С некоторых пор Джинни Уизли стала отдаляться от детей. Это было бы незаметно, если бы за девочкой не наблюдали, но за ней наблюдали. Вернее, Гарри следил за Джинни, пытаясь улучить удобный момент для добычи дневника, и именно поэтому Гарри и замечал все те нюансы физического и морального истощения. Джинни бледнела, худела, под глазами появились темные круги, рыже-морковные волосы потускнели и приобрели оттенок пыльного кирпича. Кроме того, Джинни обрела привычку засиживаться в гостиной до самой глубокой ночи — забьётся в дальний уголок с одинокой свечкой в бронзовом подсвечнике и давай чахнуть над черной тетрадкой. План захвата дневника заключался в следующем: дождаться, когда девчонка хоть на минутку отойдет за чем-нибудь, оставив при этом дневник на столе, тогда и можно его того… свистнуть. Но треклятая рыжая вредина ни на секунду не расставалась со своим чертовым дневником.
Время шло, октябрь медленно полз к Хэллоуину, погода за стенами Хогвартса становилась всё хуже и хуже, пока окончательно не впала в полную депрессию и не начала постоянно плакать, проливая на землю бесконечные потоки дождя, который по ночам временами сменялся на снег. От которого, впрочем, было мало толку, потому что на следующий день он истаивал, оставляя после себя отвратительную грязь.
Рон Уизли получил приглашение от привидений посетить смертенины-панихиду по сэру Нику, того, который почти безголовый. Пригласили и Гарри, но он открестился, наотрез отказался идти. Рон обиделся:
— Но, Гарри!.. Это же такая редкая возможность побывать на поминальном пиру призраков. Уверен, что живые туда мало когда допускались, если вообще допускались.
— Да ну тебя, Рон! Не люблю я привидений… ты хоть знаешь, что они такое?
На лице рыжика — удивление, а так как разговор начался на обеде в Большом зале, то вокруг беседующих собралась огромная толпа. Всем стало интересно послушать и узнать, что такое привидения с точки зрения маггла. Гермиона, сидящая рядом с Гарри, тоже включила в голове энциклопедию.
— Привидения по своей сути являются сгустками энергетической эктоплазмы. Человек на самом деле не хочет умирать и отчаянно сопротивляется смерти, особенно насильственной. Но скажите это палачам и убийцам… Физическое тело-оболочка умирает, так или иначе, а от него отделяется то, что составляет саму суть человека — душа, ментальное и астральное тела. Если ты маггл, то душа растворяется в астрале, душа старого, добровольно умершего человека отправляется туда же, или в рай, как говорят те, кто верит в Бога. Энергия возвращается в энергию, как и физическое тело — прах к праху, тлен к тлену…
Здесь Гарри ненадолго замолчал, выдерживая скорбную паузу. Остальные тоже деликатно помолчали, попутно задумываясь о своих умерших родственниках. Гарри вздохнул и неторопливо заговорил снова:
— Волшебники, как я вижу, тоже умирать не хотят и не желают. И, будучи магами, они нашли способ отвертеться от безносой старухи с косой — они стали призраками. Они так хотели жить, что просто не ушли в небытие — тело умерло, а энергия осталась, забыв вернуться в своё начало. Должен сказать, что некоторые магглы тоже так умеют, иначе бы у людей не было бы знаменитых замков и домов с привидениями, не было бы тех страшных историй и фильмов, от которых душа уходит в пятки.
Ну и на закуску, энергия-эктоплазма нуждается в подпитке, чем призраки Хогвартса успешно пользуются. Это не очень заметно, но сам факт того, что этот древний замок кишит привидениями… Я не знаю, что такое магия, я знаю только, что призраки любят скапливаться в так называемых местах силы, это обыкновенно очень старый дом, замок, какой-нибудь храм. Будь Стоунхендж чем-то жилым или обитаемым, там бы тоже завелись какие-нибудь духи, хотя, по слухам, они там есть… какие-то синие блуждающие огоньки. И мне очень страшно сидеть на уроках профессора Биннса, а вдруг, пока мы спим на его уроках, этот призрак старого учителя высасывает из нас энергию? Вроде бы он интересно рассказывает о битвах-восстаниях гоблинов, но почему же так спать на его лекциях хочется? Уж не питается ли он нами???
После последнего патетического вопроса-восклицания Гарри в зале настала така-а-ая тишина… Все сидели, буквально замороженные ужасом: и правда, почему же увлекательные истории про гоблинские войны и битвы, эпичные схватки-сражения навевают такую скуку, почему стоит только призрачному учителю заскрипеть нудным голосом об очередном гоблинском противостоянии с магами, как класс словно погружается в сонное оцепенение?
Все нервно запереглядывались, некоторые старшекурсники так и вовсе начали ругаться, а один из них — пятикурсник Седрик Диггори с Пуффендуя — сердито произнес:
— Всё! Отписываюсь, на урок истории — больше ни ногой. Теперь понятно, почему как с урока выйду — танцевать хочется, это потому, что призрак перестаёт на меня действовать. Говорил же вам, парни, что-то здесь не так! А вы — «Ой скучно-скучно!» Вот вам и скука, кошкин пень!
Гермиону и прочих магглорожденных затормошили чистокровные маги и полукровки, требуя доказательств — правду ли Поттер сказал? Те подтвердили — да, правда. А кто не верит, те пусть посетят Кентерберийское аббатство или знаменитые Гримпенские болота, там этих синих блуждающих огоньков только слепой не видел…
В результате, сам Рон забоялся идти на смертенины Почти Безголового Ника, да ну их, чего он там не видел? А то придет, а его того, высосут. Досуха.
А Гарри продолжал наблюдать за Джинни, подкарауливая подходящий момент, чтобы стащить злополучную тетрадку для профессора Снейпа. Настал Хэллоуин, студенты со всех курсов и факультетов ручейками стекались в большую полноводную реку в холле, там она, неторопливо бурля разными голосами, мерно втекала в Большой зал, где опять дробилась на четыре ручейка, а те, в свою очередь, окончательно разбивались на тоненькие струйки ребят, рассаживающихся на лавки вдоль столов. И опять же, как и в прошлом году, никто не заметил, что в этой полноводной реке не хватает двух капель — Джинни Уизли и Гарри Поттера.
Гарри сперва, впрочем, вместе со всеми тек в Большой зал на праздник, когда вдруг боковым зрением заметил, как Джинни, воровато оглянувшись, выскользнула из общего потока в боковой коридорчик-переходик. Моментально насторожившийся мальчишка тут же вспомнил, что Джинни о чём-то договаривалась с неведомым Томом как раз на Хэллоуин. Что-то там про раковину и туалет. Ну, дальше и думать нечего, Гарри так же воровато оглянулся и прошмыгнул в тот же коридорчик вслед за Джинни. Потому что он мальчик, и как все нормальные мальчики должен проследить за новой загадкой, тайной, непонятным происшествием. Вот только Джинни…
Отойдя на приличное расстояние и на пару этажей повыше, Джинни начала вести себя очень странно. Сперва она, перестав оглядываться и шарахаться от каждой тени и постороннего звука, достала из ниши в стене небольшой тесак и, грозно поигрывая им, направилась в неработающий женский туалет. Гарри, озадаченный сверх меры и никогда не упускающий шанса всё-таки стибрить пресловутую тетрадку, вытащил из внутреннего кармана мантии свернутую мантию-невидимку и одним отработанным до автоматизма движением набросил её на себя, после чего беззвучно скользнул следом за девочкой и…
И чуть не выпрыгнул обратно в коридор, потому что зрелище того, как маленькая девочка рубит голову обездвиженному магией петуху — далеко не из приятных. Но он сдержался, не стал удирать без оглядки и в панике. Он в молчаливом шоке смотрел, как Джинни собирает петушиную кровь в глубокую блестящую посудину, которая при более пристальном рассмотрении оказалась рыцарским шлемом, снятым, очевидно, с доспеха в коридоре. Покончив со сбором крови, Джинни, как-то деревянно двигаясь, прошла к раковинам в центре туалетной комнаты, волоча за собой за лапы мёртвого петуха, встала перед одним из рукомойников и… зашипела. В её странном, псевдозмеином шипении Гарри отчетливо расслышал:
— Откройс-ссс-ся…
Раздался гул, пол под ногами мелко-мелко задрожал, центральная раковина щелкнула и отъехала, образовав собой большое круглое отверстие в полу. Девочка так же деревянно шагнула к нему, Гарри запоздало крикнул, спешно сбрасывая мантию-невидимку:
— Джинни, не надо!
Девочка молча развернулась к нему и как-то незнакомо посмотрела, словно не узнавая. Гарри насквозь пронзила волна ледяного ужаса, когда до него внезапно дошло — это не Джинни. Глаза девочки, обычно жадные и орехового цвета, сейчас были равнодушными и с каким-то вишнёвым багрянцем, как у проголодавшегося вампира. Решение, как действовать дальше, пришло спонтанно. Как и всегда в критических ситуациях, Гарри в такие моменты начинал очень быстро и нестандартно соображать. Раскинув руки в стороны, как полицейский-психолог при разбушевавшемся психе-маньяке, он таким же увещевающим голосом заговорил:
— Спокойно, Том, что ты собираешься делать?
Чужая, картонная улыбка на маленьком девчоночьем лице выглядела жутко.
— Кто ты?
Волна страха снова окатила Гарри, но он справился. И на всякий случай решил назваться другим именем, раз этот непонятно кто не узнал его.
— Меня зовут Тоби, а ты кто?
— Это тебе не нужно знать. Уходи. Я — занят.
Отрывистые, короткие фразы, равнодушное, каменное лицо Джинни — всё это нагоняло жути, и Гарри лихорадочно пытался сообразить, как же выцарапать Джинни из рук этого монстра. Да вот только монстр был непонятно где… В девочке? Ну и как его из девчонки выковырять? Гарри поморщился от противного запаха металла и чисто машинально спросил:
— Зачем тебе дохлый петух, что ты собираешься с ним делать?
Джинни-Том рассеянно глянула на мёртвого петуха в руке и спокойно ответила:
— Он мне не нужен. Мне нужен тот, кто живёт внизу. Ты мне мешаешь, Тоби, уходи.
— А кто там живёт? — торопливо спросил Гарри. Заболтать, не дать ей уйти туда, потянуть время. И как-то позвать хоть кого-нибудь… Вот только как?.. Пока он думал, Джинни что-то успела прошипеть, что — Гарри не расслышал, да и поздно, вообще-то… Пол под ногами опять дрогнул, а из круглого отверстия в полу на месте раковины внезапно появилась огромная рогатая голова, а за ней бесконечно длинное тело. Изумрудно-зелёный змей примерно двадцати футов длиной свернулся кольцами перед ними и выжидательно уставился на детей. Гарри потрясенно воззрился на гигантскую рептилию, вот и что с ней делать? Проглотит и не заметит. Джинни прошипела, указывая на него:
— Убей.
Это кого… его? Ой… Гарри попятился было, изумрудный змей повернул голову, украшенную красной роговой короной, его глаза замерцали золотым светом, и с них поползла вниз защитная плёнка внутреннего века. Интуитивно чувствуя смертельную опасность, Гарри с перепугу зашипел в ответ — и как только у него получилось? — наверное, со страху, не иначе:
— Н-не с-ссс-смей, придурок!
Змей вздрогнул, прозрачная плёнка поползла вверх, и он распластался перед Гарри, подобострастно шипя:
— Прос-ссс-с-сти, хоз-з-зяин.
На лице Джинни появилось выражение крайнего недоумения, она засунула руку за пазуху и вынула на свет божий дневник, но не успела она что-то сделать или сказать, как гигантский змей молниеносно метнулся к ней и… В запарке Гарри показалось, что он ей сейчас руки по плечи откусит, но, к счастью, это ему только показалось, вредить девочке змей не собирался. Его верхний клык-сабля аккуратно пронзил тетрадку. Раздался отчаянный вопль, полный смертного ужаса и боли. Вот только кричащего не видно было, да и понятно, ведь кричал-то дневник. Джинни тряпичной куклой свалилась на пол, Гарри подбежал и встревоженно нагнулся над ней, но всё, что он смог понять, это то, что она без сознания. Стоя на коленях рядом с ней, Гарри задрал голову на змея. Тот задумчиво смотрел перед собой, потом лениво двинул челюстью и сплюнул к ногам Гарри прожженный насквозь дневник. Он весь пропитался чернилами — интересно, откуда? — и казался совершенно бесполезным, ни на что не пригодным, даже на то, чтобы из его листочков сложить самолётик. Гарри, вздохнув, подобрал ненужный теперь дневник и горестно задумался — что же профессору Снейпу-то объяснять? Змей вопросительно прошипел:
— Ч-шш-што ещщщё с-ссс-сделать, хозз-зяин?
Гарри растерянно посмотрел на него, потом показал рукой на отверстие в полу и робко попросил:
— Вернись обратно, а?
К его вящему изумлению, змей послушался, он развернулся к раковинам и, проползая мимо Джинни, попутно прихватил петуха, проглотил его одним движением и скрылся в черном зеве трубы. И словно автоматически закрылся проход — раковина встала на место.