Друзья из Сары-Тепе

Глава XV

Дверь им открыла Катька.

— Здравствуйте, Борис Яковлевич, — сказала она. — По странной случайности папа дома. Проходи, Сева.

Борис Яковлевич направился в комнату Дмитрия Фёдоровича, Севка с Катей — на кухню. Катерина принялась ставить чайник, резать кекс, накладывать в вазочку варенье и вообще хозяйничать. При этом она не проявляла любопытства по поводу их прихода. Пришлось Севке шепнуть ей в самое ухо:

— Операция «Улугбек»!

— Не говори глупостей.

— Клянусь Аллахом!

Тут Севку позвали.

— Всеволод, расскажи, пожалуйста, Дмитрию Фёдоровичу всё, что ты рассказал мне, — попросил Борис Яковлевич.

Севку и просить не нужно было. Рассказывать он любил не меньше, чем слушать. Тем более сейчас, когда с его помощью, может быть, раскроют какую-нибудь шпионскую тайну.

— Ты только подробностей не забывай, — сказал Дмитрий Фёдорович.

Севка и не забывал.

— Хоп, — сказал Дмитрий Фёдорович, когда Севка кончил, — спасибо. Жаль, что ты так поздно вспомнил об этой записке.

— А она важная?

— Пока не знаю, но разобраться попробую. Так что смотри, никому ни слова.

Когда за Севкой закрылась дверь, Борис Яковлевич спросил:

— Записка в самом деле подозрительна?

— К сожалению, да. Дети правы, называя её «секретной», — текст зашифрован. Шифр, правда, пустячный, но всё-таки когда взрослые люди начинают пересылать в пограничный город шифрованные депеши, это, согласитесь, настораживает.

Борис Яковлевич взял записку и снова прочёл — ничего особенного. Тогда он сложил первые буквы каждого слова — ничего не вышло. Тогда он сложил последние буквы каждого слова — получилось! «Бери в дело приятеля».

— Прочитали? — спросил Дмитрий Фёдорович, кладя телефонную трубку — он звонил в Самарканд.

— Прочитал.

— Очевидно, речь идёт о какой-нибудь спекуляции. Фарманов, прозванный ребятами Пятнистым, — шофёр самаркандской торговой базы. Скорее всего, «дело» сработано, ведь с момента написания записки прошло две недели. Вообще, по всей вероятности, этим придётся заняться милиции, но сначала я узнаю, кому адресован «рецепт».

— Фарманов бывал у нашего хозяина.

— Ещё чаще он бывал у заведующего промтоварным магазином. И мало ли с кем он мог перемолвиться на гузаре. Ну да ладно. Утро вечера мудренее. Пока что Катюша зовёт нас пить чай.

Когда гости ушли, Дмитрий Фёдорович стал сам собираться в гости. Он побрился и надел новый галстук.

— Ты это куда на ночь глядя? Опять служба? — недовольно спросила Катька.

— Служба, да только не моя, а твоя.

У Катьки брови поползли кверху и скрылись за завитками кудрей.

— Хочу поговорить с Гульчехрой Хасановной о твоих делах. Должен же я знать, как учится и ведёт себя моя собственная дочь.

Катька опустила брови, опустила глаза и кончиком ноги стала выковыривать плиточку паркета.

— Вызовут, тогда и узнаешь, а раз не вызывают, значит, всё в порядке.

— Ох, и молодец ты, Катерина! Тебе б в погранвойсках служить. Действительно, что это я вдруг пойду к Гульчехре Хасановне? Люди скажут: «Начальник археологов приходил к коменданту погранучастка. О чём они говорили, мы не знаем, но после разговора комендант сломя голову побежал к учительнице. Какие у них такие дела завелись?» Мы лучше сделаем так: ты с утра попросишь Гульчехру Хасановну вызвать меня в школу. Идёт?

— Идёт.

— А сейчас давай погуляем часок перед сном.

— Вот это другой разговор, папка. И раз ты надел новый галстук, то я надену новые туфли.

Карлсону надели ошейник.

На другой день разыграли, как задумали. Катя сказала несколько слов Гульчехре Хасановне, та позвонила подполковнику Усову и попросила его зайти в школу, когда ему будет удобно. Оказалось, что подполковнику Усову удобно как раз сегодня и как раз во время большой перемены.

Разговор происходил в учительской.

— Я вызвала вас, Дмитрий Фёдорович, вот по какому поводу. Год Катя заканчивает неплохо, я бы даже сказала, хорошо, если бы не знала, что ваша дочь может учиться лучше. Я об этом говорю не потому, что считаю, что надо гнаться за отличной отметкой, а потому, что в Катином характере есть недисциплинированность и неровность. Катя часто позволяет себе являться в школу с невыученными уроками. Её выручают способности, умение схватывать на лету. Но не мне вам говорить, как необходим навык в постоянных занятиях.

— Я бесконечно благодарен вам, Гульчехра Хасановна, за то, что вы так внимательно пригляделись к моей девочке. Ведь я сам, увы, могу уделить ей два-три часа в сутки, а иногда и этого не могу.

Если в учительской кто-нибудь и пожелал прислушаться к разговору Гульчехры Хасановны с подполковником, то любопытный наверняка был разочарован. Обычная беседа классного руководителя с отцом ученицы — отметки, характер, дисциплина.

Поговорив ещё немного про Катю и про то, как благотворно на неё влияет дружба с Каримом Юлдашевым, Дмитрий Фёдорович рассказал Гульчехре Хасановне историю с запиской и попросил её узнать у Анвара, кому предназначался рецепт таинственного плова.

— При этом я прошу вас не испугать мальчика и сделать так, чтобы он не предупредил ни пославшего, ни получившего записку.

— Постараюсь помочь, Дмитрий Фёдорович. К тому же Анвара Уйгунова второй день нет в школе. Может быть, он заболел, а может быть… словом, я и без того собиралась зайти к нему.

На уроке истории, уже перед самым звонком, Гульчехра Хасановна спросила:

— Староста Юз, что с Анваром Уйгуновым?

— Не знаю, Гульчехра Хасановна. Может, болен.

— Кто знает?

Молчание. Севка и Карим обменялись быстрыми взглядами. Катя презрительно повела плечами — она не любила Анвара за то, что он был в хороших отношениях с Пятнистым.

— Тоня Шарипова.

Тоня даже не шелохнулась.

— Шарипова!

Севка толкнул Тоню-Соню локтем — она недовольно отодвинулась.

— Шарипова, я к тебе обращаюсь!

— Что, Гульчехра Хасановна? — Тоня-Соня медленно сползла со скамейки и взгромоздилась над столом.

— Ты, наверное, знаешь, почему Уйгунова нет в школе?

— Не знаю.

— Досадно. Я думала, что вы не только соседи, но и друзья.

— Раньше были друзья, теперь не очень.

— Почему?

— Не знаю. Он к себе не пускает и ко мне не приходит, а на большой перемене уроки делает. Когда же дружить?

— Хорошо, садись. Я к нему сама зайду.

Под вечер Гульчехра Хасановна толкнула незапертую чинаровую калитку. Анвар был во дворе. Он стоял, склонившись над деревянным корытцем, в котором плескался смуглый малыш. Анвар поливал его из ковшика и приговаривал: «Дождь сверху, урожай кверху». Малыш бил по воде крохотными кулачками.

Девочка лет трёх и мальчик лет пяти крутились около, рискуя опрокинуть корытце на себя. Очевидно, они порядком мешали Анвару. Он отложил ковшик, сказал нравоучительно: «Кто ходит без дел, тот всем надоел» — и дал лёгкий подзатыльник братишке. То же самое получила бы и сестрёнка, если б Анвар не увидел Гульчехру Хасановну.

— У вас банный день? — спросила Гульчехра Хасановна, подходя к ветвистому карагачу; в его тени стояло корытце. — Твои?

— Мои.

— Похожи. Как зовут?

— Юсуф, Айша, Вася.

— Маленький, наверное, и имени своего ещё не знает?

— Знает. Такой способный ребёнок. Эй, Васенька!

Васенька заулыбался и сильнее замолотил кулачками.

— Вот видите. Юсуф, тащи полотенце.

— Действительно, способный — должно быть, в тебя. Гульчехра Хасановна перехватила полотенце и стала вытирать малыша. Он не сопротивлялся, только безостановочно сучил ножками, как будто в каждой было запущено по маленькому мотору.

Анвар беспокойно наблюдал за процедурой вытирания.

— Родители дома?

— Мать скоро придёт.

— А отец?

— Отец дома. Только, если вы разговаривать, то с ним нельзя, он лежит.

— Заболел?

Анвар посмотрел на небо, потом на землю, потом на ветки карагача. Неизвестно, куда перевёл бы он глаза дальше, но в этот момент открылась калитка и во двор вошла маленькая миловидная женщина с двумя тяжёлыми сумками в руках.

— Мамка пришла! — закричали Юсуф и Айша.

— Гость у нас, мама, — сказал Анвар, забирая у матери сумки.

— И вправду гость, да ещё какой, — улыбнулась хозяйка дома. Улыбка у неё была нежная, как у девушки. — Здравствуйте, Гульчехра Хасановна! Анвар, что же ты гостя во дворе принимаешь, в мехмонхону не зовёшь?

— Отец там…

— Пожалуйста, не беспокойтесь, Саломат Расуловна. У вас такой милый дворик. Здесь и поговорим.

Анвар так и знал, что без «поговорим» не обойдётся. Он взял малыша на руки, поманил двух других, и вся четвёрка удалилась в глубину двора.

Анваркина мама села на скамью рядом с Гульчехрой Хасановной. Она сложила руки на коленях и сама сделалась похожей на провинившуюся школьницу.

— Вы только не пугайтесь, дорогая Саломат. Анвар ничего плохого не натворил. Учится он хорошо, по математике он по-прежнему у нас лучший, и дисциплина у него не хуже, чем у других. Вот только мальчик второй день не приходит в школу. Ведь он не болен?

— Ах, Гульчехра Хасановна, это моя вина. Карантин в яслях. Пятеро деток скарлатиной заболели. Горе какое. Вот мои-то и дома. Я три дня с ними посидела, а больше не могу. У меня ведь работа такая, что дома не посидишь. Санитаркой я в больнице работаю, да ещё на полторы ставки, в полторы смены, значит. Больным без меня очень плохо. Думали мы с Анваром: как быть? И решили — три дня я прогуляла, два дня — он прогуляет. Но уроки он всё равно все сделает.

— А дальше как? Или карантин уже кончился?

— Нет, не кончился. Я позвонила в кишлак тётушке Хурлико. Обещала сегодня приехать, пожить у нас.

— Хоп. Значит, всё более или менее наладилось. Но скажите, дорогая Саломат, почему вы работаете в полторы смены? Ведь и работа у вас трудная, и семья большая? Не сочтите за праздное любопытство, я ведь от расположения к вам спрашиваю. Разве ваш муж мало зарабатывает? У них на заводе и премии бывают, и прогрессивки?

— Ох, вот тут-то наше горе. Горе-горькое, беда. Пить он стал, год как трезвым не ходит. Что только не делали. И бригада прорабатывала, и я плакала-плакала, и родня с ним разговаривала. Всё понимает, прощения у нас с Анваром просит, клятвы даёт, жизнью детей клянётся — а завтра опять пьян. Зарплаты его я уж давно не вижу, вот и приходится работать в полторы смены. С голоду, конечно, не помираем, но всё равно едва концы с концами свожу… Анвара жалко. Очень он переживает. Отца стыдится, волком на него смотрит, а уж как раньше любил. Бывало, все вечера вместе проводили, свои у них мужские дела были. И всё норовит мой старшенький где-нибудь денег заработать — то на базаре товар посторожит, то соседям арык почистит. Вот в Самарканд ездили — и оттуда два рубля привёз. На себя ни копейки не истратит, всё маленьким — игрушки, цветные карандаши, конфеты. Хорошее у него сердце, да не дело с детских лет про заработки думать. Я его ругаю, а он упрям, своё твердит: «Меня баловали, а чем они — младшие, значит, — хуже». И, главное, плохо, что отца стыдится. Да вот и отец.

Из мехмонхоны вывалился встрёпанный глава семьи. Он едва не упал, но удержался, схватившись за косяк двери, слишком низкой для такого высокого человека, каким был Халиф Уйгунов. Увидев Гульчехру Хасановну, он пьяно заулыбался и сделал безуспешную попытку заправить в брюки выбившуюся мятую рубашку.

— Салям дорогому гостю! Учительница всегда дорогой гость в моём доме. Жена! Принимай дорогого гостя, сажай на почётное место!

— Не кричи, отец. Иди в дом, — тихо сказал Анвар.

— Мой первенец, наследник. Учёным будет. — Халиф протянул руку, чтобы погладить сына по голове, но Анвар увернулся.

— Не слушается отца, покорности нет. Но умный. Учёным будет. В Ташкент учиться поедет, в Москву поедет.

Гульчехра Хасановна смотрела, смотрела на раскачивающегося в дверях Уйгунова. Потом подошла к нему чуть не вплотную и сказала таким злым голосом, какого Анвар у неё никогда не слышал:

— Не поедет ваш сын в Москву и учёным не будет.

— Почему не будет? Кто ему помешает?

— Вы! Ваше пьянство. Ему не учиться придётся, а деньги зарабатывать, матери помогать, маленьких кормить и отца-пьяницу голодным не оставить. А потом и сам пить начнёт, чтобы быть как отец. Кому сыновья подражают? Отцам. С кого пример берут? С отцов. Чей нрав первенцы наследуют? Отцовский. А у Анвара хороший пример перед глазами.

Сказав это, Гульчехра Хасановна повернулась спиной к ошеломлённому Халифу.

— Анвар, проводи меня немного. По дороге расскажу тебе, что проходили на уроках. До свидания, Саломат Расуловна, рада была повидаться с вами и посмотреть на ваших милых малышей.

— До свидания, до свидания. Большое спасибо, что навестили нас.

Перед калиткой Гульчехра Хасановна остановилась:

— Я ведь пришла к тебе, а не к маме, и не только для того, чтобы узнать, почему тебя не было в школе. Я пришла по очень важному делу.

Она помолчала, давая Анвару время сосредоточиться.

— Ты ведь знаешь, что люди бывают не только хорошие, что среди людей встречаются и плохие, и нечестные?

Анвар растерянно кивнул головой, не понимая, куда клонит учительница.

— Так вот, два нечестных человека затеяли нечестное дело. Один из них живёт в Самарканде, другой — в нашем городе.

Анвар побледнел.

— Ты не волнуйся. Ни я и никто другой в твоей честности не сомневаются. Но, передавая записку, ты нечаянно помог плохим людям.

— Я ничего не знал.

— Верю. И все тебе верят. Поэтому мы и просим тебя рассказать, как всё было.

— Перед тем как в Самарканд ехать, встретил меня Садулла. «В Самарканд едешь?» — «Еду». — «Сделай доброе дело, передай письмо одному человеку». — «Пошлите почтой, так тоже дойдёт». Противный старик, хитрый. Карим с Катькой его тоже не любят. А он говорит: «Почтой долго. Ты передай, а человек тебе за это рубль даст, подарки домой купишь». — «Ладно, а кому передать?» — «Фарманова знаешь?» — «Шофёра? Знаю». — «Ему и передай». — «Давайте адрес». — «Не надо адреса, так передай». — «Где же я найду его?» — «Не надо искать, он сам тебя найдёт». — «Что он, шайтан, что ли?» — «Не шайтан, а умный человек. Всё в секрете держит. И ты в секрете держи». Потом, когда мы на Регистане были, я Фарманова увидел и письмо ему передал. Он прочитал, хотел выругаться, но не выругался, а сказал: «Ответ я завтра принесу. Где завтра будете?» — «С утра в обсерватории Улугбека». — «Туда и принесу». Ну, а что дальше было, вы сами знаете, вам, наверное, Севка Клюев рассказал.

— Знаю. А что в письме Садуллы было?

— Не читал я, а в обратном письме — про плов.

— Значит, ты про плов Садулле отдал.

— Отдал. Как приехали, в тот же день и отдал.

— Что он сказал?

— «Молодец», — сказал. Больше ничего.

— Ещё что-нибудь поручал тебе?

— Нет, да я его и не видел больше. Гульчехра Хасановна, они что, шпионы?

— Правду тебе скажу, я и сама не знаю. Поговорить меня с тобой попросил один хороший человек. Кроме него, про наш разговор никто не знает и не узнает, если…

— Чего вы не договариваете?

— Если ты никому не скажешь.

— Скорее из собственного языка плов сварю.

— Завтра суббота. Можешь остаться дома, а уж в понедельник обязательно приходи.

— Нет, завтра приду. У нас первый урок математика.