Двадцать четвёртая глава. Справедливость по-слизерински

Мадам Помфри отпустила Гарри и Полумну в тот же вечер, едва поджили ссадины и царапины. Смыв с себя остатки мази и натянув кем-то починенные и вычищенные мантии, дети покинули больничное крыло и, не сговариваясь, рванули к Филчу. Их обоих волновала судьба феникса. С громким топотом, сопровождаемые удивленными взглядами встречных-поперечных Гарри и Полумна пронеслись по вечерним коридорам Хогвартса и, задыхаясь от быстрого бега, ворвались в каморку Филча. И застыли на пороге, словно налетев на невидимую преграду — старый завхоз был не один, с ним в его комнатке находился профессор Снейп. Он выпрямился от стола, смерил уничижительным взглядом ворвавшихся школьников и желчно осведомился:

— Поттер, Лавгуд, вас стучаться в дверь не учили?

Но Гарри, в шоке от неожиданной встречи, забыл, как дышать, а робкая Полумна на всякий случай спряталась за его спиной и притворилась плащиком, маленькой незаметной ветошью. Филч мягко положил руку на плечо Снейпа и легонько сжал:

— Помягче, Северус, помягче… Дети ко мне прибежали. Кстати, это именно они принесли мне феникса.

Гарри со стуком захлопнул челюсть, выдохнул-вдохнул и нервно выдавил:

— Здрасьте.

И замолчал, смущенно думая, что этот грозный профессор всё-таки человек, вон как дядя Аргус успокаивающе потрепал Снейпа за плечо и утянул обратно к столу, на котором стоял тазик с песком, а в песке сидел птенец. Снейп, что странно, подчинился, влекомый твердой рукой Филча, он снова склонился над столом и принялся рассматривать птенца, осторожно поглаживая и ощупывая его крошечное тельце. Гарри и Полумна, всё поняв, как можно тише прокрались к топчану и устроились на нём, стараясь не шуметь и не мешать профессору. Ясней ясного было, что старый сквиб, не умеющий колдовать, был вынужден позвать специалиста, и это его, вообще-то, право, решать, кого звать… Раз уж он доверяет Снейпу, что ж, они давно знают друг друга, и кто он, Гарри, такой, чтобы судить и решать, кому с кем дружить? Тем более что сейчас можно посмотреть, как он работает…

А Северус работал, действительно работал, сконцентрировался на своей задаче. Закончив осмотр, он достал из внутреннего чехла-кармана мантии волшебную палочку густо-черного цвета и начал водить ею над птенцом, накладывая явно диагностические чары, во всяком случае движения и плетения Гарри узнал, точно так же действовала мадам Помфри. А работа, очевидно, тяжеленькая — на лбу профессора выступил пот, также потемнели виски и заметно задрожали руки. Наконец Северус шумно и тяжело выдохнул, убрал палочку и, не глядя, буквально рухнул на стул, встревоженный Филч тут же подал ему большую и глубокую кружку горячего чая с мелиссой, её душистый, пряный аромат расплылся по всей комнате. Пить сразу Северус не стал, сначала сидел, обняв кружку ладонями, грея об неё руки и вдыхая запах трав, засунув в кружку свой внушительный нос. И только потом сделал о-о-очень деликатный глоточек, Гарри и Полумна, замерев зачарованными сусликами, во все глаза и затаив дыхание наблюдали за всем этим священнодействием. А потом Северус заговорил своим низким, бархатистым голосом:

— Это человек, Аргус. Заколдованный. Но не темной магией и не человеческой, насколько я смог понять… — тут он запнулся и, помедлив, неуверенно исправился: — Чувствуется эльфийская магия. Никакой волшебник, каким бы сильным он ни был, не способен превратить человека в магическое и мифическое существо. Я не знаю, как и почему это произошло, но Регулуса в феникса превратил эльф.

Тут Северус явно о чем-то припомнил, потому что он вдруг повернулся на стуле и вонзил в Гарри горящий обсидиановый взор, отчего того пробрало до мурашек.

— Поттер! Где вы достали феникса?

Врать было бесполезно, и Гарри честно сказал — где. И как. Северус выслушал и задумался.

— То есть он воспламенился прямо у вас на глазах после того, как вы назвали его по имени? — уточнил он после раздумий. Гарри робко кивнул. Северус хмуро посмотрел на феникса, под его тяжёлым взглядом тот виновато съежился и попытался зарыться в песок, но был пригвожден к месту тихим, возмущенным рыком:

— Сидеть! Регулус, ты болван. Чем ты Лорду не угодил? Или тебя матушка так изощренно прокляла? С помощью домашнего эльфа, а?

Регулус всё-таки ухитрился закопаться в песок, не желая и не могучи отвечать на вопросы. Северус вздохнул, выкопал его из песка и прижал к своей щеке:

— Рег… засранец… Живой, братишка!..

Полумна тихо икнула, у Гарри отвалилась челюсть, в который уже раз. За прошлый год он уже как-то попривык к вечному имиджу мрачного профессора, и видеть его человечность он не ожидал и не был готов. Тут и Аргус Филч что-то решил для себя, он развернул карту Мародеров перед Северусом, поискал и, найдя, ткнул пальцем:

— Сюда глянь, Северус. Питер и Том. Про Питера я пока тебе не скажу, но Том… Тома поищи, он не внушает мне доверия. Дети могут быть в опасности.

Северус, нахмурившись и близоруко прищурившись, внимательно вчитался в чернильные знаки. Прочитал. Проникся. И обескураженно уставился на Филча.

— Он не может быть живым… я его не чувствую. Как такое возможно?

Полумна энергично пихнула Гарри в бок и выразительно посмотрела на него, Гарри понял, сполз с топчана и, подойдя к столу, обратился к мужчинам:

— Простите, можно сказать?

Две пары озадаченных глаз вопросительно уставились на него. Потом оба синхронно кивнули, разрешая подать голос. Гарри приободрился:

— Мне сказали, что Томом Джинни Уизли называет дневник.

— Дневник? — переспросил Северус. — Хм, допустим, ну и как он выглядит? Розовый с белыми единорожками? — не удержался он от сарказма. Гарри пожал плечами, только теперь сообразив, что не знает, как выглядит дневник Джинни, но ему на помощь пришла Полумна, она подала голос с топчана:

— Небольшая черная тетрадка, кожаная обложка. Никаких единорогов, ни розовых, ни белых, Джинни их, вообще-то, не любит. И розовый цвет тоже, она же рыжая.

— Благодарю вас, мисс Лавгуд, особенно за подробности! — чуть язвительно сказал Северус.

Гарри, осмелев, осторожно потянул его за рукав, привлекая к себе внимание.

— Простите, профессор. А Регул сможет стать снова человеком?

Из глубин черных, антрацитовых глаз исчезло ехидное выражение, сменилось на встревоженно-озабоченное, а последовавший вопрос был полон недоверия:

— А почему это вас так заботит, Поттер? Вы не можете знать Регулуса Блэка лично, чтобы беспокоиться о его судьбе.

— Нет, сэр, я не знал его лично, но слишком хорошо знаю, что такое принудительная трансформация, слишком хорошо знаю, как страшно находиться в теле животного и не иметь возможности заговорить по-человечески.

К Гарри тут же склонился встревоженный Филч, пытливо заглядывая в лицо и глаза мальчика:

— Гарри, что значит «слишком хорошо»?

Гарри вздохнул, не хотел он об этом говорить, да, видно, придётся.

— Просто Хагрид психанул, хотел моего брата заколдовать, да я не дал… В общем, он меня в поросёнка превратил, вот. К счастью, это было недолго, меньше суток, тёте Петунье удалось найти волшебника, который меня и расколдовал. Но я этого никогда не забуду, так неприятно это — быть животным… Просто кошмар, зрение боковое и без цвета, оглушительные звуки, в то время как вокруг говорили нормальными голосами. Честно-честно, шепоток для меня был как раскат грома, и запахи, вот где полный аут! Духи тёти, например, я точно знаю, что она душится «Магнолией», но моему поросячьему носу это оказалось жутким амбре, меня словно окунуло в огромный букет из миллиардов лилий, ромашек, фиалок, короче целое сонмище самых пахучих цветков… — Гарри остановился перевести дыхание и потом продолжил: — А люди! У каждого свой собственный запах, теперь я понимаю, как работают собаки-ищейки, для них это на самом деле несложно, ещё бы, с таким-то нюхом! И вообще, не знал я, что в мире столько запахов, всё вокруг пахнет, пахнет и пахнет — ну хоть совсем не дыши! Свинье-то не на что жаловаться, она с рождения окружена запахами, это её язык и… это, как его… ин-фор-мационное поле, вот. А я — человек, для меня это оказалось слишком сильным испытанием.

Гарри замолчал, на него молча и задумчиво смотрели потрясенные взрослые и удивленная девочка. Первым отмер Северус:

— Регулусу надо подрасти, хотя бы до феникса-подростка, сейчас его опасно подвергать каким-либо заклинаниям, он птенец, детёныш. Да и не уверен я, что смогу что-то сделать, здесь замешана эльфийская магия, думаю надо найти того, кто заколдовал Регулуса, и попросить или заставить его расколдовать.

Помолчал, а потом снова обратился к Гарри:

— Вы мне не поможете, мистер Поттер?

— Конечно, сэр! Скажите, что надо.

— Мне нужен дневник Джинни Уизли.

— Ладно… — неуверенно пробормотал Гарри, прикидывая, как проделать эту сложную задачу без прямого контакта с чокнутой фанаткой. Опасливо глянул на профессора, тот вопросительно вскинул правую бровь. Гарри вздохнул и повторил: — Ладно, постараюсь достать, сэр.

На том и разошлись. Феникс-Регулус пока остался у Филча, в его каморку никто из профессоров, кроме Северуса и Сильвануса Кеттлберна, не заглядывал, а значит, было больше вероятностей того, что тайна феникса сохранится надолго.

Директор Дамблдор, конечно, обнаружил пропажу своего верного фамильяра и сокрушался по поводу его исчезновения, искренне переживал и недоумевал — почему он улетел так надолго? Неужели он состарился и отправился в свой последний полёт, чтобы умереть?

Северус молча отмеривал капли, собираясь споить директору лекарство — аналог маггловского галоперидола. То самое, для старичков, страдающих деменцией. Дамблдор развалился в кресле и переживал о Фоуксе, Минерва молча обмахивала его газетой и пыталась утешить, говоря, что феникс просто улетел прогуляться и скоро вернется. Закончив с дозировкой, Северус зловещим, непреклонным роком шагнул к ним, держа наготове пузырек. Директор слабо запротестовал, жалуясь на вкус и «что-то у меня нет желания принимать зелье, Северус, давай как-нибудь потом?», но Северус был непреклонен. Коротко рявкнув, он заставил Альбуса принять лекарство.

Гарри пока не удавалось раздобыть дневник, он понятия не имел, как это сделать. Прямо попросить дневник с личными записями у девочки он, естественно, не мог — лучше уж сразу утопиться! По-другому Гарри не представлял, как действовать. Украсть? Тоже страшный вопрос-проблема…

В начале октября к Хагриду пришел гость. Услышав стук в дверь, гулким басом залаял Клык, удивленный Хагрид шикнул на него и пошел открывать дверь. На пороге обнаружился Северус. Ну, такому гостю Хагрид хоть и удивился, да был рад, любезно посторонился, пропуская в дом, пинком загнал в угол собаку и занялся чайником. За чаем душевно поговорили за жизнь, уговорили бутылочку старого доброго Огденского, которую принес с собой вежливый и пунктуальный до мозга костей Северус. А потом что-то произошло с миром, из него исчез объем и пропали все краски, в нос ударил нестерпимо сильный запах мокрой псины. Причем воняло так… словно здесь, в его хижине, собрали всех бездомных дворняг со всего света. И каким-то невозможным чудом запихали сюда, в ограниченное пространство его маленькой комнатки. Задыхаясь жуткими миазмами, Хагрид косматой кометой вылетел на улицу, но на свежем воздухе оказалось ещё хуже — мириады запахов, ароматов, всего-всего пахучего и вонючего обрушилось на него со всех сторон, душа и ошеломляя. Приятных запахов практически не было, но даже и от них нельзя было продохнуть, а уж что говорить о неприятных… Ослепший от обильных слёз, давясь слюнями и соплями, Хагрид, истерично рыдая, упал на колени и услышал над собой тихий голос Северуса:

— Это недолго, Хагрид, всего суточки. К завтрашнему вечеру эффект зельица «Собачий нюх» развеется. И всё придет в норму.

— За что??? — испуганно прорыдал Хагрид.

— Это то, что чувствовал Поттер, когда ты превратил его в поросёнка. Впредь будешь знать, как разбрасываться проклятиями в детей.

Загрузка...