Дурень. Книга вторая. Позывной "Калмык"

Глава 4

Событие пятое

Есть два способа спорить с женщиной. Ни один не работает.

Итальянские пословицы и поговорки

А что со злаками? Чего удалось вывести? Так себе успехи. Возможно пять лет ещё не срок, и Кох всё же один за целую сельхозакадемию сработать не мог по определению, тем более без специальных знаний. Тем не менее, крестьяне из Болоховского и других окрестных сёл уже второй год пытаются рожь на семена у него купить. А в прошлом году в конце лета даже кто-то совсем безбашенный приличный такой кусок озимой ржи сжал ночью и утараканил в неизвестном направлении. До дороги упавшие колоски удалось отследить, а дальше видимо снопы были погружены на телегу и затерялись среди бескрайних полей. Правду говорят: «Что посеешь уже не найдешь».

Если рассматривать только одну озимую рожь, то выделил Сашка из посадок первых лет самый урожайный сорт и за четыре года, отбирая самые крупные зёрна и вырывая безжалостно на полоске высокие колосья и тщедушные растения, добился урожайности в двадцать примерно центнеров с гектара. Ну, это если пересчитать. Посеяно было всего соток десять этого нового сорта. Вот примерно сотку ещё урвали чьи-то загребущие ручки. Ноги при этом, а следы остались, были не в лаптях, а сапогах. Подозрительно.

Параллельно Сашка, переопыляя и специально заражая ржавчиной посадки, на нескольких небольших полосках пытался вывести сорт ржи устойчивый к Стеблевой ржавчине. Это какой-то грибок или водоросль. Вот точно в болезнях злаковых Виктор Германович не специалист, но вопросы крестьянам задал, в Москве, когда был какого-то ботаника нашёл в Университете и поинтересовался, чем больше всего рожь и пшеница белеют. На ржавчину ему все указали. Почему с неё и не начать? Есть ли успех. Ну, вот будет вспышка и удастся определить. Со спорыньей тоже перманентная борьба идёт. У себя получше на полосках стало. И перебирают зерно перед посадкой и прожаривают, и даже в соляном растворе купают. Это Кох видел по телеку. Там делали такой плотности соляной раствор, что зёрна тонули, а спорынья оставалась на поверхности. Поэкспериментировал и получилось. Потом зёрна промыли обычной водой и просушили чуть перед посевом. Получилось долго и дорого. И очень, и очень трудозатратно. Еле за три дня набрали на посадку трёх соток. Где-то около полутонны семян так обработали. И летом один чёрт чёрные рожки торчали на некоторых колосьях. Их уже вручную ходили пацаны оббирали.

Словом, Сашка, не получив, как у всех приличных попаданцев, мгновенный охренительный результат, чуть было не забил на эту селекцию. И даже всем уже сказал окружающим, что надоело это ему — бросит. А тут бац и украли часть урожая. И ведь у барина украли, не побоялись. И украли возможно не крестьяне. Что получается, что специалисты признали, что его рожь настолько лучше, чем собственная, что можно пойти на преступление лишь бы такие семена заиметь⁈ Похмыкал тогда Сашка и решил продолжать эксперименты. Может он и не совсем пропащий попаданец.

С пшеницей озимой чуть лучше. Спорынья к ней так не липнет и простой переборкой и сменой полей с картофелем и горохом удалось практически избавиться от чёрных рожек. А путем простого отбора более крупных семян получили в прошлом году урожай, опять по пересчёту, и с внесением перегнившего навоза и золы, в двадцать пять центнеров с гектара. Огромный по нонешним меркам урожай. Наверное, крестьяне или «некрестьяне» вороватые и на пшеничку элитную нацелились, но тут уже Сашка выставил караул из бывших вояк с ружьями, и никто на пшеничные полоски не полез. При этом можно было поставить ветеранов в засаду и изловить умника, но Сашка хоть и ворчал для других при народе, сам доволен был и искать прямо уж активно воришку не собирался, поэтому ветераны ходили с карамультуками так, чтобы их видно издалека было. Только для острастки.

По пшеничке озимой — ещё пару полос было экспериментальных, там опылили местный сорт — небольшой кусочек привезенной пшеничкой с Питера. Специально Кох туда купцам заказывал. Вроде бы слышал, что немцы под Питером работают, в смысле переселенцы из Германии, и у них там неплохие урожаи, а семена, понятно, геносе с собой из фатерлянда привезли, вот и появилась идея и чистую немецкую пшеничку попробовать и опылить ею свою, посадив две полоски рядом. В следующем году летом можно будет посмотреть, что получилось.

Ячмень так себе прогрессировал. Его Сашка улучшал просто заставляя пацанов перебирать и откладывать на посадку самые крупные зёрна. Вроде бы не вымерзал и успевал созреть. Урожайность в районе двадцати — двадцати двух центнеров с га. Естественно, и здесь при пересчёте. Его всего пять соток сеяли. В следующем году хотел Кох увеличить до двадцати соток.

Медленно, всё очень медленно. В СССР трудились десятки институтов и академий и сотни семеноводческих станций, а тут один инвалид умственного труда с пятью беспризорниками прикормленными. И там трудились, в том СССР, профессионалы, а тут один любитель. Точно, если бы не та кража, бросил бы это дело Виктор Германович. Как говаривал старик Робинзон, нужно выбирать дерево по себе. Можно было доехать до Москвы и пригласить к себе десяток студиозов на летнюю практику, а потом и нанять их, организовав семеноводческую станцию первую в мире, но на это нужны деньги, и пока их не столько, чтобы страну из болота тащить. Пока выжить бы самому. Даже Басково всё ещё в залоге.

Овощи остались. Картофель — главный овощ страны в будущем. Здесь на общем в целом безрадостном фоне чуть лучше. Можно считать, что получен сорт красной картошки с урожайностью далеко за двести центнеров с гектара. И здесь в пересчёте на эти гектары. На самом деле сорт занимает пока десять соток. С них собрали двести пятьдесят ведер. Кох меру в один кубический дециметр плотнику заказал — кубик внутри десять на десять сантиметров, то есть, в литрах всё теперь считать может. На основе литра заказал ветерану — плотнику Кузьме Воротникову ведро на двенадцать литров деревянное. Поместили в него картошку, взвесили в фунтах и пересчитали в килограммы. И так десять раз. В итоге получили, что в ведро в среднем входит десять килограмм картошки. Итого получилось, что с десяти соток сняли двадцать пять центнеров или двести пятьдесят центнеров с гектара. Для этого времени при урожае пшеницы или ржи в десять центнеров — это просто огромная цифра, а для будущего, где урожай за пятьсот не редкость — средний результат.

На этом юный селекционер не остановился, и крестьяне теперь картофель выращивают, и сами селекцией занимаются, он ведь продолжил «праздник Урожая» и за самую большую картофелину каждый год выдаёт золотой червонец. Ну, а людям не выкидывать же, варят. И… едят. И… даже не плюются.

Сейчас селекцию у себя Сашка стал вести не на самую большую картофелину, а на самый большой куст. В этом году три куста отобрали рекордсменских и все до единой картофелины с них в закрома положили.

И всё одно медленно. Пять лет. Это приличный кусок жизни.

Кукуруза два раза попала под возвратные заморозки и почти весь урожай в те годы пропал, но нет же худа без добра. Оставшиеся несколько десятков тут и там бодылочек — перенёсших иней были выращены и теперь Сашка надеялся, что у него есть районированный сорт. Параллельно такому расточительному селекционному методу идёт и второй. Там Кох выращивает рассаду в теплице в Басково, которую починил, и отбирает самые скороспелые початки. Может кажется, а возможно, что и нет, но в этом году созрела кукуруза на пару недель пораньше, правда и лето было на загляденье.

Нда, опять всё медленно.

Радует только одна культура. Подсолнечник. Тут без всяких селекционных дел урожайность в районе пятнадцати центнеров с га или десятины, здесь без всяких пересчётов. Две трети барских полей в прошлом году засадили подсолнечником. И в результате наторговали маслом холодного отжима на несколько тысяч рублей. Масло давили на изготовленном в Туле на оружейном заводе винтовом прессе. Быстро и легко, даже дивчина справляется. Отходы идут на корм курям. Кох для себя сделал немного халвы. С учётом стоимости сахара рубль за фунт совсем не дешёвое вышло лакомство. Но для себя же. Ну да. Только Машка с Анькой распробовали и лакомство даже до нового года не дожило.

А наука будет. Нужно прятать? Да, нет, нужно больше делать. И про зефир вспомнить — яблоки есть, яйца есть. Опять сахар. Не. Не. Ни за какие деньги. Сахарный завод, как безответственные попаданцы книжные, он строить не будет. В Москве он добыл сахарную свеклу. Посадил весной, получил семена, снова посадил и когда вызрела осенью проверил на содержание сахара. Проверил сложным путём. Никакой химической лаборатории нет, да и не знает он, как это проверяется, вообще не химик, нечего и лезть. Он просто поставил на растёртой в сероватую массу свекле брагу, а потом перегнал полученное на самогон, и ещё раз после. И потом от обратного, считая самогон семидесятиградусным, посчитал сахаристость этой свеклы. У него получилось в районе двенадцати процентов. Даже не смешно. В обычной свекле, из которой дебильные попаданцы у дебильных авторов делают сахар без извести и серы, насколько Виктор помнил, около девяти процентов сахара, как, кстати, и в моркови, чего тогда из моркови попаданцы сахар не делают. Так вот, при 12% сахаристости производить сахар, не имея оборудования и не помня, чего там и когда делают с известью и серой даже начинать Сашка не пытался. Он же дурень, а не дебил.

Событие шесте

Нужно, чтобы никто не платил налогов и подольше, тогда чиновники умрут от недоедания и наступит мир во всём мире.

Борис Виан

Что там ещё за пять лет натворили? Ага, есть ведь ещё однорукий пчеловод у Сашки. Или он сам по себе, но при Сашке? Ерофей Кобозев по прозвищу Однорукий теперь в Тульской губернии почти знаменитость.

Началось всё буднично довольно. Кох почему-то считал, что как все великие попаданцы книжные, он самый умный и хроноаборигены дети неразумные только пить водку, молиться и воздух портить умеють. А про пчелиные улья и слыхом не слыхивали. Лазють по деревьям в лесах и грабють диких пчёл. Приехал он когда в Москву и в университете зашёл в библиотеку и про пчёл книжку спросил, то думал пошлют его. А оказалось, всё с точностью до наоборот. Полно книг, журналов, статей в газетах и даже целые монографии есть. И суёт ему седой старикашка в древнем кафтане газету «Ведомости», где Кох через минуту находит следующую подчёркнутую в статье колонку: «Кроме того, в решении было указано: 'Для поощрения пчеловодства никакого сбора за устройство пасеки и помещений на землях, казне принадлежащих, не производить». Городским и земским властям было предписано «приохочивать жителей к занятию пчеловодством повсюду, где кто пожелает». Кабинет министров четко выразил свою позицию: занятие пчеловодством «…признает для себя полезным и выгодным как на землях собственных, принадлежащих крестьянам и городам, так и на казенных, впусте лежащих».

Каждому желающему выдаётся десятина земли под пасеку и шесть рублей безвозмездной ссуды. На этом статья не заканчивалась, дальше шли жалобы автора, что всё плохо в богоспасаемом отечестве с пчеловодством и совсем уже небывалая вещь. Сашка даже три раза прочитал, глазам не поверив. «Для исправления ситуации департамент предложил разрешить пчеловодам ставить ульи в казенных лесах, расширить обучение пчеловодов из числа государственных крестьян в специальной школе, основанной поручиком П. Прокоповичем в 1828 г. в селе Пальчики Конотопского уезда Черниговской губернии. В 1828 году в эту школу поступили 145 учеников, в том числе 105 казенных крестьян. Успешно завершили обучение 110 человек. Лучшим выпускникам предоставлялась ссуда в размере 50 ₽ серебром на 6 лет, они освобождались от рекрутства: вначале на 3 года, а затем, если покажут особое старание и хорошие практические навыки в пчеловодстве, и на более длительный срок».

Сашка вернулся в Болоховское, пересказал всё это Ерофею и предложил прямо немедленно, пока весна, отправляться в Черниговскую губернию, в Конотоп этот.

— Ох, далече, Вашество. На проезде разорюсь. Это если на станционных ехать…

— Возьми одного из наших коней, вон того рыжего жеребца и езжай верхом, — хотел простимулировать товарища боязливого Кох.

— Не, Вашество, это не быстрее и дороже выйдет. А ещё подкова отпадёт. А ещё сведут. А разбойники в их Малороссиях. Не, только на станционных, если уж ехать.

— Я тебе пятьсот рублей ассигнациями дам. Только ты уж выучись… И Ваньку старшего с собой забери. Вдвоём сподручнее и пусть он тоже учится. Парень смышлёный, читать писать, считать умеет. Вырастим из него настоящего пчеловода и тебе помощника. Ты там зарисуй всё. Особенно, как улей устроен. И не забудь записать. как книги называются, по которым тот поручик Прокопович учился. Я в Москве посмотрел одну, там так всё сложно и непонятно, что только запутался.

Уехали Ванька с Ерофеем и ни слуха о них ни… весточки. В начале осени Сашка уже стал волноваться. Неужели сгинули? Чёрт с ними с деньгами. а мужика три войны прошедшего и мальчонку тринадцатилетнего жалко. Вернулись ученики уже с первыми мухами. Оказалось, что не они такие разгильдяя, что время тянули, лишь бы домой не возвращаться к труду, а это поручик Пётр Иванович Прокопович их не отпускал. он всё преподавал поддерживая практикой, потому и получилось так долго. что по осени начали пчёл к зимовке готовить. В том Чернигове теплее, чем в Туле, но и то советовал поручик и сам наглядно на своём примере показал, что в специальной большой землянке пчёлы отлично зимуют.

С той поры полтора года прошло и у Ерофея теперь пасека в десять ульев и к нему на учёбу ходят многие «людишки» с окресностей Тулы. А в этом году губернатор Тульской губернии, откуда-то узнав о Ерофее Кобозеве, издал постановление основать в Басково такую же школу для пчеловодов. Приезжал важный дядька с золотым шитьём на зелёном мундире и договор с Ерофеем заключал. Заглянул и в Болоховское.

— Александр Сергеевич, это же на ваших землях мещанин Кобозев пасеку основал? — даже не представившись зелёный начал, разглядывая Сашку в рабочей одежде, он как раз ремонтировал пресс для отжима масла, как жужелицу редкую. Ещё бы, князь и весь в дёгте перемазан.

— Я есть Грут.

— Что простите? — сфокусировал наконец на нём очи карие чиновник.

— Да, говорю, я ему на круг пять десятин у леса выделил и клевером мы там всё засадили. Нужно кормовую базу для пчёлок создавать, — и руки не подашь, они в дёгте. Или попробовать, — А с кем имею удовольствие беседовать?

— Коллежский асессор Бобовческий. Илья Семёнович, из Департамента Государственного имущества Министерства финансов, — головой кивнул зелёный.

Бобчинский⁈ Вот с кого Гоголь списал. Был чиновник метр шестьдесят примерно росту и не меньше метра в пузе, в обе стороны.

— Чем могу служить?

— Земли, насколько я успел узнать, в залоге у банка? — поморщил нос от запаха дёгтя Бобовческий.

— Да осенью я постараюсь рассчитаться с банком…

— Я принял решение выкупить у банка эти десять десятин и предоставить их в пользование мещанина Кобозева Ерофея сына Степана, — не стал дослушивать этого барина-крестьянина министерская шишка. (Коллежский асессор — это как майор в армии, восьмой чин, дающий личное дворянство).

Сашка задумался. С одной стороны это его земля и в этом году он наберёт денег чтобы полностью с банком рассчитаться, а с другой, всё одно хотел её Ерофею потом отписать. Так почему не сделать этого за счёт государства. И Кох взял да и рассказал про то, как отправлял Ерофея с Ванькой в Черниговскую губернию в школу пчеловодческую.

— Пятьсот рублей ассигнациями? — скривил свою толстую даже пухлую физиономию зелёный.

— Ассигнациями.

— Хм. Школу. Быть по сему. Я дам команду местным властям такую школу организовать в Басково. Там же есть дом и флигель, я осмотрел. За пользование вашим имуществом получите пятьсот рублей. Пропитание учащихся за ваш счёт. До свидания, Александр Сергеевич. — И упылил на бричке.

Сашка поржал про себя, правда, ну, не обеднеет. Зато чуть толкнёт отечественное пчеловодство вперёд.