Черепашек решили познакомить в ближайшие выходные. Ганимед понравился Гарри, такой же славный, как и Люси, и, главное, той же породы — средиземноморская или греческая черепаха.
А пока, просмотрев расписание, Гарри заранее затосковал: следующим уроком должен был стать Уход за магическими существами и учить их будет недоучка Хагрид. Ну никакого порядка в этом Хогвартсе! Хоть плачь. Лесник без документов, без должного образования, без аттестата на грамотность собирается преподавать очень сложный предмет. Гарри, страдальчески повздыхав, полез в сумку и вытащил знаменитую книгу, положил перед собой, поглазел на неё и загрустил ещё больше — книгу надо было открыть и прочитать, чтобы знать, с чем придется иметь дело на уроке. С обложки на Гарри злобно смотрели желтые, очень хищные глаза, числом в четыре штуки. Челюсти у неё тоже были, между лохматыми лапами-застежками, страшенные клыки торчали из розовых голых десен. Б-бррр-р-р… Неудивительно, что тётушкам пришлось выпить полпузырька валерьянки, а дяде хлебнуть изрядную порцию коньяка. Эх, бульдогов бы сюда…
В окно кто-то постучался, Гарри глянул и обрадовался, к нему прилетел Мерлин. Торопливо впустив его, Гарри закрыл окно и благодарно погладил пернатого друга по спинке и крыльям. Мерлин довольно прижмурился и слегка потек, растаял, распластался от ласки. Поглаживая Мерлина, Гарри продолжал размышлять о том, как всё-таки подступиться к этой невнятной книге. Ведь она же книга, а значит, её читать надо, вопрос только в том, как с ней поладить? Пришли остальные ребята: Невилл, Рон и Дин с Шеймусом. И тоже озаботились той же проблемой — открыть и прочитать зловещие книги без вреда для здоровья. Рон додумался сбегать за ходячей энциклопедией — Гермионой, притащил её за руку и поставил перед задачей. Но Гермиона впервые обломала все надежды Рона, она не знала, как управляться с книгой, призналась, что дома просила у соседей Фостера Фауста, белого бультерьера, и тот сидел и пускал слюни на книгу, пока девушка её изучала. Жаль, что в Хогвартс нельзя собак привозить, а то бы она взяла с собой пса, соседи бы разрешили… Историю Гермионы все оценили, поржали и снова загрустили, проблема-то не решена. Дин Томас поглазел на Мерлина, потом поднял руку и аккуратно хлопнул себя по лбу:
— Гарри, а отправь-ка Хагриду письмо. Спроси его, как эти книги открывать, он должен знать, ведь это он их нам порекомендовал.
Гарри согласился, но предложил писать всем. Так что Хагрид очень удивился, когда к нему в окно влетела незнакомая молодая полярная сова с необычными разными глазами и с толстым конвертом в клюве. В конверте оказалось несколько листов пергамента от разных учеников с одним и тем же вопросом, правда этот вопрос по-разному задавался:
“Здравствуйте, мистер Хагрид, меня зовут Шеймус, у меня к вам вопрос: книга кусается, подскажите, пожалуйста, как её открыть?”
“У книги страшные зубы, она не откусит мне пальцы? С уважением, Дин”.
“А можно одолжить вашу собаку? Гермиона говорит, что книгу можно открыть с помощью собаки. С нетерпением жду ответа, Рон”.
“Моя бабушка стукнула книгу кочергой, потом прихватила её каминными щипцами и хотела отправить в огонь, чтобы спалить её к лысому Дамблдору (это бабушка так выразилась), книга, по-моему, стала ещё злее, она кидается на меня всякий раз, как я подойду. Скажите, пожалуйста, её можно как-то усмирить? А то, если она не перестанет кусаться, бабушка её сожжет. С уважением и ожиданием ответа, Невилл Долгопупс”.
“Привет, Хагрид, я Гермиона, я очень хочу учиться у вас, но меня смущает книга, она рычит и кусается, и не подпускает меня к себе. Раньше я брала Фостера Фауста, это соседский пёс, очень послушный и дрессированный, он помогал мне читать книгу, но здесь, в Хогвартсе, Фостера Фауста нету и книга снова стала наглой и кусачей. Помогите, пожалуйста, подскажите, как её открыть без риска потерять пальцы”.
Ну и так далее и в том же духе. Прочитав исписанные корявым, неустойчивым подростковым почерком пергаменты, Хагрид горестно задумался — кажется, он чего-то не учел… Это ж надо, дожил, ученики боятся учебников. И на обеде, перед началом урока, Хагрид провел общий инструктаж о том, как именно открывать эти злополучные книги. Оказывается, их надо было погладить по корешку, прямо по надписи, имени автора Эдвардса Лима. Просто, э-э-э, погладьте книжку, и она раскроется, станет совершенно послушной. Право же, они… э-э-э, очень милые. При этом заявлении многие студенты только глаза закатили. Ну да, очень милые, прям миляги. А пока что их любопытство было удовлетворено кратким пересказом Гермионы и Гарри, которые при помощи собак успели изучить и хоть сколько-то запомнить содержание, что-то о троллях, сфинксах и гиппогрифах. Драко хмыкнул и сообщил, что о гиппогрифах он сам всё знает, потому что у него дома есть парочка таких созданий, элитных и прирученных, да что там, не просто прирученных, а одомашненных и выращенных с детства. Участвуют в гонках гиппогрифов. Как лошади на скачках и бегах.
Так что, увидев в загоне странное существо с орлиной головой, крыльями и лошадиным корпусом, все настороженно сгрудились вокруг слизеринца с немым вопросом во взглядах — а кто это и домашнее ли оно? Драко нахмурился, оглядел серое чудовище и авторитетно заявил:
— Судя по масти, это дикий гиппогриф. Поосторожнее с ним и держитесь подальше от его передних ног.
— А какого цвета домашние? — спросил Терри Бут из Когтеврана.
— Ну, у нас один чисто белый, папа говорит, что альбинос. А второй… вернее, вторая, самочка, песочно-желтая с коричневым.
А тем временем Хагрид пытался вести урок, рассказывал:
— Перво-наперво запомните, гиппогриф — зверь гордый. Никогда ему не грубите. Не то и с белым светом проститься недолго.
— Вот-вот, — кивнул Малфой. — Держитесь подальше от его передних ног и уцелеете.
— Гиппогриф всё делает по своему хотению и очень любит блюсти церемонию, — продолжал разливаться соловьем Хагрид. — Подойдешь к нему, поклонись. И жди. Он в ответ поклонится, можешь его погладить. Если на поклон не ответит, не тронь и скорее отойди подальше: когти у него как сталь. Кто первый хочет познакомиться?
Никто не хотел, естественно. Все вопросительно поглядывали на аристократов, на тех, чьи родители держали домашних гиппогрифов. И дети лордов и графов взглядами отвечали — не соваться. Гойл почесал руку и буркнул:
— Да ну его. Меня и домашний знаете как приложил? А ведь я его из бутылочки кормил, маленького ещё. Так ведь ещё та сволочь выросла, гордая, свирепая, ни на йоту нежности. Дед говорит, что у гиппогрифа нет чувства юмора, потому что он улыбаться не умеет.
— Ну да, у него же клюв. Птица просто физически не может улыбнуться клювом, — согласилась Гермиона.
— Никто не хочет? — умоляющим голосом спросил Хагрид.
— Знаешь что, Хагрид, ты нам просто расскажи про них. А мы обойдемся без близкого контакта, ладно? — обратился к нему Гарри.
— А ещё в книжке почитаем, ведь мы теперь знаем, как их открывать… — вежливо вставила Гермиона.
Ну, хочешь не хочешь, а пришлось согласиться. Хагрид начал рассказывать о характерах и свойствах привычек гиппогрифов. Ученики расположились повсюду на траве, кто-то слушал, кто-то читал, а кто-то зарисовывал Клювокрыла в альбоме, Гарри в том числе. Драко сидел рядом и молча наблюдал, как из-под карандаша рукой Гарри рождается гордый красавец-гиппогриф. Смотрел, смотрел и не удержался:
— Классно рисуешь, Гарри. Он как живой.
— Спасибо, Драко, а твоих как зовут?
— Моих? — Драко сорвал травинку, сунул в рот и начал её покусывать. — Немедис и Мистраль.
— Ух ты! — Гарри оторвался от альбома: — Красиво… Мистраль я понимаю, а Немедис что такое?
— Небесный дар, отец в какой-то книге вычитал. Гарри, ты можешь прийти в холл после ужина? — внезапно сменил тему Малфой. — Я хочу кое-что тебе передать.
— Ладно, приду… — ответил удивленный Гарри. А Драко спросил:
— Слушай… мне на уроке прорицания показалось, что тебе было неприятно, когда Трелони заговорила о разбитых чашках. Почему, Гарри? Но если тебе не хочется говорить об этом, то не надо.
— Да почему? Это не секрет. Просто в детстве я много посуды перебил из-за неуклюжести, а один случай меня сильно напугал. Так напугал, что я до сих пор боюсь падающих предметов.
— А что случилось? — осторожно спросил Драко.
— Я разбил дядину кружку, он меня выпорол, как обычно за всё разбитое и испорченное. Это предыстория, история сейчас будет. Несколько дней спустя тётя и дядя затеяли влажную уборку всего дома. Мыли всё: и люстры, и хрусталь, и все полки со шкафами, окна, двери… Нам с Дадли по семь лет было и от нас требовалось только одно, сидеть тихо и не мешаться под ногами. Ну мы и сидели тихо на диване и смотрели, как солнышко играет на гранях хрусталя. Он весь стоял на столе в гостиной, все его детали — рюмки, бокалы, фужеры, розетки с конфетницами, вся тётина гордость и краса. Она много лет собирала его повсюду, некоторые хрустальные вещи были подарены им на свадьбу. А что-то по наследству от родителей досталось. Ну так вот, стоит хрусталь на столе, дожидается, когда стеклянные полки старинного шкафа промоются и протрутся, и поставятся на место. И тут какой-то несчастный случай принес кошку, глупую серую Миледи. Она соседская была, Джейсонов. Окна-то открыты были, вот и пришла Миледи. Обычно кошки проверяют горизонты, на задние лапки встают и смотрят, нет ли чего там, куда они собираются прыгать. Но Миледи же глупая, прямо с разбегу она и взлетела на стол, в самую середину хрусталя… И снесла… Полстола на пол так и посыпалось хрустальным дождём. Звон, грохот, кошка пулей — вон, мы с Дадли на грани обморока. Сидим ни живы ни мертвы, смотрим на хрустальное крошево и представляем, как за это накажут.
Гарри вздохнул, помолчал немного и продолжил, Драко сидел замерев и не дыша.
— В тот день я понял, что есть на свете несправедливость. Кошку никак не наказали. Дядя Вернон посмотрел на то, что от хрусталя осталось, и рукой махнул — а ну вас к лешему! А я опешил, как так, меня за одну кружку выдрали ремнём, а кошку, разбившую половину шкафа драгоценного хрусталя, не накажут??? Понятное дело, это меня так ошеломило, что я разревелся от обиды. Дядя возмутился, хотел меня выдрать за плач, но тётя обняла меня и запретила дяде даже пальцем трогать ребёнка. Потом, когда я немного успокоился, спросил тётю Петунью, почему дядя не стал наказывать Миледи. И она ответила, что кошку просто бесполезно наказывать, хрусталь уже разбит и его никак не вернуть. Я спросил, а меня за что? А человека, говорит тётя, никогда не поздно учить, а наказания как раз помогают ему лучше усвоить урок, и не обижайся на дядю, Гарри, его жизнь тоже достаточно потрепала. Вот и всё, Драко, но с тех пор я боюсь, когда падает что-то хрупкое и бьющееся.
Тем же вечером Гарри пришел в холл, вскоре туда же пришел и Драко, неся что-то плоское и завернутое в плотную ткань. Отойдя к стене, поближе к факелу, он развернул материю и явил взору Гарри минискейт.
— Вот, держи, это для Люси. Я помню, что она любит кататься на скейте.
— Ух ты! — Гарри обеими руками взял скейтборд и принялся его рассматривать. Скейтик был просто идеально подогнан по размеру Люси: высота, ширина, длина, всё как надо, а ещё он был ручной, штучной работы.
— Здорово, Драко, ты сам сделал?
— Ну, э-э-эээ… — ага, и покраснел-то, покраснел Драко и руки за спину прячет. Очень красноречивое признание. Гарри улыбнулся:
— Спасибо, Драко, пошли к Филчу. Люси просто должна его опробовать!
Пришли к старику завхозу, Гарри поставил скейт на пол, а на него осторожно положил черепашку. Сначала ничего не происходило. Люси лежала, втянув лапки и голову в панцирь, потом медленно высунула мордочку и подозрительно осмотрела ближнее пространство, вытянула и наклонила голову, разглядывая досочку. После чего, очевидно, что-то поняв, она, к вящей радости ребят, выпростала из панциря правую лапку и уперла её в пол, оттолкнулась и покатилась! Гарри и Драко на четвереньках поползли следом, бережно страхуя черепашку и аккуратно притормаживая её у стены. Тормозить и поворачивать Люси не умела, а может, не знала, как это делается. Миссис Норрис серой пушистой статуэткой сидела на столе и круглыми глазами смотрела на происходящее, а на топчане тихо, по-доброму, от удовольствия посмеивался старый Филч.