Глава 20

Событие пятьдесят первое


Тот, кто щеголяет эрудицией или учёностью, не имеет ни того, ни другого.

Эрнест Хемингуэй


Дальше вечер сник. После Аньки попросили, чего нового прочесть солнце русской поэзии. И тот мелко обгадился. Ну, особенно после Анны Тимофеевны. Виктор Германович как-то подписался на трёхтомник Пушкина. Пролистал и пришёл к интересному выводу. Всё что можно, все приличные стихотворения запиханы в школьную программу. А то, что не запихано хрень полная, которую и читать-то нельзя.

Наше всё одно из таких и выдало:

Когда великое свершалось торжество,

И в муках на кресте кончалось божество,

Тогда по сторонам животворяща древа

Мария-грешница и пресвятая дева,

Стояли две жены,

В неизмеримую печаль погружены.

Но у подножия теперь креста честнаго,

Как будто у крыльца правителя градскаго,

Мы зрим — поставлено на место жен святых

В ружье и кивере два грозных часовых…

Жиденько похлопали пииту. И только Вяземский сказал: «Браво».

А следом и он прочёл шедевральный шедевр:

Всё грустно, всё грустней, час от часу тяжелей,

Час от часу на жизнь темней ложится мгла,

На жизнь, где нет тебя, на жизнь, где ты доселе

Любимых дум моих святая цель была.

Всё повод мне к слезам, все впечатленья полны

Тобой, одной тобой подъятые тоской,

Теснятся ли к груди воспоминаний волны —

Всё образ твой, всё ты, всё ты передо мной…

— Пётр Андреевич, вы всё страдальческие вирши выдаёте. А не попробовать ли вам, что весёлое и задорное, вот как Анечка наша сочинить? — княгиня Софья Сергеевна погрозила пальцем поэту.

— Да, господа, а ведь надо признать, что наша гостья сегодня побила наших признанных пиитов, — это младший сын Мещерских Пётр Иванович, выдал. Был он в гвардейском зелёном мундире, Сашка так звания и не выучил, но явно не корнет, в его-то годы. Всё же лет под сорок человеку, да и бахромы на эполетах прилично, или как там эта хрень называется. Кисти, кажется?

Потом играли чего-то пафосное Глинка и Виельгорский. Всем симфонии нужно обязательно сочинять, нет бы вальсы, как Грибоедов или Штраус.

Сашка сидел в углу и потирал руки, всё задуманное вполне удалось. А чего задумал? А задумал…

— Анечка, вы не запишите мне в альбом свои стихи. Все, пожалуй, блесну завтра у императрицы Александры Фёдоровны, — княгиня Мещерская прервала созерцательное настроение Коха, подозвав к секретеру Аньку.

Что-то ворохнулось во внутрях. Нехорошее предчувствие. Сашка было хотел подняться и последовать за кикиморой, но тут от печи тепло, разморило азиата, глаза узкие закрываются, не пошёл.

— Вот сюда, Анечка, сейчас я эти книги на угол положу…

— Это же Сашкины книжки! — Бамс. Кох подскочил с кресла.

— Сашкины? Азбука и книга для чтения в младших классах? Вы знакомы с князем Александром Сергеевичем Болоховским?

— Да я на нём почти каждый день езжу, наездничаю, прыгаю в общем, — нет, не так Анька, слава богу, ответила.

— Ещё как знакома. Вот… — Анька успела одуматься и понять, что чуть не выдала Сашку.

— Где вы познакомились? — не дождавшись продолжения поторопила купчиху княгиня.

— В его селе Болоховском. Я там травоведение преподаю, — нда, лучше бы про наездницу.

— Травоведение???!!! — народ бросил шушукаться и музицировать и вновь заинтересовался Анной Тимофеевной.

— Александр Сергеевич Болоховский! Это тот, о котором писал Тульский генерал-губернатор? — невзрачный худой человек, почти весь вечер просидевший молча в углу, вдруг подал голос. Серый сюртук с большими лацканами, крестик на груди, причёска как у Гитлера с косым пробором не в ту сторону. Заговорил «Гитлер» с сильным немецким акцентом.

— Анечка немедленно расскажите нам об этом таинственном князе. Вы в курсе, императрица Александра Фёдоровна приказала Алексею Илларионовичу Философову — воспитателю младших сыновей императора, учить Ники грамоте по этой азбуке. А книгу для чтения в младших классах сама прочла несколько раз. Она хоть и плохо говорит на русском, но эту книгу прочла с удовольствием.

Синенькая юбочка,

Ленточка в косе.

Кто не знает Любочку?

Любу знают все.

Уж не ваше ли это стихотворение?

Анька от обилия вопросов потерялась и этим сразу «Гитлер» воспользовался.

— Эпидемия холеры. Князь Болоховский, как писал мне военный губернатор Тульской губернии Евстафий Евстафьевич Штаден создал больницу при Оружейном заводе и там практически не было смертей от холеры. Все выздоравливали. Правда ли это? — видимо немец был большой шишкой, так как перебивать его даже хозяйка в чепчике не стала.

— Да мы всех вылечили. Три человека или четыре умерло, точно уже не помню.

— Тринадцать мне Густав Густавович, простите, Евстафий Евстафьевич писал, — немец навис над сидящей на низком стуле у бюро Анькой.

— Так это сильно больных приносили, доктора лечили неправильно. Кровопускания делали, рвотное давали, уксусом протирали. Калечили, а не лечили, — Сашка головой покачал. В Туле разругались тогда со всеми докторами, теперь похоже настал черёд столичных эскулапов, — А вы кто, сударь? — Сашка встал и пошёл кикиморе на помощь. Затюкают сейчас девку.

— А как же, по-вашему, нужно лечить? Расскажите нам! — немец перешёл на немецкий. От волнения видимо.

— Это Мандт Мартын Мартынович… — начал представлять князь Мещерский, но немец его перебил.

— Martin Wilhelm von Mand, доктор медицины, хирург, лейб-медик Государя императора. Так как, по-вашему, фроляйн, следует лечить при холере?


Событие пятьдесят второе


Спорить с женщиной — все равно что общаться с зеркалом: твои аргументы, отразившись, ударят по тебе же.

Вячеслав Килеса

В споре с женщиной последнее слово может сказать только эхо.

Негласная Елена


Еле убрались. Не отвязались, а только отсрочили допросы с пристрастием. Нет, прославиться и стать модными, чтобы их таскали по разным приёмам и салонам это и был план Сашки. Сейчас нет справочных, нет интернета и должно быть нет частных сыщиков, и получить требуемую информацию — не просто. Не подойдёшь же на улице к первому попавшемуся гвардейцу и не спросишь, а вы не знаете, уважаемый, где живёт будущий убийца Пушкина Лександра Сергееича некий Дантес.

Что знал Виктор Германович про этого Дантеса? Да он не знал даже его имени и отчества. А нет, кое-что всё же знал, во-первых, он никакой не Дантес. Правильно будет — д’Анте́с. А во-вторых, он приёмный сын бельгийского дипломата. Возможно посла, но не факт. В-третьих, он гвардеец. Какой-то конный гвардейский полк, скорее всего кавалергард, но и это не факт. В-четвёртых, почему-то к нему благоволила императрица Александра Фёдоровна, а император сам из своих денег платил ему повышенное жалование. Последнее где-то Кох по телеку слышал, когда про смерть Пушкина рассказывали, мол мог и специально убить француз наше солнце по приказу Николая, так как Пушкин самодержцу своими выходками надоел. В это Кох не верил, уж больно серьёзно Дантес и посол были наказаны. Обоих выслали. И они, по сути, нищенствовали до конца жизни.

Вот Сашка и решил, не ходить по городу и спрашивать, а где тут бельгийское посольство, да где тут гвардеец Дантес живёт? Нет. Есть проще вариант. Стать завсегдатаем салонов, а так как Дантес вечно шляется по ним, то рано или поздно пересекутся. И скорее — рано.

Убивать в тёмном углу этого француза Кох не собирался. Хотелось, и это простой способ, но решил Виктор Германович воспользоваться последним знанием. В-пятых, читал Кох, что этот самый бельгийский дипломат, вроде бы барон, подобрал Дантеса больным и привёз в Россию, а потом усыновил. Да и чёрт бы с ним, но написано было, что барон этот бельгийский не имел жены, потому что был педиком. И даже предполагалось, что воспылал любовью к красавчику Дантесу. Было там у них чего или нет, не важно. Люди тем охотнее верят в ложь, чем она чудовищней. Говорят, это Йозеф Геббельс сказал кому-то. Кстати — это неправда. На самом деле эту фразу употребил Гитлер в десятой главе своей знаменитой книги «Майн кампф».

Однако, чтобы ложь выглядела правдоподобно, нужно чтобы она перемешивалась с известными фактами. Упоминание рыжих волос или необычных усов, да чего угодно, что замечали за этими персонажами знающие их люди, сделает любовниками приёмного сына и бельгийского дипломата гораздо более правдоподобно. Ну, вот же, тот кто это сказал, знает, что у Дантеса родинка на спине!

План был. И план, по мнению Сашки, беспроигрышный. Времена сейчас чуть менее куртуазные, чем при Александре и уж, тем более, при «бабке». И если в гвардейском полку станет известно, что барона этого д’Антеса использует как женщину бельгийский посол и приёмный якобы отец, то очень сомнительно, что он останется в России, а скорее всего его прибьют сами гвардейцы. Они же ему руку пожимали. Обнимались, встретившись. Бр-р. Фу.

И вот теперь после первой же «вечеринки» Анька приобрела такую известность, что разговор пойдёт уже не о салонах, а приёме у императора. Двое «поклонников» её точно дверь к нему ногой отворяют.

Анька под допросом с пристрастием поплыла. Да, это она изготавливала отвары, которые помогли при холере. Но это бы ладно. Там такая фраза прозвучала. Выучил на свою голову.

— Холеру передают маленькие животные такие. Мельче вшей и блох. Они в воде живут. Воду надо кипятить, тогда они сварятся. А когда человек поносничает, то эти животные в нём размножившие попадают опять в воду, а если руки не мыть с мылом или спиртом, то и от человека к человеку передаётся.

— Глупости вы, фроляйн, говорите! — взревел немчик.

— Есть такой учёный — Левенгук. Взгляните на фекалии или воду с ними в его мелкоскоп и сами убедитесь.

— Да, я доктор медицины!

— А я лечить умею.

— Как же вы больных лечили? Слышал я, доктора в Туле вас не признали!

— А плевать мне на таких докторов, мы с Сашкой лучше их знаем, как лечить! По Гиппократу нужно лечить. Что с фекалиями из организма выводится, герр доктор?

— Ну мокроты…

— Вывод сделай, докторус. Значит, нужно обильное питьё. Для восполнения мокрот. А с мокротами соли из организма выводятся. Значит, нужно солёное питьё. И отвары, что жар снимают и желудок успокаивают и закрепляют. И нельзя ни кровь пускать, ни рвотное давать, ни уксусом никаким обтирать. Организм ослаблен, и его поддерживать надо, а не издеваться над ним. Потому и смертность большая, что не лечили, а калечили. А как пойдёт на поправку больной, то нужно сладкое питьё ему давать. Оно поддерживает силы в человеке. И ни в коем случае мясные бульоны. На переваривание мяса организм силы тратит, а их и так мало.

— Хм… — немец перестал рычать и задумался.

— Помогло же! — добила его Анька.

Говорили на смеси русского и немецкого, и настолько жарким, и интересным вышел спор, что все вокруг замерли и сидели с открытыми ртами.

— Левенгук? Я слышал… — немец гитлерообразный подёргал себя за подбородок, потом за лопоухое немецкое ухо. — Я напишу коллегам в Нидерланды.

— Постойте, господа, — растолкал всех и пробился к Аньке Виельгорский, — Выходит, что если бы во всей Росси лечили так, как Анна Тимофеевна и этот князь Болоховский, то почти не было смертей и бунтов в стране⁈

— Вы же слышали, Михаил Юрьевич, что наше успешное лечение даже доктора в Туле не признали. А по всей России? Сколько там уверенных в себе Мандтов Мартын Мартыновичей? — всё ещё не могла успокоиться кикимора.

— Вы, фроляйн, очень необычная купчиха. Я завтра же расскажу о вас императору. Может вы и чахотку умеете лечить? — хитрый гад немецкий за бесплатно сейчас озолотиться хочет. Уже, наверное, озолотится. Холеру сто лет не могли победить. Но Аньку несло.

— Там тоже звери мелкие. Они неубиваемы пока. Но есть методы консервации болезни. Крым. Южное побережье. Кумыс и богатое мясом питание. Есть отвары лёгочные, сами по себе они не помогут, но вместе с остальным пойдут на пользу. Ещё Сашка рассказывал, что моль пчелиная помогает. Но как её приготовить не знаю, — Анька наконец опомнилась и глянула виновато на дархана Дондука. Тот качал головой и перебирал чётки.


Событие пятьдесят третье


Тяжело найти попутчика в Рай! — Постоянно приходится спорить, с ним, о правильности направления.

Федор Радецкий


На этом эпический вечер не закончился.

— Мартын Мартынович, скажите же нам, что бы было, если бы то, что делали госпожа Серёгина и неизвестный нам князь Болоховский, использовали доктора по всей стране? — а видно, что Виельгорский на своём умеет настоять.

— Я не знаю. Нужно найти больных и попробовать их лечить этими методами, и если будет положительный эффект, то учить этим методам других докторов.

— У меня сестра и брат умерли, тысячи людей погибли в стране, потому что доктора в Туле вместо того, чтобы учиться и помогать Анне Тимофеевне и князю Болоховскому они приняли это в штыки и не дали ему распространить свой метод на всю Россию. Они преступники и должны быть осуждены и отправлены на каторгу. Они виноваты в смерти моих родственников и тысяч, а то и миллионов людей во всей России.

— Вы слишком многого хотите от людей, Михаил Юрьевич. Люди всегда склонны к заблуждениям и к отстаиванию своих заблуждений. Они учились в университетах эти врачи. Их там учили именно этим методам лечения. Они делали своё дело. Мы с Сашей, с князем Болоховским, на них не обижаемся.

— Да, вы философ Анечка. А этот ваш Саша, он же князь Александр Сергеевич Болоховский, великий учёный. Он создал лучшую в мире азбуку, и книги для чтения. Я перевожу с английского детские книжки, и им очень далеко до книг князя Болоховского. Какой университет он заканчивал? — Остановила перепалку хозяйка дома.

— Никакого. Он учился по книгам.

— Удивительно.

— А вы заметили, господа, что наш гость — дархан Дондук всё время молчит? — вдруг вырос перед Сашкой Пушкин.

— Дархан, а вы знаете князя Болоховского? — переключилась на Сашку Софья Сергеевна.

— Моя знать. Моя друг. Моя хотит домой. Усталя. Долгая дня. Усталя, — Сашка старался говорить всё это с каменным лицом.

— Как к вам обращаться дархан? — не отстал от него Солнце русской поэзии.

— Так обращаться. Дархан обращаться. Дондук обращаться.

— Дархан Дондук нам нужно провести ещё партию в шахматы. Я должен отыграться, — Пушкин точно на обезьяну похож. Маленький. Лоб, челюсти. Руками машет.

— Чиего ставитя? Два стих про война, я два стих про война. Как напишешь новыя приходи или зови. Я тоже писать. Потом играть, потом читать.

— Александр Сергеевич, а ведь это вызов! — Глинка хлопнул Пушкина по плечу. — Соглашайся. На такой поединок можно половину Петербурга собрать.

— Я этим займусь, господа! — воскликнула княгиня. От пыла на ней даже чепец набок сбился. Не бабка, а гусар настоящий.

Тут ведь повезло. Все собираться начали, кто своего кучера велел растолкать и запрягать, кто отправил слугу позвать извозчика, а им с Анькой никуда ехать не надо. Повезло. Особняк князей Мещерских находится на той же Грязной улице, через три дома от их съёмных покоев. На улице хорошо. Снег идёт. Не так чтобы валит стеной, но крупные белые снежинки летят и летят и почти ветра нет, такой новогодний вечер. Они с Анькой даже умышленно прошли мимо 14 дома чуть дальше, а потом повернули и… опять прошли мимо. Замечательная погода. Прям не хочется в дом заходить. Ещё бы мимо возки всякие не ездили почти непрерывной вереницей и вообще идиллия. Сашка задумался. А сколько нужно возков с продовольствием чтобы прокормить почти полумиллионный город.

Когда в армии Сашка служил, то норма или суточный паёк солдата составлял 2,27 кг/сутки (общевойсковой паек). Ну, в царской армии поменьше. Пусть будет полтора кило. Столько же возьмём на штатских. И на полмиллиона человек. Умножаем. Получится 750000 кило. Если возят обычными санями или телегами, то не больше 450 кг утянет лошадка. Разделим эти тонны на 450 и получим почти 1700 повозок продовольствия каждый день.

Не мало. А дрова? А воду? И всякие разные материи и свечи. И навоз вывозить надо. Тоже сотнями тонн. Не простое мероприятие сейчас обеспечить снабжение такого города. Читал Кох, что Крымскую войну проиграли из-за невозможности снабжать армию. Ворогам на кораблях проще, чем нам через всю страну и безжизненные степи.

— Сашка мы третий раз мимо дома проходим.

Загрузка...