Катя
— Это что? — отец кладет передо мной телефон с той самой открытой статьей.
Я сглатываю. Информация до меня, конечно, дошла быстрее, чем до него, потому что мне ее скинули еще тогда, когда статья не успела набрать обороты на новостных сайтах. Сейчас же ситуация такова, что информация разлетелась по сайтам, статью транслируют в новостях, а мне кое-кто даже пророчит великое будущее в журналистике, только вот статью я не дописала, потому что так и не смогла собрать необходимой информации. На очереди у меня должна была быть встреча с отцом Кирилла, правда, я совсем не знаю, как собиралась ее устроить.
А теперь все это полетело к черту, потому что кто-то взял мои заметки и опубликовал. Как есть, грязно, чуть подредактировав, чтобы было идеально, но указав при этом мое имя.
— Ты правда написала это? — спрашивает строгим голосом.
По коже ползут мурашки. Мне впервые так страшно. И боюсь я совсем не отца, а последствий для Кирилла. В статье описано все, что он мне рассказал. Про врачебные ошибки, употребление наркотиков, сожаление, которое я, правда, дописала уже сама, но предполагалось, что дальше… дальше будет продолжение, где я расскажу правду. Ту самую, которой не захотел со мной поделиться Кирилл. Ту самую, которую скрывали и продолжают скрывать те, кто с ним работал — и его отец в частности.
Я уверена, что эта правда отличается от того, что рассказал Кирилл. Я просто знаю это, и все. И я собиралась это написать. Вот-вот, буквально на днях, возможно, в ближайшую неделю, но точно скоро. А теперь статья вышла без продолжения. Заканчивающаяся, словно в насмешку, вопросом: “Так кто Кирилл Саенко — хирург от бога или палач?”
Господи. Как я могла это допустить? Как у Орлова, а я уверена, что это он, совести хватило это напечатать, когда он обещал, что печатать не придется?
— Катя!
Отец гремит по столу кулаком, смотрит на меня с яростью во взгляде.
— Да. Да, я это написала.
Я всегда хотела, чтобы папа увидел во мне что-то большее, чем просто свою маленькую доченьку. Мне хотелось доказать ему, что я способна в этой жизни на многое, что я могу за себя постоять, могу отучиться в институте, который нравится, могу получить работу. Но теперь оказывается, что “могу” слишком много. И я совсем не справляюсь, потому что я маленькая глупая девочка, заигравшаяся в крутого журналиста.
— Эта статья, Катя, приговор для него. Каким бы хорошим адвокатом ни был его брат, но даже он не сможет вытащить Кирилла после того, как тот фактически сам признался тебе в том, что сделал. И ты это напечатала. Он в курсе?
— Нет.
Отец ничего на мое признание не отвечает, но я и так чувствую, что недоволен. И это еще мягко сказано. Скорее, он в бешенстве, потому что не верит в виновность Кирилла. Я тоже не верю и никогда не верила. Ни в то, что он мог быть наркоманом, ни в то, что мог убить тех двоих. Ему это не нужно.
— Как ты могла, Катя?
Разочарование в голосе отца больно ударяет в душу. Мои оправдания — глупые и жалкие. Я ничего не знала, меня подставили? Я ведь сама оставила блокнот с записями на рабочем месте. Не специально, но мы так быстро собирались, что я попросту его забыла. А Орлов подсуетился, не теряя времени.
Взяв свой телефон со стола, выхожу из кухни. Жду, что папа меня остановит, но он будто теряет к моей персоне всякий интерес. Наверное, пытается понять, где именно свернул в воспитании не туда, что я выросла такой своевольной и беспринципной, что легко могу подставить человека, который оказал мне поддержку.
Выйдя на балкон, ежусь от холода, ведь вышла я в том, в чем сидела на кухне. Дрожащими руками набираю номер, с которого было множество пропущенных, но на том конце провода тишина. Никто не отвечает, и я звоню еще раз.
Уже вечер, конец рабочего дня. Уверена, что Орлов, может, и не отдыхает, но трубку не брать может себе позволить.
Наконец мне отвечают. Первое, что слышу — оглушающую музыку на заднем фоне и едва различимое:
— Погоди, выйду в место потише.
Я бы начала все высказывать уже сейчас, но терпеливо жду, пока Орлов выйдет куда-то, где сможет все услышать, ведь как бы мне ни хотелось высказаться, больше хочется, чтобы он слушал. Все до мельчайших подробностей, хоть и не исключаю, что он может бросить трубку на середине разговора. В конце концов, кто я такая, чтобы меня слушать? Обычная стажерка. Это он — акула журналистики. Популярный, успешный. Такому, как он, все сходит с рук, и неважно, сколько людей он для этого подставил. Я теперь верю даже в то, что тех парней вполне мог нанять он. Это подло, исподтишка и так ему соответствует. Жаль, что я раньше этого не понимала.
— Слушаю, — наконец говорит он.
— Я хочу встретиться, — произношу в трубку.
Пока он выходил, судя по всему, из клуба, я передумала говорить по телефону. Хочется лично, чтобы знал, что я о нем думаю. Чтобы в случае чего можно было отвесить пощечину, даже если после этого придется сесть за мелкое хулиганство. Я очень хочу сделать хоть что-то, лишь бы убрать разъедающее все внутри чувство вины.
— Завтра? Или ты хочешь прямо сейчас?
— Сейчас.
— Видела статью, да? Я немного подправил, но вышла бомба. Ты читала статьи критиков? К моему агентству теперь новый интерес, Катя. И к тебе, между прочим. Ладно, я заговорился, подъезжай к “Мармарису”, обсудим все. У меня для тебя есть предложение по работе. Сможешь жить и ни в чем себе не отказывать.
— Хорошо. Я сейчас приеду.
Кладу трубку и захожу в квартиру, растирая продрогшие плечи. Папа по-прежнему сидит в кухне, так что я быстро собираюсь. Переодеваюсь, набрасываю куртку.
— Ты куда?
— Мне нужно.
— Ты никуда не пойдешь, Катя, я не отпускал!
— Я взрослая, папа, мне не десять лет, я вправе сама за себя принимать решения. Если ты меня не отпустишь — я ни за что не буду говорить то, что ты мне скажешь, на суде.
Несколько мгновений молчаливо буравим друг друга взглядами. Я стойко стою на своем, не желая отступать. Я должна поехать, потому что меня подставили. Потому что мой папа считает меня подлой, а Кирилл… когда он увидит, что он подумает обо мне? Наверняка еще хуже, чем сейчас думает самый близкий человек, но я ведь не плохая, я всего этого не хотела. Я жаждала справедливости. Той, на которую никто не обращал внимания. Казалось, и сам Кирилл смирился с таким положением вещей. Смирился с тем, что его считали виноватым, с тем, что о нем говорили, с тем, что его отец вышел сухим из воды. Ну, почти…
— Иди, — отец машет рукой и уходит, позволяя мне быть самостоятельной и набить личные шишки. Я уверена, что сделаю именно это. Не на сто процентов, но на девяносто пять — точно.
Выбежав из квартиры, заказываю такси и еду к “Мармарису”. Сначала долго и упорно звоню Орлову, но потом захожу внутрь, потому что он не берет трубку. Осматриваюсь, пытаясь найти его среди вип-столиков, когда как раз звонит мой телефон. Я отвечаю сразу. Мы договариваемся встретиться на улице, куда я тут же направляюсь, и через пару минут туда же приходит и Орлов.
Он сходу начинает говорить о перспективах, о том, что хочет взять меня на работу, и о том, что читал отзывы многих знающих людей, и все они пророчат мне великое будущее. Еще вчера я бы безумно этому обрадовалась, но уже сегодня, когда вскрылась истинная натура Орлова, мне грустно. Оттого, что не поверила отцу. Оттого, что не стала слушать Кирилла. Он ведь предупреждал, да и не только он. Казалось, что всё вокруг было против моей стажировки, на которую я так сильно рвалась. А теперь думаю, зачем это все? Ради чего? Чтобы теперь один хороший человек сидел за решеткой?
— Я не буду на вас работать, — чеканю, когда появляется возможность вставить хоть слово.
— Не будешь? Тебя уже куда-то переманили?
— Нет, не переманили. Вы говорили, что не будете публиковать ту статью, вы обещали и сделали это без моего ведома, тогда, когда статья еще не была дописала. Вы это сделали, и я вас об этом не просила.
— И что? — равнодушно хмыкает Орлов. — Променяешь шанс построить карьеру на мужчину, которого едва знаешь? Ты, Катя, можешь далеко пойти, но тебе нужно принять решение.
— Я его уже приняла. Вы не нужны мне. И я сделаю все, чтобы дать этой статье опровержение.
Высказавшись, спускаюсь по ступенькам и останавливаюсь на месте, когда до меня долетают слова:
— Без репутации тебе никто не поверит. А я могу ее испортить так же быстро, как и поднял. Ты — никто, Катя. Без меня — никто. Все, что у тебя есть, ты получила благодаря мне, и если ты не будешь сговорчивой, я это все у тебя отберу.