Дом для демиурга Том 2: Pеальность сердца

8. Беспечальность - Собра

Я начинаю игру, на этот раз начинаю на деле, а не на словах.

Но перед этим - прогулка по коридорам памяти.

В забытые всеми, кроме нашего бесприютного племени, времена мир был един, и не казался мириадами мыльных пузырей, пеной на водах вечности, где за радужными стенками прячутся живые сердца. Потом кто-то положил предел бесконечности и назвал ограниченное владение своей вотчиной, и родились новые слова - "мое" и "чужое", "запретное" и "доступное".

Бескрайняя беспредельность обернулась сотнями, тысячами клеток, разделенных стенками, и не стало свободы - нам же, мне и подобным мне, опоздавшим взбить простор вседоступности мешалкой границ, не осталось места.

Когда я пришел со случайным попутчиком в этот триединый мир, он казался надежно защищенным. Двое, что заняли его, крепко держали в руках бразды правления. Чудеса и явления, постоянное присутствие и вмешательство в судьбы живущих, потоки силы, изливавшиеся на самых верных - смертные о них постоянно помнили, ощущали присутствие высших, и, сами того не зная, питали своей верой и надеждой богов.

Неприступным, надежно занятым казался триединый мир, но я любопытен и терпелив, я искал лазейку, крошечную щель в броне, сочленение в доспехе, чтобы вонзить в него свой клинок.

Первый просвет оставили сами чужаки, пытавшиеся укрепить свою власть при помощи пугала, образа вечного врага, стремящегося уничтожить все сущее. Долгие годы по счету мира он был лишь вымыслом, страшной сказкой - но двое хлопотливых опекунов и сами не знали, насколько правы, ибо я пришел не один, а следом за истинным создателем трехгранного мира. Он же, названный не творцом, но вечным оппонентом, противником, Противостоящим, и впрямь желает лишь разрушить.

Хранившие память о нем, тщетно взывавшие к нему в надежде на ответ, оказались услышаны, и в мои ладони полились первые капли силы. Многое мне приходилось возвращать, а порой и сторицей, щедро расходуя запасы из своих кладовых, но каждое совершенное мной - от имени Противостоящего чуда - оборачивалось новой верой и новой силой.

Я давал силу в рост, и она возвращалась ко мне с процентами.

Но этого было недостаточно, и я искал другие лазейки; искал - и не находил, искал - и нашел...

Еще раз мои противники сами дали мне в руки оружие: кропотливым трудом взлелеянная ими династия смертных несла в своих жилах истинное сокровище, чистое золото, каждая капля которого стоила дороже десятков и сотен жизней прочих обитателей мира, даже дороже потомков первого племени, что сотворил неразумный брат мой Фреорн.

Увы, и этого было мало - что толку, если сфера силы наполнится наполовину, но следом за жертвой на нас обратится взгляд чужаков, что так надежно охраняют стены захваченного ими замка? Приходилось ждать и копить, медлить с последней жертвой.

Удар же я смог нанести сам, силой своего разума, ибо пока чужаки почивали, убаюканные покоем и гармонией своего владения, я искал и размышлял.

Законы, созданные захватчиками, я замкнул в кольцо и принудил змею жрать свой хвост.

Не понадобилось много труда, достаточно было лишь слегка коснуться цветной паутины нитей, на миг сбить иглу судьбы с заданного направления.

Мои инструменты... Я хорошо помню их, каждого и каждую.

Громогласный глупец, чей разум был похож на стрелу в руках слепого лучника: порой он попадал в цель, но чаще промахивался; стрелок же не ведал об этом, ибо его восхваляли за искусство, и ему казалось, что он всегда разит наповал. Его не понадобилось и принуждать к чему-то; все, что он сделал - сделал сам.

Юноша, слишком трусливый и слабый, чтобы действовать по своей воле; я только подсказал ему, что на свете есть кто-то, еще слабее его.

Юная девушка, глупая и напуганная до полусмерти, а потому подвластная моей воле, бледный трепещущий мотылек, пустая однодневка - довольно было и тени прикосновения, чтобы ее губы произнесли слова, заставившие змею вонзить ядовитые зубы в собственный хвост...

Слова, которые никогда не должны были прозвучать в этом мире, но обещание было дано, и не могло остаться неисполненным. Боги Триады сами связали себя обетом и положили его, как закон, в основание мира. Проклятие прозвучало, проклятие должно исполниться, закон непреложен и не может быть нарушен - иначе прервется связь времени и пространства, оборвутся связи между пришельцами и захваченным.

Другой же положенный ими в основу всего закон пришел в непреодолимое противоречие с первым. Золотая династия - опора среднего полумира, залог его бытия.

Любые боги не всесильны, не всеведущи и не всемогущи, даже если и заставляют смертных верить в это. Они не могут присутствовать везде и сразу, проницать мысли каждого смертного. Им нужны опоры. Алтари и храмы, места силы и праздники, ритуалы и моления - сигналы, поступающие по нервам к той трепещущей сути, которая и есть божество, ибо все мы, и я, и брат мой, и чужаки, есть лишь мысль, сконцентрированная в единой пульсирующей точке-сознании. Нам нужны рецепторы, получая сигналы от которых, мы можем судить о том, что творится вовне. Мы прорастаем в свои миры, чтобы чувствовать их.

Моими глазами служат неразумные птицы, пусть и глупые, однодневки, но многочисленные и вездесущие. Я могу заглянуть в любое лицо, прислушаться к любой беседе - и остаться незамеченным, ибо нити, тянущиеся от животного разума ко мне, эфемерны, едва различимы и не привлекают внимания.

Главной опорой пришельцев были смертные, потомки созданного ими получеловека-полубога. Их глазами они видели, их ушами слышали; без смертного, связанного с богами теснее, чем эмбрион с матерью, прервалось бы взаимодействие чужаков и трехмирья. Глухими, слепыми, лишенными осязания стали бы они - пусть не до конца, ведь остались бы храмы и служители в них, статуи и фрески, реликвии и праздничные моления, но эту полусгнившую пуповину легко было бы оборвать. Хватило бы и одного удара.

Я же сделал так, что закон нашел на закон. Проклятие, которое не могло остаться без ответа - я тщательно вложил его в губы девочки-пустышки, девочки-приманки, моей марионетки, подбирая слово к слову - вцепилось в династию-опору.

Теперь оставалось лишь ждать, терпеливо наблюдая - но мне в затылок дышит нетерпеливый брат мой, глупец, ключ и символ, которым я прикрываюсь, чтобы черпать силу. Он не хочет ждать, он требует действия, и я больше не могу принуждать его к бездействию.

Но и действовать я ему не позволю.

Вышитый мною узор сложился из многих нитей.

Есть двое, служащих мне, верных и преданных; обоих я вскормил своей силой с младенчества, чей путь я сплетал долгие - по их счету - годы, помогая им стать сильнее; порой через боль, но я вел обоих по лестнице к небу, медленно, но верно. Был рядом, хранил и защищал, подсказывал и помогал. Не меньше, чем меня, тревожит их то, во что боги-наседки превратили их дом. Они видели другие полумиры и понимают, что творится в их собственном доме.

Мы нуждаемся друг в друге. Те, которых я вел, не выявляя себя, мои слепые ученики - и я, поводырь и наставник. Теперь же настала пора открыться. Они готовы действовать рука об руку со мной, ибо оба изнывают под бременем неразумной, уродующей, калечащей опеки.

Их полумир, срединный и столповой, от которого зависят двое сопряженных, рвется на части, разрываясь от множества противоречий, ограничений и запретов, которые задуманы были благом, но стали - ядом, узами, кандалами. Чудовищная мешанина анахронизмов, несвоевременных друг другу, негармоничных открытий, лакун в одних знаниях и прогресса в других... Те, кому есть с чем сравнивать, не могут не ужасаться тому, во что якобы благие боги превратили их обиталище.

Они и ужасаются, вспоминая увиденное и видя, в чем обречены существовать. Они чувствуют, что еще немного - и лопнет перетянутая струна, ибо над любым законом божеств мыльных пузырей есть один-единственный, непреложный и подлинный: логика развития бытия. Тот, кто встает у нее на пути, либо губит себя, либо губит мир.

Хлопотливые же боги, наседки и негодные родители, давным-давно построили плотину на пути мысли смертных, и продолжают укреплять ее, не замечая, как тухнет вода по обе стороны преграды, как полноводная река становится вереницей смрадных болот и бесплодных солончаков...

Пока еще не поздно это выправить, пока еще не поздно.

Я призову своих учеников, и вместе мы довершим начатое мной.

Во имя жизни, во имя свободы и пути вверх.

Есть и другие, подвластные моей воле, действующие мне во благо, пусть и не знающие о том. Их вполне довольно, чтобы я не сомневался в победе. Три ключа к ней в моих руках: почти полная сфера силы, проклятие, уже почти что исполненное, и возможность одним, последним приношением заполнить сферу до краев. Хороший игрок никогда не надеется только на один вариант, мои же три ключа даруют мне бесчисленное множество способов выиграть.

И выиграть - в одиночку, швырнув моего незадачливого брата-разрушителя навстречу чужакам-наседкам, чтобы не те, ни другой не посмели коснуться трехмирья, которое я назову своим домом.

Фигуры расставлены. Пора начинать партию.

Мой ход...

- Какая охота?! - взвизгнул король Араон и с головой спрятался под белый плед; не уместилась только пятка. - Меня сегодня свергнут!!! Охота! На меня будут охотиться!!!

Ханна вздохнула, потом взглянула на Фелиду Скоринг. Та слегка улыбалась. И впрямь - ничего, кроме улыбки, картина и не стоила. Вопли из-под пледа, и все "Меня убьют! Меня свергнут!" - уже битый час подряд. Расскажи кому, ведь не поверят. Мышиный Король, говорят, к старости прятался за портьерами и тоже трясся мелкой дрожью, требуя позвать герцога Ролана, а в остальных, даже в свою гвардию, швырялся чем попало и требовал не приближаться. Если посмотреть на Араона, так, может, он и не сын своего отца, но внук своего деда уж точно!

Правда, в отличие от короля Эниала, король Араон требовал немедленно привести к нему другого герцога, Скоринга; пока того искали, он согласился только на присутствие двух фрейлин - Ханны и Фелиды. Девицы и сами не поняли, за что им оказана такая несвоевременная честь, но гвардейцев король выгнал, а фрейлин заставил сидеть в своей спальне. Дверь, по его приказанию, подперли изнутри тяжелым креслом, девушки едва не надорвались, выполняя королевскую волю - но визги после этого стали чуть потише.

Ханна задумчиво посмотрела на тяжелую фарфоровую вазу со сценами охоты, стоявшую посреди стола. Дать бы Араону по голове с размаху, чтоб замолчал...

- Где регент! Где этот подлец! - завело свою песню невеличественное королевское величество, потом из-под пледа показался один глаз и кончик носа. - Где твой брат, дура?!

- Ваше величество, - присела в реверансе Фелида, - за ним уже послали.

Послать-то послали, только вот господина герцога-регента почему-то не было. Близился полдень, время заседания королевского совета, обычно Скоринг появлялся еще за час или два, а тут - не было его.

- Возможно, он разбирается с беспорядками, - осторожно заметила Ханна; на "дуру" фрейлины не обратили внимания, уже привыкли к манерам Араона.

- Беспорядками??? Это бунт!!! - возопил негодный мальчишка, от негодования даже скинув с головы толстый саурский плед. - Это переворот! Это ужас!

- Успокойтесь, ваше величество, - медовым голоском прощебетала Фелида. - Вы пугаете нас, мы ведь надеемся на вашу защиту...

При виде широко распахнутых карих глаз девицы Скоринг, трепещущих ресниц и полуоткрытых пухлых губ любой калека почувствовал бы себя если не королем Аллионом, так хотя бы сказочным рыцарем, победителем драконов и спасителем юных герцогинь - но не Араон. Вместо ответа величество спряталось под подушку. Фелида прикусила губу, безмолвно хихикая.

- А где герцог-то? - одними губами спросила Ханна.

Фрейлина Скоринг только пожала плечами. Глаза на миг стали злыми: два кусочка янтаря, твердые и безжизненные, на милом личике с нежным румянцем.

За окном опять заорали и девица Эйма обрадовалась, что Араон спрятал голову под подушку и не слышит голосов: когда в спальню его величества долетали крики осаждавших дворец, король вопил вдесятеро громче. Задернутые портьеры из тяжелого бархата приглушали звук, но не до конца.

Третий час орали одно и то же: Араон самозванец, регент - еретик, пусть убираются и освободят трон для Элграса. Фелида, которая, не выходя из дворца, ухитрялась знать все на свете, рассказала старшей фрейлине, в чем дело: нашлись бумаги, убедительно доказывавшие, что король Араон III все-таки подкидыш, а не сын короля Ивеллиона. Попутно всплыли и прочие страсти-ужасти: что королева-мать Ванхильд велела отравить королеву Астрид, что какая-то фрейлина пыталась продать тайну происхождения старшему принцу тамерскому послу...

Все это горожан не очень волновало; вот происхождение короля и шашни герцога Скоринга с еретиками заставили их толпой окружить дворец и поднять внушительный шум. Вдруг, словно по мановению руки Воина, жители Собры вспомнили все, что творилось со дня казни Алви Къела - и речь герцога Алларэ на Ассамблее, и содержание исповеди, и коронацию, и обрушение собора. Как будто с глаз их сорвали шоры, и они вдруг увидели некую истину - и ладно бы открылось действительно что-то неожиданное, а то всего лишь старые записи королевской тайной службы. Всего-то один кусочек мозаики, но тут волшебным образом картинка и сложилась...

Может быть, важную роль сыграли в этом недавние беспорядки. Зачинщиков было всего десятка полтора, но орали они громко - и все на площадях, да поблизости от храмов. Каждый вопил о том, что герцог Скоринг втянул его в ересь, принудил участвовать в богохульных обрядах, кто-то рассказывал об убийствах детей, другой - об тайных оргиях, для которых похищали юных девушек.

Немедленно нашлись матери похищенных младенцев и невинных дев, обвинявшие кающихся во всех грехах, и шумиха усилилась десятикратно. Комендант Собры за сутки навел в городе тишину и порядок, но горожане рассказы и исповеди запомнили. Теперь - записи тайной службы. Вот, дескать, королева-мать знала, что Араон - подкидыш, и хотела защитить принца Элграса, а то королева Астрид хотела его убить.

- О да, - заключила Фелида. - Конечно. Убить родного сына ради подкидыша, к которому она раз в год заходила...

Ханна тоже понимала, что все это - полная и законченная чушь, но как это горожанам-то объяснить? Они Араона видели только через окошко кареты, им не расскажешь, что скорее уж королева Астрид избавилась бы от старшего ради своего любимчика, который все восемь лет у нее с рук не слазил...

Вообще - зачем же старой королеве это понадобилось? Говорят, покойная Астрид хотела управлять государством вместе с мужем, восхищалась огандской королевой Стефанией и вообще много лезла не в свои дела. А тут еще такой скандал с происхождением наследника престола... Может быть, в этом все и дело; а точно - кто знает? Разве что исповедник королевы-матери.

То-то она вдруг в монастырь удалилась; вот, оказывается, в чем дело!

Самым обидным Ханне казалось, что все случилось именно сегодня: после совета королевский двор должен был отбыть на охоту. Вот же незадача - вместо того, чтобы охотиться на мелкую дичь с соколами, сиди тут, слушай вопли впавшего в непотребную истерику Араона! Как девчонка, да какая там девчонка - как... У Ханны не было подходящих слов. Зато они нашлись у Фелиды.

- Как поросенок на бойне, - сморщила носик фрейлина. - И за это я должна выйти замуж...

- Мать Милосердная! - ошалела Ханна. - Ужас какой!

- Так решил господин герцог-регент, - процедила Фелида. - Вся надежда на этих, - короткий кивок в сторону окна. - Придушу же щенка в первую ночь!

"Вот это да! - старшая фрейлина прижала кулачок к подбородку и молча уставилась на товарку. - Вот это страсти! А то все уси-пуси, бочонок меду..."

- Что ты смотришь? - тихо прошипела девица Скоринг. - Не ожидала, да? А вот так. Тебе хорошо, тебя скоро домой отпустят. А я с этим останусь.

- Откуда ты знаешь?

- Любезный братец сказал, - судя по всему, братец был глубоко нелюбезен сердцу Фелиды; по крайней мере, Ханна бы их наедине оставлять не рискнула.

- Надо что-то делать, - задумчиво сказала старшая фрейлина. - Если дворец приступом возьмут, нас же разорвут... под конец.

- Что-то я не слышу городской стражи, - Фелида прошла к окну. Сначала шаги были резкими, не женскими, потом все мягче и мягче. Товарка заставляла себя успокоиться, и когда она обернулась, на лице опять застыло нежное и покорное выражение. - И не вижу. Я думаю, нас предали. Эллонцы и алларцы только того и ждут, а скорийские полки - где ж они? В казармах? Не видят и не слышат? Дряни...

- Тогда нас не выпустят, - испугалась девица Эйма. - Сначала не отпустят гвардейцы, а потом мы просто не выйдем, поздно будет. Дворец, конечно, большой...

- Это тебе кажется, что он большой. Двести человек его перетряхнут, как сундук, - разница между выражением лица и словами заставляла Ханну дрожать. Фелида ее пугала, с каждой минутой становясь все более похожей на брата. - Найдут под кроватями... и на тех же кроватях...

- Да полно тебе! Никогда такого не было!

- Ты про Лючию Монтанаро не читала?

- Ох-х... - Ханна испуганно прижала ладони к щекам.

Королеву огандской династии вытащили из спальни и насиловали, пока она не умерла. Не только ее, но и фрейлин, служанок, даже судомоек - всех, попавшихся бунтовщикам под горячую руку. Протектор велел спасти только пятилетнего наследника престола, остальных же отдал на растерзание разъяренным горожанам. Их даже не наказали. Короля Лоренцо, сбежавшего из дворца через тайный ход, арестовали и казнили, все было более-менее пристойно, а вот тем, кто остался в королевском дворце, не повезло...

- А я думала, ты покрепче будешь, - презрительно бросила Фелида. - Говорили, ты прямо дева-воительница...

- Тоже любезный братец говорил?

- Кто же еще? Он не приедет. Ханна, нас бросили, ты понимаешь? - скорийская пчелка встряхнула старшую фрейлину за плечи. - Очнись! Хоть об отце подумай, воительница...

- А обо мне кто подумает? - визгливо спросил Араон, и добавил уже куда менее противным голосом: - Не бросайте меня! Пожалуйста...

- Ваше величество, - тихо и очень спокойно сказала Фелида. - Я готова о вас подумать. Если вы сейчас закроете ваш королевский рот и будете делать все, что мы вам скажем. Одно слово, один писк - и я вас брошу. Я не гвардеец, спасать вас не обязана. Ясно?

- Ясно, - кивнул король, и оказалось, что перед фрейлинами - перепуганный пятнадцатилетий мальчишка, некрасивый, зареванный, но вполне покладистый и даже не слишком-то мерзкий. - Я не буду спорить. Только вытащите меня, пожалуйста!

- Не было у бабы заботы, завела баба порося, - вздохнула Ханна, потом осеклась, но величество не закатило истерику по поводу такого неслыханного поношения. - Вставайте и одевайтесь! У вас тут хоть оружие есть?

- Есть. Кинжал охотничий... два. Рапира.

- Кинжалы давайте сюда. Рапиру берите себе. Вы хоть фехтовать умеете, величество?

- Плохо, - признался белобрысый мальчишка и шмыгнул носом, потом высморкался в простыню и улыбнулся. Не такая уж плохая у короля-самозванца оказалась улыбка. - Я учился, но...

- Печально, - сказала Ханна, забирая у Араона кинжалы. Оказывается, тайный склад оружия скрывался под периной - и как только не нашли?.. То-то король запрещал перестилать постель.

- Нужно выбраться из дворца, - напомнила Фелида. - Лучше обойтись без дуэлей. Мы должны переодеться. Белый кафтан не годится! Рапира тоже не нужна.

- Да уж... - по такому обличью короля сразу узнают.

- Я принесу одежду. Помогите мне отодвинуть кресло, - велела девица Скоринг королю, и тот безропотно подчинился.

Через десяток минут Фелида вернулась с ворохом тряпок. Два платья горничных, мундир лакея. "Отличная выдумка, - оценила Ханна. - Прислуга от греха подальше удирает из дворца. А пока там горожане сообразят, что короля нужно ловить, чтоб никуда не делся... Это они еще не скоро сообразят!"

- Я помню, как мой брат убежал из дворца, - сказал Араон двум девушкам, уже надевшим бело-желтые платья служанок. - Через выезд для гвардии. Украл плащ и уехал.

- Нам это не годится, - поморщилась светловолосая. - Вы на гвардейца не похожи, вы им до плеча не достанете, а уж мы-то...

- Украшения сними, - сказала вторая. - И вы тоже.

Юноша покорно стащил с рук кольца и перстни, потом цепь с шеи, посмотрел на себя в узкое зеркало, висевшее возле камина. Лакейская одежда была ему велика, к тому же рыжая фрейлина не принесла обуви. Араон подумал и стащил с ног туфли с чулками, потом сорвал с постели простыню, швырнул туда вазу, безделушки с камина, золотой подсвечник, расшитую скатерть со стола.

- Это еще зачем, - удивилась фрейлина Ханна, вторая улыбнулась: - А хорошо придумано, сойдем за мародеров.

- Гвардейцы... - напомнила северянка.

- Бросим, если что, - пожала плечами Фелида. - Пошли!

Королевскую спальню обязаны были охранять четверо гвардейцев, но в коридоре было пусто. Араон разозлился - да что ж такое, измена даже и в королевской гвардии, потом обрадовался. Если гвардейцы изменили, то хорошо, что их тут нет. Хорошо, хоть и странно. Необычное везение... к добру ли это?

Быстрый бег по коридорам. Им встретились десятка два человек - перепуганная обслуга, гвардейцы с оружием в руках. Кого они искали? Проникших во дворец бунтовщиков или короля? Спрашивать их не стали. Не приглядываются к слугам, которых в переходах мельтешило много - и славно, большего от них ждать не стоит.

Ворота, разумеется, охраняли. Араон едва не застонал, увидев, что двор заполнен людьми на лошадях, и тут рыжеволосая скорийка больно ущипнула его за плечо.

- Ревите! Как в спальне ревели! Ревите, а то кинжалом уколю...

Араон заревел, не понимая, зачем, но ревностно, размазывая по лицу сопли со слезами, икая и всхлипывая. Старался он от души, и через пару минут уже едва различал дорогу. Скорийка тащила его за руку, и у самой будки гвардейцев отвесила такой подзатыльник, что юноша едва не упал носом в мелкий гравий дорожки.

- Не реви, поганец! - сварливым голосом рявкнула Фелида и дала юноше второй подзатыльник. - Тринадцатый год, уже мужик!

Кто-то из гвардейцев засмеялся, двое же решительно двинулись им навстречу.

- Выхода нет.

- Пощадите, добрые господа! - скорийка рухнула на колени и потащила за собой Араона. - Слышите, что делается! Не дайте пропасть! Мы людишки маленькие, убираемся, братишка вот садовнику помогает, нам-то за что... Вам ведь не до нас будет! Пощадите, не берите греха на душу!

- Пощадите, - подвыл Араон и на коленях пополз в направлении блестящих сапог гвардейца, готовый биться лбом об его ноги. Ему было весело, веселее, чем в тот день, когда он играл в огандском театре. - Пожалейте, господин хороший...

- Убирайтесь, трусовье, - сплюнул гвардеец; на прощание он отвесил мальчишке пинка. - Мешок оставьте! Ворюги...

Араон заревел еще громче, ссутулился и побежал впереди девушек. Он очень, очень надеялся, что похож на маленького садовника, перепуганного и думающего только, как спастись. Предали гвардейцы или нет, выяснять недосуг. Если уж предал герцог Скоринг, то на гвардию полагаться нельзя. Его ставленники, через одного. Все незнакомые, не то, что прежние, которых принц знал и в лицо, и по именам, да и они его тоже знали.

Горожане торчали и снаружи у этих ворот, но немного, десятка три. Встретили их свистом и улюлюканьем, но трогать не стали, только посмеялись, что вот - разбегаются тараканы, разжиревшие на харчах самозванца.

Остановились трое беглецов только после того, как свернули на площадь перед дворцом. Она была забита битком. Люди стояли тесно, плечом к плечу. Многие были вооружены. Те, у кого не нашлось пик, вил или топоров, держали в руках камни. Похоже, мостовую поблизости разворотили на корню: серые прямоугольные булыжники были Араону вполне знакомы. Фелида зачем-то тащила их через толпу, потом и вовсе велела остановиться.

- Да вы никак из дворца? - тут же вцепилась в ее рукав какая-то бабища в чумазом переднике. - Чтой-то там? Чего малец такой зареванный?

Малец рукавом вытер нос и трагически простонал: - Стра-аажник побил!

- От сволочи! Да не реви, не убил же... - вздохнула баба, и своим передником вытерла Араону лицо. Юный лицедей содрогнулся, но из роли не вышел, хотя от тряпки воняло тухлой рыбой. - Вот что делается-то...

Подданные короля Араона определенно заслуживали определения "добрые", вот только на его величество эта доброта не распространялась, только на босоногого беглеца из двора. Растрепанные фрейлины наперебой объясняли любопытствующей толпе, что ничего не знают, но боятся, а гвардейцы - злые, никого выпускать не велят.

- Чтоб королишка не утек, - объяснил какой-то долговязый всезнайка с бородавками на носу. - Знают, что делать!

- Вы домой идите, - велела торговка рыбой. - Мамки-то небось напугались, вы бегите, бегите...

- Пойдем, пойдем домой! - заканючил Араон.

Нелегкое искусство лицедейства пьянило получше вина. Вчера еще он думал, что умрет, оказавшись в потной толпе, где тебя постоянно толкают, наступают на ноги тяжелыми башмаками, трогают грязными руками - нет, оказалось, не умер. Почувствовал себя так хорошо, как в детстве, пока еще живы была мать и дядя Агайрон, пока герцог Гоэллон не раздавал ему оплеухи и не звал змеенышем, а поднимал на плечо, чтобы малыш мог дотянуться до шпаги прадеда, висевшей слишком высоко...

Вспомнив это, Араон опять разревелся - уже вполне искренне.

- Веди мальца домой, ишь, перепугался! Чего стоишь, растрепуха! - красномордая торговка отвесила Фелиде тычок.

- Не дерись! - огрызнулась скорийка, потом потащила Араона и Ханну прочь с площади.

Свернув в проулок, она остановилась, поправила волосы, скинула на землю белый передник, потом вдруг схватила юношу в охапку и расцеловала в обе щеки.

- Ты просто умница!

- Точно, - кивнула северянка. - Лучше, чем тогда в театре!

- Куда пойдем? - спросил Араон, смутившись.

Ему было немного обидно, что его, пятнадцатилетнего, приняли за совсем ребенка, обозвали мальцом, да еще и вытерли из жалости сопли. Все-таки это чересчур, а теперь эта рыжая, сама первостатейная актерка, еще и целуется - вот тоже не хватало.

- Не знаю, - нахмурилась Фелида. - К нам нельзя, там, наверное, тоже... Ну, ваше величество? Что прикажете?

Юноша задумался. Куда идти, к кому - кому он нужен? Никому. Даже герцогу Скорингу больше не нужен, все, его выкинули, как сломанную марионетку. Кукловод отыграл свое представление, порвал ниточки и бросил игрушку в мусорную бочку. И - какое же счастье, что так!

- К герцогу Алларэ, - сказал он наконец.

Пусть сводный брат делает с ним все, что угодно - порет розгами, ссылает в монастырь, да хоть казнит, только не отдает толпе, не возвращает во дворец. Фиор добрый. Всегда был добрым. Если попросить его о прощении...

...ага, явиться, упасть в ноги и сказать: "Я, братец Фиор, Анну Агайрон отравил, из-за меня герцогиню Алларэ убили, дядя Флектор отравился, и Элграса я хотел со свету сжить, а еще отца - тоже из-за меня, и королевский совет... Прости, братец Фиор!"

Фиор, конечно, добрый, только есть вещи, которые никто не простит.

Ну и ладно...

- Вы дорогу знаете?

- Нет.

- Ханна?

- Откуда? Я в столице еще не была, - развела руками северянка. - Может, спросить?

- Спятила? Чтоб сразу вся улица заинтересовалась, зачем нам, служанкам, герцог Алларэ? Араон, ну-ка вспоминайте, на какой улице он живет! Не могли ж вы не слышать?

- На Фонтанной площади... нет, это герцог Гоэллон. На Госпитальной... там дядя Агайрон... жил. На Девичьей!

- Точно?

- Точно... он еще шутил когда-то, что самое подходящее название. А герцог Гоэллон объяснял, что там раньше женский монастырь стоял...

- Я знаю, где это, - сказала Фелида. - Пошли.

Раньше Араон видел столицу только из окна кареты, да еще пару раз, проезжая верхом в окружении эскорта гвардейцев. Тогда она почему-то казалась не слишком большой и невысокой, всего-то три этажа, редко - четыре, да и проехать все Левобережье можно за час. Это проехать... вот пройти, да еще и босиком, с непривычки, и если правду сказать, то с похмелья...

Собра оказалась большой и многолюдной, а еще в ней жило слишком много господ, привыкших разъезжать на лошадях. То и дело приходилось уворачиваться от конных, да еще и смотреть под ноги, чтобы не наступить в навозную кучу. Горожане толкались, сшибали девушек и не думали извиняться, отпихивали с пути Араона. Кажется, все спешили ко дворцу - в руках несли все те же вилы, топоры и даже грабли, много было пьяных, а еще больше злых и веселых. Юноша понимал, по чью душу эти злость с весельем, и радовался, что идет навстречу горожанам, в простой рубахе, в широких штанах до колена и босой, с грязными ногами и чумазым лицом - совсем непохожий на короля. "Малец", как сказала жалостливая торговка. Никому и в голову не приходит, что этого мальца идут свергать все эти смеющиеся люди с топорами.

Чем дольше они шли по улицам, тем обиднее делалось Араону. Да что ж он им всем такого плохого сделал?! Налоги и подати понижал - ну ладно, не сам, а с подачи герцога-регента, - указы подписывал, велел каждый седмичный праздник подавать нищим... За что? За то, что родился не от короля и королевы - а он об этом знал? Узнал перед самой коронацией. Может, тогда и надо было отказаться... но тоже, нашли повод вилами махать. Не подданные, а свиньи. Вот пусть Элграс с ними и мается, он истинный король - ему и положено.

И не придется больше прятаться от портретов, заглушать страх вином, терзаться раскаянием, бояться за младшего брата, чувствовать себя последней дрянью - отцеубийцей, братоубийцей, сестроубийцей, если есть такое слово...

Радуйтесь, граждане Собраны, король-самозванец покинул престол!

- Надо было хоть пару монет прихватить, или цепочку, - вздохнула северянка Ханна. - Хоть пообедали бы.

- В Левобережье ты в таком виде не пообедаешь, - покачала головой вторая. - Не пустят.

- А ты в столице давно?

- Мы жили с родителями лет пять назад, потом в Скору уехали, когда отец умер, - хмурясь, рассказала Фелида и тут же огляделась по сторонам. - Пошли, пошли. Недолго осталось.

Араон наступил на битое стекло и взвыл. Осколок вонзился под большой палец левой ноги. Бывший король уселся на мостовую и попытался вытащить его, но пальцы не слушались, соскальзывали по мокрому от крови стеклу. Ханна оторвала от платья широкую ленту, шедшую по подолу, вытащила стекляшку и туго перебинтовала ногу.

- Идти все равно придется, - сообщила она. - Поднимайтесь!

- У тебя братья есть? - спросил Араон.

- Нет.

- У меня тоже сестер нет, - зачем-то сообщил прописную истину Араон. - У королей дочек не бывает...

- Что ж ваша маменька какой-нибудь девичий приют не удочерила? - усмехнулась скорийка. - Вам бы пошло на пользу.

- Фелида! - фыркнула вторая. - Фу!

Араон, впрочем, нисколько не обиделся. Эти две вредные девки спасли его от мятежников, не побоялись и не бросили - а ведь вздумай они сбежать сами, ничего бы им не было. Надо Фиору обязательно рассказать, и ни в коем случае не забыть...

Идти было больно, но, слава Сотворившим, недалеко. Широкие ворота с гербом - "цветущая ветвь: золотые цветы, зеленые листья" - были закрыты, но Ханна решительно постучала в них кулаком.

- Чего надо, босота? - высунулся гвардеец в алларском бело-зеленом мундире. Вот, оказывается, где городская стража...

- Нам нужен герцог Алларэ!

- А пинка тебе не нужно? - рассмеялся светло-рыжий красавец. - Совсем одурели, да? Герцога им...

- Послушайте, многоуважаемый, - строго заговорила Фелида. - Если вы немедленно не впустите нас во двор и не сообщите герцогу Алларэ, что прибыли девицы Скоринг и Эйма, а также его младший брат Араон, вас ожидают неприятности. От герцога, любезнейший.

- Че-го? Кто? - усмешка с лица гвардейца пропала, следом пропал и он сам, зато приоткрылась небольшая дверь сбоку от ворот. - Проходите. Если пошутили...

Араон перешагнул порог, сполз по деревянной створке ворот на землю и расхохотался навзрыд.

Засыпая, Саннио сказал слуге-алларцу, который помогал гостю раздеваться, что будить его можно только по случаю пожара в доме или государственного переворота. В отсутствие того и другого он проснется сам, и чем позже, тем всем лучше. Так ему посоветовал Фиор, да и сам молодой человек уже накрепко выучил, что чем больше бед валится на голову, тем дольше нужно спать.

Когда его толкнули в плечо, он застонал и, не открывая глаз, определил - часа три дня. Дымом не пахло, про пожар никто не кричал. Переворот? Да перевернись оно все пятками кверху...

- Вставайте, сокровище. Поучительное зрелище пропустите. У нас тут все притчи и чудеса сразу.

- Что такое? - простонал Саннио. Реми Алларэ - враг человечества и апостол Противостоящего. Вечно вот он будит спозаранку... - Где?..

- В гостиной этажом выше, - со смехом объяснил враг и апостол. Алессандр открыл глаза. Реми с трудом удерживался, чтобы не заржать в голос, его аж шатало от усилий. - У нас король в доме.

- Кто?

- Его величество Араон. Третий. Собственной персоной.

- Зачем?

- Из дворца сбежал, - терпеливо объяснил Реми. - И прямо к нам. К Фьоре, точнее. В грехах каяться.

- Он попозже не мог?!

- Четвертый час, самое время! - Алларэ плюхнулся на кровать рядом с Саннио и все-таки заржал, как жеребец. - Ох... боюсь, сокровище, самое лучшее вы все-таки пропустили! Такое покаяние... слезу вышибет из камня!

Молодой человек лениво подумал, что смеющийся до слез Реми определенно лучше Реми вчерашнего, ледяного от злости - так что из явления короля все же проистекло что-то хорошее. Правда, не очень ясно было, что тут смешного, и что теперь с Араоном делать.

- Зачем он сбежал-то? - Саннио искал рубашку, но, кажется, слуги утащили его костюм чистить, и еще не принесли. В одних подштанниках из спальни выходить не хотелось. Пришлось потянуться и дернуть за шнур. - С какой стати?

- С такой, что господин Кертор - предпоследний дурак, а последний - я, что его послушал, - непонятно объяснил Реми, потом посмотрел в круглые от изумления глаза юноши и смилостивился. - Записи по делу об исповеди. Вчера их подбросили в "Разящую подкову", а сегодня уже вся Собра на ушах. Дворец осаждают, короля свергают. Скоринг пропал, комендант Делаг почему-то не спешит усмирять бунтовщиков... В общем, веселье в разгаре.

- А принца Элграса мы не получим, - напомнил Саннио.

- Именно. Так что или водворять во дворец этого несчастного кающегося грешника, или я не знаю уж, что делать. Тащить Жерара в столицу - пусть посмотрит, что тут делается? Гонца я к нему послал, но его высокопреосвященство...

- Может, и вправду обитель приступом взять? Нельзя же так...

- Нельзя, - серьезно кивнул Реми. - Из-за причуд Руи и упрямства архиепископа у нас тут невесть что начнется. Одеваться господину Гоэллону, и быстро, - это уже сунувшемуся в спальню слуге. - А то глядите, вас коронуем!

- Не шутите так, пожалуйста, - попросил Саннио.

- Да я и не шучу, - Реми смерил молодого человека очень жестким взглядом. - Элграс в обители, Араон сбежал, Фьоре - Алларэ...

- А я Гоэллон! - обиделся предполагаемый король. - Будете так смотреть, и я сбегу.

- Там, кстати, две фрейлины с королем вместе прибыли. Ханна Эйма и Фелида Скоринг. Советую с обеими познакомиться. Прелестные, доложу вам, девицы! - мечтательно сообщил Алларэ.

- Вы еще и сводничаете. Сами-то что?

- Девицы, увы, слишком юны, а я, к счастью, и без того не одинок. Вот вам же рекомендую...

- Вам пустырника не налить? - озабоченно поинтересовался Саннио. - Что-то вы так веселитесь... нездраво!

- Это я чтоб не плакать, - признался зеленоглазый сводник. - Очень хочется.

Шутка Реми насчет девиц обернулась истиной. Обе гостьи и бывший, надо понимать, король сидели в гостиной, на всех одежда - сразу видно, что с чужого плеча, но вполне подобающая (Алларэ по дороге рассказал, в каком виде явилась троица). Умытые, причесанные и вцепившиеся в кубки с вином, как утопающий в соломинку.

Увы, Араона и светловолосую девицу Эйма Алессандр разглядеть не смог. Как увидел фрейлину Фелиду Скоринг, так и уставился на нее - понимая, что дурак дураком. Нужно думать о том, что творится в столице - о королях и престолах, полках и горожанах, а он вот пялится на девчонку своих лет, бестолочь этакая. Однако ж, молчаливая брань, которой покрыл себя Саннио, не помогла. Во всей гостиной он видел только рыжеволосую девушку с косой, свисавшей через поручень кресла до самого пола.

Не спасла и мысль о том, что она - родственница герцога-регента, а, значит, представительница враждебного лагеря. Это на ней регент хотел женить Араона? Кого-кого? Вот это зареванное красноглазое недоразумение, сжавшееся в своем кресле, словно его собирались бить толпой?

Ну-ну. Четыре с половиной раза, господин герцог Скорийский...

- Сандре, - на ухо сказал Реми. - Вы вообще слушаете?

- Нет...

- Понятно. Северянка или скорийка?

- Господин Алларэ!..

- Что, неужели Араон? - Реми сделал страшные глаза. - Я до сих пор считал, что у вас несколько иные вкусы...

- Перестаньте вы издеваться!

- Сандре, сокровище мое! Девицы эти премного претерпели, и нуждаются в утешении. Сердце девицы, жаждущей утешения, благосклонно к достойному юноше, - высокопарно прошептал алларец. - Так ловите момент... а то найдутся другие утешители!

- Вам бы все шутить! - вздохнул Саннио.

Девица Скоринг повернула голову и посмотрела на них, стоявших у двери. Молодой человек понадеялся на то, что у нее не слишком уж хороший слух. Ну, не настолько хороший, чтобы разобрать, о чем они с Реми шепчутся.

Какие глаза, Мать Милосердная, какие у нее глаза - теплый янтарь, играющий сотней золотых бликов...

Саннио прикусил изнутри щеку и уставился на Фиора, который беседовал с Араоном. Вот достойный человек, настоящий герцог. Разговаривает с младшим братом, задает какие-то вопросы, наверное, дельные. Расспрашивает его и обеих фрейлин. И ничьи глаза его не смущают.

Попытавшись прислушаться к разговору, молодой человек решительно ничего не понял. Какие-то детали вчерашнего разговора с герцогом Скорингом; кажется, ничего в том разговоре не предвещало сегодняшнего исчезновения регента.

- Он уехал, - сказала Фелида. От звуков ее голоса по спине пробежали мурашки. Богохульство, конечно, но так, наверное, говорила Мать, откликаясь на молитвы. - Я не знаю, куда и почему, но уехал точно. Нет, он никуда не собирался еще вчера... но я просто чувствую. Лучше поверьте мне.

- Я вам поверю, конечно. Только попробуйте припомнить, не удивило ли вас вчера что-то, не насторожило ли? - мягко попросил Фиор.

Араон молча пожал худыми плечами, Фелида слегка склонила голову. Ярко-зеленое платье удивительно шло к ее каштановым волосам, а золотая отделка отражалась в глазах. Да уж, серое с серебром ей пойдет куда меньше, но женщины обязаны носить родовые цвета только по праздникам...

"Ой! - изумленно осознал Саннио. - Я ведь, кажется, жениться собираюсь... Да мне же еще три года... да она же меня... мне... пяльцы на голову наденет!"

- Господин герцог-регент делился со мной только планами, касающимися моего замужества.

- Господин герцог-регент погорячился.

И кто же это сказал? Неужели некто по имени Алессандр Гоэллон? Ой...

- Благодарю вас, - девушка еще раз повернулась к Саннио и слегка улыбнулась.

- Так, - встряхнул головой Фиор. - Я уверен, что вы голодны, а потому прошу к столу. Простите, я должен вас ненадолго покинуть. Реми, пойдемте со мной. Алессандр, будьте любезны, проводите наших гостей.

Саннио помнил, что дамам надо подавать руку - но что делать, если дам двое, а он один? К счастью, Гильом разрешил его затруднения, предложив руку светловолосой девице Эйма. Когда та поднялась, оказалось, что воистину к счастью: рядом с огромного роста алларцем северянка смотрелась весьма изящно, но... она же на ладонь выше Саннио! Сложена фрейлина короля была на редкость ладно, но все равно на ум просилась мысль, что она может двоих таких, как господин Гоэллон, перекинуть через плечо и пойти, не слишком отяготив себя.

Он подал руку девице Скоринг, та плавно поднялась и положила легкую ладонь ему на предплечье. Вот у нее рост был правильный, макушкой - до подбородка молодому человеку.

- Мы, кажется, не представлены друг другу, - негромко сказала она.

- Алессандр Гоэллон к вашим услугам, - ну что за беда с этими девицами, требовалось поклониться, но что, руку у нее забирать?

- Фелида Скоринг. Оставьте этикет в покое, господин Гоэллон. Час назад мы притворялись служанками, и это было не так уж и плохо.

- Вы наблюдательны...

- Вероятно, - короткий вздох. - Хотя будь это правдой, я бы сбежала еще вчера.

- Вы сильно напугались?

- Нет, - пожала плечиком девушка. - Я сильно разозлилась. Мы остались втроем с его величеством, гвардейцы куда-то подевались, даже стража у спальни и в коридоре...

- Вы смелая девушка.

- Господин Гоэллон, - Фелида вздохнула и остановилась, повернувшись к Саннио лицом. - Я вовсе не смелая девушка. И не отважная. И не все то, что я выслушиваю тут уже битый час! Мне просто не хотелось умирать, а особенно - умирать долго. Понятно вам?

- Понятно, - едва вымолвил Саннио, которому было понятно куда меньше, чем хотелось. - Но смею надеяться, вы хотя бы голодная девушка?

- Вот это правда.

- Замечательно!

Ни Реми, ни Фиор не удосужились почтить обед своим присутствием. Вместе с ними пропали все, кроме Гильома, даже Сорен и Андреас. Алессандр осознал, что где-то наверху, в кабинете герцога Алларэ, решаются серьезные вопросы: что делать, как удержать город от смуты, куда пропал Скоринг и каких еще ждать от него сюрпризов, а его оставили развлекать девиц и горе-короля. Король, впрочем, в развлечениях не нуждался. Он за обе щеки уписывал обед, щедро запивал его вином, и видно было, что замученный мальчишка вот-вот заснет прямо за столом.

Мальчишка - другого слова Араон не заслуживал. Слишком уж тощий и нескладный для своих пятнадцати, а если вспомнить Альдинга и Бориана, то вообще... сущее дите. Узкоплечий, длинношеий, какой-то весь белесый - светлые волосы, светлые брови и ресницы, неправильное лицо, только глаза хорошие: теплые, светло-карие. И как кто-то во дворце мог думать, что это сын короля Ивеллиона? Да еще и видя его рядом с Элграсом?

Господин Кертор сказал, что таких нужно топить еще в купели. Не погорячился ли он? Саннио вспомнил, как обманулся насчет покойного Рене Алларэ; подумал о нем несколько лучше, чем тот заслуживал - а надо, надо было принять всерьез не только обмолвки Сорена, но и давешнюю пьяную исповедь. Сколько в Рене было горечи и злобы, и по какому глупому поводу - брат и герцог не возрыдал от счастья на плече спасителя, а жестоко выговорил спасителю за самовольство, да еще и слишком хорошо относится к юному Кесслеру - вместо родного брата, который все для него сделал; подумать только, какое преступление! Бедный непонятый недооцененный Рене! Это, конечно, повод бросаться к герцогу Скорингу...

Герцог Скоринг же - странный человек, ходячая загадка. Ну кто еще отказался бы от союза, предложенного наследником герцога Алларэ?

Араон... Саннио еще раз посмотрел на засыпающего на стуле мальчишку, потом махнул рукой слугам, чтобы они отнесли его бывшее величество в спальню, пусть отдыхает. Даже зная обо всех преступлениях белесого парнишки, Саннио не мог на него рассердиться, и сам этого боялся. Второй раз подряд ошибаться, поверив сердцу, а не разуму, не хотелось. С виду - бедный-несчастный мальчик, но ведь натворил такого, что не каждый взрослый посмеет.

"Хоть он и подлый провокатор, но все равно он мне брат. И мне без разницы, подкидыш он или нет. Так что пусть не боится", - вспомнил молодой человек слова Элграса. Что ж, ошибаться - так в хорошей компании: будущего короля Собраны.

Фелида зевнула, прикрыв ладошкой рот.

- Вы тоже устали, - сказал Саннио. - Вас еще и разговорами замучили. Сейчас вы отправитесь отдыхать. Король отправился почивать, можно и дамам, - он подмигнул, девушка улыбнулась в ответ. Какая чудесная улыбка...

"И какой характер, - подумал он следом. - Выбраться из дворца, пройти через половину Левобережья и не попасться, вытащить Араона. Потом разговаривать, обедать - вот так, с прямой спиной, с безупречными манерами, улыбаться и держаться, словно на балу..."

- Проводите дам в спальни, - распорядился он, когда появился слуга. - Герцог Алларэ хотел бы, чтобы их принимали, как самых дорогих гостей.

Вряд ли Фиор будет так уж против.

- Будет исполнено.

- Неожиданно, верно? - сказал Гильом Аэллас, когда дамы удалились. - Я не предполагал, что так обернется.

- Никто не предполагал. Нам вот, кажется, придется теперь воевать с его высокопреосвященством... - пожаловался Саннио. - Элграс мог бы уже завтра занять престол, но этот упрямый архиепископ... и мой почтенный родич - тоже.

- Да, положение весьма замысловатое, - протянул Гильом. - Однако ж, в отсутствии регента и бегстве короля я вижу много преимуществ по сравнению с прежним положением дел. Араон говорил, что публично подпишет отречение при первой же возможности, его насилу уговорили не делать это сегодня. Двумя бедами меньше - почти праздник...

Дверь отворилась - резким рывком, слуги так никогда не делали. Саннио вскочил, Гильом просто обернулся. На пороге стояла невысокая женщина в серо-зеленом костюме для верховой езды. Очень сердитая женщина...

- Я хочу немедленно видеть свою дочь! - заявила она. - Где господа Алларэ?!

"День непрошеных гостей какой-то, - подумал Саннио. - И чья это мать? Ей же лет двадцать пять..."

Потом он вспомнил, что уже видел эту даму, только тогда она была вовсе не сердитой, а весьма милой и приятно улыбалась. Госпожа Кларисса Эйма, легендарная куртизанка, обронившая перчатку в коридоре школы мэтра Тейна. Разъяренная дама - ну сущая рысь, охраняющая своих котят, - юношу, разумеется, не узнала. Смотрела так, словно вот-вот глаза выцарапает любому, кто станет между ней и той высоченной северянкой.

- Госпожа Эйма, с вашей дочерью все в порядке. Она сейчас в спальне, отдыхает, - мягко, как с рысью, заговорил Саннио. - Вас к ней проводят по первому же требованию. Но если девушка уже уснула, не нужно ее тревожить. Прошу вас к столу, выпейте вина.

- Вина? Прелестное предложение! - вздохнула дама, потом все же прошла к столу - Гильом едва успел отодвинуть стул. - Где Реми? Какого рачьего хвоста...

- Они заняты, - объяснил молодой человек. - С вашей дочерью правда все в порядке, госпожа Эйма. Мы только что обедали, потом они захотели спать. Это неудивительно.

- Откуда вы меня знаете? - прищурилась женщина.

- Мы встречались.

- Погодите-ка... повернитесь в профиль... О, так вы наследник Руи! Мы действительно встречались. Простите, господа, я была очень нелюбезна. Я слишком испугалась за Ханну... - Кларисса улыбнулась и оказалась вовсе не такой страшной, как в первые минуты.

- Не беспокойтесь, - Гильом наполнил гостье бокал. - Мы понимаем ваши чувства, но поводов волноваться уже нет. Девушки отдыхают, Араон тоже.

- Араон? Девушки? - госпожа Эйма была удивительно красива, но волноваться ей не стоило, а то взгляд у нее делался такой, что того гляди молнии полетят...

Гильом коротко рассказал женщине обо всех приключениях Ханны и ее спутников. Кларисса слушала молча, с неподвижным лицом, только между бровями залегла глубокая складка. Дослушав до конца, она залпом осушила бокал, потом кивнула Гильому на бутылку. Выпив и второй, Кларисса уронила голову на руку и глубоко задумалась.

Следующим событием оказалось явление Бернара Кадоля. Этот, конечно, к нежданным гостям не относился, но выражение на его лице к заурядным отнести никак было нельзя. Столь озадаченного капитана охраны Саннио еще не видел никогда. Даме он коротко и весьма небрежно поклонился, с Гильомом обменялся быстрым рукопожатием, а интересовал его только молодой господин.

- Пришли вести из Скоры. Весьма необычные вести, ради них зажгли сигнальные башни.

Наследник охнул. Огни на вершинах сигнальных башен, которые накрывали щитами, а потом сдвигали их, чтобы создать череду вспышек и затемнений, зажигали лишь для передачи сообщения о войне или моровом поветрии.

- В предгорьях Неверны сдвинулась с места гора.

Удивляться Саннио уже не мог, поэтому он разозлился.

- У них там белена поспела, не иначе! Бернар, ну какая гора?! Вы с убийством Грио разобрались?

- Молодой господин! - ну что сегодня за день такой, все кричат, рычат, спасибо еще, что не кусаются. - Это не так уж и смешно. В горах обвал особенной силы, и одна из гор действительно сдвинулась с места.

- И что с того?

- Во-первых, туда направлялся господин герцог. Во-вторых, вспомните пророчество, которое уже год поминают по всей стране.

Саннио очень захотелось взять стул и побить им Бернара по чему попало. Смущало только присутствие госпожи Эйма, которая со странным для бывшей куртизанки, а ныне почтенной жены къельского владетеля вниманием прислушивалась к разговору.

- Все тайное явным уже стало, если иметь в виду Араона, черное небо мы все видели, теперь вот гора... - сказала Кларисса. - Четвертое условие все помнят?

- Толпа чужих тварей, - покорно ответил молодой человек, которому вдруг расхотелось махать стульями.

- Вас, кажется, интересовало, куда делся герцог Скоринг? Ищите его на Мерском тракте. Пока еще не поздно...