Дом для демиурга Том 2: Pеальность сердца

5. Брулен - Собра - Церковные земли

Ель рухнула внезапно, хлестнув разлапистыми колючими ветвями по лицу, но куда больше досталось коню. Тот встал на дыбы. Хорошо еще, что ночью по лесной дороге ехали шагом...

"Докатались! - подумал Араон, вцепляясь обеими руками в лошадиную гриву. - Этого следовало ждать..."

Более всего его испугала не засада в ночном лесу, не перспектива оказаться под копытами кобылы Ханны, а собственное ледяное равнодушие. Тело делало свое дело, удерживало коня, балансировало в седле; разум бесстрастно просчитывал варианты. Преследователи из столицы? Но зачем бы им рисковать жизнью тех, кого им поручено вернуть в Собру? Еретики? Может быть, но кто из троих представляет интерес для "заветников"? Пожалуй, никто. Значит, просто грабители - и это наихудший вариант.

Сзади - он не видел, но слышал, - упала на колени кобыла Ханны. Девушка вылетела из седла, но приземлилась умело; и тут же ее кто-то схватил за руку. Должно быть, не слишком сильно - послышалась оплеуха и сердитая реплика, в ответ басовитый смех.

- Повежливее! - приказал брат Жан; кажется, его послушались.

На всю компанию разбойников факел был только один, и то плохонький, поэтому нельзя было даже сосчитать противников. Явно больше пяти - и это только спереди...

Рука в кожаной рукавице перехватила поводья коня.

- Слазь!

Юноша покорно спешился, отшагнул назад, оказавшись рядом с Ханной.

- Монахи? - спросил тот же голос. - Мать и Воин, дурная добыча...

- Блюдущие, - ответил второй, хриплый. - И баба с ними?

Факел описал петлю вокруг лица Араона; слишком близко - пламя едва не лизнуло волосы.

- А кони знатные... - голос повыше, помоложе.

- Дальше пешком пойдете, - сообщил первый. - Хотите - пожалуйте к нашему костру, а не хотите - так скатертью дорожка. Кошельки, конечно, придется отдать... да и оружие тоже.

- И сапоги! - добавил хриплоголосый. - Сымайте.

- Мы принадлежим к ордену Блюдущих Чистоту, - спокойно сказал брат Жан, опустив руку на плечо Араона. - Грабить нас - большая ошибка.

- Да поплевать!

- Ах, да неужели? - старший в банде говорил куда грамотнее прочих. - К утру, если не будете сворачивать с дороги, выйдете из леса. Встретите своих - жалуйтесь. Не забудьте сказать, что с вами обошлись со всем почтением.

- На кого же нам жаловаться? - поинтересовалась Ханна.

- На Якоба Эйка и его веселых молодцов.

Араон расхохотался, едва не согнувшись пополам. Многочисленное бруленское семейство не переставало изумлять многообразием своих талантов. Один тайной службой его величества - Араона, что самое забавное - руководил, другой в это же время Реми Алларэ доносил на брата, третий вот, извольте, по лесам промышляет. Дернул же Противостоящий пересечь границу Брулена, а не ехать через Сеорию, как предлагала Ханна...

- Привет вам от братьев, - отсмеявшись, сказал юноша; Ханна ткнула его в спину, но Араон не понял, в чем дело - уж больно смешно было.

- Господа из столицы? - предводитель разбойников оживился.

Глаза, поначалу ослепленные факелом, вновь привыкли к темноте, и можно было разглядеть очередного представителя семейства Эйков, а заодно и его веселых молодцов. Якоб Эйк заставил Араона вспомнить легкомысленную песенку про кошмарный сон гулящей девицы, которую порой напевал Далорн: "Мари приснились семь близнецов - от всех отцов! - спокойной ночи ей, и нам спокойной ночи...". Якоб мало походил на Яна-Петера и Винсента. Высокий, широкоплечий, похожий на добродушного - до поры - медведя. Светлые волосы, нос картошкой и ехиднейшая улыбка на губах.

Всем был бы достойный бруленский владетель, кабы на дороге разбоем не промышлял...

- Господа из столицы, - воспользовался ситуацией брат Жан. - С важным поручением к настоятелю Схефферской обители. Наиболее благоразумным для вас, господин Эйк, будет отпустить нас, не лишая имущества. Мы же никому не расскажем о нашей приятной встрече с вами.

- С чего же вы взяли, - все с той же улыбочкой поинтересовался Якоб, - что мы тут полны почтения к Блюдущим?

Араон передернулся. Старший из братьев Эйков принадлежал к "заветникам", младший тоже якшался с ними, так отчего средний должен стать исключением? Даже если он сам не еретик, то вполне может разделять семейную ненависть к монахам, преследовавшим ересь по всей стране. Разбойник, ненавидящий братьев ордена - можно ли вляпаться во что-то похуже?

- Поначалу я думал вас отпустить. Но вы слишком уж напираете на свою принадлежность к серым собакам, - Якобу было весело, и от подобного веселья у юноши бежал по спине холодок. - Значит, с поручением. Значит, к настоятелю. Вяжи их, ребята!..

Араон ожидал большего; отделался же пятком тумаков, скорее уж, обидных, чем болезненных, и то лишь потому, что сопротивлялся попыткам снять с него сапоги. Все равно сняли, да еще и связали ноги. Не туго, но умело - маленький шаг сделать можно, а вот чуть пошире, и тут же чувствуешь себя стреноженной лошадью. Руки и вовсе оставили свободными. Так же обошлись и с братом Жаном, Ханну попросту оставили несвязанной, Якоб только придерживал ее под локоть, изображая благовоспитанного ухажера. По мнению юноши, это было самой большой ошибкой благородного разбойника; судя по тихой мечтательности, вроде бы не свойственной северянке в подобных ситуациях, она тоже думала о том, что напрасно, напрасно Эйк ее недооценивает... но время сюрпризов еще не пришло.

Под хихиканье и насмешки доковыляли по лесной тропинке до костра. Лагерь разбойников, по мнению Араона, был сугубо временным - так, привал на одну ночь, не более того. Костер, над которым висели два закопченных котелка, пара поваленных сосенок, чтобы сидеть, да одинокая палатка. Когда язык пламени взметнулся повыше, юноша заметил, что родовой герб со стенки ее не спорот; господин Эйк не скрывался и не стеснялся своего ремесла. Когда принц ступил на край поляны, неподалеку раздалось тихое ржание; значит, рядом паслась пара-тройка лошадей. Те разбойнички, что вели отобранных у отряда Араона коней, проследовали в темноту. Опять ржание, знакомое и чужих коней; всхрап, возмущенный визг - значит, Синичка, кобыла Ханны, укусила кого-нибудь из разбойничьих жеребцов. Норова у Синички было не меньше, чем у всадницы.

Рассадили всех троих на тех же сосенках, но на значительном расстоянии друг от друга, так, что и переговариваться было нельзя. Араон видел спину брата Жана и затылок Ханны. Оба вели себя спокойно, не бранились и не сопротивлялись; юноша решил держаться так же.

Разбойники не обманули: жертвам ограбления и впрямь был предложен ужин, да еще и довольно сносный: каша с мясом, наверняка с зайчатиной. Еще девятину назад Араон бы от подобной пищи отказался, а запах и вид вызвал бы тошноту, но по дороге они не раз питались именно так, кидая в один котел крупу и то, что удавалось подстрелить - охотилась Ханна, большая любительница прогуляться с дамским охотничьим арбалетом по окрестностям. После пяти-шести часов верховой езды такая пища казалась изысканным деликатесом; вот и разбойничья каша тоже была принята без капризов. Отказываться и разыгрывать плененного гордеца юноша счел неразумным: мало ли что будет дальше, лучше быть сытым и отдохнувшим, а заодно и выглядеть тихоней, чем голодным и надменным, а потому подозрительным.

Монаху ордена Блюдущих Чистоту особо выкаблучиваться было бы неуместно, а Араон все еще надеялся сойти за простого послушника, пусть и из сословия благородных людей, который сопровождает старшего в какую-то там обитель.

Не вышло.

- Ну-ка, дайте-ка взглянуть на вас, столичный господин? - тяжелая рука сдернула с головы Араона капюшон рясы.

Следом Якоб Эйк цапнул Араона за подбородок и заставил повернуться к себе. В шалых светлых глазах плясали отблески костра; владетель-разбойник был слегка пьян, но только чуть. До недолговечного благодушия, не больше.

- Ты не монах, - сказал он, чуть поразмыслив. - Разрази меня гром, если ты хотя бы послушник. И личико твое мне знакомо почему-то...

Араон пожал плечами, засунул в рот очередную ложку каши и принялся сосредоточенно жевать, но отделаться от Эйка было не так-то просто. Сначала у него отобрали ложку, потом миску. Мужчина присел на корточки, внимательно глядя в лицо пленнику. Потом присвистнул, покачался на пятках.

- Сколько же за тебя денег дадут, подумать... приятно, - сказал Якоб чуть позже. - Какая неожиданная удача!

- Не дадут, - покачал головой Араон; он надеялся, что до Брулена еще не успели дойти все слухи, или хотя бы на то, что Эйк не слишком интересуется последними новостями. - Я никому не нужен. Разве что тайной службе его величества. Продадите меня им? Господину Реми Алларэ?

Якоб поморщился, поджал губы. Продавать королевской тайной службе даже самого ценного заложника не рискнул бы и полный дурак: сначала выкупят, потом догонят, переловят и повесят. Связываться с ними - хороший способ покончить с собой чужими руками; Эйк на самоубийцу не походил.

- Зачем вы ехали на запад? Только не заливай мне про Схефферскую обитель, к ней едут по совсем другой дороге. И не говори, что заблудились.

- Мы ехали в Оганду. - почти правда.

- В ссылку так не отправляют... А кто эта девица?

- Моя старшая фрейлина, она из Къелы.

- Бывший король, бывшая фрейлина и настоящий монах. Хороший улов. Что же вы делаете на дороге втроем?

- Нам очень нужно на запад, - сказал Араон, решив, что от правды вреда не будет. Если решили взять в заложники и продать, все равно не отпустят... но ведь все три седмицы везло, каждый день и каждый час! - Нужно срочно.

Везло с первого же дня, когда всем троим удалось беспрепятственно покинуть столицу. Араон, переодетый послушником, брат Жан, которому и прикидываться не надо было, и Ханна в охотничьем костюме могли бы привлечь много любопытных взглядов - с чего бы двум Блюдущим разъезжать на превосходных лошадях, да еще и в обществе красивой молодой девицы? Могли бы, но не привлекли. Их никто не замечал, не останавливал, не пытался вступить в беседу или набиться в попутчики. Встречные разъезды, часть которых состояла из алларских гвардейцев в упор не видели в троице тех, кого явно разыскивали. Равнодушные взгляды скользили мимо, не цеплялись ни за кого из путников.

Три седмицы небывалой удачи, а теперь, когда до цели оставалось всего-то два-три дня пути - засада; да еще и худшая, которую можно себе представить: не простой грабитель с большой дороги, а владетель, быстро узнавший в Араоне бывшего короля. Да, за такую добычу можно просить добрых десять тысяч сеоринов; брат заплатит - куда ж он денется? Не меньший выкуп можно просить за Ханну Эйма... угораздило же юношу сказать правду о том, кто она такая!

- На запад? Срочно? - Якоб насторожился, подался вперед. - Зачем бы это?

- Помочь одному достойному человеку...

- Вот, значит, как, - разбойник вытащил из ножен кинжал; хороший дорогой кинжал с гравировкой по клинку. Лезвия казались почти прозрачными - так играла в полутьме заточка. - Это кому же?

Где-то вдалеке ухнул филин; может, не филин, а другая ночная птица - в них юноша не разбирался. Может быть, это один из разбойников подавал другому сигнал птичьим криком. Араон вжал босые ноги в мелкую колючую хвою, чувствуя, как между пальцами набирается сырость. Ему было холодно, но не потому, что до него не доставал жар костра. Ответить на вопрос можно было двумя разными способами: либо правду, либо - прикрыться герцогом Скорингом.

Способов было два, а один из них мог стоить если не жизни, то свободы. Юноша вновь почувствовал ледяную отстраненность от происходящего. Это пугало; кинжал в руках Якоба казался мелочью, бессмысленной игрушкой. Острие может войти под ребро, тогда сердце остановится - быстро, наверняка, и вовсе незаметно. Немного боли, не больше, чем в порезанной руке - и все. Другое дело, что есть двое спутников, двое друзей... и есть дело, которое обязательно нужно сделать. Догнать герцога Гоэллона. Это важно, все остальное - сущие мелочи.

Старший Эйк служил герцогу Скорингу. Младший - доносил Реми. Этот, судя по виду, младше Яна-Петера, но куда старше Винсента. Забавно... до чего все трое непохожи друг на друга; вот уж точно - семь близнецов от всех отцов. Интересная, должно быть, дама - госпожа Эйк. В каких же отношениях многочисленное семейство с "заветниками" и герцогом Скорингом? Ян-Петер Эйк - посвященный высокого круга; Винсент - попросту мальчишка, которого втянул во все это старший брат. Якоб промышляет разбоем. Почему? Уж не потому ли, что родной дом, превратившийся в гнездо еретиков, не пришелся ему по душе? Или не стоит так все усложнять? На землях Брулена разгулялся святой поход - так, может быть, Якоб попросту удрал от преследований, не желая каяться и проходить очищение?

Стальные глаза сверлили Араона, ожидая ответа. Сталь в глазах, сталь в руках; вполне достаточно, чтобы понять: ошибешься, и не жить тебе. Не только тебе, но еще и спутникам. Дело даже не в выкупе - в чем-то еще, важном для Якоба, но неизвестном Араону.

Не угадать... но нельзя ли оттянуть время?

- Почему вы так не похожи на своих братьев?

- Дерзкий вопрос, не кажется тебе? - губы раздвинулись в подобии усмешки. - Особенно от тебя. Я хотя бы знаю свою мать, а ты?

Время, время... драгоценные доли минуты на принятие решения; жаль, что Якоб не решил побеседовать с братом Жаном, тот наверняка нашел бы, что ответить. Он умеет, он может распознавать мысли, он учил Элграса - и хорошо научил, а вот Араону такого таланта не досталось ни капли.

Об этом думать сейчас нельзя, нужно думать о том, как ответить.

- А я не знаю, - кивнул юноша. - Поэтому не рассчитывайте на богатый выкуп. Отпустите нас, а?

"Деньги и лошади, - думал он. - Пешком мы не успеем, а если обратимся за помощью в ближайший монастырь, то уже не выберемся оттуда... Но - как вернуть хотя бы часть своего имущества и свободу? Возможно ли? Тут уцелеть бы..."

- Не заговаривай мне зубы, подкидыш, - процедил разбойник. - Кому вы там помогать собрались? Отвечай!

Блик от костра прыгнул на руки Араона, потом побежал выше, добрался до глаза - алая вспышка, совсем неяркая.

Юноше казалось, что вокруг тихо, слишком уж тихо. Добрый десяток человек суетился вокруг костра, перешучивался, бранился из-за бочонка вина; но там, где сидели Араон и Эйк, сгущалась прохладная осенняя ночь, безмолвная и недобро-любопытная.

- Почему я должен вам отвечать? Вы напали на нас и ограбили!

Как угадать? Что-то вертелось в голове, какая-то зацепка, которую дал сам Якоб еще в начале разговора. Все упиралось в то, еретик он или нет. Но не написано ж это у него на лбу? Не написано, а жаль. Но - было, было что-то, было же...

- Потому что ты не хочешь, чтобы я убил того монаха. Чтобы мы развлеклись с девчонкой. Чтобы я убил напоследок тебя, - обстоятельно перечислил Эйк. - Достаточно причин, или как?

- За убийство монаха карают не приставы, а Сотворившие, - юноша уставился на собеседника так же пристально, как и тот.

- Говорят, так, - кивнул светловолосый. - Но если просто привязать к дереву и уйти - разве это убийство? А, подкидыш? Леса здесь глухие, найдут нескоро... Хватит тянуть коня за хвост, отвечай. Кому?

- Не тому, кому служил господин Ян-Петер Эйк, - труднее всего было не зажмуриться после этих слов.

- Как интере-есно, - протянул разбойник. - Ну да, ты же у нас королек на девятину, из канавы в графы... и обратно. Много знаешь. Очень много... В кого же ты веришь, подкидыш?

- Верую в Сотворивших, создавших сущий мир за седмицу и в мудрость их... - Араон приложил ладонь к сердцу, про себя добавив: "Помогите мне, хоть раз в жизни - помогите же!".

Эйк убрал кинжал в ножны, потом принялся развязывать узел.

"Неужели угадал? Неужели я угадал?!"

- Вставай, помощничек. Не знаю, что ты задумал, но я вас отпущу.

Последние слова прозвучали громко; трое разбойников немедленно подскочили поближе, остальные загомонили со своих мест. Разноголосье - хриплые и звонкие, юные и не очень голоса сбивчивым хором выражавшие одну-единственную мысль:

- Ты не одурел ли, Якоб?! Такую добычу?..

- Я сказал, - отрезал Эйк. - Клаус, приведи их лошадей, да вьюки не забудь.

- Да пошел ты к свиньям, Якоб! - тот хрипатый, голос которого Араон запомнил еще на дороге.

- Да сам ты пошел! Вожак сказал, ты делай!.. - двое совсем молоденьких парней сунулись поближе.

Вскрик - женский голос, значит, Ханна; потом нехорошо спокойный голос брата Жана:

- Вот это вы напрасно.

Костер то разгорался, то притухал, и это было куда хуже простой темноты: выплески пламени слепили глаза, мешали разглядеть, что творится в пяти шагах. А вот Эйк разглядел. Свист, еще один вскрик, стон...

- Сказали ж - напрасно, - хохотнул атаман; от этого смеха Араон в очередной раз вздрогнул.

- А ну отойди, хамье! - разъяренный вопль Ханны... ну почему же почти ничего не видно?!

- Отойди, отойди, - посоветовал Якоб. - А ну молчать всем! Я что сказал? Клаус, быстро давай, шевелись.

Араон наконец увидел, что происходит - Ханна стояла с головней в руках, за спиной у нее из-за сосенки торчали чьи-то босые ноги. Живые так не лежат. Нетрудно было догадаться, что покойник взялся угрожать пленнице оружием; свист же произвел брошенный Эйком кинжал. Теперь юноше стало действительно страшно. Бруленец решил перессориться со всей своей бандой в одиночку? Но их же добрых полтора десятка, а у пленников и оружия нет, считай, всех уже похоронили...

Нет, не в одиночку: к вожаку подошли еще трое. Двое молодых парней и какой-то смутно различимый мордатый мужик в черном балахоне. У молодых в руках мечи; видно, что плохонькие - но мечи, у мужика - цеп.

- Отойди-ка к своим, и девицу отведи в сторону, - бросил через плечо Якоб. - Сейчас я тут порядок наведу... - и уже в полный голос: - Ну, кто тут резвый самый? Кто забыл, кто тут старший? А ну - вперед!

"Достаточно одной стрелы, - тоскливо подумал Араон. - Вот же сумасшедший..."

Лучников среди разбойников не нашлось, или они оказались на стороне предводителя. Негодующая компания потопталась по ту сторону костра, бранясь и все же не решаясь сделать шаг вперед. Двое мальчишек - лет по шестнадцать, не больше - поигрывали своими мечами, лохматый дядька с дубиной радостно скалился, словно соскучился по хорошей драке.

Драки не случилось.

- Что вы ему сказали? - спросил брат Жан, когда отпущенные восвояси пленники отъехали на пару миль, до сих пор не понимая, стали ли свидетелями истинному чуду или попросту повезло в очередной раз...

- Правду, - вздохнул Араон. - Чистую правду.

К концу третьей седмицы девятины святой Иоланды регенту Собраны, герцогу Алларскому все чаще и чаще хотелось снять с плеч голову; свою собственную. Снять, положить в укромное, темное и тихое, место - да там и оставить, самому же походить как-нибудь так.

Злополучное образование на плечах, по словам лекарей и аптекарей, предназначенное для управления всем телом, а в первую же очередь - прибежище разума, тяготило владельца все больше и больше. То ли разума стало слишком много, и он давил на череп изнутри, то ли, напротив, выявилась пустота в голове господина регента, а не терпящая пустоты природа вознамерилась ее заполнить...

Болело прибежище то ли разума, то ли его отсутствия, постоянно.

Изнывало, должно быть, от невозможности постичь происходящее.

И не в паскудной сизоглазой тени было дело, Фиор несказанно обрадовался бы хоть косвенному признаку ее присутствия - однако ж, или вовсе исчезла, или затаилась так надежно, что решительно невозможно было хоть что-нибудь на нее свалить. Только что обнаруженный корень горестей и бед оказался глубоко, истинно подл: как показался, так и растворился, улетучился; не пожелал быть виновным во всем и сразу.

Не беспокоило Фиора и то, что составляло предмет головной боли для Реми: подготовка к ожидавшейся войне. Второй советник его величества весьма всерьез воспринял пророчество, точнее, его четвертое условие: толпу чужих тварей, которая должна ворваться в пределы мира. Благо, теперь-то было вполне ясно, откуда они могут взяться: из третьего мира Триады. Регенту это казалось изрядной нелепицей - какие твари, какие толпы? Реми же считал иначе: еще до первых заморозков герцог Скоринг вернется, чтобы отвоевать столицу, и приведет войско неведомых существ из того сопряженного мира, который омнианцы называли Миром Вознаграждения.

Перегруппировка и перевооружение войск, новые траты, постоянное планирование, занимавшее треть времени королевских советов - все это утомляло, но не тревожило. Слишком невероятно; да, стоит подготовиться, ибо экс-регент способен преподнести и не такой сюрприз, но не стоит слишком уж всерьез принимать подобную возможность. Король сказал: "Ну что ж... Готовьтесь, хуже не будет!" - для второго советника это стало разрешением ожидать настоящей войны, долгой и тяжелой; для регента только весьма неприятной, но, к счастью, маловероятной перспективой.

Куда хуже было другое: три седмицы назад Араон, Ханна Эйма и брат ордена Блюдущих Чистоту пропали средь бела дня.

Пропажа была обнаружена вовсе не сразу; Элграс получил письмо от брата Жана, в котором тот сообщал, что его высочество Араон и девица Эйма пожелали, дабы он сопровождал их в Тиаринскую обитель для молений, а планируют отсутствовать все трое около пяти дней. Король обиженно фыркнул, попеняв, что могли бы и в лицо сообщить, приспичило же - и успокоился.

Первым насторожился господин казначей Гильом Аэллас; вечером того же дня он высказал Фиору, что видит лишь одну причину подобному: нежелание "молельщиков" отпрашиваться у короля лично, ибо уже общеизвестно, что его величество отменно распознает ложь; учителю же Элграса это известно лучше, чем многим прочим.

Регент задумался и отправил гонца с вопросом в дом госпожи Эйма. Госпожи Эйма в тот вечер дома не обнаружилось. Зато она обнаружилась на следующий день с утра; приехала во дворец и потребовала аудиенции. Фиор понял, почему Алессандр рассказывал о Клариссе с легким ужасом, а заодно и понял, удар какой силы приняли тогда на себя юноша вместе с Гильомом.

- Где моя дочь?! - негодовала хрупкая женщина, вовсе не казавшаяся сейчас регенту хрупкой; утешало его лишь то, что она была безоружна. - Я знаю, что она разговаривала с вами, знаю, о чем. После того она отправилась во дворец! Господин герцог Алларэ, я желаю знать, где Ханна!

Господин герцог Алларэ желал знать, где заодно и Араон. За монаха он волновался несколько меньше. Впрочем, в том, что тройка пропала явно вместе, и брат Жан там вообще присутствовал, он видел довольно много радости: что бы ни задумали юные лжецы - в Тиаринскую обитель они, разумеется, не прибыли - слишком уж опасным это быть не может. Монах не допустит. Но как молодая девушка и пятнадцатилетний бывший король вообще умудрились втянуть его в подобную авантюру?!

- Тоже мне, беда, - посмеялся Реми. - Не знаю, куда их понесло, но найти будет проще простого. Благо, Араон дурной наездник, да и монах не кавалерист.

- Он как в седле родился, - поправил Элграс. - Я-то видел.

- Тем не менее, там девица и подросток - ехать все трое будут так, как способен самый слабый. Догоним за пару дней.

Седмицу спустя глава королевской тайной службы уже не был так уверен в силах своих людей, а три седмицы спустя сравнялся с остальными, на ежедневное королевское "Ну и где?" отвечая невнятным лепетом.

Троица пропала бесследно. Все, что говорил Реми, звучало так разумно - заметят на постоялых дворах, не смогут ехать быстро, взяли слишком мало денег и будут продавать ценные вещи; проку в том не было ни малейшего.

Опытнейшие ищейки, поднятые по команде, разводили руками. Они, которых в стране было от силы два десятка, но эти люди могли найти кого угодно хоть в толпе, хоть в лесной чаще, говорили, что трое авантюристов пропали. Наверное, где-то в мире они есть, и, вероятно, живы и здоровы - но следов нет. Ни направления, ни малейшего отклика в ответ на самое страстное - и подкрепленное обещаниями повесить или озолотить - желание найти их. Ничего. Ни следа.

Хуже того, спасовали и расследователи ордена. Лично знавшие брата Жана, видевшие лицом к лицу Араона, опытнейшие из опытнейших монахов говорили ровно то же, что ищейки тайной службы.

На этом фоне Фиор с большим трудом сообразил, что в то же время пропала из столицы и еще одна тройка молодых людей. Алессандр Гоэллон, барон Альдинг Литто и владетель Андреас Ленье. Если первого мог отправить в Эллону герцог, если второй мог уехать в свою Литу, то третий... тихоня пропал, не отпросившись у своего герцога (уже дикость) и не сообщив никому в доме, куда направляется (и вовсе чушь какая-то). Проще уж было решить, что юноша погиб в каком-нибудь неприятном происшествии, например, от рук грабителей. Однако ж, среди выловленных из Сойи тел, среди найденных трупов его не было. К концу второй седмицы - слишком поздно, конечно - Реми пришел к выводу, что никакие бандиты владетеля Ленье не убивали, а пропал он куда-то по собственной воле. Вероятно, в компании Алессандра и Альдинга.

Фиор тоскливо поинтересовался, дозволяют ли древние алларские обычаи битие вассалов розгами, узнал, что никак не дозволяют, в отличие от отрубания головы и повешения на стене собственного замка, и решил обойтись оторванными ушами.

Дни шли, чудеса продолжались. Ищейки и расследователи спасовали, обе пропавшие тройки не появлялись. Кларисса вела себя, на взгляд Фиора, несколько неподобающим даже для матери в подобной ситуации образом; а выражения, которыми она пользовалась, больше годились даже не для изысканной куртизанки, а для портовой девки. Зато справедливость ее не покинула, и доставалось поровну всем: от его величества до герцога Гоэллона, отправившегося невесть куда в одночасье. Господину регенту же вдвойне и втройне.

- Мне все равно, почему вам нельзя жениться! Я не желаю этого слышать, - Фиор и не собирался рассказывать. - Вы, взрослый человек! Вы, герцог Алларский! Вам двадцать семь лет! Неужели у вас не хватило разума так объяснить свою ситуацию девушке, чтобы она не взялась творить невесть что?!

- Помилуйте, какая связь?

- Очевидная! - топала каблуком Кларисса. - Явная! После разговора с вами Ханна отправилась к Араону, и причина была в вашей загадочности! Не знаю, что они там придумали втроем с этим монахом - но все это начали вы со своими тайнами тамерского двора! И ради вас же...

- Но что ради меня можно было...

- Подите с глаз моих долой, дурень вы неимоверный! Будь же проклят тот час, когда я взялась объяснять Ханне, что вы исполнены всех и всяких достоинств!

- Я?! - хватался за голову Фиор.

- Нет, огандская свинья! Такая, знаете, коричневая... - Кларисса весьма метко обрисовывала очертания свиньи огандской породы, славной отменными размерами окороков.

- Госпожа Эйма...

- Подите вон, не доводите до греха.

В какой-то момент, не выдержав натиска, да и разозлившись, Фиор выпалил: "Послала же Мать тещу...", после чего оба с изумлением разглядывали друг друга. Кларисса тогда осеклась, вздохнув, и стало ясно, что за шумом и бранью прячет тревогу, измотавшую ее вконец. Сам регент тоже готов был взорваться в любой момент: он беспокоился не за одну - за шестерых юных пропавших; о герцоге Гоэллоне же и вспоминать было страшно. Что он задумал, куда отправился - неведомо, а от безвестности жутко втройне.

Как, где, на каком моменте препирательств с Клариссой Фиор осознал, что ему никто не говорил "вам нельзя жениться", что герцог Гоэллон и отправился невесть куда ровно для того, чтобы избавить всех от проклятья - он сам потом вспомнить не мог; зато, осознав, понял: да, действительно, все из-за него. Подскочил, как дурак, не приложив голову, и помчался объясняться. Обидел девушку, заварил кашу. Алессандр Гоэллон ничего подобного не сделал - так, может, у него были основания не разрывать отношения со своей скорийкой?

Явившийся в момент, когда регенту хотелось снять с плеч и убрать в сундук постоянно болевшую голову господин граф Саура поначалу показался посторонней помехой. С ним Фиор разговаривал еще две седмицы назад, тот ничего не знал, и, кажется, не врал. Если врал, то обманул и регента (что, признаться, невеликий труд), и Реми (а вот это уже задача посложнее). Но - не сказал ни слова. Вечером болтали, пили, а утром - бац, и нету. Может, на охоту собрались или по веселым девицам?

На фоне изумленного капитана Кадоля, из-под носа у которого пропали трое молодых людей, включая наследника его герцога, Бориан был бесполезен и никто им особо не интересовался.

Оказалось - напрасно.

Оказалось - рыжий саурский граф отменный лицедей; да еще и уши у него длинные, слух острый, а обидчивость вполне мальчишечья.

Возмущенный тем, что его не пригласили на дружескую попойку, - вот Альдинга пригласили, а его нет! - рыжий расположился за стенкой, и все, что говорилось не шепотом, прекрасно расслышал. Запомнил, а потом еще и записал для надежности. Чего хотел - сам точно не знал, но что сделал, то сделал.

Фиор выслушал. Фиор изумленно перечитал пару раз. Схватился за голову в сотый уже раз за седмицу. И уставился в стенку перед собой.

Среди прочего он услышал то, что подтвердило предположение о том, какой величины и твердости были дрова, что наломал господин регент: мало что жениться Алессандру разрешили, так еще и до полного совершеннолетия, "хоть завтра". Это все-таки не было главным, куда больше задела Фиора история Альдинга Литто.

Значит, эти трое отправились на помощь герцогу Гоэллону; бедный, бедный герцог! Эти помогут... не зная, в чем, не зная, как - но ведь свалятся же, как столичный собор на голову, да еще и в самый неподходящий момент!

Но - куда делся Араон со товарищи? Тоже туда же? Это уже, позвольте, смешно...

- Да почему смешно? - задрал брови, такие же рыжие, как и волосы, граф Саура. - Герцог - он такой...

- Какой? - едва не взвыл Фиор. - Какой такой?

- Как магнит, - ухмыльнулось северное наказание. - Я бы и сам поехал, но поздно сообразил, что надо. Не догоню.

- Если бы это барон Литто говорил, я бы понял. Но вы...

- А что я?

- Вы же сначала делаете, потом думаете, простите меня, граф...

- Есть такое дело, - северянин ничуть не обиделся. - Но вот поздно пришло в голову, жаль. А то поехал, конечно бы. За мной долг.

- Ну и... - Фиору показалось, что он нащупал какую-то ниточку. - Куда бы вы поехали?

- На запад, - развел руками Бориан; брови полезли еще выше по лбу. - Куда ж еще?

- Почему на запад?!

На лице графа Саура последовательно отобразились: недоумение по поводу тупости герцога Алларэ, не понимающего очевидного; озадаченность; нечто, знакомое по лицу Гильома Аэлласа над драгоценной тетрадью: все чую, объяснить не могу.

- Потому что на запад, - изрек, наконец, Саура.

- В Брулен?

- Нет.

- В Скору?

- Нет.

- В Оганду?

- Зачем?

- В Тамер?

- Какой Тамер?! - вытаращился Бориан.

- Тогда куда???

- На Церковные земли.

- Зачем???

Минут десять спустя Фиор понял, что из данного свидетеля добыть обоснования сможет разве что хорошо обученный расследователь ордена Блюдущих Чистоту или Бдящих Братьев. Кто угодно, владеющий способностью доставать ощущения прямо из их владельцев, минуя разум владельцев. "Потому что на Церковные земли" - вот и все. Потому что вот. Потому что граф Саура точно знает. Только объяснить не может, а потому и не будет.

Хуже всего - герцогу Алларэ казалось, что Бориан абсолютно прав. Ну да, именно туда, а куда же еще? На Церковные земли, разумеется; и пытать его, дабы получить некое понятное уму объяснение - бесполезно, ибо нет того объяснения, только чувство...

Графа Саура он уговорил побеседовать с присланными архиепископом Жераром людьми не сразу; но тот согласился. Ожидая результатов, герцог Алларэ ходил по кабинету от стены к стене. Ноги утопали в мягком ковре с длинным густым волосом. Шаги были не слышны, и это отчего-то раздражало. На стене висела карта. Небольшой кусок земли, зажатый между территориями Собраны и Оганды. Со стороны Собраны Церковные земли граничили с Бруленом, Сеорией и Мерой, с другой отделялись от Оганды рекой Виеной и выходили к Четверному морю. Потому оно Четверным и называлось, что омывало берега четырех держав: Церковные земли, где стоял Нерукотворный Храм, искони считались отдельным государством. Даже не государством, а общей - и неприкосновенной для всех - территорией, которой управляла община монахов. Проезд через них был открыт для всех, как всем было разрешено паломничество. Нерукотворный Храм был святым местом и для омнианцев, и для ноэллианцев.

Сам герцог Алларэ в паломничество ни разу не отправлялся, но представить Нерукотворный Храм мог - по рисункам, по описаниям. Посреди равнины, недалеко от морского побережья, возвышалась громада, более всего похожая на застывший фонтан из расплавленного черного камня. Внутри нужно было пройти через лабиринт пещер и ходов, чтобы достигнуть алтаря - огромной чащи со сталагмитами по краям, однако ж, каменные "подсвечники" не нарастали под воздействием каплющей сверху воды. Они были сотворены однажды, вместе с храмом.

Паломники, ведомые монахом, проходили через лабиринт и могли поставить на один из сталагмитов свечу, зачерпнуть воды, набиравшейся невесть откуда в каменную чашу; вода эта считалась святой и смывающей все грехи, кроме трех смертных.

Ну чего же ради такой толпе народа понадобился Нерукотворный Храм? Проклятье святой водой не смоешь, это было бы слишком просто...

- Я могу только удостоверить, что господин граф Саура искренне верит в то, о чем говорит, - неслышно появился за спиной монах-расследователь. - Большего я сделать не могу, господин герцог-регент.

- Это я и сам могу... Простите. От кого это его озарение? От Сотворивших? От Противостоящего?

- Нет, ни от Сотворивших, ни от Врага, - покачал лысой головой престарелый расследователь; по рекомендациям - самый опытный в Тиаринской обители.

- Тогда откуда? - Фиору мучительно хотелось заменить цветок на родовом гербе волком: коли герцог то и дело воет, то пора уже.

- Есть и сам мир, служащий Сотворившим всем сердцем, он направляет и дает силы тем, кто соблюдает волю Матери и Воина.

- Видимо, я изрядно грешен, - вздохнул регент. - Меня ничего никуда не направляет...

- Вы же говорили, что и вам помыслы графа Саура кажутся верными? - старик изумленно потер нос. - Не гневите богов, возводя на себя напраслину.

- Вообще... мир. Откуда это? Ни в одной проповеди, ни в одной книге я не читал...

Старик-монах уставился на господина регента, как давеча граф Саура.

- Вы Первую молитву до конца дочитывали?

- "И дайте мне силы на деяния не во вред миру сущему сотворенному, но во благо его, и дайте мне силы отличить благо, и лишь его нести", - повторил Фиор то, что помнил лет с трех. - Э-э?..

- О чем же, по-вашему, в молитве идет речь? О каком мире, о каком благе? - расследователь смотрел на регента, как на малое дитя. - Сотворившие породили величайшую гармонию, и лишь злодей, исказивший свою суть до предела, не способен уже расслышать ее в малом и большом...

"Вот только проповедей мне еще и не хватало, - вздохнул про себя Фиор. - Особенно, зная, кто на самом деле, что сотворил!"

- И что, простите, с этим всем делать мне? Регенту Собраны, а не доброму верующему? - герцог Алларэ слишком поздно понял, что плетет сущую ересь...

- Регенту Собраны надлежит быть добрым верующим, - старик не возмутился, напротив, по-доброму улыбнулся. - Вы не из тех злодеев, о которых я говорил. Вы - от крови Сотворивших, и злу трудно коснуться вас, а тем более проникнуть в суть. Не препятствуйте тем, кто услышал, что велит все сущее, ибо оно не может ошибаться. И вы слышите этот голос, но первейший ваш долг в ином. Как вы и сказали, вы - регент Собраны, соблюдайте свой долг и молитесь за тех, кто ныне в других землях.

"Волка, - подумал Фиор. - Волка на герб..."

- К вам господин Виктор Мерно! - объявил слуга.

За последние три седмицы в доме Клариссы побывало много разных господ, чуть меньше - дам, но вот покойники приема еще не просили. Тем более - покойники не свежие, а уже год как похороненные. После девяти вечера госпожа Эйма не принимала, дело было уже к одиннадцати, но "господин Мерно" разбудил в ней любопытство. Человек, именем которого назвался поздний гость, был племянником знаменитого винодела из Меры и погиб при скандальных обстоятельствах, - попытавшись изнасиловать служанку. Интересно, кто же решил представиться именно так? Кто - и, главное, зачем?

- Зови, - кивнула она, оправляя платье.

- Что это вы проделали со своими волосами? - выговорила Кларисса, когда гость зашел в ее кабинет и сел в кресло.

Право слово, к герцогу Скорингу у нее была сотня вопросов куда важнее, но при виде гостя, ставшего вдруг жгучим брюнетом, да еще и постриженным "под Реми", с языка слетел именно этот.

- Всего лишь краска, госпожа моя, - улыбнулся Скоринг; женщина моргнула, еще раз убеждая себя, что это все-таки герцог Скоринг, а не кто-то еще.

Разительное преображение, нечего сказать. Некогда светловолосому и светлокожему скорийцу оно было не к лицу, но вот узнать его - даже зная наизусть каждую черту - и в двух шагах было затруднительно. И - краска; ясно уже, где он был. Кларисса не слыхала о подобной краске; настой ореховой скорлупы мог затемнить волосы до темно-русого оттенка, но не черными же их сделать?..

- Однако, - покачала головой Кларисса. - Желаете вина?

- Я попросил бы вас отпустить прислугу. Если это, конечно, возможно.

- С чего вы взяли, что я останусь с вами в доме наедине? - конечно, есть еще Фелида, но какая из девочки защита? - Не слишком ли дерзкая просьба?

Под прямым взглядом герцога Скоринга Кларисса передернулась. Вот же новости - коварный злодей с глазами раненого ребенка...

- Я не причиню вам ни малейшего вреда. Клянусь своей жизнью.

- Намеренно - не причините, - женщина пыталась удержать злость в кулаке. - В этом я не сомневаюсь. Но таланты свои вы уже продемонстрировали отменно! У меня только одна дочь, господин герцог...

- За ними присматривали, очень надежно!

- Это вам кажется, что это было надежно. Я и говорю о ваших талантах. Ваш надежный присмотр висел на трех гнилых ниточках, и хуже всего, что вы этого не понимаете! Я долго пыталась решить, что означало все случившееся - ваше равнодушие к жизням троих детей или то, что вы, мягко говоря, неумелы...

- Увы, второе, госпожа моя, - Скоринг опустил коротко стриженую голову. - Клянусь вам, мне казалось, что все в порядке!

- В том-то и беда... Хорошо, прислугу я отпущу. Я пока даже не буду спрашивать, для чего вы ко мне явились, - Кларисса поднялась. - Вы мне все расскажете. Но если вам от меня что-то нужно, согласие я дам, только поняв, что и зачем. Или же - уходите, не сказав ни слова. Я не выдам вас, но и не более того.

Слуги немного удивились, но куда больше обрадовались, узнав, что получают сутки отпуска при условии, что покинут дом прямо сейчас. Они давно поняли, что госпожа Эйма, жена къельского наместника и подруга весьма важных господ, порой занимается делами, от которых нужно держаться подальше, дабы и краем уха не услышать половину слова - себе же дороже выйдет.

Гость так и сидел в кресле, склонив голову. Веяло от него запредельной тоской, усталостью и безнадежностью. Не лучше, чем давеча от Руи. Надо понимать, оба противника друг друга стоили - и по упрямству, и по манере все на свете делать тайно, в одиночку и тратя себя столь беспощадно, словно жить им вовсе не по сердцу.

Кларисса опустила на столик поднос. Новомодный напиток кофе казался ей отвратительным на вкус - сколько ни лей патоки, все едино от горечи глаза на лоб лезут, - но весьма полезным при долгих трудных беседах. Гость же клевал носом, и ему явственно хотелось спать.

- Я сразу начну с того, зачем явился. Мне нужно, чтобы вы помогли мне встретиться с господином герцогом Алларэ.

- А корону кесаря тамерского вам не нужно?! - опешила Кларисса.

- Нет, благодарю, - вымученно улыбнулся Скоринг. - Мне нужно только то, о чем я прошу. Задавайте любые вопросы, может быть, мои объяснения помогут вам принять решение.

- Хорошо, - первая порция густого темного напитка отправилась по чашечкам. - Начнем сначала. Как вас вообще угораздило ввязаться в подобное дело?

- Ввязаться? - в усталых глазах плеснулось искреннее недоумение. - Помилуйте, госпожа моя! Все, что произошло, я устроил сам от начала до конца.

- И с чего вы начали? - приподняла бровь Кларисса; она прекрасно помнила рассказ Фелиды о том, какие идеи переполняли голову покойного казначея последние пятнадцать лет, если не больше.

- Начал я с того, что совершенно случайно оказался в том мире, что добрые омнианцы называют Миром Воздаяния, а ноэллианцы - попросту соседним обиталищем людей. В девятнадцать лет я еще не слишком интересовался воззрениями ноэллианцев, и поначалу сам счел его приютом грешников, но очень быстро обнаружил, что этот весьма искаженный с виду мир - куда разумнее и правильнее, чем наш с вами. Я понял разницу на себе, но еще лучше понял, начав изучать его внутреннее устройство... Нет, сам по себе он почти во всем подобен нашему, единственная разница - во влиянии богов. Я говорю о правилах, по которым живут люди. А также и о степени вмешательства Сотворивших в ход его жизни. Сравнение это привело меня ко вполне ясным выводам и вполне понятным желаниям. Я пришел к отцу с рассказом об увиденном. Рассказ его впечатлил и стал основанием для всех последующих действий.

- Что же, жизнь в этом мире так прекрасна? - прищурилась Кларисса. - Настолько, что мы должны подражать ей?

- Нет, ни в коем случае! Она весьма разнообразна, как и наша. Что-то там лучше, что-то - куда хуже, - досадливый жест; но собеседник сердился на себя, что не смог донести свою мысль. - Но там есть свобода, о которой мы и не слыхали, даже вообразить ее себе не можем. К своей жизни тамошние обитатели пришли длинным и трудным путем. Мы можем воспользоваться их опытом и многократно сократить свою дорогу.

- Для чего? Чем вас не устраивает то, как мы живем?

- Кларисса, вы когда-нибудь задумывались о том, что запасы руды, угля, торфа не бесконечны? Те умения, которыми владеют наши соседи, позволяют расходовать их крайне экономно. Они были вынуждены научиться этому, почти полностью исчерпав все блага своего мира. Мы тоже уже вынуждены, но еще даже не знаем об этом. Путь, что выбрали для нас боги, ведет в тупик. Смерть от голода и холода, без малейшей возможности воспользоваться теми ресурсами, что еще остались в нашем распоряжении. Но дело даже не в этом, в конце концов, до этого часа еще столетия... - усталый вздох. - Боги, вы ведь знаете, что это самозваные боги, загнали нас не в тупик, а в ловушку, которая уже готова захлопнуться. Они уподобились змее, кусающей свой хвост...

- О чем вы говорите? - удивилась Кларисса.

Все предыдущее звучало стройно, но довольно-таки бессмысленно. Господин герцог Скоринг, кажется, оказался философом из тех, чья мысль простирается на века и тысячелетия. Мечтатель, борющийся с опасностями далекого будущего; впрочем, мечтателями называли и служителей Истинной Церкви Собраны, сказавшими однажды: "Рабство неугодно Сотворившим и должно быть искоренено!"... только вот они действовали убеждением, а не силой, не решали за других, как им должно жить и по какому пути следовать.

- Золотая династия проклята. Король Эниал, будучи еще юнцом, совершил один из тех поступков, за которые Сотворившие карают смертью. Все, кто был причастен к тому преступлению, обречены пасть от руки друг друга. Два закона вступили в противоречие друг с другом, и ни один из них не может быть отменен. А Противостоящий вернулся. Он ждет часа, когда прервется связь самозваных богов с миром. Связь эта - Золотая династия. Войдя в мир, он разрушит его. Все три мира.

- Проклятье?.. - изумленно выговорила Кларисса. - Что должен был совершить этот юноша?!

- Всего лишь взял силой тамерскую пленницу. Она же прокляла его и всех причастных. Не менее десятка офицеров и солдат, бывших в том доме...

- Простите, что значит "всех причастных"?! - хозяйка едва не вскочила. - Этого не может быть, карают лишь одного виновного. Или, простите, это было непотребство, совершенное всеми?..

- Отнюдь нет. Но таковы были слова проклятия, и боги позволили ему сбыться. Рано или поздно что-то подобное должно было произойти, ведь само право на проклятие позволяет такое развитие событий.

- Но где и когда проклинали всех?

- Вы не верите мне? Что ж, попробую доказать. Одним из таких якобы причастных оказался и Ролан Гоэллон. Вы знаете, что случилось с его детьми? В этом был виноват не столько Руи Гоэллон, сколько Элор Сеорн, его двоюродный брат. Потом принц Элор погиб - вам нужно называть имя его убийцы?

- Нет, благодарю... - Кларисса и раньше предполагала, кто покончил с безумным братом Ивеллиона, в этом ничего нового не было, но в целую толпу проклятых женщина не поверила. Она знала, что так быть не может; гибнет виновный. Слуги господина Мерно, не воспрепятствовавшие злодеянию Виктора, остались живы и здоровы, как и сам винодел. "Всех причастных" - что это значит? Затруднительно представить себе юного Ролана Гоэллона, который помогает брату-близнецу изнасиловать несчастную тамерку... Отец Руи скорее бы помог девице. А остальные? Десяток человек, офицеры армии Собраны - тоже помогали? Или хотя бы одобрили подобное деяние королевского отпрыска?..

К тому же бывшей куртизанке казалось, что собеседник пытается убедить не столько ее, сколько себя: в голосе вдруг прорезались чужие ноты; это резало слух.

- А осведомлены ли вы, как сложилась жизнь потомков маршала Мерреса, еще того маршала Мерреса? Все его сыновья так или иначе убили друг друга. Несчастные случаи и не только. А обстоятельства смерти его внука Алессандра и Рикарда, а также полковника Эллуа - все они были потомками пресловутых причастных. Эллуа убил старшего Мерреса, Рикард - Эллуа, а герцог Гоэллон - Рикарда. Проклятье сбывается даже против воли самих проклятых - герцог Гоэллон был весьма дружен с внуком генерала Шроста, но Герберт Шрост погиб в дружеском поединке. Или вы думаете, что герцог Гоэллон не дорожил жизнью своей невесты? Она тоже умерла не от естественных причин.

- Вы удивительно хорошо осведомлены о таких подробностях чужих жизней...

- Я потратил на расследование десять лет. Кстати, племянник герцога Гоэллона обращался к тем же архивам, что и я. Сейчас в живых осталось лишь четверо. Герцог Гоэллон, его племянник, старший сын короля Ивеллиона - и король Элграс. Проклятье неумолимо, оно сбывается всегда. Эти четверо или их потомки покончат друг с другом. Это случится внезапно, как всякая насильственная смерть. Золотая династия, связывающая сущий мир с богами, прервется и боги утратят власть над миром. Возможно, лишь на час - но в этот час войдет Противостоящий, а на его стороне вся накопленная им сила. Ее хватит, чтобы уничтожить все и вся...

- Прекратите меня пугать! - взмахнула рукой Кларисса. - Я поняла, чем это грозит. Дайте мне подумать.

Она встала из кресла, взяла чашечку уже остывшего кофе, отхлебнула и поморщилась; потом прошла к окну и уселась на подоконник, глядя на герцога Скоринга, тоже давившегося горькой дрянью. Все звучало так связно, так похоже на правду - даже неожиданная выходка Фиора укладывалась в этот ряд: он сказал, что ему нельзя жениться. Фелида догадалась верно: в браке обычно рождаются дети. Проклятые дети проклятых родителей, обреченные на смерть или убийство.

Брат и сестра герцога Гоэллона, которого когда-то называли Руи-Братоубийцей - вот, значит, в чем было дело. Вот о чем молчали и старуха Алларэ, и сам герцог...

- Откуда вы вообще узнали о проклятии? Сомневаюсь, что Руи откровенничал с вами на этот счет.

- Противостоящий вернулся не один. Он нашел другого бога, а тот обманул его, не желая разрушения. Если он займет место нынешних узурпаторов, то будут отменены не только чудеса, которые так дороги герцогу Гоэллону, но и проклятье. Все, что я узнал - я узнал от него. Он существо совсем иное, он не одержим желанием опекать, сдерживать, отучая думать и принимать решения...

- Хорошо, закончим с богами, - решительно оборвала Скоринга хозяйка, поняв, с чьего голоса поет бывший регент. Откровения высших сил порой очень трудно понять и уложить у себя в голове, но с тем, что проклятье существует и действует, спорить бессмысленно. - Зачем же вам понадобились два государственных переворота?

- Первый - потому, что я решил затеять более крупную игру. Еще до моего рассказа отец хотел свергнуть Золотую династию - представьте себе, чем бы это обернулось? До того он всего лишь хотел разделить страну на несколько частей и стать королем западных земель. - Потомок жадного казначея брезгливо поморщился. - Притязания моего отца сразу показались мне слишком мелкими. Зачем брать лишь часть, когда можно взять все? Потом "заветники" поведали ему, что открывший путь Противостоящему получит власть над всем нашим миром. Я знал, что это обещание лживо, а мир будет разрушен, однако ж, угадайте, какова была цена моих разъяснений по сравнению с подобными перспективами? С еретиками отец связался по моей подсказке - одна из моих ключевых ошибок. Когда отец выслушал обещания "заветников", ему понадобилось сделать так, чтобы они могли свободно проводить обряды, питающие Противостоящего. Одновременно с тем он пытался добраться до кого-то из Золотой династии, отдать его для жертвы. Меня не устраивал план, по которому я должен был править небытием во славу рода Скорингов. Я хочу видеть Собрану существующей, единой и сильной.

- Вы не могли просто остановить отца намного раньше? Вы ведь в конце концов сделали это.

- После смены богов неизбежно воцарился бы хаос, который мог бы уничтожить державу и без высших сил. Мне нужна была возможность провести реформы, и я ее добился. Добился, опираясь на те силы, что у меня были.

- Для чего же вы отдали власть противникам?

- Разве это власть? - усмехнулся Скоринг. - Это уже, госпожа моя, то дело, с которым отменно справится нынешний казначей и прочие господа из королевского совета. Все, что мне было нужно, я сделал.

- И кем же вы желаете быть отныне? Верховным жрецом нового бога?

- Помилуйте, какая чушь! - отмахнулся гость, но губы дрогнули.

- Так чем же вы теперь желаете заняться? Какое дело вам нынче кажется достойным?

- Раньше я хотел быть посредником между нашим миром и соседним...

- Что же изменилось? - Кларисса спрыгнула с подоконника, подошла к креслу, в котором сидел гость и присела на край стола, вплотную к герцогу Скорингу, заглянула в глаза.

То, что пряталось за золотыми искорками в темном янтаре не понравилось ей до крайности.

- Слишком многое пошло не так, как я ожидал.

- Что же именно?

- Это сложно объяснить... - Кларисса поняла, что продолжать нельзя: у нее было слишком много других вопросов, а на слове "будущее" у Скоринга, кажется, была натерта здоровенная мозоль.

Не видел он для себя никакого будущего - и видеть не хотел; но почему же? При этих огромных, едва постижимых уму планах?..

- Хорошо, не объясняйте. Что из случившегося вы устроили самолично? - хотелось понять, сколько же он натворил, следуя колеей своего отца, сколько - пытаясь выбраться из колеи...

- Все.

- Да неужели? - фыркнула Кларисса. Ну не спятил ли бывший регент?! - Разве взрыв дворца и последующая резня - не ваших рук дело?

- Разумеется, моих. Мне нужно было остановить и короля, и отца, и тех его тайных соратников, имена которых мне не удалось узнать.

- А хлебный бунт? А Брулен? Кто же лишил жизни баронессу Брулен и пытался похитить принца? - Кларисса подняла кофейник, желая налить герцогу Скорингу еще кофе.

- Все, что сделал мой отец, он сделал с моей подачи и с моей помощью.

- Да неужели? Фиору вы говорили другое!

- Вы же просили, чтобы я говорил пра... Оу! - правдолюбец, получивший по лбу пустым кофейником - так, что на серебряном сосуде осталась вмятина, - изумленно схватился за голову. - За что, госпожа моя?!

- За то, что ваша ложь куда больше похожа на правду, чем ваша правда!

- Но помилуйте, я же действительно рассказываю, как все было! - Скоринг потер ссадину. - Поставьте сие орудие на стол, на голове я защитных предметов не ношу...

- Простите, господин герцог, - вздохнула Кларисса. - Попробуйте рассказать еще раз. Только не заставляйте меня вспоминать уложение короля Лаэрта.

- О чем вы?

- Если подозреваемый заставляет следователя думать, что он предается самооговору, он должен быть обследован тремя служителями Церкви и двумя медиками, дабы они подтвердили, что подозреваемый находится в здравом уме. Ну где ж я вам ночью консилиум сыщу?! - Человек, который всеми силами пытался остановить понесшую лошадь, но говорит так, словно с удовольствием ехал на ней, направляя по своей воле туда и сюда - либо безумец, либо попросту издевается над хозяйкой.

И если бы он пытался вот так вот, оговаривая себя, перевалить всю вину на отца. Но он же говорит ровно то и так, как думает!

- Кларисса, душа моя, я рассказываю лишь о том, что делал сам и вполне в здравом уме! - возопил скориец. - Я подвигнул отца к устройству заговора. Я навел его на мысль связаться с "заветниками". Я принимал участие в подготовке хлебного бунта, я позволил случиться казням и войне на севере. Отец ухитрился даже организовать покушение на герцога Гоэллона, к счастью, оно не удалось - но вовсе не моими трудами. Ничего не случилось бы, распорядись я полученным знанием разумно. Я не помешал происходящему... - О, да, и собор, где проводилась коронация, он самолично развалил, не иначе...

Госпоже Эйма очень, очень хотелось спросить, на что был бы похож хлебный бунт, если бы гость не принимал в нем участия. Осталось бы от столицы что-то, кроме руин и выгоревшей плеши?

- Вы не дали заговорщикам оружие из того мира, вы так старательно арестовывали эллонских и алларских владетелей, что в Шеннору не попал почти никто, а тех, кто попал - выпустили. Выпустили и тех, кто был арестован по навету вашего батюшки. Верно?

- Да, разумеется - это все вело к распаду страны, а я счел это нежелательным. Мне нужна была единая, крепкая и готовая к тому, что последует за сменой богов Собрана.

- Почему Алессандр Гоэллон не был арестован вместе с Реми по обвинению в организации бунта?

- Отец это планировал, я был решительно против.

- Против взятия заложника из этого рода?! Руи был бы куда сговорчивее, не правда ли?

- Я не видел ни малейшей выгоды в том, что этот молодой человек попадет в руки "заветников", а он бы непременно к ним попал, пока отец был жив. Последовало бы жертвоприношение и явление Противостоящего. Мои планы выглядели иначе. Элграс - тот король, что меня вполне устраивает, а алларско-эллонской коалиции можно доверить исполнение моих замыслов. Начать реформы они не способны, но смогут их продолжить.

- Чума на вас, - вздохнула Кларисса. - Вы безнадежны! Ладно, я уже усвоила, что вы все делали по своему желанию и для своей выгоды. Так что на самом деле произошло между вами и Реми?

Вопрос этот мог стоить жизни; но рискнуть стоило. Прошлые объяснения удовлетворили женщину лишь отчасти. Слишком разумно они звучали, к тому же герцог Скоринг тогда солгал; пусть в мелочи.

- Я попробовал с ним договориться. Он не стал слушать. Я не знал, что он... способен на такие вещи, пока не обнаружил себя за столом, выписывающим приказ об его освобождении. Дальнейшее... - гость прикрыл ладонями лицо, и Кларисса недоверчиво уставилась на него, поигрывая кофейником. Что за драма, разыгранная дурным актером?! - Я повел себя весьма постыдным образом. Мне показалось, что именно так он когда-то поступил и с моей сестрой, и с целым рядом других людей - глупость, конечно, но тогда я был уверен, что все сходится... Я приказал пытать его. Потом... потом мне было слишком сложно заставить себя думать о происшедшем. Мне следовало приказать позаботиться о его здоровье так, как положено, но только вспоминая об этом... идиоте, я хотел его попросту убить. Целую седмицу, проклятье... Я совершил то, на что не имел права, я рискнул жизнью ценного заложника, и только потому, что позволил себе примешать чувства к... к делу...

Мать, Воин и прочие боги, сущие на свете!..

Кларисса едва не выронила свое орудие допроса. Он не врал, не притворялся, это было отчетливо ясно, и от этой ясности хотелось закричать. Взрослый человек, которого большинство считало невероятным злодеем и расчетливым подлецом, закрывал лицо мелко дрожащими ладонями - словно новобранец, впервые убивший врага, словно ребенок, первый раз увидевший публичную казнь...

- Вам до того приходилось делать что-то подобное? - женщина осторожно отвела его ладони от лица, но напрасно - глаза были прикрыты.

- Нет. И если бы не моя глупость... многократная. Я только потом понял, что испугал его. Он мне, собственно, ответил на вопрос, как ухитрился пропустить подготовку к хлебному бунту. И обозначил свое отношение к этому бруленскому юноше. Я слишком явно удивился...

- Довольно, - госпожа Эйма топнула ногой. - Вы... вы просто невероятный какой-то человек! А с Араоном и Фелидой?

Спрашивать об этом было - словно лезть острым инструментом в рану, но иначе было нельзя.

- Еще два моих постыдных и непростительных поступка, - Скоринг поднял голову и наконец-то взглянул Клариссе в лицо. Кажется, "непростительный" нужно было понимать буквально: то, чему нет и не может быть прощения, и даже прости Араон - бывший регент сам себя не простит. За это и за все прочее. - Из-за того, как я вел себя с Араоном, погибла герцогиня Алларэ - я своими руками подтолкнул его, но понял это только потом. С Фелидой я поступил слишком сурово, мне нужно было, чтобы она в неподходящий момент не начала упрямиться...

Великолепно, просто великолепно! Прямо-таки мирское воплощение Противостоящего!..

- Вы заставляете меня думать, что просто упиваетесь своими грехами, - Кларисса вдруг разозлилась.

- Я делал то, что хотел, прекрасно понимая, кому и сколько будет стоить удовлетворение моих желаний.

- Думаете, хоть кому-то легче от того, что вы не стремитесь оправдываться за то, что натворили? От вашего самобичевания и упоения своей невероятной подлостью ничего не исправится! Если вы надеетесь так же обойтись с господином регентом, совершить очередную ошибку и скорбно признать ее, лучше убирайтесь, пока я не позвала стражу!

- Госпожа моя, помилуйте!.. О чем вы говорите? Я просто честен перед собой и вами!

Какой дурак, какой невероятный дурак!.. Сколько лет он занимался только тем, что предотвращал беды, которые могли прийти извне мира - из-за богов и претендующих на небесные троны существ; изнутри - от его ополоумевшего отца, который перевернул все с ног на голову. Покойный казначей из всего, что узнал, захотел понять лишь одно: есть способ стать правителем даже не Собраны, а всего мира...

Дурость эта была женщине подозрительно знакома - герцог Гоэллон год за годом так же закрывал собой и страну, и династию, глава которой под конец дошел до того, что решился отправить его на заведомую смерть. До чего ж они были похожи - не в мелочах, в главном: в привычке называть действиями к своему удовольствию все то, что делалось дорогой ценой, и платили ее оба - собой.

- От вашей честности плакать хочется. Ладно, не мне вас судить, - вздохнула Кларисса. - С чего вы решили, что должны вмешиваться сейчас?

- Я знаю, куда отправился герцог Гоэллон и знаю, что он задумал.

- От этого вашего будущего бога?

- Да! - Скоринг вскинул голову, на щеках проступил румянец. - Герцог задумал очень сложную вещь, сложную вообще, а сейчас - просто невыполнимую. Он понял, как избавиться от проклятья, но то, что он придумал, нужно было делать раньше. Сегодня это приведет к катастрофе...

- Герцогу Гоэллону неоднократно удавалось исполнить то, что всем казалось невыполнимым, - А ты сам, разве ты задумал что-то простое и ясное? Всего-то заменить одних богов на другого и попутно избавиться от четвертого, который уничтожит все живое, как и рассказывала Церковь.

- Не в этот раз. Герцог ошибается в своих расчетах. То, что он рассчитывает сделать, попросту неосуществимо, хуже того - это смертельно опасная ошибка! - скориец говорил, едва ли не задыхаясь от волнения, это было совершенно непривычно и неожиданно. Пальцы пытались поймать что-то в воздухе; еще один повод для удивления - раньше Скоринг пренебрегал жестами. - Представьте себе человека, который швыряет факел в шахту, уже заполненную рудничным газом. Все это нужно делать не так, нельзя делать так! Я должен предотвратить это, для этого мне и нужен господин герцог Алларэ.

Однако ж, если признаться самой себе, то гостю поверить куда проще, чем герцогу Гоэллону, в очередной раз отправившемуся невесть куда творить чудеса. "Расчет", да еще и явственно опирающийся на поддержку очередного претендента в боги - то, что можно хоть как-то понять. А судя по всему, что случилось в Собране в этом году, что-что, а рассчитывать и планировать герцог Скоринг умеет получше многих прочих. Даже то, что он называет своими непростительными ошибками, у других звалось бы мелкими просчетами в великолепном плане.

Конечно, это не касается всего, что связано с отцом; но мог ли девятнадцатилетний юноша, ровесник Ханны, понять, что делает, когда приходит с откровенным рассказом к самому близкому человеку? Каким бы ни был тот человек - да нет, конечно же, нет...

Не всякий прирожденный навигатор сумел провести бы свой корабль между льдин так, как скориец - страну и множество людей между огромным количеством опасностей. И при этом - обвинять себя во всех смертных грехах?..

- Почему же именно Фиор?

- Не к восемнадцатилетнему же Гоэллону мне обращаться? Королевский первенец хотя бы совершеннолетний и не последний в своем роду...

- А вы - вы знаете, что нужно делать? - встала Кларисса. Нужно было решать.

- Да.

- Что ж, будь по-вашему. С утра я напишу господину регенту.

Граница Церковных земель проходила по гряде невысоких холмов, тянувшихся от предгорий Невельяны до самого Четверного моря. От границы до Нерукотворного Храма было недалеко, не больше тридцати миль - один дневной конский переход, и то если не слишком торопиться. Никто границу не охранял, она лишь была обозначена врытыми в землю невысокими столбами, верхушки которых были увенчаны бронзовыми языками пламени.

- Интересно, кто их начищает? - Саннио зажмурился, когда яркий блик от полированного металла попал в глаза. - Так и представляю себе, как ходят и каждый день...

- И носят с собой приставную лестницу, - кивнул Андреас. - Здесь добрых два моих роста.

- Вон Храм, - показал вперед Альдинг.

Саннио перевел взгляд от столба к горизонту и невольно присвистнул, отпустив поводья. Гигантский черный цветок рос прямо из земли, блистая под небесным светом ярче стекла, ярче бриллианта. Храм был огромен. Притулившийся поблизости небольшой монастырь с белеными стенами казался рядом с ним совсем крошечным, детской лодочкой рядом с высоченным особняком. С высоты холма люди, подъезжавшие верхом к воротам монастыря выглядели и вовсе букашками.

Мощеная дорога вела вниз, петляя между полого понижавшихся холмов. По краям, словно в окрестностях столицы, росли высокие ясени. Они тоже помогали представить себе истинную высоту Нерукотворного Храма.

Трое путешественников потрясенно глядели на черное сверкающее чудо. Первым опомнился Андреас.

- Мы достигли Храма, но не цели.

- Верно, - кивнул Альдинг, опуская с лица косынку. Полоса между низко надвинутой на лоб шляпой и щеками была светло-серой от пыли.

Дождя на западных землях не было уже давно; должно быть, все дожди мира пытались смыть сейчас Собру. Обычно здесь лило с первых дней осени, Междуречье должно уже было превратиться в непроходимое болото, но купцы, везшие товар из Тамера рассказывали, что непривычная сушь стоит с начала лета. В придорожных кабаках много болтали о грядущем конце мира, предрекая, что с погоды все только начинается...

Пока что конец мира пришел к бруленским и скорийским еретикам, но, впрочем, оказался совершенно нестрашен. Святой поход, как и предрекал Реми, оказался красивой шумной прогулкой наиболее деятельной и бестолковой части собранских владетелей; однако, руководили всем высшие иерархи орденов, и даже от бестолковости особой беды не вышло. Пару замков, владельцы которых упорствовали в ереси, осадили, взяли штурмом, передали в руки расследователей из ордена Блюдущих Чистоту; остальные, заслышав, что все делается с одобрения и по воле герцога Скоринга и назначенного наместником Брулена владетеля Эйка, потихоньку потянулись в церкви сами. Ровно так, как и ожидал от них беглый регент. Попутно они громко проклинали покойного казначея, который все это заварил - а теперь, гляди-ка, они же крайними и оказались...

Саннио, бывшего в курсе того, что обсуждалось на королевских советах с назначения Фиора вторым советником его величества, тогда еще его величества Араона, это нисколько не удивляло.

В дороге молодые люди много беседовали, постепенно приходя к выводу, что у них на глазах произошло множество удивительных событий, подоплеку которых они так и не поняли. Ни одна из попыток сообразить, что же на самом деле было на уме у большинства действующих лиц, - и селедки с ним, с непостижимым герцогом Скорингом, но хотя бы у герцога Гоэллона, - так и не увенчались успехом. В памяти всплывали многие подробности, а детали происходившего наверняка были связаны друг с другом, вот только при попытках сложить цветные стекла мозаики в единое целое, получалась сущая ерунда.

Куда забавнее оказалось другое: слишком уж легкая дорога. Ни единой досадной мелочи, ни единого затруднения в пути, в который трио собралось в одночасье на рассвете. Уже один отъезд из дома стоил многого: Саннио до последнего момента был уверен, что сейчас появится Бернар Кадоль и состоится печальная сцена "Никого никуда не пущу!", придется объясняться и приказывать всей данной наследнику властью - а капитан охраны проспал, прочие же гвардейцы, охранявшие дом, вполне благосклонно отнеслись и к сборам, и к отъезду спозаранку.

Если им вслед и отправили погоню, то она не успела, заблудилась или ее поглотила бездна: ни единый человек не догнал веселую компанию, мчавшуюся на запад быстро и беспрепятственно. Быстро - однако ж, не быстрее герцога Гоэллона, которого они так и не догнали.

- Расспросим в монастыре, - добавил Литто. - Если, конечно, господин герцог в нем побывал.

- Мы не говорили об этом раньше, - Андреас отпустил поводья. - Но мы не знаем, зачем сюда ехал господин герцог Гоэллон. Сюда. Но что дальше?

Наследник герцога уныло вздохнул. Сюда, да. Все трое это знали, все трое были готовы сорваться вслед, только поняв - со слов Альдинга, - куда именно направиться. Только вот оказавшись на Церковных землях, которые были не так уж и велики: даже в самой широкой части клин, вбитый между Огандой и Собраной, составлял не более полусотни миль, - растерялись. Найти здесь человека совсем нетрудно: расспроси паломников да монахов в монастыре, и получишь ответ. Но едва ли дядя приехал на богомолье. Если его не догнали, значит, он уже где-то там, впереди. Может быть, входит сейчас в черную громадину, отбрасывавшую крестообразную тень на многие мили вокруг.

И - что? Что делать? Ехать к Храму? Блуждать по каменным лабиринтам, да еще и не имея возможности избавиться от спутника-монаха, не по голове же его бить, чтобы отвязался? Делать что-то, не зная, что и зачем - наказание хуже не придумаешь...

- Альдинг, у тебя нет никаких соображений на этот счет?

Литец нахмурился, потер затянутой в перчатку рукой пальцы другой: пытался покрутить на пальце перстень. Этот жест повторялся каждый раз, когда барона Литто спрашивали о дальнейших планах, о том, что делать, нужно ли торопиться.

- Нет, - с самого утра Альдинг был особо неразговорчив и мрачен.

- Тебе опять нехорошо? - прищурился Андреас. - И ты опять молчишь?

- Нет, - едва заметная гримаса; Альдинг стащил с головы пропыленную шляпу. - Мне... странно. Я словно оглох, - рука скользнула за воротник кафтана, потом протянула Саннио цепочку с подвеской. - Нет... и так не лучше.

- Тогда попробуем подумать? - пожал плечами Ленье. - Только давайте спешимся.

Через десяток минут, когда все трое уселись на травку под столбом, бывший подмастерье лекаря продолжил.

- Мы почти не говорили о том, что нас тут ждет. Наверное, нужно было раньше... - Андреас тоже стащил шляпу и теперь вертел ее на кулаке. - Мы хотели догнать герцога Гоэллона, так?

- Да, - кивнул Саннио, не слишком понимая, зачем повторять прописные истины.

- Мы не знаем, что и где он хочет сделать. Когда, как. Мы не знаем ничего, - Ленье говорил, словно извиняясь перед товарищами. - Мы даже могли опередить его, ведь мы не уверены, ехал ли он прямо сюда...

- Ну да, да! Но найти здесь человека не так уж и сложно!

- Конечно. Но... Саннио, ты так уверен, что твой дядя будет рад нас видеть? - слегка улыбнулся Андреас.

- Ох... Сомневаюсь! Он, конечно, не запретил, но...

- ...но рассчитывал на то, что мы будем более благоразумны, - Литто тряхнул волосами, усмехнулся.

Гоэллон в очередной раз подумал, что невероятно трудно поверить в то, что другу - всего шестнадцать; семнадцать исполнится только зимой. Из всех троих литец казался самым старшим, так было с самого начала, хотя ни сам Саннио, ни тем более Андреас к разряду "юных балбесов" не относились. После этой мысли в голову пришла вторая, об оставленном в столице Сорене. Вот уж кто был полной противоположностью обоим товарищам Саннио - и порывистый не по годам, и безрассудный не по воспитанию. Каким образом Реми надеялся воспитать из Кесслера своего преемника? Чудом? Святой Реми Алларский, чудотворец, покровитель вразумляющих юношество - прекрасная картинка... и какую статую можно было бы отлить!

И вот этому-то святому мог бы взмолиться герцог Гоэллон, дабы вразумление трех других представителей юношества - по дружбе, даже не так, при злоупотреблении данной властью - прошло с большим успехом.

К счастью, такого святого нет, молиться некому - но дядя ведь и без помощи высших сил может всех так... вразумить, что мало не покажется.

- Алессандр, ты еще с нами? - Литто легко коснулся рукава. - Мы решили, что сейчас поедем в монастырь и расспросим там постояльцев гостиницы.

- Да, я с вами, да... - выходить из задумчивости не хотелось. - Погодите. Лучше поехать кому-то одному, а двое разобьют лагерь неподалеку. Это ведь не запрещено?

- Нет. Вон и вон, - Альдинг указал направление прямо шляпой, - палатки. Вон в той, судя по цвету флажков, кто-то из саурских владетелей.

Расспросы, которыми занимался Андреас - Саннио понадеялся на то, что его-то дядя не опознает со ста шагов не приглядываясь, - не дали никаких результатов. Паломника, хоть как-то похожего на герцога Гоэллона, никто не видал; не видели и роскошного жеребца агайрской породы, которого замаскировать куда сложнее, чем человека.

- Что ж, заночуем поближе к входу в Храм, - решил Альдинг. - Так, чтобы был виден вход. Будем нести стражу по очереди. Впрочем... ночью паломников не водят, но вход ведь не закрыт. Мы могли бы пройти внутрь...

- Если нас поймают, то выгонят, - вздохнул Саннио.

- Не думаю, - Андреас сделал кроткое лицо. - Паломников ночью не пускают, чтобы они не заблудились. Входить не запрещено. Скажем, что не утерпели.

- Вот ты говорить и будешь, - Гоэллон улыбнулся. - У тебя так трогательно получается!

- Хорошо. Надеюсь, здесь нет конокрадов? Иначе кому-то придется остаться. Я могу, но я не хотел бы...

- Пойдем все вместе, - решил Саннио. - Как стемнеет, так и пойдем. Хоть осмотримся.

Осматриваться оказалось затруднительно. Все трое не жаловались на ночное зрение, но внутри Храма оказалось куда темнее, чем снаружи. Одинокий факел почти не разгонял густую плотную тьму, напомнившую молодым людям день смерти короля Ивеллиона. Тот же самый едва ли не липкий мрак окружал шедших рядом товарищей, заставлял спотыкаться и задевать стены на поворотах. Редкие факелы, висевшие на стенах, большей частью уже догорели; новые повесили бы утром.

Можно было различить только гладкие, словно стекло, каменные стены, такой же ровный и скользкий пол, округлые, словно проплавленные гигантской иглой входы в пещеры, которых оказалось не счесть. Саннио, на время забрав у Ленье факел, заглянул в пару, но почти ничего не разобрал. Увидеть свод было невозможно, а внутри было пусто. Кое-где из камня били небольшие фонтанчики. Самым удивительным для молодого человека оказалось, что воздух в Храме очень свежий, даже прохладный, и совсем не чувствуется запаха сырости.

Проходы оказались довольно тесными, идти втроем было уже неудобно. Андреас шел позади, освещая дорогу остальным двоим. Путь выбирали по факелам, не сворачивая в те проходы, в которых не замечали шандалов. Дорога неуклонно поднималась, но едва заметно, и подъем почти не чувствовался. Пройдя десяток кругов, Саннио предложил сделать привал.

- Так мы можем дойти до самого верха. А еще тут пещер полным-полно... Все это просто не обыщешь! Здесь спрятаться можно где угодно.

- Здесь можно спрятать армию, - заметил Альдинг. - Или две. А уж один господин герцог... Андреас!..

Источник света, выбитый невесть чьей рукой, пролетел по проходу, покатился по полу и тут же затух.

Тьма ударила по глазам, по ушам - липкая живая тьма, в которой чувствовалось чужое присутствие. Через мгновение Саннио ощутил его куда острее: в шею сзади уперлось острие не то меча, не то кинжала. Тот, кто молча угрожал оружием, не слишком хорошо думал, что делает: юноша прыгнул вперед, развернулся еще в воздухе, рванул из ножен свой кинжал, слегка присел, как учил Бернар. Левой рукой он вытаскивал шпагу. Бить наугад не хотелось, где-то впереди стоял Андреас: Саннио слышал его, но не мог вычислить расстояние. Альдинга он чувствовал в полушаге от себя. Тот стоял с рапирой в руке, затаив дыхание.

Ясно было, как все случилось: они сдуру остановились прямо у входа в очередную громадную пещеру. Непонятно только, кто на них напал, зачем, и что теперь делать. Драться в кромешной тьме? Изумительная перспектива...

- Назовите себя! - рыкнул он, сам удивляясь тому, сколько злости в голосе.

Ошибка - вместо этого неведомый противник ударил на звук, и Саннио сам не осознал, каким чудом сумел понять это и отбить в сторону клинок, метивший в грудь.

- Андреас, назад! - прошипел он, досадуя на приятеля, застывшего впереди, как раз там, где и стояли враги.

- Я бы с удовольствием, - спокойно ответил Ленье. - Но увы...

В чем именно заключалось "увы", Саннио мог только предполагать. Не ранен, но не может двигаться. Едва ли его удерживает тот же самый противник, стало быть, впереди не меньше двоих. И это в лучшем случае... по звукам казалось, что все-таки двое. Один рядом с Андреасом, другой напротив Саннио.

Видит Воин, а также все прочие боги, законные и самозваные, он не хотел сражаться, не умел, всегда считал, что не сможет! Но если уж пришлось встретиться с кем-то вот так, лицом к лицу...

...в полной темноте - хуже не придумаешь: этому его даже не учили!..

Ножны не хотели подаваться резкому рывку, кожаный ремешок сначала растянулся едва ли не вдвое, и только потом лопнул с коротким треском. Саннио швырнул ножны вперед и тут же ударил, ориентируясь на звук.

Короткий вскрик, потом еще один - Саннио быстро отступил к стене и не ошибся: промедли он хоть секунду, его сбил бы с ног Андреас. Спутник сумел как-то избавиться от угрожавшего ему оружием противника. Еще один выпад, на этот раз не достигший цели, шаг вперед...

...и вспышка бело-голубого света, ударившая по глазам - сильнее, чем кулаком.

Саннио выронил кинжал и прижал ладонь к лицу, выставив вперед шпагу, но ему очень больно и резко надавили на запястье, заставляя пальцы разжаться. Он ударил кулаком вперед, промахнулся и почувствовал, что соперник уже сзади, рядом с Альдингом. Звон падающего клинка...

- Замрите все! Все, я сказал! Араон!.. - устрашающий громкий рык.

- Кто? - изумленно выговорил Саннио, потом засмеялся, растирая по лицу слезы, выступившие из глаз. - Ваше высочество... вечно же от вас...

- Я вас хотя бы не задел, - послышался знакомый голос.

- Ну, вы очень старались... Что с вами?

- Плечо...

- Простите...

- Вы напросились, - тот, кто недавно рявкнул на весь Храм, тоже звучал как-то знакомо. Саннио осторожно разжал левый глаз. Видел он еще через пелену цветных пятен, но силуэты разобрать мог.

Его высочество принц Араон, прижимавший ладонь к плечу, но так и не опустивший шпагу, а за ним - высокая белокурая девица. Ханна Эйма. Чудесная встреча, чудесные обстоятельства. Саннио оглянулся и обнаружил знакомого по поездке в Тиаринскую обитель монаха, спасителя короля Элграса и исповедника Араона. Еще не лучше...

- Вы сильно ранены? - подошел к Араону Андреас. - Раздевайтесь, я должен хотя бы осмотреть вас.

- Н-не знаю, - вздохнул взъерошенный подросток. - Не очень больно. Что вы тут делаете?

- А вы? - спросил Саннио.

- Я полагаю, что все мы делаем тут одно и то же, - сказал брат Жан. - И с одинаковой неосторожностью. Ханна, для чего вы схватились за оружие?

Северянка пожала плечами, потом, как ни в чем не бывало, принялась переплетать косу. На поясе красовалась длинная рапира старой работы, такие любили Бернар и Эмиль. Андреас хлопотал вокруг Араона, досадуя на то, что все инструменты оставил в лагере, а теперь остается только наложить повязку и вернуться. Крови, к счастью, вытекло не так уж и много, да и удар Саннио был несильным, всего лишь укол. Вот стой принц хотя бы на треть шага ближе, не миновать бы беды...

- Обсудим все снаружи, - распорядился брат Жан; судя по голосу, он рассердился не на шутку. А еще он был уверен, что именно он здесь старший. Спорить Саннио не решился. - Разворачивайтесь, молодые люди.