Дурочка

Предисловие

Надежда Константиновна тяжело поднялась с кровати, ноги даже утром натружено болели. Что поделать, одно из следствий хронического заболевания щитовидной железы. И частые простуды к тому же.

А соседка, Екатерина, опять всю ночь демонстративно обмахивалась веером, сознательно подхватывая и поощряя малейшие сквозняки. Так можно еще и инфлюэнцу подхватить. Надежда Константиновна старательно покашляла и поплотнее завернулась в скромную шаль.

Якобы от всех пахнет, как от холопок!

Пахнет только честным пролетарским мылом и ничем более. Да вы в своих дворцах ссали за шторами, нисколько не стесняясь. Крестьянство на Руси мылось и парилось в банях каждую неделю, приятно отличаясь потребностью в чистом теле и отсутствием вшей от представителей западной культуры. Которую вы насаждали изо всех сил.

Ничего-ничего, недолго вам осталось.

Надежда Константиновна прищурилась на зарешеченное окно и продекламировала:

Мы на горе всем буржуям

Мировой пожар раздуем!

С кровати у двери раздалось плебейское хрюканье, но Сонькино произношение и легкое грассирование всегда удивляли идеальным французским:

– Надин, не утруждайтесь, это бесполезно.

– Я понимаю, – с надрывом призналась Надежда Константиновна, – но что прикажите делать, это же невозможно терпеть. Я набросала текст новой листовки.

– О, давайте лучше сыграем в карты? К обеду как раз обещали по ватрушке.

Ватрушка – серьезный соблазн.

Надежда Константиновна внимательно осмотрела на редкость простодушное личико Соньки. Э-э…нет! Кажется, пройдоха задумала какую-то хитрость.

Сонька вздохнула, потянула к себе гитару и грустно запела:

Ваше благородие, госпожа удача,

Для кого ты добрая, а кому иначе…

Вот именно.

Надежда Константиновна гордо прошествовала мимо. Нас никакими ватрушками не купить!

На еще одной кровати мучилась пожилая ясновидящая.

Третий день ее не отпускало предчувствие беды, при этом совершенно непонятно, от кого ее ждать. И кому прилетит на сей раз. Посоветоваться бы с Аишей, молоденькой ясновидящей через стенку, бывшей цирковой гимнасткой, но она иначе одарена. К тому же к ней зачастили подозрительные мужчины кавказской национальности. Один за другим, один за другим, а мы это уже проходили. И бумажки под нос тычут. Текст отсюда не разобрать, но страх смуглолицей тощей ясновидящей прямо в нос шибает. Вмешаешься – а сколько народу по вертикали власти о них уже знают? Зачем им подтверждение? К обеим ходить начнут. Как на работу.

Не-ет, «не надоть» нам такого счастья.

Дверь, как всегда, распахнулась неожиданно.

Плохо, что с этой стороны ручки нет.

Заглянул дюжий санитар, осмотрелся, а следом престарелый доктор, вылитый Айболит, завел группу молодежи.

– Прошу вас, – велел Айболит молодой девице, шедшей первой.

– Мы находимся в палате номер шесть. Палата, как видим, женская, рассчитана на четыре койки.

– На четверых больных, – ласково поправил Айболит.

– Ну да. Здесь у нас Надежда Константиновна Крупская, ее величество Екатерина Вторая, Сонька Золотая Ручка и ясновидящая Марфа Оплеткина. У каждой имеются сопутствующие заболевания, частично связанные с так называемой «профессиональной деятельностью», а именно…

– Достаточно. Продолжайте вы, молодой человек. Кто у нас ясновидящая по образованию?

– Никто. Пенсионерка, когда-то окончила медицинское училище. Но в 72 года все равно уже нет никаких профессиональных навыков, одна болтология. В лучшем случае укол может поставить по старой памяти. Поэтому она из фельдшера переквалифицировалась в ясновидящие.

– Благодарю за пояснение, – чопорно склонил голову старенький Айболит и стремительно покинул палату.

Девица закатила глаза, постучала парня по голове и подпихнула к двери. Молодежь молча вышла следом.

Дверной замок громко клацнул металлическим зубом напоследок.

Плохо все-таки, что ручка снаружи палаты, только на прием пищи открывают. Плохо это, не по-людски.

Ясновидящая Оплеткина зажмурилась и поняла, что за стеной куда-то повели соседку, тоска и обреченность свернули по коридору направо.

«От судьбы не уйдешь. Припахали все же, ироды. Мне-то ладно, немного коптить осталось … а ей-то всего лет тридцать. Намучается, бедная…».

Оплеткина горько вздохнула.

Единственный путь, ведущий к истиной свободе и возможному перерождению – запрещен. Только не от своей руки.

Каждая ясновидящая это знала с момента осознания своей силы.

Угомонились в палате номер шесть за полночь: то кровати скрипели, то комар где-то противно звенел, то за стенкой что-то уронили на пол.

Одна Оплеткина не могла успокоиться и неслышно подошла к окошку.

Напротив, в здании детского корпуса, тускло светились огни дежурных постов, разделяя все три этажа ровными квадратами. «Как клеточки… клетки.»

Внезапный мощный выброс силы в детском корпусе изумил Оплеткину до такой степени, что она сама не поняла, как оказалась на подоконнике, вцепившись в решетку.

В одной из палат второго этажа шла драка!

То, что кулаком махала девушка-подросток – сомнения не вызывало. И била она девочку, лежащую в кровати у самого окна.

Била в лицо, кровь заливала постель и одежду обеих девчонок. Оплеткина мгновенно отправила тревожный сигнал на все посты диспансера, ополовинив свой запас силы. И остатки резерва распахнула девочке, которая старалась перехватить кулаки садистки.

Ясновидящая с перепугу даже узнала девочку. Это же Надя-дурочка! Точно, она.

Собственно, все, кто лежал в диспансере не первый год, знали Надю-дурочку, на редкость некрасивую девочку с торчащими зубами. Ежегодно ее привозили для очередного осмотра. Она устраивалась у самого окна, обязательно на кровати, изголовье которой поднималось, и смотрела, не отрываясь, на небольшую рощицу. Иногда разглядывала картинки в какой-нибудь книжке. Редко выходила из палаты, даже в игровую комнату. Что взять с дурочки.

А тут – нате на лопате! Девочка оказалась гораздо, гораздо сильнее Оплеткиной и потянула дармовую силу, не понимая, что это.

«Спасибо, Наденька, какое же тебе спасибо…» – ясновидящая палаты номер шесть успела отправить благодарность неучтенной ясновидящей детского корпуса, всхлипнула и сползла на собственные многочисленные юбки. Только рука неосознанно погладила подоконник.

Стон молодой ясновидящей Аиши, живущей через стенку от Оплеткиной, никто не расслышал.

***

Как ни старались дежурные врачи и медперсонал соблюсти ночную тишину, ничего не получилось. К тому же у мужчин, как назло, подрались оба Наполеона, перемешивая французскую ругань и русский мат.

– Какой идиот поместил их в одну палату? – шипел пожилой санитар, придерживая Наполеона потолще.

– Ну кто же знал, что они не найдут общий язык, интересы-то одни, – растерянно объяснял свое решение молоденький интерн-дежурант, набирая лекарство в шприц.

Девочку-подростка, напавшую на ребенка, тоже загрузили препаратами и быстро перевезли в стационар, пока она не поняла, что натворила.

Полиция аккуратно, под присмотром врача, расспросила еще одного ребенка в детской палате. К сожалению, малышка в свое время пережила пожар, поэтому частенько пряталась под кроватью. Ночь общей паники благополучно проспала на коврике для ног, свидетель из нее не получился.

Санитары вынесли тело Нади-дурочки из детского корпуса и ушли, громыхая каталками на весь этаж, за двумя новопреставленными взрослого корпуса.

***

Заведующий отделением осторожно выглянул в их общую приемную с начмедом. Слава Богу, никого. Тихонько задвинул изнутри простую грубую щеколду. Еще раз прислушался, вытащил бутылку из шкафа и плеснул в свою чашку неразбавленного спирта.

– Наливаю? – спросил он старенького Айболита, строчившего заявление об уходе.

– Наливай, – согласился Айболит, не отвлекаясь.

– Ты меня бросаешь?

– Бросаю, – опять согласился Айболит, – все, хватит. Дети друг друга убивают! Студенты считают, что я болтун и маразматик!

– Не дети убивают, а больные.

– Больные дети.

– Не друг друга, а младшая не давала старшей покончить жизнь самоубийством. Ты знаешь, что старшую девочку в детстве изнасиловали? Она не хотела жить. И где взяла такую острую щепку? А мы считали, что острый период прошел, с ней работали опытные психологи. Лучше объясни, как Настя-дурочка удержала руки более сильной девочки? И как она вообще сообразила удержать?

– Я со взрослыми работаю у тебя! Работал. Не с детьми. Не знаю! И больше ничего не хочу знать!

– Хорошо. Можешь лично мне объяснить, почему одновременно ушли обе эти самые ясновидящие? Обе! Даже время совпало. Откуда взялась острая сердечная недостаточность? Что вообще произошло?!

Айболит с размаху положил заявление на стол, не обратив внимания на чашку, подергал дверь, застонал, но сообразил отодвинуть щеколду и быстро вышел.

Завотделением написал на заявлении Айболита «согласовано», посмотрел в окно – а день только начинался, и вытащил чистый листок:

«Прошу уволить меня по собственному желанию…».

Встал, распахнул окно пошире и спросил у нового дня:

– А ты знаешь, кто работать будет? Не подумал? Выпускники по сокращенным программам? Они – да, они быстро наведут порядок.

«по семейным обстоятельствам…»

Еще раз посмотрел в окно и медленно смял листок.

***

В знакомой нам палате номер шесть царило уныние.

Надежда Константиновна и Екатерина Вторая лежали на своих кроватях, дружно отвернувшись к стенам.

Сонька Золотая ручка, наоборот, разглядывала заправленное чистым бельем бывшее койко-место Марфы Оплеткиной. Кокетливо поставленная уголком подушка раздражала до слез.

– Да-а… неожиданно… да уж… кто идет на завтрак, пока двери открыты?

Сонька все делала бесшумно, удивляя сокамерников, в смысле – соседок по палате.

Постояла, ожидая, да и пошла себе на выход.

Завтрак, например, с восьми до девяти, в восемь сорок пять дверь закроют. Открыть из коридора можно, а из палаты – нет, и голодай до обеда!

Ловко выскользнула, тихонько прикрыв дверь, но вернулась быстро, минут через пятнадцать, ласково поглаживая животик.

– Дамы, – сообщила Сонька, завалившись на свою постель, – последние новости! Наша Марфочка покинула земную юдоль не одна. Ясновидящая по соседству ушла в мир иной с ней одновременно! Более того, погибла Надя-дурочка, ее прибила соседка по камере. Какой улов, дамы, в морге три трупа в одну ночь! Надежда Константиновна, как вы думаете, чьи это происки?

– Я Татьяна Константиновна, – внезапно поправила ее Крупская, спустила ноги, осторожно поднялась, держась за спинку кровати. Наклонилась, вытащила тапки, обулась, даже притопнула ногой.

– Ваше императорское величество, что это с ней? – обратилась Сонька к Екатерине, не сводя глаз с Крупской.

– Не императорское. Анна Михайловна я, – величество тоже поднялась и поправила свой халат, – вы к начальству… Татьяна?

– Да, дома дел много. Что-то я загостилась.

– И я с вами, завотделением точно на месте, – добавила бывшее величество.

– Ноги не болят, согнуться могу, сердце работает. Кое-что вспомнила, – отстраненно сообщила бывшая Крупская.

– Голова не кружится, не морозит. По-моему, у меня есть дочь. Выходим, – отчиталась и соседка.

Сонька обалдела и сначала молча осмотрела обеих.

Ишь, деловые какие!

– Дамы, вы хорошо подумали? – вкрадчиво спросила она.

– А вы, Софья? Стоит ли тут сидеть, жизнь-то пролетает!

Дамы ответ не получили и ушли.

Сонька хмыкнула. Выйти хоть успели. В столовую, значит, попадут.