Событие седьмое
Верный признак старости: свечи на праздничный пирог обходятся дороже, чем сам пирог.
Боб Хоуп
Можно сказать, что во всём виновата Ксения — сестра старшая. Сашка не хотел. В голове его больной наполовину инцидент с обучением мастеров и конструкторов на Тульском оружейном заводе изометрии не выветрился. Он его отчётливо помнил. И хоть прошло почти пять лет, а нет-нет да волна какая-то застилает разум, всё темнеет перед глазами. Сашка начинает проглатывать согласные, особенно букву «Р» и косолапить. Происходит это не вдруг, и ни с того ни с сего, происходит это во время сильного волнения. Волнение может многое вызвать. Иногда совершенно обыденная вещь. И ничего с этим сделать Кох не мог. Приходится останавливаться, считать до десяти или до пятидесяти, в зависимости от силы волнения. Проходит всегда волна мути после считалочки и вроде без последствий, даже голова не болит.
Так вот, зная об этой своей особенности, Сашка сборищ сторонился… Нет, с крестьянами или, вот, учениками пчеловодческой школы вполне нормально Сашка общался, а с дворянами и всякими другими господами переклинивало. Парадокс.
Ксения Сергеевна захотела торжественно отметить совершеннолетие Сашки. И не в Туле это сделать, а в Болоховском. На первый взгляд — нормально. А вот на второй… Дьявол в деталях. Решила сестричка на день рождения братика позвать соседей. Тех, кто приезжал на именины матушки Натальи Андреевны. Не так и много гостей. Генерал Соболевский с женой, сыном майором в отставке — инвалидом, ему в войне 1828 года с турками оторвало руку ядром, сидел теперь в деревне и по слухам спивался. Женат был, и две девицы дочери на выданье. Ещё был Иван Сергеич Акунин. Вдовец лет пятидесяти с дочерью жил. Она как бы тоже вдовая. Муж погиб на этой же войне с турками, сейчас вроде бы жених есть у Дарьи Ивановны, но чего-то всё день свадьбы не назначают. Есть пара внуков, но они не приехали. Простыли. Это с севера соседи, со стороны Басково. С запада от Болоховского было большущее имение, у хозяина которого была странная с точки зрения Сашки фамилия, Селиванович — как отчество. Барин был толст и высок. Гора мяса такая с красной, под цвет мяса, рожей. Этот привёз с собой жену, под стать ему матрону, весившую под сотню кг тоже. Ещё привёз Антон Антонович Селиванович сына семнадцати лет и двух дочерей девятнадцать и пятнадцати лет. Старшая была вся в маменьку и понятно почему не замужем, уж больно красна и объёмна. Тут никакое приданое не подвигнет любовью к ней воспылать. А младшая хоть и была по породе высокой, но в свои пятнадцать смотрелось худенькой и миленькой.
Последним гостем был Иван Артемьевич Шахматов. Этот сосед с востока со стороны Сашкиной деревни Заводи. Он приехал один. Жена умерла три года назад, а сын восемнадцати лет отбыл недавно по месту службы. Подпрапорщиком где-то служил. Второй сын пятнадцати лет отбыл тоже в шляхетский корпус в Москву.
— Интересная у вас фамилия, — проявил вежливость, встретив гостя, Сашка.
— Это исковерканная. На самом деле наш род происходит от мурзы татарского Шихматова.
На татарина товарищ вообще не походил. Светлые, почти соломенные волосы. Серые глаза, усики чуть рыженькие и вот уж точно рыжие бакенбарды, Пушкин обзавидуется. Можно назвать Ивана Артемьевича Шахматова весельчаком. При малейшем намеке даже на шутку начинал бурно хохотать, да и сам острить пытался.
— Кто меня за бок хватает? Мне и так забот хватает! Ха-ха-ха! — и как ущипнёт Машку за бок. Машка она любому другому засветила бы промеж глаз не раздумывая. Хоть генералу даже Соболевскому, а тут чего-то взвизгнула под новые взрывы хохота и больше старалась мимо весельчака не ходить. Но… как оказалось щипок запомнила.
Машке, как и Анне Сашка вольную выписал. Всё узаконил и теперь они просто мещанки, нанятые князем Болоховским. Так что врежь она весельчаку и была бы в своём праве. Мещанками они числились, а не крестьянками, так как Сашка их записал, как жительниц Тулы и даже адрес имелся — бывший дом Ксении, где теперь две недели уже модная ресторация процветает с поэтическим названием «Прованс».
Одна шутка этого товарища развесёлого Коху даже понравилась. Если сам придумал, так молодец:
— Уму непостижимо то, что в голове не укладывается! — Это он выдал, когда Ксения рассказывала, как Сашенька отправил человека из Тулы в Царицын нанять пять семей калмыков для создаваемого им конезавода.
Ксения явно переборщила, приглашая столько гостей. В гостиную или столовую в тереме они тупо не влезали. Сашка сразу запаниковал. Это, по его мнению, вообще кошмар. Взор мутиться начал и в голове потемнело. Хорошо у него Машка есть. Она усадила барина в сторонке и сказала, что накроет на веранде. Продышавшись Кох и сам удивился, чего такая простая мысль ему-то в голову не пришла, а ещё великий, блин, попаданец.
На веранде было тесно, но все же влезли все, одно только доставляло неудобство, чтобы подать на стол новое блюдо приходилось Машке с привлечённой к этому делу кухаркой Аксиньей и совсем уж уговорённой Анной протискиваться мимо гостей задевая их всеми выпуклостями.
Событие восьмое
Люди не любят, когда им продают, но любят покупать.
Джеффри Гитомер
— Хочу деревню Заводи в село переделать. Там двадцать пять дворов, а земли хватает, можно ещё крестьян прикупить семей десять и построить небольшую церковь, — рассказывал Сашка планы, отвечая на вопрос Антона Антоновича Селивановича о планах молодого соседа.
Тут-то всё и случилось. Уже два примерно часа шла пьянка и обжираловка, и гости в основном уже прилично набрались. Это там, дома у себя или в Туле в ресторации какой, они пили слабенькие наливочки или вино заморское тоже не крепче десяти градусов. А тут им предложил Сашка на пробу три вида кальвадоса. Яблочный свежий прошлого года, грушевый такой же и самый старый, которому уже четыре года исполнилось. Если честно, Сашка сам особой разницы не чувствовал в свежем яблочном самогоне и в четырёхлетнем. При этом, если переводить на пребывание самогона в бочке где-нибудь во Франции, то там уже больше десятка лет выдержки. Как бы и не все пятнадцать. Этот настаивался на щепках с гораздо большей площадью контакта. Стал кальвадос жёстче только. На вкус Сашки — даже хуже стал.
Сам хозяин и именинник почти не пил, если и сделал пяток глотков, то малюсеньких. Из всех симптомов опьянения разве язык чуть развязался. Сидел Сашка, вещал про будущее, пасеку там ещё одну нужно основать…
Вот тут несчастье и случилось. Начало инцидента Виктор Германович не застал. Пропустил. Он сидел, повернувшись к соседу — Селивановичу, а напротив него по другую сторону стола закусывал и запивал весельчак Шахматов.
Потом Анна ему поведала, как всё произошло. Она взяла поднос с тортом «Муравейник», что их научил Виктор Германович делать. Кох жене регулярно помогал его сооружать, вот и решил немного попрогресорствовать. Пришлось изобрести две вещи. Во-первых, понятно, что мясорубку так просто не сделать, изобрести можно, но это кучу всего нужно делать на заводе, так что пришлось обойтись крупной тёркой. Её Виктор сделал с помощью кузнеца и Коморина вполне красивой и функциональной. Натёрли тесто, запекли его в духовке и раскрошили. Ничем не хуже получилось, чем при прокручивании теста через мясорубку. Второй бедой стало изготовление варёной сгущёнки. Тут уже кузнецам было не справиться. Нужно изобретать автоклав. Всё-таки пришлось к зятю обращаться. Соорудили ему на Тульском оружейном две вещи: кастрюльку с крышкой, что плотно запирается специальными держателями и клиньями и небольшой пресс, в котором по жёлобу два катка катятся. Сначала Сашка хотел без второго приспособления обойтись. Нужен был мелкий сахар, ну ничего страшного, взяли сахарную голову, раскололи топором и на наковальне обухом того же топора разбили мелкие куски в пыль или сахарную пудру. Когда первый раз это сделали, то получилось мусора полно и окалины. Вот Сашка и решил такие бегуны сделать, чтобы отдельно их поставить и там только сахар молоть. Теперь сахара-песка в Болоховском завались, а Сашка подумывает не начать ли торговать этим сахарным песком и сахарной пудрой. Тут такая математика.
Все же слышали про «сахарную голову». Почему этот конус называется головой Виктор Германович не знал. В каком-то фантистическо-юмористическом фильме из будущего инопланетяне показаны с такими белыми коническими головами. Наверное, тот кто этот конус молочно-белого сахара назвал «головой» был попаданцем, как Кох, и видел тот фильм. Больше ничем объяснить такое название было невозможно. Хотя. Эта сахарная голова настолько твёрдый и прочный предмет, который сломать очень непросто, как и твёрдые головы некоторых граждан.
Так про математику — стоила сахарная голова в Туле… По-разному стоила. За сахарную голову весом 10 фунтов просили 16 рублей 90 копеек на серебро. В другом магазине уже за пудовую голову требовали 60 серебряных рублей. В третьем сахарную голову весом в 15 фунтов отдавали «с убытком для себя, только ради такого приятного молодого человека» за 25 рублей 35 копеек, естественно тоже в пересчёте на серебро. Пусть фунт — это 410 грамм. Тогда цена сахара получается: что в среднем килограмм сахара стоил в районе 4 рублей. Но в том магазине, где продавали пудовые головы продавали и сахар молотый, его никто почти не брал, как выяснил Сашка, общаясь с хозяином магазина. Кох этот сахар мелкий осмотрел. Приличные куски соседствовали с сахарной пудрой, да ещё и чёрные и серые точки попадались, наверное, песок, но не сахарный, а с жерновов. Хрень, одним словом, а не помол. Зато цена была пять рублей за фунт. Выходит, двенадцать рублей кило — в три раза дороже, чем за голову. Кто же будет переплачивать такие деньги?
Подумывал сейчас Кох вот о чём. Взять, размолоть качественно голову на его новых бегунах, просеять через мелкое сито и остатки дальше молоть. Пока не получится только сахарная пудра. Вот её уже как лекарство продавать в лавке у Изотова в специально заказанных у стеклодувов баночках. Или ещё круче поступить, посадить несколько средней руки столяров коробочки делать из липы, например. Шкатулки. На фунт примерно. И продавать в них. Сто процентов, что будут покупать, особенно если не выдрючиваться и продавать всего за две цены.
Событие девятое
Ну и молодежь пошла! Ты ему в морду, а он сразу в драку.
Блич (Bleach)
Подаёт, значит, Анна торт. Нагибается, чтобы поставить его в центр стола и тут её хвать за задницу. Сначала ущипнули. Потом погладили и шлёпнули. Пока Анна, не привыкшая к таким ласкам, застыла соляным столбом или сахарной головой, рука, что прошлась по её пятой точке стала лезть под сарафан.
Анна завизжала и торт упал на стол, звону наделав. Тут-то Сашка и повернулся, чтобы увидеть окончание, да чего там, полное окончание «недоразумения», как потом генерал назовет эту хрень. Кикимора выпрямилась, подняла со стола фужер с кальвадосом и впечата им в лоб потомку мурзы татарского Шихматова.
Теперь визжал Иван Артемьевич Шахматов. Не долго. Он вскочил, схватил Анну за ворот правой рукой и залепил ей левой рукой пощёчину. И замахнулся для следующей.
Сашка в панику не впал, не померкло всё перед глазами, наоборот реакция обострилась, время словно замедлилось, ну, как в книжках. Он схватил вилку, рядом с тарелкой лежащую, и запустил её в голову избивателю кикимор. Очень удачно запустил. Вилка пару раз крутанулась и к голове подлетела зубцами. И воткнулась в ухо Шахматова. Вилки ноне не те, на тупые четырёхзубые, не, сейчас зубца три и они востренькие такие.
Опять визг. Анна вырвалась, схватила бутылку со стола и опять в лобешник потомку мурзы заехала. Иван Артемьевич не вынес нападения с двух сторон и поражения разных органов. Сознание покинуло почти Каспарова, и он рухнул на стол. Тогда Сашка, не успокоившись, ещё один бокал о голову Шахматова разбил. Свой. Жалко, только новые французские купили к этому празднику, будь он неладен.
Всё. Уноси готовенького.
А нет вместо долгожданной тишины завизжала Дарья Ивановна Акунина — дочь северного соседа. И начался общий гвалт. Даже нашёлся увлекающийся медициной. Лекарь блин самоучка.
— Нужно положить его на пол и потереть уши, — сообщил всем генерал, когда децибелов поубавилось, — и нужно прекратить это недоразумение.
Эх, не ту страну назвали Гондурасом, а тьфу не то…Эх не ту Машку они знали. Она обид не прощает. Не прошло и минуты, как из флигеля притопала защищать ревущую подругу «тургеневская» женщина. Хорошо хоть Анька не семенила сзади и не тыкала пальцем в товарища, которого сидящие с той стороны стола мужчины стали извлекать из фрикасе всяких.
— Этот! Этот меня по жопе ударил, а после по щеке!
Но тыкать и не надо было. Машка была зла, она отстранила плечом Акунина и пацанчика мелкого чьего-то, и за ворот вытащила мурзёныша из-за стола. Сашка пытался пробиться со своей стороны, чтобы остановить действо, которое не могло ничем хорошим закончиться. И не получалось. С одной стороны генерал стеной с другой Ксения. Не будешь же родную сестру сметать с дороги. Пришлось взобраться на стол и перешагнуть его.
— Машка, не смей! Положи его! — заорал он, оказавшись почти рядом. Ну, как собаке Баскервилей.
Домоправительница услышала. Фух. И положила.
— Машка! — А чего… положила. Лежит же, ну с метра упал на доски пола. Звук такой характерный, словно встретилась голова с деревом. Бумс.
— Машка! Воды принеси! Ведро! И бинт со спиртовой настойкой! — лоб товарищу разрезали в нескольких местах и теперь лицо кровавую маску напоминало. Ужас ужасный.
На этом праздник жизни закончился. Гости резко засобирались по домам. Ну, как же у кого куры не доены, у кого собачка на сносях. Этим добираться больше трёх часов по хреновым дорогам. Вот в последнем случае чистая правда. Это генерал Соболевский такой аргумент нашёл. Правда была в его словах. Сашка свои дороги как мог два раза в год весною и осенью приводил в порядок. Сделал это частью барщины. Теперь до Басково вполне себе дорога, не асфальт, конечно, но и не те ужасы с колеёй, в которой может Т-90 потеряться. Только это Сашка у себя с дорогами порядок навёл. Генерал же ни о чём таком даже не думал. От Басково до его Егорьевки десять вёрст примерно в сторону Тулы, но это не главная дорога, а так — свороток. И вот она для колёсного транспорта в дождливую погоду просто непроезжая, а в сухую условно проезжая. Одному на телеге туда соваться Сашка бы не рекомендовал. Пока Сашка с помощью Машки и мешающейся Ксении оказывал помощь пострадавшему, народ быстренько раскланялся с Николаем Ивановичем Болоховским и потрусил на бричках восвояси. Шахматову промыли порезы, от фужеров оставшиеся, на лице, промыли ранки на ухе и забинтовали, как уж получилось. Получилось весело, если со стороны на это смотреть. Вся рожа в белые тряпицы замотана и только глаза и нос торчат, на носу порез тоже есть небольшой, но на него просто бумажку приклеили, как после бритья неосторожного.
Плохо. Что в сознание потомок мурзы татарского так и не пришёл. Лежал безвольной куклой, позволяя всё с собой делать юным Гиппократам и даже не мычал.
— Нужно перенести его в дом и положить на кровать, — решительно потребовала Ксения, когда муж вернулся, проводив последних гостей.
— Нужно положить его в его карету и отправить домой, — предложил альтернативный вариант князь. На самом деле Шахматов приехал в настоящей карете. Прямо как тот родственник мурза. Карета, правда, вся немного покоцанная и лак местами облупился и стёрся. Но не бричка дешёвая.
— Саша, — отозвала его в сторону кикимора Анна.
Кох осмотрел поле боя. А чёрт его знает, всё же лучше домой отправить, наверное.
— Что теперь?
— Сашенька, теперь у тебя будут из-за меня неприятности? — кикимора подавленной не выглядела. Решительной выглядела.
— Разберёмся. Главное, чтобы у тебя не было.
— Давай я ему настойку одну дам.
— Настойку? Отравить хочешь? — отпрянул на секунду и зашипел на Аньку Сашка.
— Нет, он ума лишится, — Анна и не думала смущаться.
— Это перебор. Пусть домой едет. Он за свои неразумные действия пострадал уже, — Коху этот весельчак даже нравился. Такой душа-парень нараспашку. Бить Анну и хватать её за задницу это недопустимо. Но делать из человека сумасшедшего за это? Лишку.
— Как бы потом беды для тебя от него не было…
Накаркала.
Соседа уложили всё же в его карету и отправили домой.