Драгомирье и его окрестности

Глава сорок шестая, в которой герой уверовал в роль личности в истории

Сражение на речке Верещице обещало быть решающим и потому обе стороны накапливали силы. К полякам подошел уланский полк и еще две батареи пушек, а драгомирская армия пополнилась Фанагорийским гренадерским полком, дружиной львовского князя Кошуба (батальон пехоты и три сотни конных гайдуков), а также двумя днепровскими казачьими полками (около 1000 сабель и пик). А еще регентша повелела сменить командующего — приверженца обороны и отступательного маневрирования. На смену ему прислали седого генерала Бограда, ветерана многих европейских войн, чьим убеждением было: «оборона — прием тактический, наступление — стратегический». Собрав штаб-офицеров на совещание, он объявил, что задача армии императрицей изменена: не защита Львова является ее целью, а рекуперация, возврат исконно драгомирского города Перемышля и всей области вокруг него. Армия Потоцкого в боях уже основательно потрепана, к нам пришло подкрепление — значит, пора наступать! Берсенев с концепцией Бограда был совершенно согласен и потому абсолютно не противился, когда его взвод отрядили во главу Тисского полка, призванного по замыслу командующего, проложить путь огнем в правый фланг армии Потоцкого — после того, как она увязнет в обороне драгомирцев в Черлянском предместье. Надо сказать, что «предместье» это (находящееся в 20 км западнее Львова!) полностью перекрыло наиболее широкий (2 км) проход в цепи прудов, сотворенных окрестными жителями в широкой долине речки Верещицы, и потому именно здесь был организован основной оборонительный рубеж драгомирцев. Были устроены заставы и в других проходах, но несравненно менее подходящих для атаки: очень уж они оказались узкими (100–500 м) и топкими. Тисский егерский полк, а также лейб-гвардии кирасирский в ночь перед битвой были скрытно проведены и спрятаны в лиственной роще (1 х 0,5 км) южнее сельца Угры, что расположено в 3 км от Черлян. При этом взвод Берсенева обосновался в самом сельце, спрятав коней за избами или в сарайках. Сергей устроил свой наблюдательный пункт на чердаке крайнего дома, откуда мог обозревать все открытое поле перед Черлянами, в том числе через оптику. Штаб польской армии (он знал) располагался в селе Братковичи, в 2 км западнее Черлян, а основные позиции (артиллерии и пехоты) были оборудованы в 1 км восточнее.

Кавалерия до времени кучковалась тоже возле Братковичей. Но вот польские пушки открыли огонь и стали получать, само собой, в ответ.

Спустя примерно час польская пехота двинулась к окраине дымящегося предместья, причем, к удивлению Берсенева, перебежками и с залеганием время от времени к земле — пропуская над собой ядра, а потом и картечь драгомирцев! «Маги что ли видят момент выстрела и упреждают нападающих?» — дивился Сергей. Как бы там ни было, поляки достигли первой линии обороны и, судя по всему, взяли ее! Впрочем, непосвященный в планы командования поручик догадывался, что такое развитие событий на руку Бограду, желающему втянуть в атаку как можно больше сил противника — а как ему было не втянуться, когда успех уже наметился? И действительно, вперед потянулись артиллеристы, а затем драгуны и конные егеря… Неожиданно на пункт к поручику прибыло его начальство: ротмистр Стоян и даже господин полковник.

— У тебя тут хорошо все видно? — спросил Стоян. — Вот и отлично: мы тоже тут побудем. Из леса вид куда хуже. Там и сигнал к атаке можно пропустить… А еще через час из Братковичей стремглав помчал уланский полк с пиками, развернувшись на левый фланг, откуда (как знали засадники) должны были напасть наши казаки.

— Скоро и наш черед, наверно, наступит, — проворчал Черный. — А Потоцкий еще не пустил в дело ни кирасир, ни гусар…

— Ну и что? — возразил ротмистр. — Наши два полка должны с ними справиться!

— Может, и справимся, только какой ценой? О! А кирасиры-то выходят из села! Пошли, пошли на предместье! А ведь тяжко сейчас будет Бограду! На его месте я бы подал нам сигнал…

— Так вон же вверх пошли два лиловых файербола! — вскрикнул Стоян.

— Все, наш черед! Спустя несколько минут оба засадных полка на рысях вышли из леса и помчались в тыл и фланг польским кирасирам. Егеря мчались впереди, а на острие их атаки был взвод Берсенева. Вот хвост кирасирской колонны все ближе, ближе, а вот он начинает тормозить и разворачиваться к новой угрозе.

— Стой! — скомандовал Сергей, оказавшись метрах в трехстах от латников. — По кирасирским коням огонь! Взвод стал дружно стрелять из штуцеров, а кирасиры дружно падать на землю. Но не все, далеко не все. По команде оставшегося в живых офицера они образовали колонну и помчались галопом навстречу егерям.

«Вот я мудак! — всполошился Берсенев. — На фиг я так близко к ним примчал! Мог бы расстреливать с 500–600 метров!». Но тотчас прекратил паниковать и скомандовал:

— В колонну за мной! Штуцера в чехлы! Приготовить пистолеты! И выхватил из-за пазухи свое секретное оружие. Метрах в трех от головного кирасира он выстрелил ему в лицо, моментально перевел пистолет на его спутника и сделал аналогичный выстрел. А далее были новые встречные кирасиры и новые выстрелы — в основном, удачные.

Взбодренные успехами командира егеря тоже ловко палили из своих пистолей, в результате чего колонна из тридцати-сорока кирасиров перестала существовать. Прочие же встречные поляки превратились в отворачивающих или улепетывающих. А потом егеря ввязались в уличные бои, где обстановка менялась моментально: только зачистили одну улицу от тех же кирасиров, как вдруг из переулка появились недобитые драгуны со смертоносными ружьями. Справились с ними (за счет своей куда большей скорострельности) и нарвались на недобитых гренадеров, сразу кинувшихся со штыками к брюхам егерских лошадей. Ускакали от них и попали под залп конных егерей. Вжикнула пуля и рядом с ухом Берсенева, а вторая попала в многострадальную Басю, которая взбрыкнула и помчалась куда не попадя, не реагируя на понукания седока. Улучив момент, Сергей с нее спрыгнул и повис на уздечке, принуждая кобылу к остановке. Привязав к палисаднику, нашел рану (в шее), продизенфицировал водкой из фляжки, наложил заранее заготовленный тампон и поручил подоспевшему Прошке бинтовать шею.

Сам же, пересев на его коня, продолжил командовать взводом. К середине дня армия генерала Бограда окончательно подавила сопротивление поляков, взяв в плен около трех тысяч и перебив до того еще столько же. К Пшемыслю скорым-скорым аллюром ушли только гусары и недобитые уланы, а с ними и коляска с гетманом. Генерал Боград отрядил в погоню уже полюбившийся ему Тисский конно-егерский полк, а прочие драгомирские воины принялись собирать трофеи, а также хоронить павших: своих и чужих.