Дом для демиурга Том 2: Pеальность сердца

6. Собра - окрестности Собры

Фиор, обреченный сидеть напротив герцога-регента Скоринга, не только внимательно слушал, о чем говорится на первом в его жизни заседании королевского совета, но и постоянно думал о двух вещах. Первая была чистой шуткой - за что же Реми так невзлюбил двоюродного брата, что посадил его за один стол с такой приятной компанией. Какая вина стоила подобного наказания? Вторая - куда серьезнее: что понадобилось сделать регенту с королем, дабы тот согласился с выбранной Скорингом кандидатурой второго советника?..

В глазах Араона огненной стеной полыхала чистейшая, незамутненная ненависть; но он молчал. Молчал и терпел.

- ...и конфискация короной родовых владений всех, уличенных в ереси и отказавшихся пройти очищение, - закончил излагать свой проект Скоринг.

- Не кажется ли вам, господин герцог-регент, что после этого указа мы не найдем на западе ни одного нераскаянного еретика?

- Господин герцог Алларэ, это тот исход, о котором я ежеутренне и ежевечерне молюсь.

Архиепископ Сеорийский Лонгин, сегодня впервые занявший место покойного Марка, пожевал губами и упрямо выдвинул подбородок. Широкая борода лопатой гневно встопорщилась.

- Веру в товар рыночный превратить желаете? - поднялся со своего места Лонгин. Не везло королям Собраны с архиепископами Сеорийскими... - Ради выгоды забываем ее, ради выгоды возвращаемся?! Гнева Сотворивших бояться перестали? Не примут храмы богохульников, только прикинувшихся невинными!

- Благодарю, ваше высокопреосвященство. Ваша проповедь весьма своевременна. А я ведь, кажется, только что закончил зачитывать законопроект... - досада в голосе Скоринга была наигранной, а вот герцогу Алларэ он кивнул вполне искренне и с благодарностью, от чего Фиор поежился. - Еще раз повторяю: уличенных в ереси и отказавшихся пройти очищение. То есть, каждого владетеля мы обяжем исповедоваться брату одного из орденов. Обнаруженные тайные еретики будут поручены заботам Блюдущих Чистоту и Бдящих Братьев. Однако ж, принуждать мы их не станем. Последователи ереси истинного завета проповедуют благо нищенства, так Противостоящий им в помощь!

- Сколько же получит донесший на тайного еретика? - спросил Фиор, до утра читавший "Дело славы", историю тамерских орденов.

- Мне казалось, мы не в кесарии Тамерской? - ай да регент, ай да жоглар! Изобразить этакую растерянность вперемешку с удивлением... Надо понимать, библиотека у него не хуже, чем в особняке Алларэ. - Итак, ваше высокопреосвященство?

- Благословляю, - буркнул Лонгин.

- Ваше величество? - повернулся регент к королю Араону. Тот, по своей вечной привычке, считал лишь ему заметных ворон и даже не сразу соизволил кивнуть.

- Объявляю заседание закрытым, - еще минут пять спустя опомнился король и поднялся.

Второй советник короля герцог Алларэ поднялся следом и, как полагалось, стоя дождался, пока сводный брат покинул Золотой кабинет. Напротив стоял герцог-регент. Фиор присмотрелся к нему повнимательнее. Зрелище Скоринг представлял занимательное: смесь предельной усталости и крайнего торжества отпечаталась на лице странной гримасой, так что оно представляло собой жогларскую маску Двуликого, где левая половина плачет, а вторая смеется.

Можно ему было даже позавидовать: вот же достойный пример для подражания, благородный человек, посвятивший себя служению отечеству, не жалея сил. Скоринг и держался, как этот самый пример для подражания, образец государственного деятеля и ревностный радетель за благо державы. Осанка, платье, выражение лица, достоинство в каждом жесте...

Словно в ответ на слишком пристальный взгляд герцог Скоринг чуть подался вперед и сказал:

- Не согласитесь ли уделить мне полчаса?

Не украшай руку Фиора кольцо, еще недавно принадлежавшее Реми, он мог бы пожать плечами и ответить: "Мне не о чем с вами разговаривать, господин герцог...". Теперь же подобное было непозволительной роскошью.

- Если в этом есть необходимость, - герцог Алларэ расправил плечи и прикусил изнутри губу: рана еще давала о себе знать.

За девятину, проведенную во дворце, его коридоры и переходы не стали для Фиора знакомыми - слишком уж он был велик. Заново отстроенное крыло пока еще отделывали, двор помещался в противоположном. Здесь же находился и кабинет регента; герцог Алларэ знал, что в нем Скоринг только работает, ночует же дома, пренебрегая просторными покоями.

Кабинет показался Фиору отменной подделкой. Если правду говорили, что по обстановке можно судить об ее владельце, то герцог-регент воспользовался этим поверьем, чтобы разыгрывать гостей. Темноватое, несмотря на высокие окна, выходившие в сад, душное и тесно заставленное старомодной мебелью помещение. Тяжелые кресла на крученых ножках, пузатые шкафы с тусклыми стеклами, завешенные пестрыми тамерскими коврами стены... словно Скоринг распорядился стащить в свои апартаменты все старье из дворцовых запасников. Мебель казалась пыльной и потертой. Затхлый запах, даже мышами пованивало.

- Наследие отца, - объяснил герцог-регент, хотя вопросов Фиор не задавал. - Я ничего здесь не менял.

- Вас не тяготят воспоминания? - не удержался Алларэ.

- Нисколько, - открытая широкая улыбка. - Они помогают мне принимать решения, как и эта обстановка. Символично, не находите?

Гость еще раз поежился и вспомнил покойного Фадруса Скоринга, королевского казначея. Благообразный старик, солидный и неразговорчивый. Какие же мыши гнездились под крышей его семейства?

Действительно, символично. Герцог-регент в новом, с иголочки кафтане, в новомодной рубахе с белейшим кружевным воротником, особенно ярком на темно-синей ткани, свежо благоухающий бергамотом - в этой пыльной кладовке...

- Пожалуй, - кивнул Фиор, еще раз думая о том, что Скорингу играть бы на сцене; а еще лучше - ставить пьесы. Он так хорошо умел выбирать тон занавеса и костюм актера... а позы, жесты, тон - директору огандского королевского театра впору удавиться от зависти!

- Мы с вами оказались союзниками, господин герцог Алларэ. Интересы наши, как я понимаю, совпадают, - ну и что должна знаменовать эта жесткость в голосе? Фиору с каждой минутой делалось все забавнее. - Процветание Собраны и укрепление королевской власти.

- Воистину так.

- Я очень рад, что ваш предшественник сделал настолько разумный выбор и должность второго советника принадлежит именно вам.

- Я польщен, господин герцог-регент.

- Надеюсь, что скоро вернется герцог Гоэллон, и королевский совет будет заседать в полном составе.

- Я тоже на это надеюсь. - "Какая содержательная беседа! Скоро ли пройдут полчаса?.."

- Я слышал, вы хорошо фехтуете?

- Смотря с кем. - Фиор в упор посмотрел на регента. - Иногда мне удается преподнести сюрпризы переодетым похитителям.

- Я слышал об этом прискорбном происшествии, - кивнул Скоринг. - Еретики порой позволяют себе неслыханные дерзости. Покуситься на особу королевской крови... И это уже не в первый раз!

- Да, в Брулене ваши вассалы позволили себе нечто действительно неслыханное.

- Вы же знаете... - ах, эта улыбка ребенка, несправедливо обвиненного в краже варенья из запасов экономки. - Я возглавил род несколько позже этих печальных событий.

- Итого, - как приговаривал Элграс, запрыгивая на очередной снаряд - "пропадай, моя карета - нынче едем под откос!". - В попытке похищения его высочества виноват ваш покойный батюшка, на меня нападали еретики, они же подорвали дворец... а кто же отравил Анну Агайрон?

- Ваш сводный брат. Теперь вы спросите меня, кто отравил герцогиню Алларэ. Отвечу - я. Надеюсь, вы способны просчитать, что было бы, вскройся роль Араона в этом деле. Кто-то бы повторил судьбу севера - Брулен и Скора, или Эллона с Алларэ. Вам что больше по вкусу?

"Никогда не садись играть с шулером", - давным-давно сказал ему Эмиль. Лет десять назад, наверное... стоило выучить этот урок получше.

- Вы ведь хотели разговора начистоту, господин герцог Алларэ? Ничего не имею против. Чем меньше между нами будет недомолвок, тем лучше, - улыбнулся Скоринг.

"Зачем?! Моя клятва на Книге, расследование - и вот печальный конец короля Араона III, которого запомнят, как Короля-Отравителя. Зачем он отдал мне свою единственную опору?!"

- Позвольте дать вам совет, господин герцог Алларэ. Удивляясь, хотя бы пытайтесь сохранить на лице бесстрастное выражение. Иначе вы побуждаете отвечать на ваши вопросы.

- Надеюсь, что так, - Фиор улыбнулся в ответ.

Покровительственная улыбка довольно быстро слиняла с широкого лица Скоринга; на смену ей пришел слегка рассеянный взгляд хорошего фехтовальщика. Так глядели на окружающих Эмиль Далорн и Реми. Второй советник его величества насторожился. Вот теперь можно надеяться на настоящий разговор, разговор-дуэль... только бы не пропустить удар!

- Как поживает граф Саура?

- Прекрасно. Правда, боюсь, он не вполне оценил вашу заботу.

- Не сомневался, - кивнул регент, потом поднялся и подошел к массивному бюро, открыл верхний ящик - тот протестующе скрипнул. Скоринг вытащил продолговатый ларец. Сквозь прорези в моржовой кости с Хоагера, пожелтевшей от времени, виднелся скрученный лист белой бумаги; на таких писали королевские указы. - Передайте это ему и барону Литто. На добрую память. Хотя... нет, пожалуй, это свадебный подарок для вашего вассала. Решите сами.

- Что это?

- Ларец не заперт, прочтите. Надеюсь, вы узнаете почерк отца.

С отвращением открыв легкую крышку, Фиор вытащил слегка помятый лист и принялся читать. Почерк действительно был отцовский; и почерк, и подпись, и личная печать внизу - пожалуй, это не подделка.

Что ж, иногда приходится многое узнавать о людях уже после их кончины. Из документа, собственноручно написанного - и судя по размашистым росчеркам и брызгам чернил, отец был весьма раздражен - королем Ивеллионом II, следовало, что его величество приказывает господину коменданту Скорингу разыскать и тайно казнить барона Литто, графа Саура и девицу Къела во исполнение королевской воли.

Подписано было в пятую седмицу Святой Иоланды.

- Почему отец это написал?

- Потому что без королевского листа я это делать отказался. Прежний же глава королевской тайной службы, увы, находился в Шенноре. Король вознегодовал - но начертать изволил, - развел руками Скоринг. - Кстати, я хотел бы видеть на постах казначея, верховного судьи, начальника канцелярии и первого министра кого-то по вашему выбору. Как и было условлено, господин герцог Алларэ, как и было условлено...

- Благодарю, постараюсь сделать выбор как можно быстрее.

- Это очень любезно с вашей стороны. Простите, господин советник, но через четверть часа я должен принять министров.

Фиор поднялся. Ларец он держал в руках, осторожно, словно тот был смазан ядом. Так, наверное, и было. Графу Саура будет интересно узнать, что ему не лгали, говоря о подосланных королем убийцах. Узнай отец, что Скоринг его ослушался - отдал бы приказ другому, и нашелся бы преданный слуга его величества...

Все это нужно было обсудить с Реми, безотлагательно. Ни одно из составленных ими представлений о герцоге-регенте не оказывалось хоть сколько-то похожим на правду. Скоринг был здоровенным сундуком с сюрпризами, и Фиор точно знал, что до дна еще далеко.

Четверо годились, чтобы кровью своей проторить путь Господу; но двое были запретны, следы третьего затерялись, четвертый же возвысился. Дитя проклятого рода, отродье узурпаторов - теперь его охраняли вдвое надежнее, но и крепко защищенные дома он покидал куда чаще. Дважды проповедник, затерявшись в толпе, следовал по пятам за выбранным в жертву, и оставался незамеченным. Бдительные воины, окружавшие его, следили за проулками и крышами, за людьми на площадях и даже друг за другом, но глаза их искали опасность явную, зримую. Вооруженную засаду, затаившегося стрелка, подкрадывающегося убийцу с отравленным кинжалом.

Доспехи прикрывали его тело, но есть оружие, от которого не спасет ни один страж.

- Ты получишь тысячу сеоринов. Только за то, что в условленный час впустишь двоих через калитку на заднем дворе. Впустишь - и тихо уйдешь.

Простак, сидевший перед вестником Господа, уже жадно внимал каждому слову. Он шарил глазами по телу проповедника, пытаясь угадать, где у него спрятано столько монет. Примеривался к поясу, и тут же отводил взгляд. Это человеку в одежде небогатого купца нравилось. Дурак не думал о верности своему господину, не опасался быть пойманным, он решал - не ограбить ли глупца, пообещавшего ему такую кучу денег, о которой даже слуге из богатого дома мечтать не приходится, столько за всю жизнь не накопишь.

- Я дам тебе сто монет. Все, что у меня есть с собой. Не вздумай за мной следить, я не один. Решишь обмануть - потеряешь и то, что есть.

Замусоленный кожаный кошелек лег на стол. По виду такой мог бы быть набит мелочью, сеоринов десять, не больше - но в нем лежали монеты по пять сеоринов, новой чеканки, с профилем короля Араона. Два десятка блестящих, тяжелых, золотых дисков. Презренный металл, ради которого дураки готовы совершить все, что угодно.

Пара человек оглянулась на легкий стук. Звон денег, даже приглушенный грубой кожей, здесь всегда распознавали. Проповедник не волновался. Купец расплачивается с приказчиком, эка невидаль. Трактир не назовешь хорошим, но средь бела дня здесь никаких черных дел не творится.

Широкая лапа сгребла кошелек со стола, припрятала в подшитый изнутри к добротной серо-черной куртке карман. Проповедник смотрел ему в глаза, и видел насквозь. Беден, почти нищ, хоть и отъелся в последнюю девятину. Туповат, одна мечта - жениться поскорее. Наплодить таких же глупых корявых детишек, живущих, как мерин у крестьянина: сначала пашешь, потом жуешь сено в стойле. Такому говорить об истине и воле Истинного Творца бессмысленно, не поймет, а то и с перепугу кинется к монахам доносить на еретика.

Деньги он взял, но может и обмануть. На этот случай проповедник приготовил кнут, впридачу к прянику. Скотина и есть скотина - за послушание ее надлежит гладить, за провинность сечь.

- Предашь - в тот же день получишь голову своей девки, - добавил человек в купеческом платье.

- Да ну?

Вместо ответа проповедник положил на стол дешевую серебряную цепочку. Кулончик с необработанной бирюзой был приметный, второго такого не найдешь: камень напоминал голубя, сунувшего голову под крыло.

- Помнишь, на шее твой подарок носила. Мой человек снял, а она и не заметила. Прямо с шеи снял. Так и голову снимут, а девка-то и не заметит.

По рябой широкой роже пробежала дрожь. Невесту свою детина любил - как только умеют любить подобные ему. Значит, даже если к вечеру решит покаяться перед хозяином, ночь подумает, а к утру опомнится, побоится.

- Не предашь - к концу девятины свадьбу сыграете, денег хватит. Лавку откроешь, заживете.

Страх и жадность - надежная веревка, и дурак просунул голову в петлю. Обрадовать невесту нежданным богатством он, может, и успеет, а вот всему остальному не бывать: прежде, чем мордатая деваха пошьет свадебное платье, мир вздрогнет под пятой Господа Фреорна, и подобные этому едва ли спасутся. Такие Создателю не нужны.

Рябой еще раз почесал шею, покрытую жестким рыжим волосом, потом кивнул. Лишней радости в нем не ощущалось, оно и к лучшему: могли бы заметить, что работник только что в пляс от неведомой радости не идет, полюбопытствовать, в чем причина. Врать он не умеет, значит, тряхни за шкирку - и расскажет. Так же продержится несколько дней.

Потом верный донесет, когда ждать прибытия назначенного в жертву, Господь даст своим слугам сил, и свершится.

Проповедник проследил за уходящим дурнем, допил дешевое винцо, щелкнул по латунному кубку. В доме изменника даже на столе у слуг было лучшее, и посуда дороже, но пил переодетый купцом лишь для того, чтобы не обращать на себя внимания трактирщика. В городе, что основал первый король, вино пили все, и подавали его в каждой харчевне - кто пил подороже, кто поплоше, но соблюдавших трезвость не находилось. Тушеное с овощами мясо было достаточно сытным, чтобы удовлетворить нужду тела и достаточно пресным, чтоб не отвлекать себя чревоугодием.

Возле стойки толпились мастеровые, эти хлебали не вино, а пиво. Проповедник еще помнил времена, когда пиво варили лишь в деревнях, в городах про него и не слыхали, а, понюхав мутную пенистую жидкость, воротили носы, словно от свиного пойла. Но уже лет десять как хитрые кабатчики приучили бедноту к дешевому вареву из ячменя и солода.

Мастеровые стучали высокими кружками по стойке. Еще одна примета перемен - не так давно пиво пытались пить, как вино, из стаканов да кубков. Потом кто-то выдумал эти кружки, сперва простые, потом и украшать их начали - расписывать, лепить причудливые ручки.

Проповедник на краткий миг ощутил, насколько же он стар. Шесть десятков лет прошли в служении Господу, и десяток - в застенках проклятых гонителей; его называли нераскаянным, терзали проповедью и постом, принуждали к молитве лжебогам и покаянию. Когда же он каялся - на словах, ибо это невозбранно для слуги Истинного Владыки, - монахи, походившие на злых рысей, с горящими зеленым огнем глазами, смотрели ему в душу, и говорили: "лжет, чтобы освободиться". И вновь начиналась пытка. Одно пребывание в монастыре уже было пыткой, ибо земля, пропитанная силой узурпаторов, жгла ноги, пол, на котором он спал, казался утыканным гвоздями, а пища - горьким пеплом.

На восьмой год Господь заметил его верность и вознаградил, послав откровение. Серебряный луч его благословления проник и через оковы проклятых богов. Слуга Создателя научился раздваивать свой разум. Первый, живший в теле, помеченном печатью на лбу, искренне каялся, истово молился и просил лишь об одном: отпустить его, чтобы он смог вернуться к своим почтенным родителям, пасть перед ними на колени и искать прощения, пока Сотворившие не забрали отца и мать к себе - чтобы не ушли они, скорбя о впавшем в ересь сыне, когда-то ушедшим с бродячим адептом Истины. Раскаявшийся сын литских владетелей мечтал воссоединиться с родителями и быть им верной опорой в старости.

Второй же, сохранивший веру во Владыку Фреорна, засыпал, окукливался гусеницей по осени, и наступило время, когда и злые взгляды не смогли его распознать, нащупать, растревожить.

Первый потом сгорел, словно мотылек, уступив место второму. Помогли братья по вере, проведшие мнимого отступника через обряд отречения от ложных богов.

Как давно это было, подумал сидевший за столом человек, потом невольно огладил котарди из тонкой шерсти, пробежался пальцами по ряду костяных пуговиц. Одетых так же, как он - неброско, немарко, но не без солидности, - в трактире набрался бы добрый десяток. Хорошо. Не стоит быть заметным. Среди купцов будь купцом, среди нищих - нищим, - так его учили давным-давно наставники, - и пусть лишь взгляд Создателя видит тебя в наготе веры.

Ему же, превзошедшему и наставников, в награду будет дан целый мир.

Дождавшись сдачи с золотого и тщательно пересчитав ее, купец вышел во двор, повременил, пока не почувствовал за спиной спутников. Нанятый им предатель не обманул, ушел и не попытался проследить. Проповедника это не удивило: слуге Истинного Творца часто сопутствовала удача, незримая опека Господа, верная и вдыхавшая силу в каждое его начинание.

Верное начинание. За ошибку с воином он был наказан изменой, ибо с самого начала выбрал ложный путь. Положился на того, кто был недостоин, кто лишь притворялся слугой Владыки Сущего, чтобы вознестись повыше.

Вспомнив, как лжец и отступник внимательно слушал, задавал вопросы, пытался своим изворотливым умом постичь откровение Господне, проповедник сплюнул себе под ноги. Стоило ли терять время, ища опоры в подобном недостойном?..

Стоило, решил он чуть позже. Хотел того подлый отступник, или нет - все едино он послужил Создателю. Не делом, так золотом, которого не считал. Должно быть, думал откупиться - но ни одна монета не пропала даром. Их хватит и на подкуп рябого детины, и на многое другое.

Остаток же после пришествия Творца можно будет расплавить и влить ему в глотку: пусть нахлебается досыта проклятого металла!

Уладив одно дело, проповедник не остался почивать в праздности. Служение Господу было нелегким делом, ни минуты покоя не знали его верные слуги. Сделав последний шаг к открытию двери для своего владыки, самый преданный его раб не забыл о нанесенном Создателю оскорблении... и о том, что глупого пса нужно всегда держать на сворке, чтобы он не покусал хозяина и других псов.

Их было всего полтора десятка - тех, кто остался верен, не побоялся травли и преследований. Среди призванных проповедником нашлись отступники, и хоть он предупреждал их: следите друг за другом - не удалось. Ускользнули те, кто выбрал между Господом и мирским владыкой сиюминутную верность вассала, ушел, протек между пальцами юнец, казавшийся уже готовым к второму посвящению. Этот обманул всех. Проповедник не велел его преследовать. Пусть тщится радоваться жизни и уповает на высокие ограды, опытных стражей и метких стрелков. От гнева Владыки Фреорна не защитят ни стены, ни крыши, ни глубокие ямы.

- Убивайте предателей, - велел он оставшимся преданным. - Убивайте и кричите, что они повинны в ереси. Похищайте детей и подбрасывайте останки отступившимся. Призовите всех, на кого можете полагаться - пусть говорят о том, что герцог Скоринг еретик из еретиков. Пусть те, кто не боится седмицы мук, кается и называет среди еретиков предателей, и герцога Скоринга - называет первым. Через седмицу все вы будете освобождены и вознаграждены Господом, ибо близится час его возвращения! Семь раз наступит ночь, семь раз наступит день - и свершится!

- Нет, Фери, - Флэль уже в пятый раз слышал это обращение из уст дражайшего двоюродного брата, и каждый раз не ощущал, что называют его имя. Фери остался в Керторе пять лет назад. - Даже не надейся, что я полезу во все эти ваши дрязги. Отец тебе передал вот это, - палец Филипа уперся в нежно-кремовый лист шелка, - ты и прыгай. А я пойду с походом на запад.

Из послания барона Кертора следовало, что Ференц Кертор из Керторов получает неограниченные полномочия представлять барона Кертора в его отсутствие по причине тяжкой болезни. Грамоту стоило показать Алессандру Гоэллону; дражайшие дядюшки поставили их в одинаковое положение, и Флэль подозревал, что барон вдохновился примером герцога Гоэллона... и подсказкой Филипа, само собой.

- Выкрутился, Змей? - вздохнул Флэль.

Филип, унаследовавший от матери-скорийки тяжеловесную грацию крупного полоза, только усмехнулся - еще бы он да не выкрутился. Змеем его прозвали еще в детстве, с легкой руки наставника, сказавшего как-то барону, что его наследник ленив, но зловреден, как гадюка после зимней спячки. Дядя ответствовал, что наследник его все ж таки не наследница, а потому гадюкой быть не может, не гадюк же он, в самом деле?

Еще от госпожи баронессы Филип получил в наследство светло-серые глаза, почти бесцветные. Это его портило, в остальном он был писаным красавцем - высокий, смуглый, с роскошной черной гривой до лопаток, с яркими губами на резко очерченном лице. Впрочем, глаза куда лучше соответствовали характеру Филипа Кертора.

- В общем, танцуй, Фери. У тебя отлично получилось. Папенька счастлив. А мне пора на военный совет.

Понаехавшие в столицу по призыву герцога Алларэ... - прежнего герцога, мысленно поправил себя Флэль, - владетели Керторы, Агайрэ, Меры и прочих земель Собраны готовились к святому походу. Ясно уже было, что поход будет наибездарнейшим представлением жогларов, которых и на площадях-то играть не пускают, так, по трактирам. Разумеется, все бруленские и скорийские еретики еще до прихода благословленного воинства строем побегут в местные монастыри Блюдущих Чистоту - каяться и проходить очищение. Господа владетели погарцуют на конях, побряцают доспехами, устроят знатный пир по поводу победы над ересью и вернутся по домам, хвастая несовершенными подвигами.

Реми об этом высказался со свойственным ему сарказмом: "Славно прокатиться на запад в начале осени - вот и пусть катятся". Никакого ущерба делу "малого королевского совета" от святого похода произойти не могло, всех, кто был нужен в столице, уже предупредили, что им не следует усердствовать на поприще защиты веры.

Зато Флэль обнаружил, что его считают одним из ближайших сподвижников герцога Алларэ, и вообще влиятельной в политической жизни Собраны персоной. Кертор готов был занять только два поста на выбор: либо законодателя мод, либо распорядителя Большого королевского турнира - но ему никто не верил. Особенно после беседы с архиепископом Жераром, чтоб ему за это завтраком подавиться...

- Одеваться, - приказала влиятельная персона.

Настроение было отвратное, а в нем Кертор находил удовольствие в капризах; именно зная, что он капризничает, попусту придирается к слугам и ведет себя, как распоследнее пустое место, он отдыхал и находил силы, чтобы и дальше волочь уроненное на него бремя.

Список благодетелей был велик. Открывался он герцогом Гоэллоном, заканчивался дядей-бароном. Еще в него входили Реми Алларэ, Эмиль Далорн, архиепископ Жерар и герцог Скоринг. Трудами всех этих негодяев Флэль Кертор, столичный повеса и салонный завсегдатай превратился... Противостоящему ведомо во что. В политика и интригана. Разумеется, не ради его прекрасных глаз и ясного разума - ради уверенности в союзе с Керторой.

- И кто тебе сказал, что такие воротники крахмалят, поганец? - интриган ухватил за шиворот слугу. - Дурак! Он же шею натрет!

- Так вы сами же велели!

- Когда это я тебе велел?!

- Вчера, господин Флэль!

- Враль! Неси другую рубаху. Штаны вычистил?

- Какие, господин?

- Все, какие есть!

- Не успел все-то...

- Свинья! Дом оставить нельзя, бездельники! Неси тафтяной костюм, тот, что с лилиями.

Хорошенько доконав камердинера и куафера, Флэль все же отбыл из дома, вспоминая байку "выгони поросенка". Теперь слугам будет, чему порадоваться - в точном согласии с байкой.

- Очень вовремя! - вместо приветствия заявил Реми Алларэ тоном, которым впору солдатам командовать, а не к столу приглашать. - Присоединяйтесь к нам.

По случаю смены жары приятной прохладой очередное заседание "малого королевского совета" происходило во дворе под ясенем. Три бутыли вина, валяющаяся на чьем-то расстеленном плаще груда спелых яблок с алыми боками, простые глиняные кружки. В паре шагов слуга жарил на решетке мясо... как же, слуга! Собственноручно господин герцог Алларэ с удовольствием орудовал длинным ножом. Алларцев потянуло на походный образ жизни?.. Пикник прямо во дворе собственного особняка - это нечто новое. Стоит обдумать. Предупреждать, правда, надо - Кертор тогда оделся бы попроще.

- Заранее привыкаете к тяготам похода?

- Делаем вид, - юный Алессандр беззаботно растянулся на травке.

- Скажите-ка, Кертор, - Реми сидел, прислонившись спиной к дереву. - Что вы думаете о нашем регенте?

- Опять? - взвыл Флэль. - Мы, кажется, отдыхаем?

- Вам кажется. Мы держим совет.

- Все, что я думал - я рассказал. Могу еще раз сказать. Редкостная дрянь. Не знаю, почему не убил его. Очень хотелось, и не раз.

- В Шеннору не хотелось, наверное? - подмигнул Реми.

- Да ради такого и на плаху пойдешь, как на бал!

- Забавно, верно, Фьоре? Может, их там семеро близнецов? Я вот тоже думал, что ему позарез нужен свиток с исповедью. Было так похоже на правду... ощутимо похоже. И вспомните Ассамблею.

- А что, собственно, случилось? - удивился Кертор. - Он раскаялся и ушел в монастырь?

- Да нет пока. Фьоре, разрешаете показать письмо?

- Разумеется... - господин герцог вытер руки ветошью и присоединился к компании с огромной миской жареного на углях мяса.

Кертор внимательно изучил приказ покойного короля, потом подцепил на нож кусок мяса, откусил и задумался. О приключениях графа Саура в замке Шпроде и девицы Къела в замке Бру он уже знал; воспитаннику барона Кертора повезло больше прочих - но уж явно не по случайности. В Керторе редко думали о наемных убийцах, так что пробраться в замок труда бы не составило. Следовательно, Скоринг не врал, и действительно не только не собирался выполнять королевскую волю, но и сделал все, чтобы ей воспрепятствовать. С рыжим графом у него все прошло безупречно, но и в Бру, надо понимать, случилось бы то же самое - девица Къела пропала бы, и все. Королю бы доложили, что дело сделано. Или даже доложили; а потом он умер. Нетрудно понять, чьими стараниями... об этом вся Собрана уже знала, никакой тайны тут не было.

- Что вас, собственно, удивляет? - пожал плечами Флэль. - Эти трое представляли интерес для герцога Гоэллона, почему бы герцогу Скорингу о них тоже не позаботиться? С похожими целями? Север нужен всем...

- И вы не показали бы им королевский лист? - прищурился Реми.

- Вы это сделали за него, я так понимаю. И как результат?

- Ни Литто, ни Саура благодарности не преисполнились, - ответил Алессандр. - И не думаю, что госпожа Далорн ди Къела преисполнится.

- А что до вас, господа? Господин Гоэллон?

- Я не знаю...

- Ну вот и результат, - подытожил Флэль. - Скоринг не так глуп, чтобы не думать на два хода вперед. Избавитель северян, какая отменная поза!

- Как у вас все просто, - улыбнулся нынешний герцог.

- А что тут сложного?

- Думаете, нет ничего? - Реми с явным наслаждением потянулся, прогнув спину до хруста. Ему, кажется, нравилось издеваться над Флэлем. - Тогда послушайте. Еще три дня назад я получил ответ из Тамера. Сегодня же - ответ из Оганды. Так вот, королева Стефания передала мне на словах буквально следующее: "Я всегда знала, что государственная система Собраны несовершенна, но никогда не предполагала, что настолько, чтобы меня просили об одном и том же представители двух противоборствующих партий". Теперь примите во внимание, что Скоринг вступил с ней в тайную переписку на девятину раньше...

Флэль вспомнил разговор в день коронации.

"- Сейчас Скора поддержит своего герцога. Если он будет взят Бдящими, как еретик, Скора отложится в одночасье, Брулен примкнет к ним. Там каждый третий - "заветник" или сочувствующий. Они будут спасать свои шкуры, - уверенно сказал Реми. - Выход к Четверному морю. Торговые пути. Кто еще страдает провалами в памяти?

- Скору и Брулен в любом случае придется вычищать от заразы сталью, - напомнил Гильом Аэллас, возвышавшийся в центре комнаты, как здоровенная елка с золотой канителью на лапах-рукавах.

- Вторую войну с Тамером за год мы себе позволить не можем.

- В Тамере "заветников" сжигают живьем, - Ларэ поднял удивленные глаза.

- Ради Скоры и Брулена тамерский кесарь станет самым верным из "заветников", - Бертран Эвье язвительно ухмыльнулся и поправил оплечье мундира.

- Именно так. Если Скора и Брулен решат отложиться, тем, кто родом оттуда, нужно будет убраться вон из Собраны. Всем. Этого Скорингу не хочется, его тянет в регенты, а соратники надеются урвать кусок пожирнее. Пока им не грозят монахи в алых рясах... - продолжил урок для неразумных соратников Реми.

- Я думаю, что он уже подготовил путь к отступлению и заручился поддержкой кесаря Тамера, - добавил Бертран-ясновидец.

- Не сомневаюсь! - Реми гнул свою линию. - И мы не можем начинать войну, пока не убедим кесаря в том, что ему, благонравному омнианцу, нужно держаться подальше от еретиков, а все, что происходит в Скоре и Брулене - внутреннее дело Собраны. Ответа я еще не получил. Понадобится не меньше девятины."

- Если так - то давайте я его сегодня же на дуэль вызову, и покончим с этим? Повод найдется. Да и чувствую я себя полным дураком... - развел руками Кертор. - Я этого не люблю.

- Это же я ввел вас всех в заблуждение, - напомнил Реми. - Ну что, прикажете подать шпаги?

- Нож лучше передайте, - Флэль вздохнул. - Будьте так любезны. Господин Алларэ. Погода вроде нежаркая, сидите вы в тени, а голову вам напекло... Хорошо, теперь и я не представляю, что это за неведомая тварь поселилась во дворце и чего она хочет. Вы довольны?

Он посмотрел на своих собеседников. И герцог Алларэ, и Гоэллон взглядами пытались прожечь в Реми по паре дырок. Один в правом виске, другой в левом. Надо понимать, зеленоглазый алларец не удосужился сообщить им о вестях из Оганды и Тамера заранее. Ладно Алессандр... но вот на месте нынешнего герцога Флэль проделал бы с таким членом своего рода нечто, глубоко некуртуазное. Например, отправил бы под домашний арест вослед за Рене.

Вот вам и Золотой Герцог, глава заговора. Наказание Сотворивших, как оно есть.

- Господа, вы как хотите, а я считаю, что после ответов из сопредельных держав эту тварь нужно убить и забыть обо всем. Благо, он сделал все, чтобы это было легко и просто.

- Вы правы, сделал, - Фиор повернулся к Кертору и медленно кивнул. - А вы можете ответить, зачем он это сделал?

- Это важно? - спросил Кертор. - Господа, простите, но вы озабочены какой-то ерундой. Какое мне дело до того, почему оса норовит ужалить?

Саннио перекатился на бок, оперся головой на ладонь и уставился на Флэля. Отличный кафтан: по тафте цвета топленого молока узор из золотистых лилий. Необычно, но, пожалуй, слишком пестро - молодому человеку нравились только однотонные ткани. Если эта мода надолго, то придется выдумывать что-то серое с серебряными узорами.

Интересно, обладатель кафтана с лилиями вдруг резко поглупел в честь обновки? Может быть, его вытряхнуть из роскошного одеяния?..

- Если изначальная посылка оказалась неверна - ну и вороны с ней, а руки у нас теперь развязаны, - продолжал рассуждать, смачно хрустя яблоком, Флэль. - Господин Алларэ, что-то я вас не понимаю. Зачем тянуть?

- Господин Кертор, а может, надо было вас убить как предателя, пока вы увивались вокруг Скоринга?

- Я это делал по просьбе вашего дяди! - половинка яблока шлепнулась на траву.

- А я об этом знал? - состроил ехидную рожу Саннио.

- Это вы, простите, к чему клоните?

- К тому, что если бы все рассуждали с вашей простотой, вы бы уже не рассуждали! - резко сказал Реми.

Разговор прервался на самом интересном месте: подошел Тьерри, алларский гвардеец. Роскошные усы вопреки обыкновению торчали дыбом, а сам алларец выглядел так, словно не он ехал на коне, а конь ехал на нем.

- Господин герцог! В городе беспорядки!

- Неужели? И в чем же дело? - неспешно повернулся Фиор.

- Бьют еретиков.

- Какое хорошее начинание. С чего же началось?

- Двое бруленцев напали на другого бруленца, а он начал кричать про ересь. Потом какая-то баба прибежала, орала, что эти двое вчера у ее дома отирались, а сегодня ребенок пропал. Ну и началось...

- Благодарю, Тьерри, можете отдыхать.

- Мы ничего не будем делать? - удивился Саннио.

- Алессандр, у этого города есть комендант, Эйрон Делаг. Весьма достойный господин, прекрасно знающий столицу. В помощь ему - шесть полков. Для чего же нам встревать в несомненную провокацию? - терпеливо разъяснил Фиор. - К тому же это прямое следствие ссоры герцога-регента со своими соратниками-"заветниками". Интересно, кто возьмет верх, не так ли?

Саннио сел, отряхивая с рукавов рубахи мелкие травинки и песок, посмотрел на сидевшего рядом Фиора. С виду - все тот же: почти король Аллион, портрет работы неумелого художника, исказившего пропорции лица. Взгляд этот неотмирный, видящий, кажется, сразу все сущее, пронзительная синева... И - невесть откуда взявшаяся, или в одночасье обнажившаяся жесткость, словно под платьем у него - доспех; при каждом движении чудится почти неуловимый скрежет металла. Интересная вещь власть: то ли меняет людей, то ли просто обнажает суть, словно с яблока счищают кожицу.

- Впрочем, куда интереснее, для чего Скоринг отдал все ключевые посты в королевском совете.

- Для того, чтобы вы не могли посадить на трон принца Элграса, - улыбнулся Кертор. - Это же очевидно. Нас за короля Араона горожане на вилы поднимут, господа. Он же и защитник веры, и благодетель народный... а вы опора его трона.

- Вы? - заинтересовался Саннио.

- Нас с вами, господин Гоэллон, слава богам, в королевский совет не приглашают. Вас по малолетству, а меня по незначительности, - сияющая физиономия керторца выражала восхищение своей пресловутой незначительностью. - Вот те, кто эти назначения примут - свяжут себе руки. Надежно.

- Реми? - Фиор потер висок.

- Король Араон умрет до совершеннолетия.

- И вас назовут отравителями, - подмигнул Флэль. - И еще припомнят покойную королеву Астрид.

- Да при чем тут Астрид?! - едва не зашипел Реми Алларэ. - Это вообще дело рук королевы-матери!

- А кто об этом знает? - вернул Саннио его усмешку Кертор. - Кстати, при чем там были тамерцы?

- Кто разболтал?

- Бертран Эвье. Он не болтал, он лишь объяснил, кто его наградил шрамом.

- Одна из фрейлин сделала копию с копии исповеди, которую подкинула Астрид королева-мать. Не нашла ничего лучше, чем продать ее тамерскому послу, - мрачно объяснил Реми. - Тамерцы захотели заполучить оригинал, еще бы - такой скандал... Все уже давно получили по заслугам. Королева-мать ушла в монастырь, мир ее праху, фрейлину и посла настигла карающая длань Руи. Я хоть завтра же ненароком потеряю все записи по этой истории...

- А и потеряйте, - предложил Кертор. - Где-нибудь в "Разящей подкове". Благо, никому это не повредит, а вот пользу принесет, и немалую. Сделать это надо было еще после смерти королевы...

- Вам Араона не жалко? - спросил Саннио, и Флэль резво устремился в расставленную ловушку.

- Вам перечислить, кого мне жалко? - керторец подался навстречу; от него повеяло ледяным северным ветром. - Араона я учил фехтованию. Таких детей нужно топить при принятии в лоно Церкви. Подержать в купели лишнюю минуту...

- Мальчик не виноват, что им подменили королевского первенца.

- Несомненно! - вот и еще одно яблоко рассталось с кожурой, обнажив весьма интересную суть. - Вот во всем остальном он виноват. Мальчик прогнил насквозь еще до появления господина Скоринга. А Элграса он мечтал извести, и врал про него от души. Хорошо еще, отравить не успел. Зато под ссылку в Брулен подвел. Прямо в руки к "заветникам". Чудесный юноша, пример для всей молодежи Собраны! Мне, господин Гоэллон, куда больше жалко герцогиню Алларэ и девицу Агайрон!

- Довольно! - вскинул руку Фиор.

Саннио посмотрел на него и задался вопросом, не спрятаться ли за ясень, или хотя бы за спину Реми. Очень, очень нехорошее выражение было на лице у королевского первенца; только сострадания к нему Алессандр отчего-то не испытал. Господину герцогу Алларэ напомнили о том, что его сводный брат напрямую виновен в смерти его возлюбленной и косвенно - в смерти двоюродной сестры. Жестоко, но кто-то должен был это сделать.

Всем пора вспомнить об этом.

Странное дело, еще с первого дня юноше казалось, что оба герцога Алларских, и бывший, и нынешний, относятся к Скорингу не вполне так, как следовало бы по логике вещей. Можно, в общем, понять, почему Фиор не пылает ненавистью к убийце двух дорогих ему женщин - он и ненавидеть умеет очень плохо, и наверняка винит во всем себя. Смерть отца? Король Ивеллион изо всех сил старался прожить так, чтобы мстить за него не хотел даже первенец. Но вот Реми... слова он говорил весьма злые, но за ними не стояло ничего. Скорее уж, тягостное ощущение необходимости делать то, к чему душа не лежит.

И еще - Реми так никому и не рассказал всей правды о том, что произошло в Шенноре. Почему? Да и концы с концами у него не сходились. Почему герцог Скоринг нарушил уже давний обычай и порядок судопроизводства? Реми называл слишком много причин: и необходимость заполучить свиток с исповедью, и попытку побега, и желание убрать соперника по колдовским умениям...

"А господин Кертор наблюдателен, - следом за этим подумал Саннио. - Ему никто впрямую не говорил об истории с отравлением; впрочем, и мне никто не говорил, но это уже стало очевидным. Стежок к стежку - вот и вышивка готова... Похоже, что герцог-регент не слишком стремился скрыть эту тайну. Лишь ненадолго, на пару девятин? До убийства короля Ивеллиона, не дольше..."

- Странно это все, - уже вслух сказал Гоэллон. - Эйк ставил условием назначение Элграса наместником северных земель, а зачем тогда спасать северян? Он же говорил о признании притязаний Араона на трон - а Скоринг не больно-то старается скрыть, что Араон убийца...

- Он это впрямую признает.

- Думаю, не только перед вами, Фьоре, - добавил Реми. - Эта тайна уже вовсе не тайна.

- Господа, я пять лет назад взял приз на состязании лучников Керторы, а это дорогого стоит. Одна стрела - и никаких загадок, - неугомонный Флэль вернулся на любимую дорожку. - Дабы вам не пришлось пачкать руки...

- Господин Кертор, вы знаете сказку про мальчика с пуговицей в пупке? - спросил Саннио.

- Нет...

- Слушайте. Жил да был мальчик, у которого в пупке была золотая пуговица. Родился он таким. Никто не знал, что сие означает. Пуговица ему не очень мешала, но мальчику хотелось от нее избавиться. Стеснялся он ее. Пытался он ее сам отрезать, пытались аптекари - никак, крепко была пришита пуговица. Пошел мальчик в храм и с утра до ночи молился Воину, чтоб тот его избавил от такого неслыханного уродства. Наконец, Воин его услышал и спросил - точно ли он хочет, чтобы пуговица исчезла. Мальчик поклялся, что именно того и желает, Воин взмахнул мечом, и пуговица отвалилась. А вместе с ней и мужское достоинство, - Саннио улыбнулся, наблюдая, как глаза керторца делаются большими-пребольшими, прямо как у Керо. - Господин Кертор, вы точно хотите отрезать эту пуговицу? Не боитесь, что у нас что-нибудь важное отвалится?

- В вашем раннем воспитании, Сандре, несомненно были свои достоинства, - Реми расхохотался. - Какая изумительная история! Я ее раньше не слыхал...

- И что же у нас может отвалиться? Кстати, пока мы гадаем, регент в день придумывает по три указа, и у нас уже отвалилось столько всего, что дальше некуда! Помните, что сказал архиепископ об его рвении? Теперь нет ни одного повода ждать.

Саннио невольно кивнул, соглашаясь. Загадки загадками, но о скоропалительных и неумелых реформах говорили и Реми с Фиором, и архиепископ Жерар, и вообще все члены "малого королевского совета" вместе и по отдельности. Еще - Андреас, бесконечно далекий от дел управления государством, но понимающий, как что повлияет на цеха...

- Скорингу - стрелу в спину, Араона - в монастырь, так вы предлагаете? - подытожил Реми. Саннио опять показалось, что алларца подобная идея тяготит, хотя тот и сам не осознает, почему именно. Хочет убить сам, исполнить обещание? Непохоже. - Я вас верно понял?

- Именно так.

- Вы что-то про вилы говорили...

- Так вы чуть погодите занимать места в королевском совете и потеряйте записи. Дескать, открылись сведения, после которых невместно такое. Сначала король-убийца слетает с престола без особой печали в столице. Ведь всем же известно, кто на самом деле народный благодетель. Еще девятина - и с благодетелем случается что-нибудь подобающее. Господин Гоэллон, вы же яды изучали?

- Для этого нам нужен принц Элграс, - напомнил Фиор. - Отсутствие короля куда хуже дурного короля, даже короля-убийцы и самозванца.

- Расспросите его высокопреосвященство, где это он Элграса видел? Уж не в Тиаринской ли обители?

- У вас великолепная память, господин Кертор...

- Знали бы вы, господин Гоэллон, сколько крови она мне попортила! Впрочем, вы как раз знаете. Решайтесь, господа, довольно рассуждений!

- Я поеду в Тиаринскую обитель, - поднялся герцог Алларэ. - Алессандр, составите мне компанию? Мне понадобится ваша выучка.

- Разумеется, - Саннио вскочил следом. - Как только вы будете готовы.

Выехали вечером того же дня. Фиор предложил проехать половину пути, заночевать на постоялом дворе и прибыть в обитель не слишком рано, примерно к полудню. Саннио нисколько не возражал. Последнюю девятину он провел, мотаясь между собственным домом и особняком герцога Алларэ; такое однообразие постепенно утомляло. Теперь даже недалекая поездка была в радость.

Вечер выдался на удивление прохладным для середины лета, но сухим и безветренным. Для полного счастья недоставало лишь тишины, но на какую тишину можно надеяться, если едешь в сопровождении двух десятков гвардейцев - на меньшее число Эвье не согласился, пугая возможными засадами и покушениями. Смешанный эллонско-алларский кортеж весело переговаривался, Фиор и Саннио же, хоть и скакали бок о бок, молчали. Герцог Алларэ о чем-то глубоко задумался, лицо под низко надвинутой шляпой было сумрачным. Молодой человек же запретил себе ломать голову над загадками вплоть до беседы с его высокопреосвященством. Там придется вспомнить все, чему его учил дядя, и упаси Сотворившие ошибиться...

Первое огорчение постигло путников еще по дороге: все постоялые дворы были битком забиты. В Собру съезжались, кажется, все владетели - конны, людны и оружны, как и призвал король, объявивший святой поход. С большим трудом удалось разыскать одну-единственную комнату для Саннио и Фиора, гвардейцам же пришлось разместиться вповалку на первом этаже. Двое остались караулить во дворе, двое - у двери, остальные, уныло бранясь на толчею разместились кто где, от сеновала до лавок в общей зале. Определенно, стоило взять палатки и заночевать в поле.

При виде неширокой кровати оба путника грустно посмотрели друг на друга.

- Уступаю вам это ложе.

- Нет уж. Вы герцог, а я пока что нет.

- Ладно, как-нибудь поместимся вдвоем...

Поместиться-то поместились, и Фиор оказался вполне приличным компаньоном - не храпел и не толкался, но к утру у Саннио разболелась шея: спать в одной позе, не рискуя пошевелиться, он давно отвык. Следом за шеей взбунтовались голова и спина. Наклоняя голову то к одному плечу, то к другому, он думал, что стоило все-таки потребовать у служанки лишнюю перину, или хотя бы одеяло, и устроиться на полу. Спутник, кажется, размышлял о том же.

- Как сказал бы герцог-регент, символично, - вздохнул Фиор. - Из попытки сделать хорошо обоим, не вышло хорошо никому.

Поданный завтрак тоже не стоил ни единого доброго слова. Жилистое мясо, должно быть, принадлежало петуху, которого зарезали, ибо от старости кукарекать уже не мог; кислое вино, подсохший хлеб.

- Все съели подчистую, Суэн спозаранку за припасами поехал, еще не вернулся, - извиняясь и приседая в поклоне, объяснила служанка. - Ни за какие деньги другого нет, простите, господа! Такое нашествие...

Саннио надеялся, что в обители нашествия нет, а потому можно рассчитывать на достойный обед. Однако ж, до обеда предстояло побеседовать с архиепископом Жераром; при мыслях об этом молодой человек тихо содрогался. Один раз уже побеседовали.

Аудиенции пришлось дожидаться добрых три часа. Его высокопреосвященство не счел нужным отменять ранее назначенные встречи ради гостей, поэтому мимо герцога Алларэ с господином Гоэллоном то и дело сновали монахи в серых рясах; всего Саннио насчитал их около десятка. Полутемный коридор здорово напоминал школу мэтра Тейна - те же беленые стены, темная основательная мебель, начисто вылизанные полы. В деловитых движениях и кратких тихих репликах монахов тоже было что-то от манер школяров, вызванных к хозяину школы.

Наконец, архиепископ соизволил принять незваных гостей. О том, что их сюда никто не приглашал, он дал понять с первой минуты - махнул рукой на два кресла, еще довольно долго изучал лежавшие перед ним свитки, и только потом поднял голову. Светлые голубые глаза смотрели с холодной неприязнью.

- Чем обязан вашему визиту, господа?

"Хоть на "вы" величает - уже достижение, - подумал Саннио. - Чем же мы все ему так не угодили-то?"

- Ваше высокопреосвященство, верно ли я слышал, что устав ордена Блюдущих Чистоту запрещает его братьям лгать? - почтительным тоном спросил Фиор.

- Верно, - неприязнь из холодной превратилась в ледяную.

- Тогда ответьте, не у вас ли в обители находится принц Элграс?

- В Тиаринской обители нет послушника с таким именем.

- Хорошо, - вздохнул герцог; задачка не представлялась ему слишком сложной - скорее уж, утомительной. - Нет ли в обители некоего юноши, сына короля Ивеллиона II и королевы Астрид?

- Устав ордена не запрещает его братьям молчать в ответ на вопрос.

Алессандр вгляделся в него, пользуясь тем, что все внимание архиепископа занято Фиором. Его высокопреосвященство не относился к людям, о которых можно сказать "все на лице написано", скорее уж, наоборот. Даже с Кадолем было попроще, хотя вот уж кто умел морочить голову с бесстрастным видом... Красивое лицо с четкими резкими чертами казалось совершенно непроницаемым.

Саннио прикрыл глаза, пытаясь найти ответ. Может быть, и нет здесь принца; кто знает, что имел в виду Жерар. Мог он видеть Элграса год назад? Да запросто! Только вот в истории о чудесном спасении принца фигурировали некие монахи. Огненные мечи можно списать на слухи. Пусть даже монах был один и без оружия. Тот самый монах, о котором упоминал Бориан, пересказывая историю Керо. Ордена Блюдущих Чистоту монах-то был... не Бдящих Братьев, между прочим. На постоялом дворе Далорн его и принца потерял... Его и принца. А архиепископ не спешит говорить "Не лишились ли вы ума, господин герцог, я бы сообщил вам!"... и взгляд у него какой-то странный. Обреченный и задумчивый, словно он просто тянет время, уже смирившись с неизбежным.

"Или князь - или мордой в грязь, - подумал молодой человек. - Второй возможности у меня не будет, конечно, но..."

- Вы уже ответили, ваше высокопреосвященство, благодарю вас. Его высочество здесь.

- Да, мальчик, ты прав. - Взгляда Саннио не удостоили. - Но принца вы, господа, не получите. Такова воля герцога Гоэллона, и я намереваюсь исполнить ее. Заберет принца только он. На им же высказанных условиях.

- Об условиях вы рассказать можете? - спросил Фиор.

- Могу, - губы архиепископа растянула преядовитая усмешка. - Герцог Гоэллон в сопровождении двух монахов, моего ордена и Бдящих Братьев. После исповеди обоим, которая подтвердит, что он действует по своей воле, без принуждения и с чистыми помыслами. В следующий визит прихватите с собой герцога Гоэллона - и я с удовольствием передам ему его высочество.

- Позволите ли вы мне повидаться с братом?

- В присутствии моем и его старшего воспитателя. Недолго.

- Благодарю, ваше высокопреосвященство.

Через полчаса Саннио, так и сидевший в своем кресле, увидел и принца, и пресловутого монаха. Огненных мечей, увы, не прилагалось - так и есть, наврала молва. Брат Жан, высокий, но худенький и бледный до прозрачности, на мечеборца никак не походил. Походил он сугубо на молодого монаха, которых господин Гоэллон повидал уже немало. По виду наверняка эллонец. Серые глаза следили за принцем с искренней любовью и заботой.

Его высочество принц Элграс, будущий король и истинный потомок Сотворивших походил на золотую молнию ростом на пол-ладони пониже Саннио. Похож он был на Фиора, на портреты короля Лаэрта и герцога Ролана Гоэллона, и даже немного - на Реми Алларэ. С первого взгляда стало ясно, почему и Фиор, и его высокопреосвященство говорили о принце Элграсе словно о самой большой драгоценности Собраны. По крайней мере, если судить по виду - так оно и было. Славное происхождение у принца читалось на лице, отпечаталось в каждой черте, в каждом движении.

Драгоценность же не заметила постороннего, да и на архиепископа тоже внимания не обратила - обняла брата и прижалась к нему, словно спасенный с необитаемого острова к первому живому человеку за многие годы.

- Я так соскучился. Знаешь, мы удрали от "заветников", а еще...

- О приключениях твоих я наслышан, - Фиор говорил тихо, но в не слишком просторном кабинете все равно было слышно каждое слово; Саннио стало неловко. - О моих тебе расскажет его высокопреосвященство.

- Уже рассказал. Через брата Жана, - острая нотка ехидства. - Поздравляю, господин герцог!

- Скажи, тебе тут хорошо?

- Да, очень. Меня здесь учат. А как там Араон? Правит? - ни малейшей злобы или досады в голосе младшего принца не прозвучало.

- Пока что правит.

- Передай ему... - недолгая пауза; Элграс чуть отстранился, глядя брату в лицо. - Что он хоть и подлый провокатор, но все равно он мне брат. И мне без разницы, подкидыш он или нет. Так что пусть не боится.

- Араону придется ответить за все, что он натворил, - Фиор был не на шутку удивлен.

- Я его помилую, - твердо заявил подросток. - Королем ему не быть, но я хочу видеть его живым и здоровым.

- Элграс, это невозможно. Как бы я ни хотел этого... - "Доброта наша ходячая, - ворчливо подумал Саннио. - Готов же простить этого поганца Араона несмотря ни на что..." - Он носит имя Сеорнов, но он не сын нашего отца. Ты сам знаешь...

- Ха! Вот горе-то какое! Братец, ты же герцог Алларэ теперь - ну и прими его в род. Как младшего брата.

Господин Гоэллон замер в своем кресле, наслаждаясь картиной, достойной кисти лучших живописцев Собраны. Он поклялся себе, что при первой же возможности эту картину закажет, и назовет ее двояко: для посторонних это будет "Король Элграс проявляет любовь к брату", а для узкого круга посвященных - "Три челюсти, одновременно уроненных в кабинете архиепископа Жерара".

Нет, четыре - включая его собственную.