даже если бы и был, он бы не смог провести операцию.

— Но наркотики…

— Он правда употреблял, — кивает. — Все это знали, но знаешь… употреблять он начал тогда, когда понял, что ничего ему не светит. Лить перекись на раны можно и обдолбанным, разве нет? Отец его… сволочь, — выплевывает, но больше ничего не говорит, а мне бы хотелось послушать все, что она знает. Мне кажется, больше того, что уже рассказала.

— Как вы сюда перевелись?

— Наш главврач расстарался. У него тут брат двоюродный работает, у них анестезиолог уволился, и взяли меня.

Она рассказывает спокойно, без волнения, но я не могу избавиться от мысли, что врет.