Дорога через безмолвие

Глава 5 ОТ МЕНИНДИ ДО КУПЕРС-КРИКА

Райт повел отряд к Куперс-Крику маршрутом, пролегавшим немного восточнее того, по которому пятнадцать лет назад шел Стерт. Они надеялись делать по двадцать миль в день и преодолеть этот этап длиной в 400 миль меньше чем за месяц. После дождей земля вновь ожила, буквально на каждом шагу путешественники наталкивались па неведомые растения, насекомых и птиц; как жаль, что ученые остались в обозе, и некому было их классифицировать… Обитателям вечнозеленых краев здешние места могли показаться бедноватыми, но здесь, в пустыне, картина весеннего преображения радовала взор: дикие цветы покрывали ковром красную землю — алый хмель и бело-желтый алтей, дикий горох Стерта (оказавшийся, кстати, совершенно безвредным для верблюдов) и вездесущие маргаритки, солончаковые кустарники и те цвели.

Бесконечная равнина убегала вдаль, глазу не на чем было остановиться; если на горизонте вдруг выплывал какой-нибудь, пусть даже малозаметный предмет — низкая линия пурпурных холмов или группа эвкалиптов вокруг колодца, — он моментально притягивал, словно магнитом, взор, становился желанной целью в одуряюще пустынном пространстве. По ночам все вокруг затоплял лунный свет, и по небу рассыпались звезды, казавшиеся неестественно крупными в совершенно прозрачном воздухе. Иногда на несколько секунд над головой загорался метеор, проносился, оставив сверкающий хвост, и пропадал в черной выси.

Несколько раз им попадались аборигены. Завидев верблюдов, они застывали как вкопанные и мгновение спустя убегали. Никакие уговоры или дружелюбные жесты не могли заставить их приблизиться на расстояние броска копья. Останавливаясь на ночевки, Берк стреноживал животных и выставлял караульного.

Наконец равнина перешла в холмистую местность с глубокими оврагами, на дне которых дождевая вода, стекавшая по естественным желобам в склонах, собиралась в застойные лужи. Место называлось Мутвинджи, что на языке аборигенов означает «зеленая трава». Оно и сегодня сохраняет свой необыкновенный рельеф — множество примет свидетельствуют о том, что когда-то, в доисторические времена здесь было море; тут находят ископаемые остатки морских животных, а ложбины, усыпанные мелкой галькой, возникли, как считают, под действием морских волн. Возраст этих скалистых образований внушает почтение: им около 500 миллионов лет.

Причудливые деревья и растения облепили кромки ущелий и оврагов — казуарины с темной сморщенной корой и кроваво-красной древесиной, леопардовое дерево в мелкую крапинку, цветущая акация, трава с лимонным запахом, австралийские сосны и снежно-белые эвкалипты, которые растут не прямо, а скручиваются и изгибаются, принимая гротескные формы. Мертвая тишина нарушается лишь визгом бело-розовых какаду.

Рыжие кенгуру и эму при появлении людей беззвучно исчезают, словно растворяясь в пустоте; здесь водятся змеи и ящерицы, ромбические питоны и маленькие гекконы, быстро семенящие на мягких «подушечных» лапках, ежи, серые мыши и прочая мелкая живность. Стрекозы с алыми крыльями мечутся над зеленовато-мутной водой, а муравьиные львы прокладывают в песке тайные ходы, дожидаясь, пока черные муравьи скатятся им прямо в рот. В бледно-голубом небе, раскинув метровые крылья, кружит, словно патрульный самолет, клинохвостый орел.

Аборигены считали Мутвинджи священным местом. Здесь они совершали свои обряды, разрисовывали символами стены пещер. На скалах осталось множество отпечатков ладоней и ступней: аборигены обмазывали их охрой и прикладывали к поверхностям камней. Среди изображений — огромный восьмиметровый питон, кенгуру, эму, бумеранги, крошечные фигурки людей, различные цветы и продолговатые предметы с утолщением на конце, которые с равным успехом можно принять как за ящериц, так и за фаллические символы. Аборигены складывали из обломков камней церемониальные пирамиды, выдалбливали углубления, в которых растирали семена нарду, из острых осколков делали наконечники для копий и стрел, из выщербленных камней — трещотки; привязанная к длинной веревке и раскрученная над головой, она производит шум, особенно оглушительный в этих безмолвных ущельях, где малейший звук отдается раскатистым эхом.

Людвиг Беккер наверняка пришел бы в восторг от этого впечатляющего зрелища, но Берк и его отряд постарались побыстрей выбраться из Мутвинджи. Уиллс упоминает в полевом журнале о «мрачных ущельях», где, несмотря на обилие воды, никто не захотел разбить лагерь.

Далее вновь потянулась однообразная равнина; путешественники шли от одного крика к другому, на каждой стоянке вырезали на дереве крупную букву «Б» и римскими цифрами — номер лагеря, чтобы тыловая группа могла следовать их маршрутом. Одолев благополучно 200 миль, Берк остановился на дневку у болотистого места, названного им Торовото; отсюда Райту предстояло вернуться к арьергарду. Берк отправил с ним в Комитет письмо, в котором сообщал, что экспедиция шла по «пригодным для овец пастбищам», а лошади и верблюды находятся в хорошей форме — словом, все идет благополучно.

Далее Берк писал: «Г-н Райт возвращается отсюда в Менинди. Я уже сообщал, что назначил его третьи должностным лицом экспедиции; надеюсь, Комитет одобрит это назначение. Согласно моим инструкциям, он должен привести к Куперс-Крику оставшихся людей, у которых имеется в достаточном количестве солонина. Я также известил доктора Беклера, что принимаю его отставку, не дождавшись решения Комитета по этому поводу; обстоятельства складываются таким образом, что медлить дальше невозможно, поскольку доктор категорически отказался идти дальше, за пределы обжитых районов. Должен признать, что он проявил себя в походе наилучшим образом, однако не смог совладать со страхом, что, по моему мнению, делает невозможным его дальнейшее пребывание на посту. Если Райт будет строго следовать моим инструкциям, я совершенно уверен в положительных результатах. Полагаю, Комитет сумеет навести о нем справки и убедится в несомненной пригодности Райта для этой должности и наличии у него весьма похвальных качеств.

Отсюда я намерен держать путь на Куперс-Крик. Возможно, нам не удастся более отправлять сообщения до тех пор, пока к нам не присоединится остальная партия; я не склонен отпускать кого-либо из своего отряда, поскольку туземцы предупреждали Райта, что далее нам могут встретиться враждебные племена.

Наиболее разумным мне представляется создать продовольственный склад на Куперс-Крике и выступать оттуда мелкими партиями с целью разведки местности, любом случае крайне желательно, чтобы оставшаяся группа как можно быстрее подтянулась к нам.

Полагаю для себя большой удачей то, что моим заместителем стал г-н Уиллс, превосходный работник, старательный и преданный делу. Уверен, что он останется на этом посту до тех пор, пока я руковожу экспедицией

Все участники ведут себя безукоризненно и исполнены решимости идти вперед как можно быстрее; смею заверить Комитет, что я намереваюсь двигаться без задержек, но осмотрительно и приложу все усилия, дабы избежать ненужного риска, не упуская вместе с тем никаких шансов.

Примите и проч. Р. О'Хара Берк, руководитель».

В частном письме к дяде в Ирландию Берк высказывается куда откровеннее о Ленделсе и Беклере. «Мой заместитель и доктор, — писал он, — подали в отставку в Менинди из чистой трусости, узнав, что я намерен двигаться дальше, в то время как им бы хотелось провести лето на Дарлинге. Не сомневаюсь, что они приведут в оправдание совершенно иные причины». Берк с восторгом описывал обнаруженную им область и сообщал, что вот-вот двинется дальше. «Однако, — заканчивает он;— не сомневайтесь, что я позабочусь о своих людях и о себе и не стану рисковать сверх меры. До свидания. Мои наилучшие пожелания сестре Хесси, леди Клонкарри и всем остальным. Ваш племянник, Р. О’Хара Берк».

Перед уходом Райта Берк собрал отряд и спросил, нет ли желающих воспользоваться случаем и вернуться в Менинди. Охотников не нашлось.

29 октября Райт отправился на юг, а Берк выступил на север, в неведомое. С утра было прохладно, но к полудню жара усиливалась, по мере продвижения путешественников все сильнее одолевали мухи и пыль, приходилось надевать защитные очки и обвязывать лица платками. За Торовото земля становилась все суше и суше, каменистая почва затрудняла ходьбу. Тем не менее отряд двигался в заданном темпе. Пока они не испытывали недостатка в воде; добравшись до очередной возвышенности, Уиллс поднимался на гребень, и каждый раз обнаруживал впереди новый крик в окаймлении акаций и самшитов, — зеленую полоску, Нарушавшую однообразие серой равнины. Даже если водоем оказывался высохшим, где-то поблизости в тростниковых зарослях можно было отыскать колодец. Солончаковые кустарники и местные травы пришлись по вкусу верблюдам, которые если и страдали без рома, то никак этого не проявляли.

Полевой журнал вел Уиллс. Каждый вечер он усердно делал записи и перед сном зачитывал их руководителю. Благодаря Уиллсу мы имеем довольно точное представление о движении головной группы сначала вдоль старого маршрута Стерта (до болот Торовото), а затем к Буллу вдоль границы с Квинслендом — границы, уже нанесенной на карту, но еще никем не пересеченной. В случаях, когда не удавалось узнать местных названий рек, холмов и гор, путешественники нарекали их в честь Участников экспедиции; так появились на карте Браге-Крик и Райт-Крик, гора Кинга и так далее (названия эти давно исчезли, за минувшее столетие их переименовывали не один раз). Аборигены им попадались по пути очень редко. Из животных они видели только диких собак, редко эму и кенгуру. Каждый раз их появление предвещало близость воды.

В Буллу они наткнулись на стоянку аборигенов, там жило около шестидесяти человек; в пойменном озере[12] водилась рыба, плескались птицы. Подобно Робинзону Крузо, они вдруг наткнулись на непонятные следы: па песку тянулись две колесные колеи от проехавшей телеги, немного дальше — отпечатки лошадиных копыт. Они решили, что кто-то из поселенцев отважился в одиночку забраться в эти места в поисках новых пастбищ, но следы никуда не вели…

Путь на север пролегал через скалистую гряду, а вся округа оказалась усыпана такими острыми обломками бурого цвета, что шагать по ним было сущей мукой. Никакой растительности, а значит, и воды. Пришлось сделать большой крюк, и 11 ноября, через 23 дня после выхода из Менинди, экспедиция наконец достигла Куперс-Крика в точке с координатами 27°49′ широты и 142°20′ долготы. Место в полной мере соответствовало красочным описаниям Стерта пятнадцатилетней давности: цепь глубоких водоемов длиной до мили и более, густо поросшие дикой гречихой берега, эвкалиптовые, рощи, красные акации с пергаментной корой, завитушками сползавшей со стволов, и листьями-шипами, как у казуаринового дерева. Уиллс отмечает в дневнике, что повсюду валялись стволы деревьев, а в колючих ветвях акаций торчали вырванные с корнем кустарники — верный признак недавнего могучего наводнения.

Не успели путешественники разбить лагерь, как набежали полчища крыс; продовольственные запасы пришлось подвесить на деревья, но это мало помогло, оставаться здесь было невозможно, и Берк приказал спутникам продвинуться дальше по течению в поисках подходящей стоянки. Сам он решил, не мешкая, совершить несколько коротких вылазок с целью выбрать наиболее приемлемый маршрут к заливу Карпентария. В первый раз он отправился с Браге; они вернулись через день, так и не найдя воды.

В следующий рейд Берк отрядил Уиллса и Макдоно; взяв трех верблюдов, они прошли девяносто миль на север от Куперс-Крика и вернулись ни с чем, едва живые от жажды. Выяснилось, что на первой же ночевке от них сбежали все три верблюда; двое суток почти без отдыха путники пешком добирались до лагеря. Еще две попытки пробиться на север также закончились неудачей, и Берк решил, что единственный шанс — идти вдоль крика до того места, где остановился Стерт, и оттуда подниматься к заливу. Но прежде следовало оборудовать продуктовый склад.

В нескольких милях дальше на северном берегу они приглядели подходящую площадку под сенью огромного эвкалипта, где разбили лагерь. Крик выгибался здесь живописной излучиной, раскидистые деревья отбрасывали густую тень. На противоположной стороне зеленели тростниковые заросли, у воды не умолкал гомон тысяч птиц, слышался плеск рыбы. Лагерь получил номер 65, его, как обычно, вырезали на дереве — на сей раз на могучем эвкалипте, под которым они расположились.

Солнце пекло немилосердно — температура в тени поднималась до 45 °C, но, писал Уиллс, переносить ее было легче, чем мельбурнскую жару, благодаря сухости воздуха. В письме к сестре в Англию он умалчивает о тяготах пути: «Пока поход напоминает пикник». Правда, он упоминает о том, что приходится пить воду, «которую ты не решилась бы даже попробовать, а мы здесь смакуем ее так, словно это бокал шерри или шампанского». Можно лишь удивляться выносливости Уиллса — ведь ему пришлось преодолеть за несколько разведочных рейдов от Куперс-Крика около 500 миль, по большей части пешком…

Время шло, близилась середина декабря; Райт с основным отрядом все еще не появлялся. Пока это не вызывало сильной тревоги, поскольку продовольствие имелось в достатке. Берк решил, что нет особой необходимости дожидаться Райта: тот должен объявиться в самые ближайшие дни, в этом не могло быть сомнений, а Раз так, почему не отправиться к заливу Карпентария немедленно, не теряя времени? В конечном счете именно сейчас начиналось самое главное — экспедиция вступала в финальную фазу. Берк вновь делит отряд на две группы: четверых — Браге, Пэттона, Макдоно и Доста Магомета — он оставляет в лагере 65 с заданием построить укрепление и встретить Райта. Остальные — сам Берк, Уиллс, Грей и Кинг с шестью лучшими верблюдами и одной лошадью — отправятся на север к заливу.

13 декабря Берк составил для Комитета отчет о продвижении экспедиции, где сообщал, что лагерь 65 отныне станет базовым продуктовым складом. «Возле Куперс-Крик много травы, — писал он, — лошади и верблюды найдут обильную пищу, хотя после дождей это место станет весьма неприятным из-за обилия мух, комаров и крыс.

Мы многократно пытались обнаружить приемлемый путь на север, не повторяя маршруты Грегори и Стерта, но все попытки окончились неудачей… Я убежден, что дорога на север непроходима в сухой сезон; туземцы покинули эти места из-за отсутствия воды; мы видел пустые колодцы в руслах высохших криков…

Следуя моим указаниям, арьергардная партия, которая вскоре должна прибыть в лагерь, попытается в мое отсутствие найти более короткий путь от базового склада 65 до Райт-Крика (около Торовото) или до Дарлинга. Завтра я отправляюсь с ограниченным отрядом [перечисляются имена] к Эйр-Крику. Оттуда я двинусь на север к заливу Карпентария и намереваюсь возвратиться на Куперс-Крик через три месяца.

Вторую группу я оставляю под началом г-на Браге, который пользуется полным моим доверием. Лагерь хорошо укреплен на случай нападения туземцев, поэтому ничто не сможет помешать группе пребывать там до нашего возвращения или же до тех пор, пока не истощатся запасы провизии. Я не имел намерений выступать из лагеря столь рано, но начавшиеся сильные грозы предвещают проливные дожди на севере; учитывая неудачи в попытках идти другим маршрутом, было бы жаль упустить столь благоприятную возможность.

Все участники экспедиции в добром здравии, а их поведение достойно всяческих похвал. Наши отношения с г-ном Уиллсом безупречны. Он человек усердный и исполнительный. Я счел возможным повысить в должности г-на Браге, назначив его руководителем партии на Куперс-Крике. Полагаю это назначение правильным, учитывая характер возложенных на него обязанностей и надеюсь, что Комитет одобрит его.

Я дал указание г-ну Браге отправить это письмо с первой же оказией.

Честь имею и проч. Р. О'Хара Берк, руководитель».

Перед выходом Берк обсудил с Браге вопрос о том, как следует поступить в случае, если рейдовая группа не вернется в лагерь по истечении трех месяцев. Берк считал этот срок предельным — сам он не сомневался, что бросок к океану займет от силы месяц, не более. Он не допускал и мысли о том, что может вернуться с побережья залива Карпентария в Мельбурн на судне, обогнув континент, или же восточным маршрутом через обжитые районы Квинсленда. Берк намеревался прийти назад к Куперс-Крику. Если Райт с основной колонной прибудет в ближайшее время, Браге должен был следовать за Берком со второй рейдовой группой из трех-четырех человек, захватив доставленные от Комитета депеши. Если Райт не появится в течение ближайших нескольких дней, Браге уже не сможет догнать Берка, и потому ему следует оставаться на месте. Никаких письменных указаний Браге не получил; они просто договорились о том, что он ждет Берка максимум три месяца, а если случится непредвиденное, Браге пробудет здесь до тех пор, пока не кончится провизия, после чего поведет людей к Дарлингу.

Перед дорогой забили двух лошадей и приготовили вяленое мясо — нарезали его тонкими длинными ломтями и высушили. Затем поделили провизию. На долю отряда Берка пришлось 136 кг муки, 23 кг овсяной крупы, 45 кг вяленой конины, 45 кг бекона и солонины, около 20 кг галет, 23 кг риса, 23 кг сахара, 5,5 кг чая, 2 кг соли и несколько банок консервированных овощей и растительного масла; сочли, что этих запасов должно хватить четверым на двенадцать недель. С собой они взяли ружья и патроны, рассчитывая добывать по дороге какую-нибудь дичь. В перечне не значится ни капли спиртного, также решено было не брать палаток.

Вечером накануне ухода Берк вручил Браге несколько запечатанных пакетов, наказав сжечь их в случае его смерти или исчезновения. Судя по некоторым данным, в письмах упоминалась Джулия Мэтьюз; в свое время Берк составил завещание на ее имя, а теперь якобы передумал, однако это лишь домыслы и в точности никому ничего не известно. Кстати сказать, кроме Жалованья, оставить ему практически было нечего; он Даже не уплатил Мельбурнскому клубу долга в размере 85 шиллингов и 30 центов.

Уиллс тоже оставил личные дневники и письма; кроме того, он вручил Браге барометр-анероид и четыре термометра, чтобы тот мог вести на Куперс-Крике метеорологические наблюдения.

16 декабря, в воскресенье, с восходом солнца навьючили верблюдов, и в 6.40 Берк собрал тех, кому предстояло остаться. Прощание получилось волнующим, все хотели отправиться с Берком, Пэттон не смог сдержать слез. «Пэттон, — обратился к нему Берк, — не надо расстраиваться. Я скоро вернусь. Если через несколько месяцев нас не будет, вы отправитесь назад к Дарлингу».

С тем они и ушли. Браге проводил их до первого привала, пройдя с ними 22 мили, а затем вернулся в лагерь. На прощание он сказал Кингу: «До свиданья, Кинг, вряд ли доведется увидеться раньше чем через четыре месяца».

Путешественники остались одни. Произошло именно то, против чего так настойчиво предостерегал Грегори, — они выступили в поход в разгар лета, не обеспечив связь с тыловой группой; карт лежавших впереди территорий не существовало. Случись кому-то из участников заболеть, помощь оказать будет некому. Кроме Уиллса, ни один не умел вести научных наблюдений, квалифицированно описать рельеф, флору и фауну, жизнь аборигенов. Короче говоря, этот поход можно считать испытанием выдержки, состязанием, гонкой, чем угодно, но только не экспедицией.

Настроение было приподнятое, дорога от Дарлинга закалила их и привила навыки выживания в пустыне, верблюды и лошадь откормились на Куперс-Крике, а сам Берк не сомневался в успехе.