Дурочка

Глава 19

– Я ничего не понял, студентка!

– Объясняю, магистр. Четырнадцати ей еще нет. Она сказала – верните меня, пожалуйста. Но вернуть туда же, сразу, мы не можем. Так?

– Разумеется!

– Ну вот. Поэтому ее отправила в какой-то похожий мир. Я молодец?

– Та-ак… нет, не молодец. Где ее матрица?

– Переносится, магистр. Уже в пути!

– Та-ак… успеваю… добавим возраст… уберем всю память и знания… что за маг, которого все норовят прибить, правда?

– Магистр! Зачем так жестоко?! Ведь она приняла на себя голубой огонь!

– Я уже видеть ее не могу! И не понял, почему ты не в свое дежурство к ней полезла!

– Потому что. У меня. Была надежда. А теперь – нет. Вы ее убили.

– А?

– Не забывайте, магистр: носки на нижней полке, рубашки на верхней. Всего вам доброго. Отличного сна. Приятного аппетита. Крепкого здоровья.

– Я не понял, студентка! Ты куда пошла? Остановись, я опять ничего не понял!

***

Андрей Андреевич Замойский, директор школы третьего разряда города Тобольска чувствовал себя счастливым, как в детстве.

Савельевым понравилась и сама школа, и коллектив преподавательского состава, и школьники. Самое интересное, посыпались заявки на поступление, хотя до начала следующего учебного года времени достаточно, и весна, и лето впереди. И губернское начальство пожаловало познакомиться, и даже выделило школе дополнительное финансирование. Еще бы, налогов поступало заметно больше!

Построили еще одну больницу, открыли еще одну школу, ибо население увеличивалось. Подъехали медикусы и даже несколько целителей, ремесленники, торговые люди. Устраивались жить надолго, с семьями.

Сам губернатор нет-нет, да и заезжал похвастаться: потянулись наконец-то и крестьяне, а то ведь население необходимо кормить. Даже воинскую часть перевели поближе, что особенно радовало чиновников – незамужних девиц хватало.

Савельев согласился на должность заместителя, и Замойский через пару недель планировал съездить в какую-нибудь школу магов. Стоит обменяться опытом.

Подъехали савельевские слуги. Особенно ожидали стряпуху, и радовалась вся школа.

Правда, недолго.

Отец Лукерьи оказался мужиком въедливым, и рьяно кинулся заниматься и садом, и цветниками. Тут же ужесточились наказания школьникам по любому поводу, ибо помощники ему нужны и на прополку, и на полив.

Серафим хмыкал, сколачивал основы под грядки по требованию Лукерьи, и под цветники по желанию баронессы. С поливом выручали лошадки, слуги прибыли на двух повозках. Одна и так была у Савельевых, вторую прикупили в поездку, но школе все пришлось кстати, и лошадки попали в конюшню.

Окончит Лекса школу в Твери, а там, возможно, и в Академию поступит… – рассуждал потихоньку барон, – мы заработаем тем временем на приличный дом, и лошадки опять пригодятся…

В крыле сотрудников свободных комнат с запасом, и расселились, практически, по желанию. Да, ремонт требовался везде, но потихоньку все делалось. Где-то нанимал директор, где-то помогали бытовики, а в основном выручал Серафим.

Чета Савельевых попросилась осмотреть комнату младшей дочери. Конечно, отказа не получили, и даже некоторые учителя пошли взглянуть хоть одним глазком на место проживания легенды школы.

Бытовик зашел, ахнул и тут же бросился к разноцветным огурчикам, которые честно и старательно все дни поливала Зайчик. Побежали за отцом Лукерьи, показать такое чудо. Бытовик остался в комнате, увидев странные часы на стене. Которые шли! Без механизмом и магической подпитки.

– А как это она так придумала, – встал в тупик любознательный бытовик. Подумал-подумал и, с разрешения Замойского, отпросился телефонировать своему учителю по артефактам, Сергею Сергеевичу Лопухину. Он находился как раз в Тобольске, надеясь попасть на пасхальную ярмарку: чем планируют удивлять европцы в ближайшее время?

Артефактор Лопухин, въедливый старикашка, который в свое время прилично попил кровушки своих учеников, называя их и бездарями, и лентяями – тут же примчался, желая ткнуть носом тупоголового бытовика в сложную и умственную работу настоящего мага. Как у европцев.

Примчался и застыл у часов. Взял со стола Алексы бумагу и карандаши, принялся вычерчивать одному ему ведомые схемы.

Пока садовник аккуратно выкапывал какие-то отростки от огурцов – директор терпел артефактора. Но время шло, уже Савельевым надо уходить на свои занятия, а вредный маг даже не думал собираться. Против артефактора в своей школе Замойский ничего бы не имел, но кто ж пойдет из Академии в школу? А Лопухин артефактор известный.

– Сергей Сергеевич… не нравятся часики?

– В том и беда, что нравятся, а понять пока не могу. Останусь у вас, к утру все равно разберусь, и не такие орешки щелкали… а «патентников» все равно придется приглашать, готовьтесь. Очень уж идея перспективная.

– Патент получать?!

– Конечно. Из говна конфетку сделали. Никаких, считай, затрат. Где эта девица ваша болтается?

– В Тверь забрали.

– Не удивлюсь! Все доброе под себя гребут. Везите сюда ее или родителей, иначе школа копейки может получить.

Замойский не ожидал такого поворота, но деньги бы никому не помешали! Оглянулся в поисках своего братика, подозрительно затихшего.

Ну, разумеется. Братец вцепился в какую-то пухлую тетрадку.

– Иван Андреевич, а вы что молчите? Или вам деньги не нужны?

– А?

– Я говорю, тебе деньги нужны на развитие целительства в дальнейшем?

– Андрей! Посмотри, что у нее в столе?!

Пухлую тетрадку бережно закрыл и сунул под нос директору, но из рук не выпустил. На титульном листе красовалась надпись:

«Инфекционные болезни»

– И что?

– Это тебе не скелеты с настойками. Это такое… такое… тысячи спасенных! От моров! В скученных поселениях. При баталиях. От неизвестных заморских хворей! Даже говорить боюсь. Срочно писцов, срочно!

Директор ухватил прыткого братца уже в дверях и прошипел:

– После последнего урока ко мне в кабинет. Ясно?

Когда старший брат командовал с таким выражением лица, младший обычно сдавался сразу. А тут вякнул:

– Мне надо тетрадь сию…

– Я. Тебе. Сказал. Из комнаты ничего не выносить!

– Когда это ты сказал?

– Только что! Быстро на свои занятия! – Дождался ухода братика, огляделся.

В комнате Лопухин, Казимира Савельева и Годицкий.

Остальные вышли. Отлично.

– Значит, так, дама и господа. Судя по всему, комнату мы закрываем, дабы ничего не пропало.

– Андрей Андреевич, а позволите, я сюда переберусь? Пока сестры нет, поживу здесь.

– Пожалуй… имеет смысл. Петр Алексеевич, а ты подумай об охране. Решишь?

– Андрей Андреевич! Решу! Комната напротив свободна, переберусь сегодня же. Беречь буду, как свою невесту. Не волнуйтесь, разработок и артефактов у меня достаточно!

Лопухина директор вывел насильно, ну как ребенка оторвал от игрушки.

– Сергей Сергеевич, думать ты можешь и у себя, а к вечеру милости просим на общее совещание!

***

К вечерней встрече Замойский подготовился, сплел целую интригу. Даже встретился с губернатором, который идею всецело поддержал. Еще бы, в Савельевых Тобольская губерния крайне нуждалась, не семья, а чудо чудное.

На совещании присутствовали: главный целитель школы и города Иван Андреевич Мойский, барон и баронесса Савельевы, Сергей Сергеевич Лопухин и личный помощник губернатора Илья Николаевич Хитров. Ну и сам директор Андрей Андреевич Замойский, разумеется.

Протокол вела баронесса по просьбе директора, ибо посторонних приглашать не стали:

Рассмотрели вопрос о приглашении представителей Патентного бюро по артефактам. Рекомендация С.С. Лопухина прилагается.

Решили: Представителей Патентного бюро приглашать.

Рассмотрели вопрос о приглашении представителей Патентного бюро по ботаническим изысканиям.

Решили: провести собственные опыты и вернуться к этому вопросу на следующий учебный год.

Рассмотрели вопрос о приглашении главного целителя Тверской Академии магии в целях ознакомления с рукописным трудом школьницы Алексии Савельевой.

Решили: Командировать И А. Замойского в г. Тверь для организации встречи с главным целителем Академии магии Твери. Кроме того, ему поручили обосновать необходимость приезда Алексии Савельевой в г. Тобольск для подписания документов с представителями Патентного бюро.

Присутствовали, дата, подписи.

На этом первая часть совещания окончилась, Лопухин попрощался, но сообщил, что остается в Тобольске, подождет знакомых гадов из Патентного бюро. Так и сказал – гадов. И гордо удалился.

Протокол далее не вели, а сидели с чаем и печеньками от Лукерьи. Сначала утешали бедного Мойского, уж очень он не хотел ехать в Тверь.

А придется!

Больше некому, директор должен тут находиться, подписи для бюро от школы ставит именно он. Кроме того, целитель, буквально, знаток императорского дворца, примут как родного. Знаток грыз собственные ногти и радости почему-то не выражал.

Ну и наконец, слово взял личный помощник губернатора и обратился сразу к Савельевым:

– Вашим мальчикам в гимназии нравится? Не обижают их?

– Благодарим, – чуть обозначил поклон барон, – ходят с удовольствием, учатся с прилежанием.

Личный помощник закивал радостно:

– И мой сынок в одном классе с вашими, даже подружились… кажется. А к окончанию гимназии мы с матушкой надеемся, что он поступит в Академию. Строим-с первую Академию в Тобольске, не только магическую, общую! И медикусов будем готовить, и управленцев своих, и тех, кто наукой мечтает заниматься. Через пять лет к нам начнут приезжать особо подготовленные люди, – задрал палец вверх, – из Академий Москвы, Риги и даже Твери! И ехать нашим юношам никуда не придется, дома смогут обучаться. На благо Российской империи!

Директор вздохнул – помощника понесло. Пришлось аккуратно вмешаться:

– От нашего губернатора есть предложение, я правильно понял?

– К этому и веду, – заторопился помощник, – мы готовым господам Савельевым передать участок для строительства дома! В самом центре города, рядом с парком, там, где проживают дворянские семьи. Участок передаем без оплаты, а строитесь за свои денежки… хе-хе… по общему плану. Архитекторус наш готов план вам предоставить и выслушать пожелания.

Директор опять вмешался:

– Моим преподавателям надо подумать, я правильно понимаю?

Савельев кивнул.

– Так и мы не торопим! Но на этот участок есть претенденты, сами понимаете. Так что думайте, на все вопросы ответит Андрей Андреевич, его сегодня приглашали на дружескую беседу к губернатору. За сим разрешите откланяться, дела-с… сами понимаете…

Помощник удалился, ушел и целитель Мойский в свою больницу, и директор, наконец, улыбнулся:

– По сути, вашу семью приглашают обосноваться в Тобольске. План я видел, там планируется, независимо от того, кто заберет участок, двухэтажное каменное здание в классике. Довольно дорого будет строительство, не скрою. На первоначальные нужды ваших денег хватит, примерно, на полгода. Простите, но суммы в банк поступают через меня, поэтому знаю. А далее вы сами можете жить на одно жалование, а второе и проценты от всех патентов сразу передавать на строительство. Я вас готов поддерживать, дети моих преподавателей имеют льготы в любом учебном заведении губернии. И мальчиков, и Казимиру примут без оплаты. Вот только вас, баронесса, просят с нового учебного года вести уроки этикета в обоих гимназиях, и в мужской, и в женской… но тут сами решайте, а жалованье там значительно больше, чем в нашей средней школе, хоть и магической. Думайте не спеша. Дня три. Больше не смог выбить. Да, еще дочь губернатора мечтает научиться модным вышивкам, как у Казимиры…

Так закончилась и вторая часть совещания.

***

Мойский улетел в Тверь на следующий день, по времени подгадал так, чтобы с утра попасть в канцелярию. И не рано утром, и не ближе к обеду, а то этих канцелярских ловить-не переловить. Знаем. Плавали.

Сначала договорился с представителями Патентного бюро артефакторов и с чистой совестью отправился знакомой дорожкой к флигелю слуг. Пообедать хотелось, да и, может, помочь чем.

Встретили его с радостью, стряпуха и помощница кинулись кормить, тут же прибежал конюх и лакеи с ворохом сплетен. Главное, Ее Величество вылечил монах из Ушаковых, и его за это сразу сделали Главой рода.

– Как это монах мог вылечить позвоночник? – обалдел целитель.

– Молитвой! И секретной техникой!

– Глупости.

Конюх вскочил и выбежал.

Мойский растерялся:

– Он что, обиделся?

– За брательником побежал, как раз ладони посмотрите, он там был и обжёгся! Видаком был!

– А, очевидец. Ну-ну, тогда подождем.

Конюх вернулся быстро, и не один, за ним плелся грустный здоровущий парень.

– Вот, господин целитель, брательник мой там был, гридень он царский, и все сам видел!

– Хорошо, – хмыкнул Мойский, – но начнем с ладоней.

Ожоги не сказать, что большие, но поработать пришлось, хорошо, больше больных не привели, резерв экономить не пришлось.

Гридень радостно сжал кулаки несколько раз, отвесил поклон, уселся основательно и сказал со значением:

– Монах помолился, и императрица выздоровела! А больше говорить мне не велено.

– Ох ты, господи! – закрестилась кухарка, и все за ней.

Мойский ничем не выразил своего сомнения, но попросил гридня проводить его к воротам. До ворот не дошли, по дороге шибко уставший целитель предложил передохнуть.

– А звать тебя как?

– Гриней, барин.

– Григорий, значит. А кто еще видаком был, Григорий?

– Премьер еще был, тоже ушаковский, только их оставила императрица. Остальные отошли, ждали недалече, но не могли слышать.

– А почему ты остался?

– Так и я не остался, службу знаем. Велено отойти – так и отошли сразу-то. Я девку проверял, поэтому чудо сам и узрел.

– Какую девку?

– Да мелкую совсем. Когда монах помолился, огонек с ладоней к девке и побежал. Тоже ушаковская, видать. Меня отправили посмотреть, жива ли она. Какой там, только пискнула и померла. Я померших много видал, сразу вижу.

– То есть сначала монах убил девочку, а потом помолился за здоровье Ее Величества, так что ли?

– Ну дык я не все слышал, но сначала монах на девке-то силу показал свою, понятно же, а потом уж лечил Величество!

Почему у Мойского потемнело в глазах, он сам не понял.

– Эй, барин, ты чего? Барин!

– Не тряси… тут я. Жив вроде. А премьера где повидать, не знаешь?

– Как не знать, знаю. Брательник мой отвозил в евонное имение. Тут недалече.

– Позови брата. Пожалуйста. Неважно себя чувствую, может, подвезет меня…

***

Мойский узнал бывшего премьера, да и тот вспомнил целителя. Разговорились не сразу, но каждый рассказал о себе и о девочке, с которой так странно свела судьба. Мойского Ушков свозил на могилку, где искать родных – никто не знал, и последний приказ императрицы бывший премьер выполнил, похоронив девочку на своем семейном кладбище.

На табличке написано: «Алексия Ушакова-Савельева».

– Ушакова, бывшая глава рода сказала, что девочка Савельева. Правильно?

– Правильно. Боюсь возвращаться к ее родителям.

– Знаешь, Ваня, а поеду я с тобой, пожалуй. Сам все и расскажу. Поставлю в известность супругу, и полетим с тобой вдвоем, у меня свой дирижабль. Маленький, но нам хватит. Я и сам небольшой, как видишь. А девочка сказала, что и на меня как-то воздействовала. Может, и подрасту…

– Все может быть. Она – гений. Была.

– Была… Жди, я быстро.

Ушков быстро ушел и так же быстро вернулся с двумя сумками в руках. И не один, за ним шла женщина.

– Жена… – сказал, извиняюще развел руками Ушков. – Сказала, куда ты, туда и я.

Женщина утвердительно кивнула:

– Ты Ее Величеству обещал.

– Что я обещал?

– Наладить со мной отношения!

Совершенно неподвижное лицо мужа было ей ответом.

В дирижабле Ушков косился на супругу, поглядывал в иллюминатор и вдруг спросил:

– Вань, как считаешь, а если я в Тобольске останусь… найдется, чем мне заняться? Денег у меня немного, но кое-что есть.

– Дело найдется, не сомневайся. У нас директор очень шустрый… да и губернатор тоже…

– Губернатора я помню, встречались. Пожалуй, так. Начну подальше… с чистого листа. А ученица твоя совсем мала, а какой след оставила в разных судьбах, да?

– Да. Ученица… И учитель.