Друзья из Сары-Тепе

Глава XIX, заключительная

После тоя ребята четвёртого «Б» стали разъезжаться по разным местам. Первым уехал Сева Клюев; потом Катя, Карим и Карлсон; потом Хадия; потом и все остальные.

Сева с Андреем Петровичем, встретив в Самарканде прилетевшую из Ленинграда Любовь Сергеевну, отправились путешествовать по знаменитым городам Средней Азии: Самарканд — Бухара — Хива — Ташкент.

Карим, Катя и Карлсон уехали в горы помогать пасти молодых овец.

Особенно хорошо помогал Карлсон. Он очень подружился с Найдой, хотя они и были разных пород. К Малышу Карлсон отнёсся тоже доброжелательно, очевидно, следуя поговорке, которую он часто слышал от людей: «Друзья моих друзей — мои друзья!»

Карим и Катя пасли овец не всё время.

Карим много рисовал.

Катя вела дневник — записывала в толстую тетрадь всё, что видела интересное. «Вырасту — буду журналисткой», — сказала она Кариму.

Писала и Тоня-Соня. Что ни день, то рассказ или стихотворение. Или хотя бы строчка рассказа или стихотворения. А как же иначе? Её и в Артек-то послали не просто так, а за литературную деятельность: на городской литературной олимпиаде рассказ А. Шариповой «Операция „Улугбек“» был удостоен первой премии.

Ещё Тоня-Соня писала письма. И не только домой, но и в тот пионерский лагерь, что открылся совсем близко от их города на берегу нового водохранилища. Туда она посылала одно общее письмо, а оттуда получала два отдельных — от Анвара Уйгунова и от Саттара Алиева. Мальчишки жили в одной палатке и почти совсем не ссорились, так как, по словам Анвара, «Саттар перестал воображать, что Аллах без него бы земной шар не построил».

Хадия Фирузова лето проводила в кишлаке, где её все очень полюбили — и люди, и собаки, и овцы.

Староста Юз уехал с мамой в Киев. У них там были родственники.

В общем, разъехались кто куда. В городе никто не остался.

Значит, закончилась наша история? В том-то и дело, что нет. Разве не сказал Борис Яковлевич: «Годы проходят, а история продолжается», и разве не продолжением нашей истории явился подарок, который получил ленинградский, теперь не четвёртый, а пятый «А» класс к ноябрьским праздникам?

Перед самыми праздниками в школу на адрес пятого «А» была доставлена увесистая бандероль. Вскрыли — тридцать восемь книжек, предназначенных, как говорилось в сопроводительном письме, «тридцати семи ленинградским друзьям и их классному руководителю».

Книжки были невелики по размеру, в бумажном переплёте, без картинок. Но это были настоящие книжки, напечатанные в настоящей типографии, с настоящим названием на обложке.

Как же они назывались? А вот так: «Рассказы интересных людей, собранные и записанные четвёртым «Б» классом».

Кинулись смотреть оглавление: «История человека из глины», «Случай на заставе», «Как узбекский солдат во время войны статую спас», «Сбрось паранджу, сестра», «Шайтан дедушки Юсуфа», «Карлсон, Найда и Малыш» и ещё двенадцать рассказов.

В тот день, когда были получены книжки, никто в пятом «А» уроков не слушал — все читали. А когда прочитали, то сказали единогласно: «Вот это здорово! Вот это идея! Давайте и мы записывать всё, что услышим от интересных людей!»

Может быть, на этом кончилась наша история? Ничуть не бывало. Разве не прямым её продолжением явился приезд узбекского пятого «Б» на зимние каникулы в Ленинград?

Что крику на вокзале было!

Особенно когда ленинградские ребята стали разбирать гостей.

Ведь гостей было меньше, чем хозяев, да ещё Севка Клюев забрал себе целых двух — Катю и Карима.

Помирились на том, что Тоня-Соня и Хадия будут три дня жить у Риммы и Леночки, а три дня — у Наташи и Любы. Распределить свои дни между двумя хозяевами пришлось ещё Юзу, который по-прежнему был старостой, и Саттару. Уйгунова Анварку чуть на части не разорвали. «Любимец публики», — сказала Катька. Анвар не обиделся.

Вообще за те шесть дней, что провели узбекистанцы в Ленинграде, не произошло ни единой ссоры. Некогда было. На двух автобусах вперемежку пятый «А» и пятый «Б» носились по городу.

Где только не побывали: у всех пяти памятников Петру Первому, на крейсере «Аврора», в Русском музее, на Финляндском вокзале — там стоит настоящий паровоз, на котором Ленин из Финляндии в Петроград приехал. В Эрмитаже были целых два раза.

Первый раз смотрели всё подряд, второй раз — только памятники искусства Средней Азии.

— Смотрите, смотрите! — закричали ребята из пятого «Б», увидев знакомые плиточки, покрытые сине-зелёной глазурью.

— Что такое? — откликнулся пятый «А».

— Да как же, самаркандские изразцы. А вот и надпись с мечети Гур-Эмира: «Это — могила султана мира, эмира Тимура»

Тут пятый «Б» вспомнил, что, когда они были в Самарканде, Гульчехра Хасановна сказала: «Спросите про надпись у ленинградцев». Тогда они не спросили, а теперь спросили:

— Как эта надпись оказалась в Эрмитаже?

Пятый «А» попытался ответить хором, но Вера Степановна не разрешила.

— Пусть Вадик Александров расскажет один, — сказала она.

И Вадик рассказал:

— Это случилось в тысяча девятьсот шестом году. Однажды жители Самарканда увидели, что над восточным входом в Гур-Эмир вместо надписи, которую они всегда видели, большая выбоина. Все заволновались, стали спрашивать, куда девалась надпись. Узнавали, узнавали и узнали, что муллы продали её турецким купцам, а купцы — в Германию, в Берлинский музей. Тут скандал произошёл ужасный, все дипломаты перессорились, и за очень много денег надпись вернули обратно в Россию. Тогда её поместили в Эрмитаж, чтобы все могли видеть.

После Эрмитажа побежали в Летний сад, оттуда — на Марсово поле.

Узбекские ребята очень хотели побывать в театре. А легко ли достать семьдесят билетов, да ещё во время каникул! Однако, как сказал Анвар, «если Аллах захочет, то может творить чудеса». В роли Аллаха выступила Вера Степановна. Как ей это удалось, никто не знает, но пятый «А» и пятый «Б» оказались в театре, да не в каком-нибудь, а в Малом оперном, да не на каком-нибудь неинтересном спектакле, а на опере Сергея Баневича «Фердинанд Великолепный»!

— Очень хорошая музыка, — сказала на обратном пути Тоня-Соня.

— Добрая, — сказала Хадия.

— Под такую музыку хочется стоять на голове, — сказал Севка.

— Нет, танцевать, — возразила Леночка Маркова.

— Я бы тоже поймал этих громил, как Фердинанд, — сказал Саттар.

— С твоим голосом надо в опере про ишака выступать, — сказал Анвар.

— Жалко, собак в театр не пускают, — ответила Катя.

— Игрушечных пускают. Видел, даже на сцену пускают, — сказал Вадик.

При чём здесь собаки?

Да главным героем оперы — замечательным, добрым, честным, храбрым и умным Фердинандом — был пудель!

Потом прошло ещё два дня, и пятый «Б» уехал домой.

Может быть, на этом кончилась наша история? Нет, и на этом она не кончилась. Потому что это история о дружбе, а настоящая дружба не имеет конца.