Дурень. Книга вторая. Позывной "Калмык"

Глава 18

Событие сорок пятое

Я не нахожу в бедности ничего привлекательного и поучительного. Она меня ничему не научила и лишь извратила мое представление о ценностях жизни.

Чарли Чаплин

Бросать всё нажитое непосильным трудом Виктору Германовичу не хотелось. Если он уедет на пару лет, как Иваницкий Сашке посоветовал, то налаженное производство, селекция и коневодство без него, каким бы хорошим управляющим Андрюха Павлидис не был, захиреет постепенно, а то и регресс начнётся. Крестьяне растащат семенную рожь, ячмень, пшеничку. Заморозят кукурузу и без удобрений измельчает подсолнух и картофель. Без севооборота начнут накапливаться болезни и в конце концов всё погибнет. Фитофтору только запусти, уже не избавишься.

А ведь он может толкнуть страну вперёд, если выведет хорошие сорта зерновых, картофеля и кукурузы с подсолнечником. А перцы, а кабачки, баклажаны⁈ Нет. На два года уезжать нельзя. Кох даже думать об этом отказывался.

А на зиму? Вот, одну зиму точно без него обойдутся. Перебрать зерно… семечки тоже. С этим грек Андрюха справится. Ну, а ежели что, то четверо ветеранов крестьян успокоят крестьян, хотя вроде и так народ бунтовать не собирается, при Сашке, если и не изобилие настало, то жить точно полегче христианам, чем пять лет назад. Оброка толком нет, только три дня барщины, как в законе и прописано. Так новым немецким колёсным плугом, да с запряжёнными в него парой шайров, пахать не обуза, а удовольствие. А оброк? Смешной. То ягодами, то листьями малины или мухоморами даже. Это не пшеничку, с таким трудом выращенную, отдавать. Чудит барин, да и ладно — дурень же. Опять и часть своей пшенички или ржи дурень чуть не за бесценок продает обчеству, а посеявшие её счастливчики урожай получают, как бы и не в двое супротив обычного. Да и что говорить, хоть и непривычный продукт картоха, а подспорье зимой к столу хорошее, позволяет дотянуть до нового урожая, экономя хлебушек.

Сашка отогнал неожиданные воспоминания и прошёл вслед за «не тем» Радищевым и кикиморой в их половину второго этажа. Комнаты были болллллльшие. Они, как и во всех домах сейчас, располагались анфиладой, такую простую вещь, как коридор, ещё не успели изобрести? Но вот у них же в тереме именно коридор и двери в комнаты. Так и у Ксении в старом доме коридор был, ну, а новый перестроили по Сашкиным эскизам, и он там точно коридор не забыл.

— Вот эта была спальня моей покойной маменьки Елизаветы Васильевны, — остановился перед тяжёлой зелёной бархатной шторой полицмейстер. Он перекрестился трижды. Анна последовала его примеру, а дархан Дондук свёл руки перед грудью лодочкой и наклонил голову.

Спальня была метров шесть на шесть. Тут танцевать вальс можно, не боясь за что-то зацепиться. Радищев, нёсший подсвечник с тремя свечами, приподнял его над головой, позволяя квартирантам осмотреть спальню. Огромной кровати с балдахином, обычной мебели для спальни, здесь не было. У стены была лавка, скорее, чуть больше метра в ширину, застеленная такой же тёмно-зелёной, как и штора, бархатной материей. Рядом стоял секретер и пуфик. Два окна закрыты всё теми же зелёными шторами. На стене у этой кровати, что ли, висело зеркало в литой раме медной и несколько картин — натюрмортов в дешёвеньких рамах.

— Это картины нарисованные матерью в ссылке в Илимске. Анна Тимофеевна, думаю вам будет удобно здесь спать, — Радищев ещё раз поднял подсвечник.

И как тут они вдвоём разместятся. Печалька. Сашка тяжко вздохнул. Идея приехать в Петербург нравилась ему всё меньше. Следующей комнатой был кабинет. Полки с книгами, бюро, всё как у его отца, в тереме, в Болоховском. Потом ещё одна спальня. Ну, слава богу, хоть тут была та самая большая кровать под балдахином. Последняя комната была огромной гостиной. Или даже бальной залой. Примерно шесть метров на двенадцать. В углах несколько витрин с посудой, на стенах картины. Между окон у стен стулья венские. На потолке большая литая люстра с гнёздами для свечей и отсутствием этих свечей. Да до изобретения парафина и стеарина далеко. Пока только воск. А пуд воска — это шестнадцать рубликов на серебро. С доходом в пятьсот рублей в год свечи — это ещё та роскошь.

— Нама нраися. Мы остаеся, — Сашка дёрнул за рукав шубы Аньку, стоящую с мрачной физиономией. Столько дифирамбов пропел Виельгорский про эту квартиру, а тут мрачно, темно, бедно.

— Да, Ваше Высокоблагородие мы остаёмся. За каретник нужно платить отдельно, или он входит в стоимость проживания? — молодец Анька. Кох про дормез уже забыл. Так его эта бедность и будущая неустроенность из колеи выбила.

Не, надо быстренько обделать то дельце, которое себе наметил и валить назад к навозу и червям. И обязательно нужно выехать не позднее самого начала марта. Путешествия на санях по булыжной мостовой длинною всего в две версты достаточно. Встрять в такую же ситуацию по дороге домой, где-нибудь сразу после Москвы в лесу, не хочется. За битого двух небитых дают.

— Хм, каретник…

— Дэисят рубилей миесяца.

— Конечно, госпожа Серёгина. Пользуйтесь каретником и конюшней.

Событие сорок шестое

Я стану говорить, что дороги дрова; Что вот последний грош сейчас сожгла вдова Страдальца бедного…

Л. Мей. Дым

— Может ещё не поздно, давай Ань сегодня на рынок сходим, картошка, георгины, гладиолусы, тюльпаны, пионы и прочие ирисы, вдруг чего ещё продаётся, — растормошил утром сонную и злую кикимору Сашку.

— Вот ты дурень! Сашка, ну почему все с годами умней становятся, а ты только дурней? — Анька села на кровати, завернулась с головой в одеяло и только носик острый торчал.

— Чего опять? — Сашка только сделал зарядку со всякими отжиманиями и приседаниями и теперь от него пар валил. Тонкая хлопчатая рубашка промокла от пота и обтянула разгорячённое тело.

— А ладно, Ваша Светлость, вот купишь ты всё это. Придем сейчас пишиком на рынок, а там всё это продаётся. Купишь. Потратишь денег немерено, а потом что? Как ты зимой это всё довезёшь до Тулы, а потом и сохранишь до весны. Даже мне известно, что тюльпаны осенью в землю закапывать надо. Про остальные не знаю, — Анька носа из-под одеяла не высунула, точнее, как кончик торчал, так только он и продолжал торчать. Потому бурчание было глухое и нестрашное.

— Ну, и из Голландии ирисы в тридцатиградусный мороз… Кх. Брежу. Я говорю, что, если надо, я и из Голландии в тридцатиградусный мороз чего нужно привезу. А в дормезе тепло. Закопать в землю, завернуть в ткань и в сундук, а тот сундук в больший, и между ними войлок проложить. При перетаскивании сохранит температуру, а в дормезе топим. Пошли, Ань? А то один пойду.

— А когда этот ужас будем в порядок приводить? Я так три месяца не выдержу.

Да, это вам не Рио-де-Жанейро. Это гораздо хуже. В доме наследника первого революционера было несколько печей. И в той половине второго этажа, что сняла купеческая вдова Анна Тимофеевна Серёгина их было три. Печи-то были… Нет, и дрова были. По нескольку полешков возле каждой печи в специальных чугунных дровницах лежало. И даже несколько лоскутков бересты для розжига. Сашка с Ванькой младшим растопили и целый час примерно печи горели, нагревая воздух в комнатах. А потом дрова кончились. Пошли искать, а оказалось, что дров в доме больше нет и вообще покупайте дорогие постояльцы сами и топите сколько хотите. Это лакей всё тот же в полушубке сказал. А Радищев ничего не сказал.

— Почивает барин. Будить не велено. К завтрему ему рано на службу.

Не вымерзли. Температура к утру опустилась почти до нуля, но под одеялом пуховым и двумя шубами, обнявшись, до утра дожили.

— Так там на рынке и дрова может продают. Опять же, продукты купить надо и кухарку нанять.

— Тогда иди, только на меня ещё одну шубу набрось, — буркнула Анька. Сашка за пять лет к её утреннему бурчанию привык. Ну, сова кикимора. Ничего с этим не поделать. Выпьет сейчас отвара своего и станет прежней смешливой и ершистой Анькой. Или кофе лучше?

Пришлось отстать от совы и сони Сашке и раскочегаривать бульотку. Всё же великая вещь горячий кофий. Один запах чего стоит. Кох заварил две большие кружки. В бульотку, как раз, четыреста грамм примерно входит. Сашка чуть её усовершенствовал. Сделал ситечко и внутрь поместил через трубочку, изобретя, наверное, первую в мире гейзерную кофеварку.

Раз и две кружки кофе готовы. Как в мультиках или рекламах Сашка поводил кружкой перед носом сидя спящей кикиморы. И ведь сработала уловка рекламная, из-под одеяла высунулась рука. Вся в кольцах. Это не страсть такая у кикиморы его, это её Сашка заставил так вырядиться. Не запредельные деньги, но встречают именно по одёжке, а купчиха, по его мнению, должна быть вся разукрашена золотом и драгоценными каменьями. Нет у неё вкуса, зато есть деньги. Вчера так намучились, что Анька даже снять их на ночь забыла.

Через час, когда уже рассвело, а каминные часы, заведённые вчера Радищевым, показали половину одиннадцатого они вышли вчетвером на улицу. Фёдора оставили заниматься фризами. Точнее спасать от них местных бедолаг. Это обещало вылиться в проблему. Местного конька они почти зачморили загнав в угол и покусав, а кобылку обхаживали все трое. Беда надвигается. И для конюшни, разнесут и для кобылки. Да как бы и друг друга не покалечили.

Ванька соловьём — разбойником засвистал, вызывая извозчика. Это им всё тот же слуга местный посоветовал. Нда. А чего вызвали — приехал. Приехала. Пролётка на двоих. А куда Ваньку и Улана девать. Пришлось снова свистеть. Ещё один извозчик вскоре появился. Расселись и Сашка Аньке шепнул, скажи ему, чтобы ехал на рынок, где дрова можно купить и продукты.

— Хм, так не делают, барыня, но отвезть можно, чего не отвезть, воля ваша. Рубль.

По дороге на рынок от словоохотливого кучера узнали интересные подробности, лучше бы вчера он им их рассказал, сейчас уже поздно пить боржоми.

— Теперича вот чего, барынька. Квартиры в городу сдаются «с дровами» али «без дров», о сём всегда в договоре прописыватся, и от чего зависит цена жилья. С этой-то стороны, квартиры с дровами кажись гораздо удобнее: хозяин-то сам заботятся о покупке и доставке дров, оно же, как оптовый покупатель он завсегда получат дрова по низким ценам, но, с другой ежель стороны, он экономит аспид на качестве дров. Топить эвон печи плохими дровами — сущее наказание для жильцов. Если же квартира сдаёться без дров, то тута могёт быть, что она холодная, и сколько бы ты ни топил даже самыми лучшими дровами — берёзой сухой, она не прогрееться. У вас-то, понятно, без дров.

— А уголь можно купить, — поинтересовался Кох. Там, в прошлом будущем, у него дед всегда печь сначала дровами топил, а на ночь загружал в печь уголь, и он поддерживал температуре в доме всю ночь.

— Уголь? Так можно и уголь. Слышал в порту, что в Петербург ежегодно прибывает от 5 до 6 кораблей «аглинских угольев». Только не слыхивал, чтобы ими, угольями-то, печи в домах топили. Кузнецы покупают, да ещё на фабрики.

На спине ли дрова ты несешь на чердак,

Через лоб протянувши веревку.

Н. А. Некрасов. Из цикла «О погоде»

Событие сорок седьмое

Самая лучшая одежда для женщины — это объятия любящего её мужчины. Но для тех, кто лишен такого счастья, есть я.

Ив Сен-Лоран

— Анька, а спроси этого знатока, нельзя ли нанять человека на три месяца, чтобы он нас дровами снабжал и углём, — как-то не улыбалось Коху всю зиму ездить через полгорода за дровами.

— Чего же нельзя. Можно. Нужно даже. Куда вам барынька самой. И киргизец ваш не помочник, его и обманут и пришибут. Хиленький оне. Есть дровяники. Я пришлю к вам, как вернёмся. А вот и подъезжаем ужо. Между 2-й и 3-й линиями на Васильевском острове раньше, до наводнения, работал Меншиковский рынок, там продавали сено, дрова и продукты. А что теперича? Да то же и есть. Чуть переехал, после наводнения. А очутившись возля церкви Андрея Первозванного, рынок и поменял название на Андреевский. Вот он — Андреевский рынок. Вас туточки дожидаться, али обратно сами добираться будете.

— Туточки, — зыркнула на Пахома, так звали разговорчивого кучера, Анька. — Мы быстро, если дрова покупать не надо, то мы быстро.

— Видел я ваших жеребцов. Тут овса нужно куплять. Тута есть с доставкой. Да всё можно с доставкой, только плати.

Анька взяла Сашку по привычке под руку, но увидев дикий взгляд какой-то торговки, отпустила. И правда, богатая барыня идёт под ручку с киргизцем. Это для Питера перебор.

Взяли Аньку в коробочку. Спереди идёт дархан Дондук, потом Анька, за нею Улан, а рядом почти вплотную, чтобы не оттеснили Ванька младший. На рынке толкотня страшная. И к гадалке не ходи, рыщут карманники и прочие ловцы удачи. А вот барынь почти не видно. Не ходють барыни на рынки — есть прислуга. Калмыки тоже. Не ходють. На их компанию сразу сотня глаз вылупилась. По улице слона водили. Это про них. Подошли к тётке, что яблоками торговала. Ну, они же мороженные. Рядом мочёные. Всё же Сашка у нескольких торговцев и торговок яблоки купил. Шарлотку можно сделать, и косточкам морозец в пару градусов не страшен. Ещё Кох купил у одной тётки морковь. Эта была не на улице, а внутри здания в рядах. Если быстро везти, то не замёрзнет. Морковь у торговки для нынешнего времени просто удивительная. В будущем и белую выведут, и почти красную — малиново-оранжевую, и с хвостиком, и без. Эта была не такая, чтоб совсем уж малиновая, но гораздо насыщеннее цвет, чем у остальных продаваемых на рынке, а следовательно, и каротина больше. На этом удача их покинула, больше ничего интересного не было, но, чтобы уж два раза не ездить, Сашка у нескольких торговцев купил по маленькому мешочку ржи, пшеницы и овса. Не возвращаться с десятком яблок и несколькими морковками. Извозчик удовольствие не дешёвое, пусть хоть что-то везёт.

На выходе купили лошадям овса и сена с доставкой.

Продавали и лошадей. Даже Шайра два было. Но они были гнедые и не вписывались в Сашкин план выведения вороных великанов. Ну, и не гнать же шайров отсюда. С их скоростью⁈ Это прямо сегодня и нужно назад возвращаться.

Ванька, отправленный в самостоятельное плавание, принёс вскоре мясо, пару курей, живых причём, и муки. Потом сгрузив покупки в пролётку и усвистал снова, а вернулся, когда уже все подтянулись к экипажам, с картошкой и морковкой, обычной — мелкой и не сильно оранжевой. Ну, сейчас в основном вся такая.

— Рис? — поинтересовался Сашка у пацана. Хотелось приготовить плов, тряхнуть стариной, пока кухарку не наняли.

— Есть, вашество… тьфу есть, дархан.

— Пахом, а как нам хорошую кухарку на три месяца нанять? — подошла к кучеру Анька.

— Пришлю. Чего не прислать. Ежели сговоритесь. Хорошая кухарка. Говорит, у самого Грибоедова робила. Слыхали, в Персии убили его? Вот у него и робила. Ну, когда он в Петербурхе жил.

К вечеру Кох почувствовал себя настоящим петербуржцем. Он устал, как собака, он был зол, как собака и чувствовал себя собака — собакой. Хоть вой. Деньги, которые он копил на выкуп Басково из залога, улетали, как дым на сильном ветру.

Кухарка — чухонка, почти не разговаривающая на великом и могучем, и грязная, как все чухонки, наверное, обошлась Сашке в двадцать пять рублей в месяц. При этом она не умела делать плов. Не умела делать… Легче перечислить, что она умела. Каши умела и хлеб. А ещё щи. Ну, ничего, Сашка жив и Анька под рукой, научат. Потом Варпу — это её так звали, сможет наниматься на работу к князьям, и кормить их изысками получше поваров французов.

Она же привела свою сестру, которую звали Анна, но это не имя оказалось, а погоняло, на самом деле высокую веснушчатую рыжую девицу звали Аннели. Её наняли помогать Варпе или Варпу, может не склоняется имя. Один чёрт сразу в Варю переименовали, и заодно новая Анька будет работать прачкой и убираться в комнатах. Не перепутать бы Анек спросонья. Эта служанка обошлась в двадцать рублей в месяц. Дровяник Ильюха с дровами и углём, который сначала обошёл квартиру, заглянул в каждую печку и проверил берестой тягу, и даже окна осмотревший, потребовал за дрова и уголь на месяц вперёд пятьдесят рублей, но может и больше получиться. Потом пришёл мужик, который продавал карету со всей упряжью под пару лошадей. Пятьсот семьдесят пять рублей. Вообще, убожество убожеством, там ремонта ещё на сто рублей. Но не нанимать же каждый раз двух извозчиков, так за три месяца вообще без штанов останешься, а карету потом либо продать можно, уже отремонтированную, или с собой забрать.

Еле отбились от служанки для Аньки.

— А кто барыню раздевать и одевать будет? — вылупилась на Сашку Варпу.

— Я буду, — нет, не сказал. Подумал.

— Сама справлюсь, — за него ответила кикимора.

— И корсет затяните? — фыркнула чухонка.

А ей не надо. Не получается никак у Аньки бока отъесть. Так шкирлёй и ходит.

Расстроил Пахом Сашку при прощании окончательно, узнав, что квартиру они сняли за сто пятьдесят рублей, он сел на лавку и за голову схватился.

— Да я бы вам квартиру чуть поплоше из трёх комнат за пятнадцать рублей в месяц нашёл. Ох, не умеете вы деньги считать барынька. Ох, тяжко вам в жизни придётся. А столяра я завтра пришлю, он по-божески берёт. За таку работу? Ну не знаю. Он тут мебель месяц с гаком делал однем графьям, так пятьдесят рубликов взял на серебро. Ну и у вас поди стоко ж возьмёт. Но энто вы сами завтрева договаривайтесь.

— Саша, а что мне, может, нужен корсет? — скорчила рожу Анька, когда еле живые они повалились на кровать.

— Это для жирных, а ты сейчас попрыгаешь на мне и похудеешь.

— Не, не сегодня. Сегодня спать.