Два часа до конца света

Глава I. В чёрном доме, на чёрной улице

«Я тебе сказку расскажу. Была на свете одна тётя. И у неё не было детей и счастья вообще тоже не было. И вот она сперва долго плакала, а потом стала злая.» — М. Булгаков, "Мастер и Маргарита".

9 июня 2019, 00:37

Нарушая ночную тишину, старый советский лифт пришёл в движение. Скрип тросов доносился сквозь щель между двумя ставнями, обшитых листами железа. Лифт исправно работал почти шестьдесят лет, перевозя вверх и вниз пассажиров разного сорта: безработных гуляк, спившихся матерей, пенсионеров, забытых собственными детьми, и прочих безразличных к этому миру людей. Облезлый дощатый пол, от которого воняло кошачьей мочой и стены, с облупившейся тёмно-зелёной краской, усеянные оскорбительными надписями, — наша история начинается именно в таком месте, забытом и ненужном, как и населяющие его призраки в виде наркоманов и пьяниц, которым просто забыли сказать, что их больше нет на этом свете. Тусклая лампочка старого образца могла осветить лишь первые несколько метров коридора, который располагался на двенадцатом этаже, — именно сюда направлялся пассажир-полуночник, вызвавший лифт.

Таким образом, когда часы показали половину второго ночи, а на улице грянул гром, сопровождавший июньскую грозу, лифт наконец остановился. Эхо раскрывающихся ставней прокатилось по коридору. В тесной кабинке, рассчитанной на вес троих с половиной пропоиц, стояла девушка весьма потасканного вида. С первого взгляда можно было даже подумать, что она является частью этого гниющего здания; что босые ноги шагали по полам самых мерзких притонов; что облезлый коричневый свитер и длинная грязно-зеленая юбка, с которых ручьём стекала вода, были найдены на помойке; что мертвенно-бледная кожа, почерневшая вокруг глаз, на протяжении двадцати девяти лет жизни, знала лишь инъекции низкосортного опиума; что растрёпанные и красные от крови волосы, не мылись уже лет десять; что имя «Вера» было взято с дверцы туалетной кабинки, рядом со словом «шлюха».

Вера

От лифта до квартиры было около пяти шагов, но ногам мешал выпирающий из под юбки, кусок дерева, проходящий сквозь левый коленный сустав. Тонкие пальцы, прижимали ткань свитера к дыре в животе: несколько петель кишечника грозили вывалиться из чрева при каждом вдохе.

Когда Вера сделала шаг, чтобы выйти из лифта, створки с шумом сомкнулись, зажав полумёртвое тело. Несколько матерных слов сорвались с разбитых губ. Как правило, двери элеватора открываются сами, едва ощутив препятствие, но этот лифт был слишком стар, чтобы отвлекаться на глупости, вроде тощих женщин из неблагополучных районов. Поэтому Вере пришлось напрячь остатки сил, чтобы выскочить из железных объятий, что сыграло с ней злую шутку: едва вторая половина тела оказалось на свободе, девушка стала падать, так как правая нога с хрустом согнулась назад в районе колена. Раздался сдавленный крик, и тонкие ручки хаотично затрепетали, разрезая воздух в попытке восстановить равновесие. Сжатые с силой капкана челюсти выдавливали из дёсен кровь. Вера могла быть мёртвой клинически: сердце не билось уже час, зрачки не реагировали на свет, но электрические импульсы в теле были активны как никогда. Рождаясь в мозгу, вопреки всем законам, они заставляли мышцы сокращаться снова и снова, унося в мозг то единственное, что могло поступить из обескровленных конечностей, — боль.

Бесформенный кусок мяса, в котором можно было узнать остатки посаженной печени, с противным хлюпаньем вывалился из нутра девушки, а кишки повисли будто сопли. Вцепившись в стену, Вера застыла в позе изуродованной балерины, которую внезапно подключили к электрической цепи.

Отдышавшись, девушка вытянула руку в направлении одной из квартир и щёлкнула пальцами. Штифты замка плавно сдвинулись со своих мест, дверь открылась. Вера, поскальзываясь на собственных органах, ковыляла дальше.

Как и подобает домам, построенным на сдачу от глобального попила денег, планировка квартир была устроена самым экономичным образом. Входная дверь вела в комнату, совмещавшую в себе и кухню, и гостиную, и прихожую. Стены были покрыты пожелтевшими от времени обоями с текстурой в виде цветов красного мака, навсегда впитавших в себя смрад сигаретного дыма. Освещалась комната единственной лампочкой, что висела на поводке из провода. У стены стоял диван, настолько старый, что пружины, извивающиеся внутри, имели свойство скрипеть вне зависимости от того, есть люди комнате или нет. Сложно было представить более неудобное место для сна, если не брать в расчёт кровать в соседней комнате. У противоположной стены, в левом углу, стоял отключенный от сети холодильник, где лежали две бутылки самого дешёвого портвейна, купленного в ближайшем алко-маркете. Венчал его постоянно работающий маленький телевизор с антеннами-рожками, вещавший в чёрно-белом формате. Справа от холодильника чернело окно, одетое в деревянную раму с паутиной по углам. Чуть дальше стояла широкая кухонная тумба. Раковина и, покрытая сажей, газовая плита стояли в правом углу. Над раковиной висела антресоль, служившая для хранения чистой посуды и удара головой во время готовки.

В центре комнаты, стоял круглый столик, за которым сидел мальчик семнадцати лет, одетый в майку розового цвета с нелепым принтом и разводами засохшей крови. Ноги, время от времени пинающие под столом мяукающий комок шерсти, были обтянуты рваными джинсами, по неосторожности прожжённые в двух местах. Сгорбившись над столом, он тушил сигареты о правое запястье, время от времени мотая головой, чтобы смахнуть сальную чёлку светло-русого цвета, что падала на верхнюю часть лица.

Сквозь пыльные стёкла очков красные от недосыпа глаза смотрели, как дешёвые сигареты одна за другой прожигают кожу насквозь. Рука дрожала, зубы, закованные в брекеты, скрипели, но мальчик снова и снова повторял экзекуцию.

От него воняло. Майка, джинсы и даже волосы — всё насквозь пропиталось смесью ароматов табака, жира и засохшей крови. Зачем мыться и стирать вещи, если ты уже неделю не выходишь из дома?

Константин

Вдруг дверь, ведущая в общий коридор, самопроизвольно открылась. Спустя секунду, в квартиру ввалилась двоюродная сестра его матери. Опустив изуродованную руку, Костя наблюдал, как, пройдя до середины комнаты на сломанных ногах, Вера остановилась, качаясь, словно узник Бухенвальда на ветру. Глядя на неё, чёрный кот, осторожно вылезал из под стола. Дверь, всё так же движимая чей-то волей, захлопнулась, и Вера, согнувшись пополам, извергла наружу содержимое желудка, заставив Барсика в ужасе забиться под диван. Когда поток нечистот иссяк, она вытерла губы рукавом кофты и тут же рухнула на пол, словно мешок с картошкой. Электрические сигналы, бегающие молниями от нейрона к нейрону, наконец погасли.

— С возвращением, — протянул юноша, отходя от стола.

Дерьмо случается. За последние двадцать лет Вера умирала в девятый раз. Находясь в забвении, она усвоила, что не стоит придавать каким бы то ни было вещам слишком многого значения. Когда твоё выпотрошенное тело валяется в луже собственной крови, ожидая момента воскрешения, привыкаешь смотреть на всё с цинизмом и отстранённостью. Даже потеряв почти всю кровь и большинство жизненно важных органов, Вера могла оставаться на ногах ещё какое-то время, пока мозг окончательно не разложится на плесень и липовый мёд. В моменты смерти, сознание будто сворачивалось, покорно ожидая, когда электрические импульсы в голове загорятся вновь. Иногда для этого требовалась пара минут, иногда — пара дней. Как только структура тела восстанавливалась до необходимого минимума, девушка возвращалась в сознание. Никакой комы, никакого сна, — мозг всегда находился в состоянии стресса, что к девятнадцати годам привело девушку к депрессии и стойкой алкогольной зависимости. Да, дерьмо случается, но, в случае с Верой, оно продолжает случаться и после смерти.

Перешагнув через тело, тонущее в рвотных массах, Костя упал на диван. Состояние тёти его не удивило. Два года назад, когда он только начинал с ней жить, его разбудил грохот падающего стула, который девушка опрокинула, пересекая комнату в темноте. Выйдя из спальни, мальчик щёлкнул выключателем и вскрикнул от ужаса: нижняя челюсть девушки была выдернута, язык, выглядящий теперь неестественно длинным, трепыхался с противным хлюпаньем, а одна из рук вообще отсутствовала ниже локтевого сустава.

— Господи, — выкрикнул племянник, убегая обратно в комнату, — я сейчас позвоню в скорую!

Что-либо объяснять с выведенным из строя речевым аппаратом было затруднительно, так что Вере ничего не осталось, кроме как, рыча и размахивая культёй, пуститься в погоню за юношей.

Он уже вслушивался в гудки, доносящиеся из динамика телефона, когда в проёме появилась Вера. Вскинув перед собой уцелевшую руку, она медленно покачала указательным пальцем.

— Скорая помощь. Что у вас случилось?

Не в силах оторвать взгляд от зелёных, заплывших кровью, глаз и извивающегося языка под ними, Костя произнёс:

— Кхм… П-простите. Набрал по ошибке.

— Хорошо, впредь будьте аккуратнее.

Связь оборвалась и телефон выскользнул из вспотевшей ладони.

— Знаешь, что? — спросил мальчик, сглотнув ком в горле.

Каштановые брови тёти взметнулись вверх.

— Это просто пиздец!

Вспомнив этот случай, мальчик невольно улыбнулся, глядя на труп девушки через слипающиеся веки. Он не мог заснуть трое суток, потому что её не было рядом. И вот она пришла, снова явилась поломанной и искалеченной. С кем она столкнулась на этот раз?

Глаза закрывались против воли, мозг жаждал сна. Костя, придвинувшись ближе к краю дивана, свесил руку, положив ладонь на, покрытое слоем засохшей крови, запястье Веры.

— Всё будет хорошо, — промычал он, проваливаясь в сон, — ты в безопасности.

Девушка не слышала. Её сердце по-прежнему не билось.

Справочные материалы Фонда SCP, закрытый реестр. Среди всех аномальных катастроф, выпавших на долю человечества, особняком стоят песочные тлееды. Тысячи, невидимых невооружённым глазом, паразитов способны жить в теле человека всю его жизнь, искусственно продлевая его существование. По неясной причине, эти твари равнодушны к существам, не обладающим даром самосознания. За всю историю человечества нет ни одного свидетельства заражения паразитами кого-то, кроме людей, что приводит к мысли, что тлеедам необходим осознающий себя носитель. Также загадкой является то, способны ли эти гады существовать вне тела. Немногочисленные опыты Отдела «П» ГРУ, нынче исчезнувшего, показывали, что заражение может осуществиться только при контакте с инфицированными тканями. Оказавшись на поверхности кожи, тлееды стараются проникнуть как можно глубже, чтобы потом начать делиться. Всего за один месяц колония может достигнуть более восьми сотен особей, распространиться по всему телу носителя и попасть в мозг. Полгода спустя, тлееды, достигнув популяции в тысячу — полторы особей, начнут перестраивать нервную систему. Их влияние на клетки людей непостижимо! Они способны выращивать ткани в кратчайшие сроки, используя собственных особей как материал, поэтому носителям тлеедов практически не нужно питаться. При этом, их невозможно вывести из организма, так как паразиты находятся по всему телу, в том числе и стволе головного мозга. Архивное фото Отдела "П". Обратите внимание на скопление тлеедов в левой затылочной части мозга. Человеческое тело для них является домом, и они рьяно защищают его, часто провоцируя носителя на жизнь вне социума. Психика жертвы страдает от постоянного одиночества и отсутствия сна, что всегда заканчивается глубокой депрессией и неврозом. Рано или поздно жертва начинает задумываться о самоубийстве, и тогда, решившись на отчаянный шаг, она сталкивается с сущим кошмаром — воскрешением после смерти. Очнувшись на тротуаре после длительного полёта, или в луже собственных выделений после попытки отравления, или с огромным выходным отверстием в затылке, носитель понимает, что боль — единственное, что ему осталось от прежней жизни. Эта картина преследует всех заражённых людей, которых среди людей осталось считанные единицы, вследствие наличия в мире множества организаций, пресекающих существование аномалий в любом виде. Тем не менее, история тлеедов достаточно долгая, и тянется с незапамятных времён. Помимо вышеописанных свойств тлеедов, есть качества, развитие которых зависит от пола жертвы. Если носитель — мужчина, тлееды замедляют передачу электрических импульсов между нейронами, что сказывается плохим самочувствием и сниженной чувствительностью тела; ощущения температуры, давления и боли теряют остроту на тридцать процентов. Бонусом идёт бесплодие по причине нулевой активности сперматозоидов. Симптоматика у женщин диаметрально противоположная: тлееды поддерживают работу нервной системы на высшем уровне даже тогда, когда в этом нет необходимости. Регенерация, в отличие от носителей-мужчин не только не деградирует, но и ускоряется до невозможно высоких показателей. Тело способно восстановиться даже при потере 80 % от собственной массы, при условии, что мозг сохранился хотя бы на треть. При всём этом, также обостряются чувства зрения, равновесия, ощущения собственного тела и снижается болевой порог, что может обернуться многодневными шоковыми состояниями в случае получения травм, несовместимых с жизнью. Шанс родить потомство от незаражённых партнёров крайне мала, и чаще всего, оборачивается выкидышем. Предполагается, что такая разница в симптомах объясняется особенностями женского организма. Вне зависимости от пола, у носителя, рано или поздно, открываются способности к тауматургии. Поколение, родившиеся уже инфицированными (а такие есть, пусть и в ничтожной популяции), будет иметь более слабое здоровье и меньшую склонность к появлению аномальных способностей. Грубо говоря, каждое следующее поколение носителей будет слабее предыдущеего, возможно, поэтому за всю историю нет ни одного упоминания о носителях четвёртого поколения. Собранные Отделом и Фондом данные позволяют предположить, что такие люди могли бы страдать от многочисленных психических расстройств и постоянных фантомных болей. Не трудно догадаться, что учёные средних веков описывали носителей песочных тлеедов как ведьм и колдунов. Отсюда становится понятным мотив сожжения на костре — единственный доступный на то время способ уничтожить всё тело носителя, вместе с колонией паразитов. Организм носителя не перестаёт стареть с годами, однако регулярные тауматургические практики могут в три раза повысить продолжительность жизни, что, в силу общей слабости, недоступно для носителей третьего и четвёртого поколений. Полный текст читайте в пособии «Молот ведьм. Меморандум Фонда», Глава 12, Часть 9.

Мать Константина, Василиса, полагала, что разрыв общения с матерью, исповедующей магические практики, убережёт её от бед, связанных с врождённым проклятием. Покинув город в двадцать пять лет, она, являясь носителем второго поколения, обосновалась в крохотном областном посёлке, где вышла замуж за слесаря, с которым познакомилась на чьих-то поминках. Несколько лет спустя, Василиса, через тяжелейшие роды, длившихся более двенадцати часов, произвела на свет единственного сына.

За следующие пятнадцать лет Константин, помимо обычного гриппа, преследующего мальчика каждые три месяца, перенёс воспаление лёгких, менингит, две гнойные ангины, а также постоянно страдал от тахикардии, малокровия, буйного отца и прогрессирующего маниакально-депрессивного расстройства, превращающего его то в трясущегося шизофреника с горящими глазами, то в унылого и мнительного невротика. Наконец, когда мать заметила на теле мальчика признаки самоповреждения, она поняла, что будет лучше, если сын узнает о причине плохого самочувствия. После многолетней разлуки, женщина нашла в себе силы связаться с матерью и попросить о помощи. Выяснилось, что за годы отсутствия, у Василисы появилась двоюродная сестра, которая была бы не против пустить к себе пожить родственника. На самом деле, Вере на тот момент было просто плевать на то, что в квартире будет крутиться ещё кто-то, кроме облезлого кота с порванными ушами. Мальчик же, собрав документы с целью поступить в какое-нибудь училище, где смогут найти применение для его скромного ума, почему-то никак не мог отделаться от мысли, что мать просто хочет от него избавиться. Так он оказался в поезде, направляющимся в Самару.

Приехав в город, он купил на вокзале мороженое по несправедливо завышенной цене, сел на маршрутный автобус и добрался до самого гнилого района города. Найдя нужный дом, Костя прошёл мимо компании алкашей с бесформенными голубыми наростами вместо лиц, и вошёл в недра воняющего лифта, в тайне надеясь, что он рухнет на достаточно большой высоте. Через несколько минут, он оказался перед дверью с номером 93 и постучался. Щёлкнул замок и дверь открылась, однако за ней никого не было. Войдя в помещение, мальчик задался вопросом, как девушке, сидящей за столом, удалось так быстро открыть дверь и вернуться на своё место.

— Привет, — бросила Вера, затягиваясь сигаретой. Её затуманенный алкоголем взор пытался сфокусироваться на субтильной фигуре мальчика. Левая рука подпирала голову.

— Здравствуйте. Вы Вера, да? — Спросил Костя, стараясь дышать через рот.

Хозяйка ответила не сразу. Окинув печальным взглядом опустевшую бутылку на столе, она вздохнула и задумчиво произнесла:

— У тебя деньги есть?

Костя вытащил из кармана брюк две бумажки по сто рублей.

— Сколько тебе лет, говоришь? — Спросила Вера, выдыхая облако едкого дыма.

— Пятнадцать.

Длинные пальцы девушки вдавили тлеющий окурок в выцветшую клеёнку на столе. Покрытые трещинами губы растянулись в хищной улыбке.

— Не желаешь ли выпить?