Дорога через безмолвие

Глава 4 НА ПУТИ К МЕНИНДИ

Началось путешествие не совсем удачно: по плану колонне надлежало отправиться в час дня, но замешкались до четырех. Шесть верблюдов заболели и не смогли подняться, так что часть снаряжения и провизии пришлось оставить. Впрочем, сцена отбытия настолько живо описана в мельбурнской «Геральд» от 21 август 1860 года, что мы не откажем себе в удовольствии при вести репортаж целиком:

«С самого утра празднично одетая публика потянулась пешком, верхом и в экипажах по пыльным улица города к зеленым полянам и тенистым уголкам Ройял парка, наслаждаясь первым в этом сезоне теплым норд-остом. Их взору предстала сцена кипучей деятельности. Среди палаток, телег и ящиков с поклажей сновали люди, ведя на поводу лошадей и верблюдов, во всем ощущался живописный предотъездный беспорядок — караван-сарай вот-вот должен был опустеть. Однако час шел за часом, а сборы никак не кончались. Кто-то вдруг решил, что груз в полтора центнера на каждого верблюда велик, посему пришлось срочно добывать дополнительные повозки, класть туда избыток багажа и лишь после этого навьючивать верблюдов и лошадей, следя за тем, чтобы поклажа крепко держалась.

Художники, репортеры и почетные гости старались ничего не пропустить: одни делали на скорую руку наброски, другие что-то записывали, и все задавали великое множество вопросов. Нетрудно догадаться, что подчас ответы на серьезные вопросы оказывались совершенно нелепыми, а в неразберихе торопливых приготовлений случались смешные недоразумения.

Одна из самых забавных сцен произошла, когда какой-то вздорный верблюд сорвался — в буквальном смысле слова — с цепи, до смерти напугав блюстителя порядка, который ринулся прочь, проделав немыслимый кульбит в воздухе. Означенный джентльмен, весьма солидного телосложения, до вчерашнего дня не ведал о своем феноменальном акробатическом даре. Его приземление было встречено восторженными рукоплесканиями и смехом, к каковому он охотно присоединился. «Блудный» верблюд метался среди толпы, как бы желая воочию продемонстрировать взволнованным зрителям, с какой скоростью умеют двигаться корабли пустыни.

Ровно без четверти четыре экспедиция выстроилась в строгом порядке. Толпа расступилась, образовав широкий проход. Во главе колонны верхом на сером коне встал господин Берк; на нем был синий редингот поверх красной рубашки, голову венчала островерхая черная шляпа. Напротив расположились члены Экспедиционного комитета Королевского общества и почетные гости из числа наиболее уважаемых колонистов, а также члены их семей. Мэр Мельбурна, взобравшись на одну из телег, произнес речь:

«Господин Берк, я прекрасно понимаю, что огромная толпа, запрудившая сегодня окрестности, весьма затруднила отправление Вашего каравана. Вместе с тем такое стечение публики лишний раз свидетельствует о том, какие горячие чувства испытывают к Вам сограждане (возгласы: «Правильно, правильно!»). Я не смею доле задерживать Вас; позвольте лишь от имени каждого и от лица всей колонии сказать — да поможет Вам Бог! (крики «ура!»)».

Затем его честь провозгласил троекратное «ура» в честь г-на Берка, г-на Ленделса и остальных членов экспедиции, подхваченное со страстью и энтузиазмом все-ми присутствующими. В заключение он снова повторил;,Да поможет и благословит Вас Бог!».

Г-н Берк, обнажив голову, произнес в ответ краткую речь, чеканя слова так, что его смог услышать каждый присутствующий: «Господин мэр, позвольте от имени всех участников экспедиции принести согражданам нашу искреннюю благодарность. Ни одна экспедиция еще не отправлялась в путь в столь благоприятных обстоятельствах, как наша. Народ, правительство и Комитет сделали все от них зависящее. Теперь настал наш черед, и мы не успокоимся, пока не оправдаем Ваши ожидания (возгласы «ура!»)».

Процессия тронулась. За Берном следовали вьючные лошади, которых вел один из помощников. Затем ехал г-н Ленделс на верблюде, за ним — д-р Беккер и двое помощников, также на верблюдах; один из них вел в поводу верблюда с грузом медикаментов, другой — еще, двух животных с запасом провизии. Остальных вели пешие сипаи, 110 четыре-пять верблюдов каждый, а шествие замыкал последний сипай верхом на верблюде.

Всего в экспедиции насчитывалось 27 верблюдов. На почтительном расстоянии за караваном ехали два нагруженных доверху новехоньких фургона, изготовленных специально для экспедиции; один из них легко снимался с колес, превращаясь в огромную лодку, способную взять гигантский груз. Для переправы верблюдов заготовили холщевые воздушные мешки: их будут подвязывать к подбородку животных так, чтобы головы торчали над водой во время переправы через глубокие водоемы. Несколько повозок и еще один фургон новой постройки оставались в парке до сумерек на попечении астронома, г-на У. Дж. Уиллса, и старшего помощника, наблюдавших за упаковкой инструментов, ящиков для образцов и прочего. Повозки были взяты напрокат до Суон-Хилла.

Покинув парк через южные ворота, процессия двинулась мимо складских помещений по Сиднейской дороге и поздно вечером остановилась у деревни Эссендон».

Вряд ли стоит удивляться, что недоделки и недочеты поспешных сборов дали о себе знать в первые же дни пути на север. Животные и телеги были явно перегружены, и несколько повозок скоро сломались. Один из сипаев, магометанин, заявил, что религия запрещает ему есть провизию, которой располагала экспедиция, и, со слезами распрощавшись с товарищами, отправился назад в Мельбурн. Верблюды повсюду сеяли страх и недоумение; с верхушек деревьев голосили напуганные стаи белых какаду; аборигены, завидев незнакомых зверей, кидались врассыпную; Ленделс однажды застрелил двухметрового ромбического питона, который вскинул голову и ошалело смотрел на процессию. Лошадям верблюды тоже пришлись не по вкусу (вернее, «не по запаху»), они страшно нервничали, и их пришлось пустить вперед отдельной колонной.

Зима никак не кончалась, ночи стояли холодные, а днем сплошная стена дождя размывала черноземную равнину, расстилавшуюся к северу от Мельбурна, что сильно затрудняло путь. Два дня спустя после старта Людвиг Беккер записывает в дневнике: «По дороге на Болинду, неподалеку от фермы капитана Гарднера, около 5 вечера начался дождь; к ночи он превратился в неистовый ливень. Никакого чая, никакого костра; промокшие, мы улеглись спать».

Четырьмя днями позже, когда экспедиция добралась до поселка Миа-Миа, дождь все еще хлестал не переставая. Берк телеграфировал оттуда секретарю Комитета Макадаму: «Караван прибыл сюда вчера вечером. Сегодня, в воскресенье, отдыхаем. Продолжим путь завтра. Дороги очень плохи». Среди его редких писем Экспедиционному комитету сохранилось одно, написанное примерно в это же время на четвертушке белой бумаги. Крупным уверенным почерком на ней выведено: «Сэр, имею честь сообщить, что экспедиция прибыла вчера вечером на пост Холлоуэй, где намерена провести завтрашний день, так как погода и дороги очень плохи. Все в полном порядке. Ваш покорный слуга, Р. О'Хара Берк, руководитель экспедиции».

Пока что они двигались по заселенным районам через покрытые густой зеленью равнины и холмы, ночуя на постоялых дворах, в придорожных гостиницах или в Домах колонистов. Люди съезжались к тракту с далеких ферм поглазеть на верблюдов и поприветствовать экспедицию. Спустя неделю путешественники добрались до реки Кампаспе, где были встречены восторженной толпой золотоискателей с рудников Бендиго.

За рекой лежала равнина, гладкая, как площадка для крикета. В заводях обитали птицы волшебной красоты: ибисы с изогнутыми, как ятаганы, клювами, визгливые серые какаду с нежно-розовыми грудками, серые цапли, ржанки, вороны, черные лебеди и сороки, которые здесь выглядели мельче и ярче своих европейских собратьев. Буквально повсюду на ветках эвкалиптов, все еще стоявших в жалком зимнем убранстве, заливались счастливым смехом зимородки.

На привале в местечке Террик Беккер сравнивает равнину со «спокойным зеленым океаном, где горизонт кажется очень высоким, отчего вся поверхность представляется вогнутой. Двигаясь миля за милей, видишь, как на горизонте всплывает вдруг одинокое дерево или чахлая рощица, искаженные миражем. Редкие валлаби или кенгуровая крыса возле низкого кустарника могут на мгновение прервать монотонное однообразие, но, миновав их, снова попадаешь в объятия зеленого безмятежного океана». Благодаря мастерству Беккера-рисовальщика мы знаем точный порядок движения экспедиции — слева колонна верблюдов, справа — лошади, а посредине Берк на сером Билли.

Погода улучшилась; у Пирамид-Хилла Беккер наблюдал за бабочками, порхавшими среди гигантских каменных глыб; по ночам, лежа у костра, он слушал «густую ночную тишину, нарушаемую лишь лошадиным ржанием». Иногда, правда, поднималась суматоха — это случалось, когда напуганные в темноте верблюды вдруг бросались врассыпную из лагеря; приходилось задерживаться и с восходом солнца ловить их по всей округе.

В письме к другу Уиллс сообщал: «Ехать на верблюде оказалось куда приятней, чем я ожидал, да и работать значительно удобней, чем верхом на лошади. Двойное седло позволяет сидеть за горбом, а инструменты держать спереди, так что в пути я веду журнал и произвожу расчеты; останавливаюсь только в случае, когда требуется точно определить направление, а показания барометров заношу в журнал на ходу. С полным знанием дела могу теперь утверждать, что верблюды весьма спокойные создания, с ними легко обращаться — гораздо легче, чем с лошадьми».

Экспедиция пересекла реку Лоддон у Керанга и 6 сентября добралась до первого важного пункта — поселка Суон-Хилл (известного также как Доннингтон). Здесь, на берегу Муррея, примерно в полумиле южнее поселка разбили лагерь. Беккер отправил в Мельбурн с возницей дилижанса первые трофеи: бутыль со змеями.

Позади остались три недели пути, настала пора подвести некоторые итоги. Одно выявилось со всей определенностью: припасов взято слишком много, лишний груз мешал движению. Снова зачастил дождь и увязшие в грязи телеги пришлось бросить на дороге. Берк решил освободиться от части снаряжения и, устроив аукцион, распродал его местным жителям. Вырученные деньги пришлись весьма кстати, поскольку из Мельбурна поступили тревожные письма: Комитет, серьезно озабоченный растущими расходами, призывал руководителя экспедиции к экономии. Не сможет ли он на следующем отрезке обойтись без арендованных повозок? Одновременно Комитет настойчиво просил ускорить продвижение, иначе экспедиция Стюарта может опередить Берка.

Отныне эта нота будет звучать во всех посланиях Комитета, и ее следует подчеркнуть особо, так как указанное обстоятельство во многом объясняет все дальнейшие действия Берка. Поход, как уже отмечалось, привлек к себе пристальное внимание австралийской публики. Газеты горячо обсуждали каждый шаг, прикидывая шансы Берка обойти Стюарта. Было известно, что опытный Стюарт собирался вот-вот выступить из Аделаиды. Было также известно, что ему обещано вознаграждение в несколько тысяч фунтов, если экспедиции удастся пересечь континент.

Стюарт, как и прежде, намеревался отправиться на лошадях, в связи с чем в «Мельбурнском Панче» появилась карикатура под названием «Великая гонка через Австралию». На рисунке был изображен Берк верхом на верблюде, озабоченно поглядывающий на крохотную фигурку Стюарта, трясущегося рядом на пони. Стихотворная подпись гласила:

Макадам сообщал: «Мой дорогой Берк, все желают Вам всяческих успехов, а одна персона особенно — Вы догадываетесь, кто[9]. Честь Виктории в Ваших руках. Мы убеждены, что Вы оправдаете наши надежды. Да хранит Вас Бог. Ваш Дж. М».

Председатель Экспедиционного комитета Стоуэлл был еще более откровенен:

«Дорогой Берк,

Я только что вернулся с сессии Бичуэрского окружного суда, где услышал новости об экспедиции Стюарта. В самое ближайшее время партия в составе 12 человек с 36 лошадьми отправится в путь, начав своего рода соревнование с Вами. Зная Вас и Ваш боевой характер, не сомневаюсь, что Вы откликнетесь на вызов. До сих пор Вы сделали все от себя зависящее. Экспедиция получилась слишком громоздкой, и наша вина в том не меньше Вашей, однако полагаю, Вы уже исправили ошибку, проявив благоразумие. Партия Стюарта по числу участников в конечном итоге, будет, очевидно, примерно такой же, что и Ваша, но Вы лучше экипированы и лежащие впереди 60 миль равнинной территории, на которые Стюарт смотрит с опаской, не должны задержать Вас надолго.

У меня нет никаких предложений по поводу маршрута. Вы определите его сами, как только получите последние сведения о Стюарте. Хочу Вас заверить, что какой бы маршрут Вы ни выбрали, Комитет единодушно, как и прежде, поддержит Вас; знайте, что есть человек, на которого Вы можете положиться в любых обстоятельствах. Надеюсь, статья в газете и письма читателей Вас не расстроили. Такие вещи, понятно, в Мельбурне воспринимаются иначе, чем в походе, но я надеюсь, что Вы, человек опытный, не придадите им значения[10].

Комитет был несколько встревожен, обнаружив, что расходы превысили намеченную сумму…

До свидания, дорогой Берк,

Ваш верный друг

Уильям Ф. Стоуэлл».

Берк не получил этих писем, но он и без того хорошо понимал, что происходит в Мельбурне. Ситуация складывалась нервозная: с одной стороны, его всячески подгоняли вперед, а с другой — настоятельно призывали сокращать расходы. Более того, идея состязания, конечно же, никак не способствовала проведению серьезных исследований. 11 сентября в полдень жители Суон-Хилла устроили прощальный обед, а к вечеру Берк переправился через Муррей и остановился на ночевку на другом берегу, уже в Новом Южном Уэльсе.

Дальше путь лежал на север к Балраналду на реке Маррамбиджи; маршрут по-прежнему проходил по равнине от одной фермы к другой. Беккер в своем дневнике написал о встретившейся им молодой женщине в черном костюме для верховой езды по имени Энн Пжейн Джонс, которая привела их «во владения Маккензи». 15 сентября колонна вошла в Балраналд, тогда отдаленный аванпост, представлявший собой два десятка сараев, крытых корой, дранкой, ситцем, а то и просто бумагой. Через Маррамбиджи экспедиция переправлялась па «утлой плоскодонке».

К этому времени в маленькой группе наметился разлад. Фургоны все еще плелись где-то далеко позади, арендная плата за них с каждым днем становилась все ощутимей; верблюды-самцы отчаянно дрались из-за самок, и с ними не было никакого сладу; повар Джон Дрейкфорд регулярно напивался и, глядя на него, некоторые помощники рьяно требовали спиртного. Берк решился на крутые меры. Он снял еще одну партию багажа — 15,5 центнера сахара, 8 бутылей лаймового сока, 2 винтовки, несколько револьверов и 3 палатки, уволил пьяницу-повара, а старшему помощнику Фергюсону урезал жалованье. Тот отказался участвовать в экспедиции на таких условиях, и Берк отпустил его[11]. Меры Берка возымели действие, но лишь частично. Количество людей в экспедиции фактически не уменьшилось, поскольку вместо уволенных к ней присоединились житель Суон-Хилла Чарльз Грей и Уильям Ходжкинсон — молодой журналист, сотрудничавший в мельбурнской «Эйдж», отличный знаток буша.

Сейчас трудно оценивать поступки Берка. Заметим лишь, что в краю, где цинга была частым явлением, никак не следовало избавляться от сахара и лаймового сока. Вскоре после инцидента Комитет в Мельбурне получил письмо от некоего поселенца, в котором анонимный автор описывал позорный скандал в экспедиции и постоянно происходящие там перебранки из-за денег. Не мешало бы поучиться у д-ра Ливингстона, как следует путешествовать, заключал он. Закупить столько ценных продуктов, чтобы потом распродавать их по дешевке на аукционе, — разве это не абсурд?

Берк торопился. Позволив себе всего лишь день передышки, экспедиция выступила к Менинди на реке Дарлинг. 160 миль от Балраналда они шли по сухой местности; лошади, увязая в песке, двигались со скоростью полутора миль в час; ураганный ветер забивал глаза и ноздри, заставлял останавливаться. Ночи опять стали очень холодные, по утрам землю покрывала серовато-белая изморозь. «Удручает кладбищенская тишина, — отмечает Беккер, — ни одна птица не пролетит, не раздастся ни звука». До сих пор Беккер находил время для зарисовок ландшафта, становищ аборигенов, птиц насекомых и ящериц; он аккуратно вел дневник и журнал наблюдений природы, что являлось важнейшей частью экспедиционной работы. Теперь ситуация изменилась: Берк приказал Беккеру и Беклеру оставить научные изыскания и заняться подсобной работой наравне с рядовыми помощниками. Верблюдов и лошадей, сказал он, необходимо беречь, поэтому дальше они повезут только провизию. Каждый участник похода может взять в рюкзак не более 30 фунтов (около 14 кг) багажа, включая одежду и инструменты; все, что сверх этого, он распорядился оставить на ближайшей ферме.

Возраст Беккера давал себя знать, когда приходилось снимать, распаковывать и вновь навьючивать на верблюдов 150-килограммовые тюки; работа отнимала по нескольку часов в день, к тому же ему наступила на ногу лошадь, и он стал хромать. Тем не менее Беккер не бросил научных занятий и часто просиживал до глубокой ночи над дневником при свете лампы. «Надо было видеть лицо старика Б., — писал Берк в письме в, Мельбурн, — когда я объявил, что всем членам экспедиции предстоит работать на равных и каждый сможет взять не более 30 ф. багажа. Навьючивать верблюдов и вести их 20 миль — нешуточное дело. Первые два дня бедняга Б. отчаянно пыхтел, и я думаю, что долго он не выдержит».

В письме сквозит бессердечие, но справедливости ради надо вспомнить, что обстоятельства подстегивали Берка, и он вынужден был проявлять жесткость, чтобы тяжеловесная колонна не выбилась из ритма. Кроме того, нельзя не учитывать, что экспедиция в известном смысле являлась военной операцией: впереди поджидали опасности, и физически слабый человек мог стать обузой для всех.

К концу сентября они вышли к Дарлингу чуть выше места его слияния с Мурреем; вода в реке была, судя по описаниям, цвета «кофе с молоком». Берега густо заросли деревьями — эвкалиптами разных видов, самшитом, черными дубами, соснами и дивными акациями, на которых в это время года как раз распускались желтые цветочки. Натуралисты обнаружили в здешних сухих широтах новых насекомых и рептилий, они видели куколки гусениц-шелкопрядов, напоминавшие гнезда ткачиков; стоило до них дотронуться, как в пальцах тут же появлялось болезненное покалывание, не проходившее несколько дней. Ядовитыми оказались и маленькие, покрытые чешуйками черные ящерицы с коротким хвостом, на вид совершенно безвредные; ящерица лениво лежала на песке, уютно свернувшись, словно домашний котенок, однако укус ее огромного треугольного рта оставлял глубокую, долго гноящуюся рану. На поваленных деревьях сидели гоаны длиной больше метра; по полянам вышагивали похожие на гигантских кур страусы эму и проносились крупные кенгуру. У воды обитало множество птиц: кругами летали, набирая высоту, пеликаны, на ветках сидели разноцветные попугаи и крохотные оливкового цвета сорокопуты, чьи пронзительные крики напоминали звуки полковой трубы. Беккер и Беклер едва успевали делать зарисовки, заносить в журнал записи и собирать образцы для коллекции.

Что касается взаимоотношений между членами экспедиции, то они обострялись день ото дня. У Берка произошла яростная стычка с Ленделсом из-за верблюдов. Руководитель экспедиции уже не раз громко высказывал недовольство тем, что за животными плохо смотрят — они постоянно разбегались, дрались, становились неуправляемыми. Наконец Берк решил, что всему виной ежедневная доза рома, призванная, по утверждению Ленделса, уберечь верблюдов от цинги. Берк велел прекратить спаивание животных.

Ленделс, считавший, что верблюды находятся в его полном ведении, заявил, что не потерпит вмешательства. Он стал расхаживать по лагерю, твердя, что Берк всегда был никчемным руководителем, а сейчас просто спятил — настолько, что с ним опасно находиться в одной палатке. Экспедицию, которую ведет сумасшедший, непременно ждет гибель, повторял он всем и каждому. «Неоднократно, — позднее писал Ленделс Комитету, — у меня возникали серьезные основания усомниться во вменяемости г-на Берка. Впадая в гнев, он не отдает отчета в своих деяниях. Видя, что он постоянно носит заряженное оружие, я опасался, что он воспользуется им в очередном приступе ярости».

Некоторые члены экспедиции, в частности хирург Беклер, склонялись на сторону Ленделса; другие, и среди них молодой Уиллс, безоговорочно поддерживали Берка. До сих пор Уиллс, оставаясь важной фигурой похода, держался, как правило, в стороне, особенно в конфликтных ситуациях. Ему вообще претили распри и «всяческая суета», он даже отказался фотографироваться перед стартом в Мельбурне. Уиллс тихо и методично делал свое дело — наносил на карту маршрут, составлял аккуратным почерком отчеты, безропотно занимался со всеми погрузкой и разгрузкой и всегда подчинялся приказам Берка. Трезво оценивая ситуацию, он писал д-ру Нимейеру, что конфликт в лагере может обернуться тяжелыми последствиями; сам он, оставаясь в хороших отношениях с Ленделсом, ясно понимал, что тот плетет вокруг Берка интриги.

«Г-н Л., — пишет Уиллс, — пытается натравить всех друг на друга. Берку он наговаривает на нас, не останавливаясь перед клеветой, причем совершает это с такой настойчивостью, что г-н Берк говорил мне, что Ленделс просто ненавидит меня, хотя мне казалось, мы с ним друзья. Мне он жалуется на г-на Берка и не скрывает ненависти к Беккеру и доктору, зато с ними он — сама любезность. В итоге нет такого человека, о ком он не говорил бы гадостей. Л. не раз подстрекал м-ра Берка прогнать нас».

Впоследствии возникло предположение, что Ленделс намеренно затеял склоку с Берком, испугавшись идти дальше; некоторые даже считали, что он с самого начала решил оставить экспедицию, едва она покинет обжитые районы, и ждал лишь удобного случая. Скорее всего, в этом нет ни доли правды. Ленделс был по натуре человеком мрачным и подозрительным — из тех, кого называют «брюзгой»; ему вечно казалось, что его обманывают или выставляют дураком. Это часто вызывало истерическую реакцию, но не может служить основанием для обвинений в трусости или желании подвести экспедицию. Вспомним, как блестяще справился он с доставкой верблюдов в Австралию, и, по свидетельству Людвига Беккера, трудился на совесть весь путь от Мельбурна.

По всей видимости, к этому сроку экспедиция распалась на два лагеря: одним, как Уиллсу, нравилась решительность Берка, другие считали его действия скоропалительными и непродуманными. В первую группу входили главным образом молодые люди, которым импонировал Берк и которые охотно прощали ему взбалмошный характер. Зато Ленделс и люди постарше не считали возможным потакать Берку. Им не нравилось, когда с ними обращались как со школьниками или новобранцами; они не желали мириться со вспыльчивостью руководителя, который мог быть мил и любезен, а в следующую секунду вдруг разразиться бранью. Для них ирландское донкихотство Берка представлялось проявлением высокомерия и неуравновешенности. Так, хирург Беклер, воспитанный в традициях немецкого порядка, весьма тревожился за судьбу экспедиции, которой предстояло оказаться в полном отрыве от цивилизации под началом столь неуравновешенного руководителя.

Впрочем, будучи, как и Людвиг Беккер, человеком мягким и податливым, он никогда бы по собственной воле не решился на откровенное непослушание. Немалую роль играло и то обстоятельство, что оба были немцами и составляли в группе явное меньшинство. Ленделс же считал, что он ни в чем не уступает Берку; современники описывают его как человека крепкого сложения с упрямым, хмурым взглядом; когда Берк повышал на него голос, он тут же огрызался.

Скандалы следовали один за другим, и было ясно, что долго так продолжаться не может. Развязка наступила в Кинчеге — далеком овцеводческом селении на Дарлинге, милях в шести от Менинди. Каким-то непонятным образом стригали овец с фермы то ли купили у Ленделса, то ли просто стащили солидную часть «верблюжьего» рома. Последовал пьяный дебош, в котором приняли участие и кое-кто из экспедиционных помощников. Берк решил, что с него хватит: уцелевший запас рома приказано было оставить на месте, отныне ни одному участнику похода не дозволялось иметь при себе ни капли спиртного.

Вслед за тем у руководителя вышел очередной разговор в повышенных тонах с Ленделсом по поводу переправы верблюдов через Дарлинг, и тот написал прошение об отставке. Берк не стал его удерживать. Ленделс верхом отправился в Мельбурн. Доктор Беклер заявил, что он тоже уезжает в знак протеста против дурного обращения Берка со своим заместителем; правда, потом хирург согласился остаться до прибытия замены из Мельбурна. Берк, по отзывам очевидцев, был очень удручен бесконечными склоками и денежными проблемами. Грозное лето стояло уже на пороге, а обоз безнадежно отстал.

Менинди на языке местных аборигенов значит «много воды». Это место открыл в свое время путешественник Митчелл. В 1845 году, как мы помним, тут находился базовый лагерь Стерта, откуда он предпринял попытку пробиться в центр континента. Дарлинг распадается здесь на ряд протоков, образуя цепь озер и болот, не пересыхающих круглый год, а главное русло остается, судоходным на всем пути до впадения в Муррей. Кстати, один из колесных пароходов капитана Кейделла доставил в Менинди груз продовольствия в тот самый день, когда Берк добрался до поселка. К северу от него: расстилается скрэб, но на озерах растут могучие вековые деревья, а на пастбищах всегда есть корм для овец и коров.

Это не совсем оазис — окружающая местность куда плодородней пустыни, тем не менее Менинди кажется блаженным убежищем от изнурительной жары. В известном смысле это граница. В сухом, прозрачном воздухе над водой кружат чайки и стаи других водоплавающих; 40° в тени в этих краях — обычное дело. На закате озера начинают искриться голубоватыми бликами, на фоне ярко-оранжевых берегов вдруг возникнет четкий силуэт кенгуру, а на песчаных отмелях замаячат тени опускающихся на ночевку пеликанов. Грозы и свирепые песчаные бури случаются нечасто, обычно здесь царит полный покой.

В октябре 1860 года, ко времени прибытия Берка, Менинди оставался аванпостом: дальше к центру континента не было никаких поселений. В тени деревьев стояли несколько наспех сколоченных хибар и пивная некоего Томаса Пейна, а возле причала для речных пароходов — лавка, принадлежавшая компании капитана Кейделла. На окраине ютились три-четыре семьи аборигенов, которым перепадала кое-какая работа на ферме или в качестве проводников. Менинди выглядела временным пристанищем, жители поселка постоянно менялись, отправляясь на поиски новых пастбищ, новых озер и рек; местные новости и сплетни касались в основном тех, кто «в пути», — оставшиеся горячо обсуждали, далеко ли им удалось уйти, что с ними случится в дороге и как скоро они вернутся. Каждого вновь прибывшего и его поклажу внимательно разглядывали, громко комментируя, а возвращавшихся «оттуда» засыпали градом вопросов о том, что он видел, чем кончились встречи с аборигенами, каким маршрутом он двигался и, главное, есть ли дальше вода. Естественно, более удобного места для базового лагеря было не найти, и Берк расположился здесь в ожидании мучительно медленно тянувшегося обоза.

Появление экспедиции произвело в Менинди настоящий переполох, никогда еще обитатели далекого селения не видели такого впечатляющего каравана — столько повозок, палаток, багажа, не говоря уже о верблюдах! Красочное зрелище, правда, отдавало дилетантством, и старожилы глубинки сразу уловили, что путешествуют новички, но они охотно вступали в деловой контакт с важными господами «из города».

Берк, не мешкая, приступил к реорганизации. Прежде всего он назначил на вакантную должность заместителя главы экспедиции молодого Уиллса, проявившего себя в походе с самой лучшей стороны. Кингу он поручил верблюдов, дав ему в подчинение трех сипаев. Немца Браге он сделал старшим помощником; это был грамотный человек с опытом работы на овцеводческих фермах и золотых приисках, кроме того, Уиллс обучил его пользоваться геодезическими приборами. На второй день пребывания в Менинди экспедиция пополнилась новым участником, которому суждено будет сыграть роковую роль в судьбе остальных. Его звали Уильям Райт. До недавнего времени он служил управляющим фермой в Кинчеге, но после смены владельца его рассчитали, и он по своей воле двинулся за караваном. Райт не производил особо приятного впечатления, но Берк надеялся использовать его опыт. Райт почти не знал грамоты, с трудом умел расписываться, но утверждал, что хорошо знает округу и не раз совершал вылазки на север. Его приняли на должность временного проводника.

Теперь состав экспедиции выглядел следующим образом:

Должностные лица:

Берк, руководитель;

Уиллс, топограф, заместитель Берка;

Д-р Беклер, хирург (до прибытия замены);

Людвиг Беккер;

Уильям Райт;

Браге, новый старший помощник.

Помощники:

Ходжкинсон;

Грей;

Макдоно;

Пэттон;

Кинг;

трое сипаев-погонщиков.

Общее число участников составило четырнадцать человек, позднее к ним добавились еще трое работников фермы из Менинди — Чарльз Стоун, Уильям Перселл и Джон Смит.

Первые несколько дней в Менинди ушли на сортировку снаряжения и припасов. Затем было решено переместить лагерь в более удобное место, расположенное семи милях выше по Дарлингу на длинной отмели у впадения в реку Памамару-Крик. Стали готовиться к переезду.

Берк оказался в трудном положении. Близилось лето, местные поселенцы предупреждали, что двигаться к центру — чистое безумие. Следующий пункт маршрута, Куперс-Крик, лежал в 400 милях к северу; дорога туда мало разведана, никто не знал, есть ли там вода. Вместе с тем приказы из Мельбурна ясно гласили: не медлить ни дня. Провести три-четыре месяца на Дарлинге в ожидании дождя было равносильно отказу от первенства в гонке, чего Берк не мог допустить. Райт уверял, что проведет экспедицию надежным путем до половины дистанции, а дальше можно броском добраться до Куперс-Крика, где всегда есть вода.

Берк разделил экспедицию на две группы: сам он с небольшой партией налегке устремится вперед, а остальные оборудуют в Менинди продовольственный склад, подлечат заболевших животных и двинутся в арьергарде с тяжелым багажом.

Для головного отряда Берк отобрал семерых: Уиллса, Браге, Кинга, Грея, Макдоно, Пэттона и сипая по имени Дост Магомет. Они отправлялись с шестнадцатью лучшими верблюдами и пятнадцатью лошадьми. Первые несколько дней экспедицию поведет Райт. Берк предложил Беккеру войти в первую группу, предупредив, что о научной работе не может быть и речи; кроме того, весь путь предстоит проделать пешком. Для Беккера, продолжавшего сильно хромать, это было заведомо невозможно, и он остался в тыловой партии, где старшим Берк назначил доктора Беклера — до прибытия замены.

План вызывал немало возражений: Берк намеревался идти без врача, без ученых (помимо Уиллса), с малым запасом провианта. Правда, он надеялся, что арьергард подтянется к Куперс-Крику до того, как передовой отряд двинется дальше. Из Менинди Берк написал сестре в Ирландию: «Я совершенно уверен в успехе, хотя понимаю, что нельзя исключить и возможность неудачи; мысль о провале кажется мне непереносимой, я полон решимости победить и рассчитываю уложиться самое большее в год».

Прошедший этап не мог не внушать тревоги: пять человек с чувством горькой обиды и разочарования покинули экспедицию, шестой собирался сделать это в самое ближайшее время. Ценой тяжелых усилий огромный, полный ненужных запасов багаж дотащили с грехом пополам по суше из Мельбурна, вместо того чтобы последовать совету Грегори и доставить его на пароходе до Менинди или, на худой конец, до Порт-Огасты, откуда путь был намного короче.

Ладно, теперь все организационные хлопоты остались позади, экспедиция избавилась от неустойчивых элементов и лишнего груза, наступил решительный момент. Все члены головного отряда были в отличной физической форме и боевом настроении. Заменивший Лен-делса Кинг прекрасно справлялся с верблюдами. В лагере царило оживление, всем отправлявшимся в путь хотелось поскорей расстаться с «цивилизацией», а вместе с ней — и с суетными заботами. 19 октября передовой отряд покинул Менинди, взяв курс на север.