Катя
— Почему именно этот случай? — доносится чей-то шепот справа. — Других не было? Что тут интересного и скандального?
— Это убийство. Разве об этом нечего написать?
Я хочу закрыть уши руками и сбежать отсюда, пока Орлов ходит вокруг трупов, рассматривает их и фотографирует. Не знаю, кто ему дал доступ, честное слово, но насколько я знаю, опубликовать эти снимки он не сможет. Впрочем, дело ведь не в публикации. Он будет на уровне полиции искать виновных.
На месте преступления мы проводим не очень много времени, но даже этого периода хватает, чтобы мне физически и, главное, морально стало очень плохо. Роман Львович отдает распоряжения, каждому что-то доверяет, а когда дело доходит до меня, преодолевает разделяющее нас препятствие и, подхватив меня под руку, тащит в сторону.
— Ты узнала их?
— Узнала.
— Плохи дела.
— Почему?
— Потому, Катя… Два дня назад мы с ними вступаем в драку, а теперь их находят мертвыми. Мы будем под подозрением.
— Вы поэтому это дело взяли?
— Хочу быть поближе, — кивает.
Не спрашиваю, а как тогда быть Кириллу? Прятаться? Убегать? На нем куда заметнее внешне отразилась потасовка.
— Нам нужно предупредить Кирилла?
— Нельзя, — решительно запрещает Орлов. — Если позвоним, то наверняка станем не первыми, а главными подозреваемыми. О том, что у нас была потасовка, я сообщу полиции сам. Заранее. Чтобы потом не возникало вопросов.
Киваю. Поворачиваюсь к группе, которая смотрит на нас с удивлением. Они все там хмурятся, нервничают, осматриваясь. Мы все на месте преступления впервые. Для нас все в новинку, это Орлов себя здесь чувствует как рыба в воде. Его кто-то даже знает. А мы тут так — толпа зевак, которую как-то пропустили за ленту.
— Сейчас Женя всех заберет. Мы с тобой идем к полицейским, обо всем рассказываем, что знаем и видели. Не расскажем — они узнают сами, и будут вопросы.
— Мы могли сюда не приезжать, — зачем-то говорю я.
— Могли, но мы ведь ни в чем не виноваты, верно? Так что нам скрывать? Или…
Я не знаю, что подразумевал Орлов под “или”, потому что нас отвлекают. Сначала ребята, затем полицейские.
Все дальше происходит очень быстро. Разговор с представителями правопорядка, как мне показалось, заходит не в то русло. Орлов диктует адрес Кирилла, дает его номер телефона. Это нормально? Так и нужно? Я понятия не имею, как правильно. Я учусь на журналиста, а не на юриста и во всех этих тонкостях мало что понимаю.
— Почему, говорите, была драка?
— К девушке ребята пристали.
— К этой?
На меня изучающе третий раз за день смотрит несколько пар глаз, и мне это категорически не нравится. А еще не нравится то, что группа наша уехала. Одному богу теперь известно, кем они меня считают, раз Орлов пожелал, чтобы я осталась. Им, разумеется, никто ничего рассказывать не стал.
— Я вам уже рассказывала, как все было, — говорю устало, потому что нам действительно задают одни и те же вопросы по третьему кругу.
Подозреваю, что это такая тактика — усыпить бдительность, чтобы человек прокололся и рассказал всю правду. Уверена, она даже рабочая, но я ведь ничего не придумываю, рассказываю, как все было. Вываливаю как на духу!
Приходится снова и снова повторять одно и то же. Я чувствую себя заведенной игрушкой, которая исполняет одну-единственную мелодию, потому что на другую не способна.
Когда нас отпускают, я не могу поверить своему счастью. Быстро поднимаюсь, иду за Орловым в приподнятом настроении, хоть и замечаю, что он явно не разделяет моего воодушевления. Хмурится, вертит в руках телефон, глядя на темный экран, и будто думает, стоит ли кому-то звонить.
— Что думаешь?
— А что должна?
Я правда пока не понимаю, как тот факт, что мы были на месте преступления и видели трупы, может отразиться на крутой статье. В какой момент Орлову в голову приходят эти гениальные названия и пласты текста? А интервью… они у него вообще выше всяких похвал! Может, он так вдохновляется?
— Например, почему эти парни оказались здесь.
— Судя по образу жизни, который они вели, это вовсе не удивительно. Точно так же, как ко мне, они могли пристать к любому другому человеку.
— За такое не убивают, Катя.
— А за что убивают? Мне кажется, и за меньшее могут. За несколько купюр в бумажнике и за “просто так”.
Роман Львович ничего не отвечает, глядя на меня как-то хмуро.
— Как устроилась на новом месте?
— Хорошо.
— Ты выглядишь шокированной.
Об этом мы говорим, пока идем к припаркованному автомобилю. Я полностью погружена в свои мысли. Думаю о том, что случилось. О том, сколько я мечтала попасть к Орлову на стажировку и что, вообще-то, я должна быть очень довольна, но на деле… на деле у меня не получается почему-то радоваться. Такое ощущение, что я попала как раз туда, куда отец столько времени просил меня не лезть и даже не думать в этом направлении. Впервые начинает казаться, что папа говорил это не просто так, а с целью меня предостеречь, правда, я пока не понимаю, от чего именно.
— Ты меня слушаешь вообще?
Слова Орлова долетают словно сквозь толщу воды. Я выныриваю из своих мыслей, киваю рассеянно, а затем мой взгляд цепляется за знакомую фигуру. И как бы мне сейчас хотелось, чтобы этой фигурой был Кирилл, а не мой отец, который стоит буквально в паре метров. Он меня не видит. С кем-то разговаривает, а я лихорадочно думаю, как спрятаться так, чтобы не привлекать к себе внимания. И пока думаю, папа поворачивается в мою сторону. Его лицо вытягивается, глаза округляются, а губы раскрываются в попытке что-то сказать, но он так ничего и не говорит, но решительно шагает к нам. И теперь идея просто сбежать больше не кажется мне такой бредовой, как в самом начале.