И вновь потянулись долгие зимние сутки на Бескидовской заставе.
Сергей подумал, чем бы себя занять и стал пристраивать к штуцеру свою подзорную трубу. В конце концов, он с помощью Прошки изготовил жестяные накладки на ствол и на трубу, которые можно было сопрягать друг с другом, те есть сделал съемный оптический прицел. После этого стал пристреливать свою систему, прядя к выводу, что наиболее эффективно она работает на дистанции 400–500 м (с новыми пулями, конечно). Зарядку штуцера и он и денщик освоили «на ять», обеспечивая шесть выстрелов в минуту (с более тщательным прицеливанием 3–4 выстрела). А когда он добыл через Ясинского еще одну трубу и оборудовал ею штуцер Прошки, то скорострельность их пары (денщик исключительно в роли заряжающего) уве личилась до 10–12 выстрелов — при высоченной точности. За этими делами Сергей подзабыл о своих «подружках», хотя иногда недоумевал, почему Светозара не держит свое слово: навещать его время от времени. Его это, впрочем, устраивало (быть «жеребцом» у внучки императрицы или даже «принцем-консортом» — участь незавидная) да и воспоминания об Эдит грели душу. К тому же он знал свое непостоянство и был солидарен с Высоцким, который призывал к покорению новых вершин. Но тот же Ясинский оказался более осведомлен и сообщил, что графине Белевской подыскали очередного жениха: в этот раз графа Потоцкого — неофициального правителя Польши.
— Вероятно, сына графа, — внес коррективу корнет.
— Именно сам граф Потоцкий пятидесяти лет отроду решил вспомнить молодость и породниться с Драговичами, — изрек Ясинский. — У него недавно жена скончалась родами.
— Вот же скотина, — с отвращением произнес Сергей, а сам подумал: «Как бы Светозара не заслала меня теперь в Польшу с известной миссией!». И не ошибся: едва он вернулся из Долины, как посыльный доставил ему распоряжение явиться в Галич к полковнику Черному. «Бедная Бася! — всполошился корнет. — Ее копыта не выдержат. Поеду в возке и у Ясинского возьму подмену!». Так или иначе, но к вечеру второго дня Берсенев предстал перед знаменитым полковником. Против ожидания полковник был жилист, хмур и трезв.
— Ты кто таков, корнет? — спросил Черный. — Кум великому князю, брат военному министру? С чего это тебя требуют срочно командировать в столицу?
— Не могу знать, ваше благородие, — вытянулся в струнку Берсенев.
— Врешь ведь шельма, знаешь, — усмехнулся полковник. — Ну да ладно, меньше знаешь — крепче спишь. Про твою службу мне докладывали только хорошее, так что езжай с богом. Ну а если вернешься, быть тебе поручиком вместо зазнавшегося Зарембы.
— Благодарю, ваше благородие!
— Не за что пока, не за что. Получи в полковой кассе командировочные и езжай. А еще через трое суток Сергей сошел с поезда на перрон Киивского вокзала в Моску. В этот раз Светозара его не встречала. «Все страньше и страньше…» — подумал Берсенев и хотел уже двигать в военное министерство, но вдруг поехал к Вольской. Баронесса на счастье была дома и так радостно всплеснула руками, заулыбалась и защебетала, что Сергей моментально ощутил себя в подобии рая. Вскоре они уже сплетались, скользили друг по другу и совокуплялись в обширной ванне, потом ужинали, соревнуясь в остроумии эротического толка и, наконец, бросились в кровать, где ласки кавалера обрели подлинную страсть. О делах или своих знакомых они даже не заикались. После утреннего секса Иветта воскликнула от всей души:
— До чего же ты мил, Серж! И так щедро нас одариваешь ласками, находя совсем новые! Когда ты свесил меня со спинки дивана вниз головой и стал утюжить своими чреслами сверху, мне показалось, что я нахожусь во власти архангела! Умопомрачительное ощущение!
— Почему ты говоришь о «нас»? — спросил любовник.
— Я уверена, что Светку ты ублажаешь в этом же роде! Ведь так?
— Без комментариев, — напыщенно произнес амант. — А впрочем, не пора ли тебе все о ней рассказать?
— Ты мне о ней ничего не говоришь, а я, значит, должна рассказывать?
— Значит, значит, — покивал Сергей. — Приступай.
— Императрица опять выдает ее замуж, — сказала Вольская. — О женихе рассказывать?
— Можешь пропустить пока. И что же графиня?
— Послала за тобой. Не хочет идти за старика категорически.
— А за сына его пошла бы?
— Не спрашивала, но вряд ли. Ты у нее по-прежнему в приоритете.
Хотя троица ухажеров вокруг нее постоянно вьется. Одного она даже боится…
— Как его звать?
— Граф Ставский, бывший фаворит императрицы. Бретер и распутник.
Некоторые светские дамы, имевшие с графом связь, по нему просто сохнут.
— Его слабые стороны?
— Игрок, причем плохой. Вечно в долгах, но возвращает. Говорят, что дамы их и оплачивают. Еще говорят, что некоторые свои дуэли он выиграл нечестно.
— Как именно?
— Я в подробности не вдавалась. Но с ним теперь стараются не дуэлировать.
— Ого. И почему общество еще не отвергло такого мутного типа?
— Протекция Властилины. Один светский человек попытался Ставского бойкотировать молчанием и бесследно исчез. Остальные очень впечатлились.
— Так он преследует Светозару?
— Можно сказать что да. Однажды осмелился наедине впиться в губы поцелуем. Светку от дальнейшего насилия спас слуга, вошедший в комнату.
— Где он бывает?
— В последнее время во дворце, возле графини. Изображает страстную влюбленность. Если же она едет в манеж, в театр или в ресторан, он следует за ней.
— Но где же он играет?
— Преимущественно во дворце: там императорские указы об ограничении карточных и прочих азартных игр не обязательны к исполнению.
— Но вы говорили и о других ухажерах…
— Они тоже составляют свиту Белевской на выездах, да и слава богу: Ставский при них нагличать не смеет.
— А вы, Иветт, часто бываете в общественных местах?
— Не часто. Только на театральных премьерах или в недавно открытом кафе-шантане — когда мне хочется попеть и потанцевать.
— Где сегодня мы можем встретить Белевскую и ее свиту?
— После завтрака спрошу у нее по теле. Но пока я мечтаю вновь ощутить себя в дланях архангела!