Дурень. Книга вторая. Позывной "Калмык"

Глава 26

Событие шестьдесят восьмое

У нас преступники встречаются и в тюрьмах, хотя, конечно, реже, чем везде.

Владимир Кафанов

Всё получилось даже лучше, чем Кох рассчитывал. Лучше настолько, что даже если такое планировал, то ни за что бы не получилось. Дантеса проткнули саблей насквозь. В живот. И он умирал целых пять дней. В муках.

Не, Сашка кровожадным монстром не был. Умер бы барон д’Анте́с сразу, получив удар сабли повыше, в сердце, и чёрт бы с ним. Но раз помучился, то и ладно, может остальным наука будет.

О поединке рассказал Сашке и Аньке их квартирохозяин господин Радищев. Сашка с баронеской, пока не подтверждённой Указом или каким другим документом, доигрывали партию в шахматы, спать ложиться собирались, когда стук в дверь раздался. Ванька вскоре появился вместе с Афанасием Александровичем.

— Анна Тимофеевна, а есть у вас чего от головной боли? Раскалывается просто голова. Извините за столь позднее вторжение, но слышал, что вы не спите ещё. Решил побеспокоить. Мочи нет, — развёл руками полицмейстер.

— Конечно, Афанасий Александрович, вам заварить или ваша…

— Заварите, Анна Тимофеевна, моя кухарка пока всё это заварит, да ещё неправильно чего сделает, — выглядел полицмейстер бледным, даже синим каким-то.

— Хорошо. У нас посидите, я вам потом помассирую шею и уши, посмотрю, с чего у вас боли. А Сашка… м… дархан Дондук спиртовку подожжет.

— Да я знаю с чего у меня боли. Два дня не сплю по городу ношусь. Кофе кружками пью. И всё на нервах. Государь на встречах кулаком по столу стучит, чего я за ним раньше никогда не замечал, — присел в кресло напротив Сашки Радищев.

Тот уже достал из сундука бульотку, сел в своё кресло и разжигал её.

— А цего слусилось? Цего твоя бегать. Цего стусять? — голубое пламя вспыхнуло и стало облизывать низ ёмкости.

— Ох, не знаю, как при даме-то и сказать. Содомия сплошная.

— Ого!

— Вот то-то и оно, — Радищев склонился к Сашке. — Вы же помните барона Дантеса. Шарля. Высокий такой кавалергард. Был на приёме у Вяземского, где Анна Тимофеевна блистала.

— Помнить. Длинный. Глупый. Язык не знаить. Тупой. Мой не любит такой.

— Тупой? Возможно. Убили. Его. Прямо в полку кавалергардском полковник их саблей в живот проткнул, — полицмейстер поморщился схватился за виски.

— Зивот? А пли сём тут зопа? — попытался выпучиться Кох.

— Ай, не так начал. По всему Санкт-Петербургу кто-то наклеил листки напечатанные, что барон Луи Геккерн — министр посланник королевства Нидерланды живёт во грехе с бароном д’Анте́сом, как с женщиной, и для сокрытия греха хочет его усыновить. Как с женщиной живёт!!! Ну, приходит этот м… тётками их у нас называют. Приходит этот тётка в казарму, а полковник Александр Михайлович Полетика и говорит, мол, господа, тётка пришла. И жест сделал неприличный. По-русски сказал. А потом по-французски говорит барону, пошёл, мол, вон отсюда, тётка, не позорь офицеров кавалергардов, и чтобы сегодня же подал прошение об отставке. Ну тот французик вспылил и вызвал полковника на дуэль. А Александр Михайлович говорит, что с женщинами не дерётся. Слово за слова, Шарль этот схватил саблю и напал на полковника, а только тот проворней оказался, и бой завязался. Дантес полковнику ухо отрубил и на щеке рана, три шва наложили, а сам нанизался животом на саблю, насквозь его проткнул Полетика. Ну, скандал, — Радищев нагнулся посмотрел, как язычки пламени облизывают дно медного сосуда, — Дошло до Государя. Его императорское Величество в ярости. Симпатизировал он этому французу. Вот мы второй день всей полицией и на ногах. Ищем, кто эти листки понаклеил в городе.

— Нашли? — Сашка напрягся немного. Может головная боль — это предлог такой, а за дверью, которую не закрыли, группа захвата.

— Нашли типографию, где печатали. Да сама нашлась. Злоумышленники избили хозяина и связали. А сами и напечатали.

— А дальше? — Сашка разволновался, забыл, что слова коверкать надо. Но видимо полицмейстер своими мыслями и головной болью был занят. Не заметил.

— Ничего пока. Ищем человека в других типографиях, который работать на таком оборудовании может. Пятерых выявили, у которых имелась в это время возможность.

— А Маскава? А Валсава?

— Вот! То-то и оно. Это как иголку в стоге сена искать. Да даже из Лондона могли привезть мастерового. За деньги чего не сделаешь.

— Лондон? — не понял Кох.

— Ну у нас в министерстве Иностранных дел считают, что это могли англичане против голландцев такой ход придумать. Не любят друг друга, а Государь наш привечал этого Геккерна. Теперь вроде говорят высылают из страны. Навели справки о нём подробные. Ошивался он иногда в местах, где наши тётки бывают. И на наших этих содомитов Государь ополчился, велел выявить всех и несмотря на возраст и звания разжаловать в солдаты и отправить на Кавказ. А там скажу, я вам такие фамилии есть. Ужас, что творится. Столица кипит. Головы летят. Ну, в переносном смысле.

— Закипело, Афанасий Александрович. Сейчас травки брошу и пять минут настаиваться. Потом можно на пару минут на улицу вынести, да в снег поставить, это чтобы быстрее остыло. Остынет и прямо весь стакан и примите. Горький отвар будет. Но ничего, я вам мёда дам, потом заешьте, и чтобы всё до капли выпили, — Анька сыпанула в бульотку горсточку разломанных и размолотых разного оттенка зелёного ингредиентов.

— Спасибо Анна Тимофеевна. Слышал краем уха, что Государь на послезавтра вас вызовет во дворец. Указ зачтёт. Готовьтесь. Спасибо за помощь. Поговорил с вами и полегчало…

— А уши?

— Ну, что вы, Анна Тимофеевна, отвара достаточно. Правда, чуть полегчало от разговора с вами. Пойду. Извините ещё раз за беспокойство.

Событие шестьдесят девятое

Мы не хозяева собственной жизни. Мы связаны с другими прошлым и настоящим. И каждый проступок, как и каждое доброе дело, рождают новое будущее.

Облачный атлас (Cloud Atlas)

Следующие два дня Сашка Аньку не видел. Она… строила мундир. Не оговорка. Оказалось, что кавалерственным дамам, награждённым орденом Святой Екатерины, положено специальное платье с зелёными элементами. Сообщили это Аньке записочкой надушенной. Там и адрес портного был. Сашка, когда узнал цену вопроса, то чуть в штаны не наделал. Это из чего, мать их за ногу, такие платья шьют? Почти тысяча рублей. Если девку дворовую можно купить за тридцать рублей, то это тридцать девок — взвод целый. Ну, чего-то там бриллиантами и изумрудами на груди украшено. Но тысяча. И это не последние траты. Оказалось, что ещё награждённая обязана в какой-то там фонд внести двести пятьдесят рублей. Хорошо хоть не первой степенью ордена наградили, там взнос пятьсот рублей. И это не все траты. Орден нужно заказать за свои деньги у придворного медальера, ну, точнее, купить, там всегда парочка готовых имеется. И это тоже стоит почти тысячу рублей, не просто серебро и эмаль, и там бриллиантики имеются. И это всё не на ассигнации, а на серебро.

Фьють. И нет почти трёх тысяч рублей. А всего в Питер брали восемь — все какие были отложены на выкуп имения из залога. Карету купили и отремонтировали, за жильё и дрова заплатили. Внесла Анька тысячу рублей на… в ресторан новый на паях с Палкиным. Всё, генуг гегенубер, нужно назад ехать, ещё и месяца в столице не прожили, а денежки заканчиваются.

Сашка сидел себе сиднем, сидел. И решился. Он сомневался нужно ли это делать. Сильно сомневался. И так вокруг них с Анькой странностей хватает. Но по зрелым, так сказать, размышлениям решил, что делать сию штуковину нужно, а то все эти хлопоты ни к чему не приведут. Не убьёт Пушкина Дантес, так убьёт Долгоруков или Долгорукий, не помнит точно Кох фамилии, и точно не помнит имени и отчества, а потому даже предпринять ничего не может. Читал, что, когда ссора Дантеса с Пушкиным начнёт утихать, появятся всякие подмётные письма. И потом, уже гораздо позже, окажется что письма эти писал какой-то Долгоруков или Долгорукий, ну не помнит Кох. И так, вроде бы, и не выяснили, а чего ему надо было? Зачем он это делал? Ну, одну из причин можно легко сыскать. Пушкин тот ещё засранец. Трахает всё, что шевелится, включая поломоек, ухлёстывает за замужними дамами. Стишки всякие пасквильные кропает. Хреновый человек, хоть и талантливый поэт. Спасать Александра Сергеевича нужно не от Дантеса, а от Пушкина. А это почти невозможно. Рано или поздно африканец нарвётся.

Можно ли перевоспитать человека? В тюрьме? В ссылке? Нет. Фильмы про то, как матёрый вор завязал, из СССР, ну типа «Джентльменов» или «Калины красной» — это фильмы. В жизни такого не бывает. Это Кох для себя так решил, возможно, есть примеры перевоспитания, но они подтверждают правило, как и всякие исключения.

Тем не менее, Сашка решил попробовать Пушкина перевоспитать. Была у него в голове одна чудовищная информация. И если даже она не заставит «наше всё» одуматься и стать человеком, то туда ему и дорога.

Сашка велел остановить Ваньке карету у самого начала Французской набережной. Дальше пошёл пешком. Нужно было собраться перед разговором с африканцем диким. Возможно, пропустил чего? Может, нужно беседу с конца начать… Ну, чего уж, перед экзаменом за десять минут весь учебник не выучишь. Кох чуть не прокололся, как-то находясь в командировке в Питере, он сходил на экскурсию в квартиру Пушкину на Мойке 12. Где умирал тот раненый. Думал, что там и сейчас живёт, не долго в принципе же осталось. И фиг вам. К Аньке приехала Софья Сергеевна, та самая злобная старушенция в чепчике — княгиня Мещерская, посмотреть, так сказать, на купчиху и подготовить её к награждению. Сашка сидел в другой комнате и читал книгу на немецком, чтобы язык вспомнить, и тут фамилия Пушкин промелькнула в разговоре дам. Сашка подошёл к двери, вдруг чего интересное. И оказалось, что вовремя. Княгиня сравнивала их квартиру с квартирой поэта на Французской набережной в доме офицера лейб-гвардии Гусарского полка Баташова. Там Пушкин снимал квартиру пополам со свояченицами — сестрами Гончаровыми и аренда всего второго этажа обходилась им 6000 рублей ассигнациями в год.

Дом был почти такой же, как тот, в котором сняли комнаты они с Анькой. Сашка взошёл на одну ступеньку крыльца и звякнул в колокольчик. Долго никто не открывал, Кох уже потянулся за шнурком вторично, как дверь со скрипом отворилась. Прямо перекособочило всего Сашку от скрипа этого, в голове помутилось. Вернулись все прежние болячки. Вспомнился скрип двери в комнату грузинского князя, точнее его мнимый сестры.

— Чего надо? — на Сашку смотрел сквозь пелену тумана бородатый неказистым мужичонка.

— П… п…

— Не подаем…

— Ссука. Позови господина Пушкина, — с трудом собрался Сашка.

— А ты кто таков? — огладил козлиную бородку мужичок.

— Скажи Александру Сергеевичу, что его желает видеть дархан Дондук. И держи рубль, выпьешь за его здоровье, — а чего, рубль точно заставит этого товарища подсуетиться, а Сашку беднее не сделает. Куда уж беднее.

Прискакал посланец быстро назад.

— Приказано принять, проходьте, господин дархан Дондук…

— Ты, братец, тупой или глухой? Я сказал на чистом русском языке, чтобы ты позвал сюда господина Пушкина. Что не ясно? Не надо меня принимать. И проходить мне не надо. Мне Александра Сергеевича вот здесь видеть надо. Ты уж не подведи на этот раз.

Солнце появилось в халате и турецкой феской на голове. Бакенбарды торчком, под глазами круги. И рожа похмельная.

— Господин дархан Дондук? — надо понимать это на светлом челе Солнца было вопросительно снисходительное выражение.

— Александр Сергеевич. Нам нужно поговорить. И обязательно не в вашем доме. Потом поймёте почему. И не в ресторации какой. Тоже потом поймёте. Вот прогуляемся по улице туда-сюда и поговорим. Жду вас здесь. Одевайтесь. Прелестная погодка сегодня. Солнце. Как там у одного поэта: 'Мороз и солнце; день чудесный!

Еще ты дремлешь, друг прелестный —

Пора, Сергеич, пробудись…

Пушкин хмыкнул, открыл было рот для отповеди и вдруг глаза выпучил.

— Дондук? А почему?..

— Господин Пушкин. Вы стали свидетелем чуда. Косноязыкий калмык заговорил на великом и могучем. Все ответы здесь. Выходите. Разговор может быть долгий и очень неприятный. Жду.

Событие семидесятое

… Единственный способ предсказать будущее с какой бы то ни было точностью — это когда на него смотришь сквозь довольно мрачные очки.

Иосиф Александрович Бродский

Пушкин выскочил из дома и чуть не бегом устремился через улицу, едва под лошадь не попав. Прямо как Остап Бендер. Всё же разминулись, и лошадь отделалась не только лёгким испугом, но и ударом кнутом по заднице. Был Александр Сергеевич в пальто таком с накидкой что ли и при цилиндре. Вот ведь наглы, заставили весь мир такую хрень носить. Неудобно, некрасиво. Зачем? Холодно зимой.

— Так что это за маскарад, господин Дондук? — гневом пышет, раскраснелся пиит.

— Давайте представлюсь, так удобнее будет разговаривать, и пойдёмте, да хоть вон в ту сторону, — Сашка наугад махнул рукой, — Чего стоять и внимание к себе привлекать.

— Хорошо, — из ноздрей пар валит.

— Меня зовут князь Александр Сергеевич Болоховский. Полный ваш тёзка. Почему в таком виде? Скажу, но пообещайте, что имени моего не назовёте никому и молчать об этом разговоре будете. Потом сами поймёте почему.

— Обещаю! — выпалил поэт, — Говорите уж, князь.

— Скрываюсь я потому, что убил на дуэли одного господина, который Анну Тимофеевну ущипнул за… попку и полез своими шаловливыми ручками ей под подол. Убил на честной дуэли с секундантами. Сыновья покойного заявили на меня в полицию, и я немного побегал у себя там… дома от полиции и решил под видом этого дархана Дондука провести зиму в Петербурге, может, за это время там всё уляжется. На этом обо мне закончим, поговорим о вас, Александр Сергеевич.

— Слушаю.

— Вы же в курсе, что Анна Тимофеевна недавно спасла Зимний дворец от пожара. Она увидела сон, в котором было как бы начало пожара. Место откуда всё началось. Рассказала об этом Николаю Павловичу и тот ей поверил. Вскрыли ложную стену, а там уже все обуглено. А ведь только закончил Монферран «Фельдмаршальский зал». Ну, вы в курсе.

— Удивительная история…

— Да. Анька она такая. Так вот, это не первый ей вещий сон. Много было и все сбываются. Очень точно сбываются. Вещий сон — правильные слова.

— Необыкновенный дар…

— Да, Александр Сергеевич, и один из этих слов был о вас. Точнее, о вашей смерти и о том, что случилось позже. Хотите узнать?

— Сударь… Ой, простите, Ваша Светлость, конечно, хочу, — остановился и дёрнул за синий рукав Сашку Пушкин.

— Страшная история. Всю жизнь вашу дальнейшую перевернёт. Ну, надеюсь, что перевернёт.

— Говорите же, князь! — ну, холерик. Чуть с кулаками не лезет. Раскраснелся и даже похмелье закончилось.

Сашка эту историю видел на ролике, выложенном в интернете. Нет, не кино про Пушкина, там рассказывала дивчина, с показом картинок, про младшую дочь Пушкина.

— Итак, Александр Сергеевич, сон Анна Тимофеевна видела про вашу младшую дочь Наташу.

— Ташу? Что она тоже заболеет чахоткой? — опять остановился африканец и чуть не схватил Сашку за отвороты епанчи. Ну, а чего, хорошо. Может и получится разговор.

— Нет. Александр Сергеевич, всё хуже.

— Говорите же.

— Вас скоро убьют на дуэли. А ваша жена через какое-то время выйдет замуж. Хороший окажется человек и будет ваших детей, как своих, воспитывать. И вырастет ваша младшая дочь в первейшую красавицу и влюбится в одного гвардейского офицера. Ваша жена будет против скоропалительного брака, но Наташенька, или как вы её называете Таша, настоит на браке, и он произойдёт, и молодая жена будет счастлива… Всего несколько дней. А потом муж начнёт её избивать. Очень серьёзно избивать. И по лицу руками и валить на пол и пинать ногами. Даже когда она будет носить детей, он будет пинать её ногами. И на теле вашей дочери будут следы от шпор этого негодяя. Она родит ему трёх детей и все эти годы её будут жестоко избивать.

— Как зовут этого подлеца? — свистящим шёпотом выдохнул Пушкин.

Тот самый товарищ — Михаил Дубельт — жених и будущий муж Натальи Пушкиной

— Не знаю. А и знал бы, так не сказал. Что пойдёте десятилетнего мальчика убивать? Дело не в нём. Дело в вас. Когда вашу дочь будут топтать ногами, вы не сможете ей помочь, потому что будете дохлым лежать в гробу, и ваше никчемное тело будут доедать черви. Она будет просить помощи у господа и отца, и ни тот ни другой не смогут ей помочь. Один, потому что ему дела нет до людей. А второй, потому что он сволочь последняя. Бегает за всеми юбками, играет в карты, проигрывая деньги, которые могли бы пойти на воспитание детей, шляется по всяким балам и ассамблеям, ни одного приёма не пропускает, пьёт шампанское и вечно вызывает кого-то на дуэль. Сколько раз вы уже должны были драться на дуэли — раз тридцать? Повезло, живы пока. Не будет долго везти скоро пристрелят как… Пристрелят, в общем, в живот и долго будете умирать окружённый друзьями и рыдающей женой и детьми. На себя насрать⁈ Так подумайте о жене и детях. Вот когда нужно будет вступиться за Наташеньку, вы не сможете, из-за очередной соблазнённой вами чужой жены будете убиты. Ссука ты последняя Пушкин. Даже разговаривать с тобой противно, как с умирающим от сифилиса, весь гнилой с валившимся носом и заражающим окружающих одним своих дыханием. Одумайся пока не поздно, сволочь, и уезжай сегодня же из Петербурга в деревню. И сиди там безвылазно. И там не жри шампанское, а сказки для детей пиши. Только из-за них я с тобой, урод, разговариваю. Это лучшие сказки в мире. Я по ним в своих школах детей учу. Мало их. Не детей — сказок. Хотят ребята ещё сказок, а я им говорю, что автор водку жрёт и в карты играет и за чужими жёнами бегает. Не будет сказок. Всё, Александр Сергеевич, прощайте теперь. Я, всё что мог, сделал. Дальше сами. Решите спасти дочь — спасайте. Решите, что похрен вам, пусть на её животе будут следы от шпор такого же урода, как вы, так и хрен с вами. Сможете с этим жить живите. Стоп совсем последнее. Пушкин, ты ведь идиот тупоголовый. Вот я перед дуэлью недели пистолет из рук не выпускал, учился быстрей стрелять. И до этого всю жизнь стрелял. А ты вечно лезешь в дуэли, а стрелять толком не умеешь. Бог на стороне метких стрелков, Наполеон кажется сказал. Учись стрелять, африканец.

И гвоздь в крышку твоего гроба. У твоей младшей дочери даже могилы не будет. Умрёт на чужбине.

Сашка развернулся и пошёл от Пушкина, но потом одумался, чуть остыл, вернулся и прошептал:

— Если нужна будет помощь… Настоящая помощь, а не оплата карточного долга, то в Туле живёт моя сестра Ксения. Её муж — князь Николай Иванович Болоховский работает на Тульском оружейном заводе. Через него передадите весть для меня. Смогу — помогу. Только за сказки ваши и помогу. Прощайте.

Конец книги.

Екатеринбург 2024 год.

Добрый день, уважаемые читатели. Кому понравилась книга и кто терпел до последнего, нажимайте на сердечко. Награды тоже приветствуются. Оставляйте комментарии.

С уважением. Андрей Шопперт.