Сорок пятая глава. Цели путешествия Бродяги

Время шло, учеба продолжалась, уроки становились всё круче и круче. После всестороннего изучения боггартов профессор Люпин приволок в класс аквариум с чем-то непонятным, туманным нечто, похожее на плащик… едва увидев которое, сбежали все чистокровные, плюясь и ругаясь, и не слушая заверения профессора, что это всего лишь детеныш и что оно совсем не опасное. А так как за чистокровками рванули все остальные, то в классе никого не осталось. Догнав же Драко в коридоре, Гарри встревоженно спросил, в чем дело. Драко остановился, оглянулся и совершенно не аристократически выругался, а потом гневно-жалобно запричитал:

— Где голова у Люпина, я вас спрашиваю? Что у него на плечах??? Притащить в школу, полную детей, экземпляр молодого смертофальда… Ему дементоров вокруг школы уже мало, что ли?..

При упоминании смертофальда взвизгнули все девочки, а сверхчувствительная Лаванда Браун даже в обморок хлопнулась, прямо на руки Гойлу, который по чистой случайности оказался позади неё и, конечно же, не упустил такого шанса, элегантно подхватывая падающую красавицу и оценивая её совершенно аристократическое, утонченное поведение.

Уроки Хагрида тоже зашкаливали за пределы разумного. Он привел на урок… Ученики настороженно замерли, разглядывая нормального вроде с виду львенка и не видя в нем ничего такого страшного, расслабились было, пока Хагрид не перешел к практике. Гермиона подобралась и почему-то шепотом спросила:

— Сэр… но вы же не собираетесь его щекотать?..

— Собираюсь, конечно! — прогудел учитель-великан. — Иначе она не разозлится и не покажет вам свою истинную сущность…

И со всей дури ткнул в львенка веточкой. Львенок ощетинился шипами, передние лапы трансформировались в жуткие крабьи клешни, а куцый детский хвостик обзавелся скорпионьим жалом с мешочком яда на конце… С урока сбежали все. Никто не пожелал заводить слишком близкое знакомство с молодой мантикорой.

Трелони… На её уроках дети откровенно не знали, чему же она их учит. То ли изощренно врать, то ли ещё что-то, чего они не понимали… Но лгать на уроках Трелони вскоре стало обычным делом. Гарри, впрочем, и здесь нашел некий плюс и на очередные жалобы Рона мудро заметил:

— Ничего, Рон, потерпи. Конечно, это нудно, выдумывать сновидения, которые никогда не снились, но кто знает, может, пригодится? Например, фантастику сочинять…

От соседнего столика на них обернулась Гермиона и одобрительно подтвердила слова Гарри:

— Точно! Я писательницей стану, буду сочинять не хуже Андрэ Нортон. Миллионы буду лопатой грести, ведь писатели-фантасты неплохо зарабатывают на своих фантастических романах.

Уроки у МакГонагалл были всё те же, тягомотные изучения формул и практика. Превращение жуков в пуговицы для пальто вызвало у Гарри чуть ли не возмущение. Он так громко запыхтел, что профессорша услышала его с другого конца класса, подойдя к нему, она строго осведомилась, чем же недоволен на сей раз мистер Поттер. Или жизни жуков так же ценны, как жизнь драгоценной памятной мыши? Профессору ответила Гермиона:

— Нет, профессор МакГонагалл, мышка тут ни при чем. Просто под угрозой уничтожения оказалась экология, мэм. Дело в том, что если пришить эти пуговицы на пальто какого-нибудь маггла, то рано или поздно этот маггл вздумает отправиться… например, в Австралию. А там на таможне очень строгий контроль и дезинфекция, а маггл, допустим, не в курсе, что пуговицы на его пальто — зачарованные, и станет он нарушителем, преступником, который контрабандно ввез в страну биологически-опасный материал. Другими словами, биооружие массового поражения. Тем более если учесть, что данные жуки… — здесь Гермиона подняла вверх лакированную полосатую пуговицу, показывая её всему классу, после чего заключила трагическим тоном: — Данные жуки относятся к виду Leptinotarsa decemlineata, или колорадский картофельный листоед. Профессор, вы же не хотите оставить страну без картофеля? А вдруг чары с пуговиц спадут — они же временные, не так ли? — и все жуки разбегутся и в Австралии начнется очередная экологическая катастрофа…

Разумеется, Гермиону лишили баллов, а класс до-о-олго ещё сидел притихший и замороженный ужасом от того, что можно случайно стать преступником мирового масштаба.

А в первых числах октября, в одно очень раннее утро, Гарри разбудил надсадный вопль Рона:

— Коросточка!!! Нет! Нет, нет, нет… На кого ты меня покинула?!

Всех парней сдуло с кроватей, и они, все четверо, сгрудились возле кровати Рона. Тот растерянно рыдал над подушкой, на которой лежала кверху брюшком мертвая крыса, поджав на груди передние лапки и безжизненно вытянув длинный голый хвостик, изо рта крысы высовывался распухший синий язычок. Гарри показалось, что его засунули в гигантский колокол и теперь кто-то очень большой и вредный со всего маху колотит кувалдой в стенку колокола. Такой звон стоял в ушах… Короста, Короста умерла… но она же… он же Питер.


Пёс-бродяга протрусил по центральной улице Литтл Хэнглтона, притормозил ненадолго возле ресторана, пошуровал в мусорных баках позади него и, подкрепившись случайными кусочками, порысил дальше. Дом Реддлов, его цель, был виден отовсюду и издалека, так как стоял на холме. Добежав до дома неспешной рысцой, пёс перешел на плавный скользящий шаг, которым он эффектно, очень красиво вошел во двор, пройдя в чугунные покосившиеся ворота. Старый двор густо зарос лопухами и репейниками, которые почти задушили древние яблони и липы. От боковой калитки в южной стене к дому кто-то проторил тропку. Здесь было тихо и по-осеннему грустно, голые деревья едва слышно поскрипывали под дуновениями легкого ветерка. И здесь же бродягу ждали — на прохудившейся крыше дома сидели седой сгорбленный лунь с прозрачными, и оттого жутковатыми, и пронзительными глазами и рубиново-красный феникс. Весьма, очень весьма знакомый феникс. Бродяга радостно гавкнул и оттолкнулся задними лапами от земли, взмывая вверх в превращении в человека, к нему навстречу, уже в объятия, упал-спикировал феникс Регул. Братья крепко обнялись, сдавленно хохоча и колошматя друг друга по спинам сжатыми кулаками. Странное то было зрелище… оба одинаковые и ростом, и лицом, и в то же время разные до невозможности. Холеный аристократ, одетый с иголочки, обнимал тощего грязного бомжа в дырявой арестантской робе. Регулус отстранился, цепко держа братца за плечи, окинул его взглядом и выдохнул:

— Сири… сбежал! Сбежал-таки, шельмец.

Сириус в ответ только слабо улыбнулся, разглядывая брата. А тот всё не успокаивался:

— Сири, а приодеться не мог? Когда ты в последний раз ел?

Но Сириус не успел ответить, их перебил чей-то холодный голос:

— Я бы другое спросил. Зачем ты бежал из Азкабана, племянник?

Братья синхронно развернулись к говорившему. Рядом с ними стоял высокий пожилой мужчина с прозрачными глазами луня. Сириус моргнул и совершенно по-глупому отвалил челюсть, ошарашенно вытаращив глаза на дядю Чарли. И непроизвольно выпалил:

— Ты же помер… от драконьей оспы.

Карлус Поттер отвесил ему подзатыльник и рявкнул:

— Придержи язык, племянник, отвечай на вопрос!

Сириус виновато съежился и, внезапно заробев, спрятался за спину Регулуса, и уже оттуда, из-за надежного прикрытия сообщил:

— А потому что Барти Крауч-младший вырвался из-под контроля отца, дядя Чарли. Теперь уже старший Крауч под Империусом сидит, а не младший.

Карлус вцепился в свои седые волосы, явно собираясь их вырвать с досады, но, к счастью, передумал, подержался, подергал за них и отпустил. И обреченно спросил:

— Я так понимаю… он тоже жив?

Братья дружно кивнули. Карлус Поттер тоскливо взвыл:

— Но как?!

— Я видел, как он менял жену на сына, — пояснил Блэк-беглец. — Через год после ареста привел больную жену, тайком пронес изрядный запас оборотного зелья, напоил сына и вывел, как жену. А жена осталась в тюрьме, где и скончалась вскоре, её-то и похоронили как Барти Крауча-младшего.

— Всё равно не понимаю, как Барти ухитрился прятать сына целых двенадцать лет? — упрямо возразил Карлус. Сириус издал собачье фырканье:

— А мало кому интересно, что делает в бассейне домашний крокодил, который к тому же постоянно прикован к трубе антимагической цепью. Принудительная трансфигурация иногда очень удобна, дядя.

Карлус покачнулся, с трудом усваивая новую, непостижимую информацию. Наконец, справился со своими эмоциями и взглянул на братьев, которые с тревогой наблюдали за ним.

— Хорошо… ладно… Какие ещё вести ты принес?

— Вести? Ну, я, вообще-то, пришел за колечком. Оно где-то здесь спрятано, надо бы его найти и того… кхе-кхем, прикон… то есть уничтожить, пока ТОТ не воскрес. И лучше бы поторопиться, а то вылезет из могилы нечто… страшное. Да, кстати… — Сириус глянул на Регулуса: — Поможешь мне его уничтожить? Твой огонь…

— О, нет! — тут же пошел тот на попятную. — Только-только вырос во взрослого, не хочу снова становиться птенчиком так скоро. А колечко лучше переправить в Хогвартс.

— Чего?! Дамблдору я его на дам! — протестующе взвился Сириус. — Он ведь его тут же для какого-нибудь общего блага пристроить захочет!

— Да не Дамблдору, — терпеливо пояснил Регулус, — а василиску. В школе василиск живет.

— Иди ты! — восхитился Сириус. — Настоящий?

— Нет, поролоновый! — раздраженно огрызнулся Регулус.

Успокоившись, Сириус снова превратился в баргеста и занялся тем, зачем и пришел сюда — поисками крестража-кольца, которое он чуял своей магической ипостасью. На крыше дома снова сидели две птицы и молча наблюдали за снующим челноком псом. Черный пёс, неспешно и вдумчиво внюхиваясь в потоки ветра, постепенно удалялся от дома, смещаясь в сторону рощицы неподалеку, где за голыми ветвями деревьев виднелись какие-то развалины. Добравшись до лачуги, на дряхлой двери которой почему-то болталась прибитая гвоздями высохшая мумия змеи, пёс пошел медленнее, чувствуя, как запах… нет, не запах, а эманации чего-то темного, чужеродного пульсируют, дрожат в холодном осеннем воздухе, ледяными щупальцами, подобно спруту, пробираются под шкуру и пытаются проникнуть глубже, в плоть и вены. Бродяга передернулся и остановился, понял — дальше нельзя, и тут же узнал это чувство. Проклятие, на кольцо было наложено проклятие. Превратился в человека, позвал дядю и брата и предупредил их об опасности. С величайшими предосторожностями Карлус и Регулус с помощью пса Сириуса нашли тайничок и извлекли из него шкатулочку. Открывать её не рискнули, но знали, все трое знали, что кольцо там, внутри. После этого Карлус обнял племянников и втянулся в подпространство.


Рона жалели все, все-таки это очень тяжело, когда погибает любимый питомец. Похороны Коросты организовали в тот же день, вечером, на берегу Черного озера. Деревянная коробочка-гробик, камешек-надгробье, цветы, всё как положено, даже коротенький гимн исполнили за упокой несравненной Коросты. А Гарри помимо всего прочего ещё и истерзался весь, он-то знал, что на самом деле Короста была Питером. И позже, тем же вечером он пришел к Филчу, совершенно замученный неопределенностью. И вот он подавленный сидит на стуле в каморке Филча, тоскливо смотрит на свои колени и сдавленно бормочет:

— Дядя Аргус, Короста… она…

Старик успокаивающе зашипел, ободряюще сжал плечо Гарри и протянул кусок пергамента:

— Тшшш-ш-ш, Гарри, не терзайся. Вот, прочти, Питер записку мне оставил.

Гарри удивленно глянул на старого завхоза и взял клочок. Прочитал.

«Дорогой дедушка.

Вынужден отлучиться по неотложным делам. К Рону я больше не смогу вернуться, поэтому пришлось “убить” Коросту, на её роль подошла дикая жительница подземелий. Не поминайте лихом.

Твой внук Пит»

Гарри снова оглушил колокольный звон в ушах, на сей раз от огромного облегчения. Ну, Пит, ну, зараза!

Загрузка...