Друзья из Сары-Тепе

Глава XVII

Прошло не менее двух часов с того момента, как опустел раскоп, прежде чем Мурзаев открыл глаза. Он ползком подобрался к выходу, выглянул наружу — никого. Так же ползком вернулся обратно. Не останавливаясь в главном коридоре, прополз в пещеру с чёрными стенками и привалился к камню, которым по приказу начальника задвинул ход к реке. Лучше ещё подождать — безопасней будет.

Несколько раз в течение этого месяца Мурзаев делал попытки остаться на раскопе. То забредёт за край холма, то задержится в келье, где хранились лопаты и кирки, то присядет в тёмном углу коридора, словно разглядывая что-то внизу. Но каждый раз его окликали, да ещё шутили: «Смотри, оставим в пещере, ночью души монахов придут, под землю утащат». Монахов он не боялся, пограничники — это другое дело.

Было страшно. Мурзаев бросил под язык щепотку наса и взялся за камень.

Ему не нужен был выход к реке, он только хотел спрятаться, переждать. Он знал, что пограничный патруль обходит пещеры Сары-Тепе. За камень они не заглядывают — если б его отодвигали, на песке оставался бы след.

Камень примыкал к стене не вплотную, между ними была узкая щель.

Мурзаев обхватил камень руками и сделал попытку отодвинуть его — не вышло. Мурзаев навалился всем телом — камень ни с места. Бормоча ругательства, он принялся его раскачивать — камень стал поддаваться. Ещё немного — и щель расширилась. Мурзаев протиснул в неё своё тощее тело.

Очутившись по ту сторону камня, он сел на землю и вытер пот.

«Здесь не найдут. Если найдут, скажу: „Испугался идти на заставу, чтоб не подстрелили, если за шпиона в темноте примут“. Ночи дождусь. Если снаружи найдут, скажу: „Голова болит, от страха ноги в другую сторону пошли". Поверят… Как не поверить… А если „там“ найдут?» Об этом он старался не думать.

Дома, едва успели помыться и переодеться, Севка бросился к отцу.

— Па, нарисуй мне наган, веблей-скотт, современный револьвер, кольт и парабеллум. Очень нужно.

— Каких размеров?

— Как настоящие.

— В натуральную величину?

— Угу, в натуральную.

Через двадцать минут с пятью тетрадными листами в руках Севка ворвался в дом Анзират Зиямовны.

— Карим! — заорал он что было мочи.

— Не кричи, я здесь. Сделал?

— Отец сделал. Понеслись!

Вдвоём они понеслись за Катькой; вчетвером, включая Карлсона, они понеслись к Тоне-Соне.

Тоня-Соня стояла на голове и пела «кверхногамную» песенку:

Но как раз болтать ногами она и не могла. Её ноги были зажаты в огромных ручищах одного из братьев Шариповых. Стоило ему хоть немного расслабить ладони, как Тоня-Соня моментально заваливалась набок. Пять остальных братьев-богатырей сидели на корточках у дувала и подавали советы:

— Упрись ладошками в землю.

— Найди точку опоры. Расставь руки пошире.

— Тяни ноги свечкой.

Ох и любили они свою Тоньку!

При виде ребят Тоня-Соня дрыгнула ногами, брат подхватил её под живот и одним взмахом перевернул с головы на ноги.

— Здорово! — крикнул Севка. — Можно в цирке выступать!

Братья рассмеялись и, помахав ребятам, цепочкой ушли за ворота.

— Случилось что-нибудь? — спросила Тоня-Соня.

Карим взял у Севы рисунки и разложил их на земле.

— Тоня, ты говорила, что видела на стене мазара нарисованный пистолет.

— Говорила.

— Скажи, пожалуйста, какой больше всего похож на него?

— Этот, — Тоня-Соня ткнула кончиком ноги в веблей-скотт.

Ребята переглянулись.

— Не торопись, посмотри внимательно, подумай, — продолжал «опознание» Карим.

— Чего там думать, я и так вижу, что этот.

— Спасибо, до свидания, Тоня, — сказал Карим, собирая рисунки. — Приходи в гости.

— До завтра, — сказала Катька.

— Привет! — крикнул Севка уже с улицы.

— Куда же вы? Не успели прийти…

Когда Тоня выбралась за калитку, она увидела только пыль, поднятую шестью ногами и четырьмя лапами. Сами ребята и Карлсон успели исчезнуть за углом.

Недовольная Тоня вернулась назад. И братья ушли, и ребята убежали. Прямо хоть за уроки садись. Мысль об уроках настолько огорчила Тоню-Соню, что она стала подумывать, не пойти ли ей лучше в гости к Хадие, но как раз в этот момент над дувалом появился Анвар.

— Салям, моё почтение.

— Здравствуй. Ты чего?

— Щедрый хозяин не спрашивает, а упрашивает.

— Заходи, гостем будешь.

Анвар перемахнул через стену и очутился во дворе.

— Ты у нас с самого Нового года не был. Почему?

— Отец сильно пил. А теперь не пьёт. На него Гульчехра Хасановна накричала, он и испугался.

— Ну!

— Клянусь Аллахом. Давай уроки делать.

— Давай. Только давай сначала поиграем в железную дорогу. У меня новые вагоны есть.

— Сначала уроки.

Тоня вздохнула, но спорить не стала.

Катя, Карлсон, Карим и Севка неслись сломя голову. Катя с Карлсоном впереди, Карим и Севка следом.

— Куда? Пожар? Солнце с Луной встретились? Министр приехал? — кричали им люди.

Они только отмахивались.

На втором перекрёстке Севка сам крикнул Кариму:

— Мы куда бежим?

— К Кате, у неё план есть, — на ходу ответил Карим.

Севка подумал, что у Катьки в голове есть план дальнейшего проведения операции «Улугбек», а оказалось, что Карим имел в виду план старого городища, висевший в комнате Катькиного отца.

— А он не военная тайна? — опасливо спросил Севка, пока Катька, взгромоздясь на стол, снимала план со стены.

— Не говори глупостей. Секретный план запирают в сейф, а не вывешивают на стене.

Севка и сам понял, что сморозил чушь: ведь на плане были не военные объекты, а холмы и развалины старого города.

Чтобы скрыть охватившую его досаду, он повернулся к Кариму и деловито сказал:

— Ну, выкладывай свою версию.

— Понимаете, ребята, — начал Карим, — я всё думаю, вдруг и правда басмачи спрятали скульптуру.

— Версия не годится, — перебил его Севка. — Борис Яковлевич говорит, что скульптуру спрятали сами монахи, когда покинули монастырь.

— Раз Борис Яковлевич говорит, значит, так и есть. Но могло случиться, что монахи спрятали скульптуру, а басмачи нечаянно на неё натолкнулись?

— Могло. Как версия это годится.

— Если бандиты нашли скульптуру, то они ей очень обрадовались, — продолжал Карим.

— Конечно, обрадовались, ещё бы не обрадоваться, — поддакнул Севка. — А почему они обрадовались?

— Потому что скульптура стоит много денег, особенно древняя. Её продать можно.

— Правильно! Слышишь, Катька! Скульптура получается как клад.

— Правильно-то правильно, — задумчиво сказала Катька, — только как мы узнаем, где запрятан этот клад, вот если бы басмачи оставили записку, а мы нашли бы её…

— Записки они не оставили, но обычно бандиты оставляют какие-нибудь метки, чтобы самим потом отыскать. Вот я и подумал… Если бы один пистолет, а то целых два… Вдруг это и есть метки.

— Правильно!

— Подожди, может быть, и неправильно, но придумал я так. Раз Тоня-Соня угадала пистолет, то получается, что пистолеты в пещере и в мазаре нарисовал один и тот же человек. Теперь смотрите.

Все склонились над планом.

— Пистолет в мазаре был нарисован дулом на северо-запад. Помните, Тоня-Соня говорила: «Как вхожу, он прямо в меня целится». А пистолет в пещере нарисован на северо-восток — это мы сами видели. Теперь, скажи, Сева: если выстрелить из обоих пистолетов одновременно, где пересекутся пули?

— Здесь. — Севкин палец опустился на Кара-Тепе, «Чёрный холм» — даже на плане он был окрашен в чёрный цвет.

— «Может быть, в Чёрном, а может быть, в Буром ждёт не дождётся нас наша скульптура», — продекламировала Катька.

— Ура! Операция «Улугбек»! — завопил Севка.

От избытка чувств он перевернулся на голову и запел:

подхватили Карим и Катька.

Всем сделалось весело. Все стали орать, бегать по квартире. Карлсон нечаянно опрокинул два стула, Севка нечаянно сорвал на кухне занавеску. Потом они стали бросаться подушками. За этим занятием их и застал Борис Яковлевич, зашедший предупредить Катьку, что её отец, задержанный делами службы, останется ночевать на заставе.

После ухода Бориса Яковлевича Карим сказал:

— Наверное, надо было всё рассказать.

— Кому?

— Борису Яковлевичу.

Катька даже в лице изменилась:

— Глупости какие! Мы придумали операцию «Улугбек», мы догадались про Чёрный холм, а находить другие будут?

— Правильно, — поддержал Катьку Севка, — сами найдём.

— Почему непременно сами? Как археологи работают? Разве они говорят: «Этот светильник нашёл я, а эту надпись нашёл ты?» Они всегда говорят: «Мы нашли». Потому что они копают не для того, чтобы стать знаменитыми, а для науки.

— Мы тоже для науки. Мы же скульптуру себе не возьмём. Только найдём, и всё.

Короче говоря, Карим был один, а возражали ему двое.

— Ну хорошо, сами. А как мы это сделаем?

— Придумаем, про Кара-Тепе придумали и про это придумаем.

Разошлись, когда уже сделалось совсем темно. Катька не стала убирать квартиру. Она наспех почистила зубы, умылась и прыгнула в кровать. Потом вскочила, завела будильник, поставила его как можно ближе к подушке и снова прыгнула, на этот раз прямо под одеяло.

Когда наступила ночь, Мурзаев выполз из своего укрытия. Сопя и ругаясь, он задвинул на прежнее место камень и разровнял песок — необходимо было, по возможности, не оставлять за собою следов. Справившись с камнем, Мурзаев выглянул наружу. Тишина. Можно было подумать, что ночь поглотила не только свет, но и звуки. Он юркнул в молельню, вышел оттуда с киркой и лопатой в руках и, едва передвигая ноги, двинулся к Чёрному холму. Название у холма и то было страшное.

Мурзаев шёл заранее намеченным путём, стараясь производить как можно меньше шума. Главное было — тихо дышать, звуки шагов поглощала песчаная пыль.

Он благополучно добрался до северного склона холма, прополз вверх и принялся шарить руками, царапая пальцы о колючки кустов.

«Слава Аллаху, есть». Сук, которым он отметил впадину, был на месте.

Прошло без малого две недели с того дня, когда Мурзаеву, посланному за топливом для самовара, удалось облазить Кара-Тепе. Никакого входа внутрь он не нашёл, да это и к лучшему — был бы вход, в холме бы люди побывали. Зато на северном склоне холма он обнаружил заросшую колючками впадину. Спасибо археологам, научили: «Раз углубление — значит, под ним провал».

Мурзаев воткнул в углубление сук.

Теперь не надо было искать. Он ударил лопатой в отмеченном месте. Металл с мягким скрежетом врезался в холм.

Копать было нетрудно, рыхлый песок легко отделялся от склона и, отброшенный в сторону, бесшумно сыпался вниз.

Мурзаев работал быстро, но медленней, чем хотелось. Страх сжимал ему горло, мешал дышать. При малейшем звуке он падал на землю, стараясь слиться с холмом. Звук проходил, исчезал. Что это было — лиса, или птица, или просто почудилось? Постепенно он перестал бояться и даже подумал: «Плохо стерегут границу. Я прошёл, и шпион пройти сможет».

Через четыре часа непрерывной работы он решил, что археологи всех обманывают, что под впадинами нет пещер.

В этот момент его лопата свободно скользнула вниз — внизу была пустота. Он вытащил лопату и бросил камушек в щель. Почти сразу раздался стук — пещера была невысокой. Мурзаев расширил щель и прыгнул вниз.

На кнопку фонаря он нажал раньше, чем поднялся на ноги.

И сейчас же на стене заплясали тени. Ни на кого не похожие, страшные, с огромными круглыми головами и плечами до самых ушей. Они раскачивались, становились то большими, то маленькими. «Монахи! Клад стерегут. Говорят: кто их увидит — тому смерть».

Но он не умер. А оставшись в живых, разглядел, что тени отбрасывают глиняные фигуры.

Он перевёл дыхание и, цепляясь за стенку, встал.

«Статуи. Те, что археологи не нашли. Теперь, если поймают, скажу: „Пришёл за статуями“. Хорошо скажу: „Государству хочу подарок сделать“. Поверят. Ещё наградят».

Мурзаев стал озираться по сторонам. Если не считать скульптуры, пещера была пуста. Небольшая, прямоугольная, она просматривалась вся целиком — нигде ничего. Мурзаев с фонарём в руках принялся обшаривать каждое углубление неровно отёсанных стен. Пусто! Ни сундучка, ни запечатанного сосуда, ни кожаного мешка! Где же то, ради чего он принял на себя эти ночные страхи? Может быть, под завалом?

Пробка надувного песка была неширокой, но её хватало, чтобы похоронить под собою сокровище.

Мурзаев отогнул полу халата и достал из кармана часы. До рассвета оставалось не менее двух часов, и он снова принялся копать.