Две тайны Христа

Глава 28 Послание к Евреям

Еще одно доказательство. Оно невелико и, разумеется, тоже косвенно. Речь идет о Послании к Евреям. Практически никто из серьезных ученых не сомневается, что оно принадлежит не Павлу. Не нужен лингвистический анализ. Это, как говорится, видно невооруженным глазом. Для Павла Иисус — космополит, человек мира: для безвестного автора он — только еврейский первосвященник. Это не отдельный эпизод, а идеология послания. Все, о чем сказано в послании, абсолютно чуждо Павлу, но не об этом речь. Нас интересует не анализ послания, а только одна фраза в нем и время, когда оно было написано.

Очевидно, что речь идет о последних годах жизни Павла и о небольшом отрезке времени после его смерти.

Невозможно писать Послание к Евреям, постоянно упоминая первосвященников и нюансы их службы, если храм уже разрушен. В качестве примера фраза: «Потому, что здесь такие священники, которые по закону принимают дары…» (Евр. 8:4). Если бы храма не было, бесспорно, послание было бы написано в других тонах. Но храм был разрушен в 70 г. Смерть Павла относят к 64 г. В конце послания фраза: «Знайте, что брат наш Тимофей освобожден, и я вместе с ним (если он скоро придет) увижу вас» (Евр. 13:23). Тимофей — сподвижник и спутник Павла. Можно допустить, что он был освобожден накануне или вскоре после смерти Павла, а послание написано чуть позже. Теоретически это могло быть сразу же после смерти Павла, т. е. в конце 64 г. Ренан с большой долей вероятности датирует событие 66 г.

«Наконец, заметим, что, написав еврейским христианам, Павел переступил бы самое твердое из своих решений: ни в коем случае не проповедовать на почве иудео-христианских церквей, дабы апостолы обрезания, со своей стороны, не вмешивались в дела церквей необрезанных. Итак, Послание к Евреям не принадлежит апостолу Павлу. Кем же оно было написано? Где? Кому? Все это мы рассмотрим в другой книге. В настоящее же время нас занимает только время написания столь важного произведения. А это время можно определить с довольно большой точностью. По всем признакам, Послание к Евреям написано ранее 70 г., так как служба левитов в храме изображается там продолжающейся правильно и непрерывно. С другой стороны, стихи XIII:7 и V:12 являются, по-видимому, намеком на смерть иерусалимских апостолов, например, Иакова, брата Господня; стих XIII:23, как кажется, относится к освобождению Тимофея после смерти Павла; стих Х:32 и сл., а может быть, и XIII:7, на мой взгляд, суть ясные упоминания о гонении Нерона в 64 г. Стих III:7 и сл., по-видимому, содержит намек на начало Иудейского восстания (66 г.) и предчувствие последующих бедствий; место это к тому же влечет нас к выводу, что 40-й год со смерти Иисуса еще не прошел, скорее всего, что он приближается. Итак, все это вместе заставляет нас предполагать, что Послание к Евреям написано в период времени от 65 до 70 г., всего вероятнее — в 66 г.»[157]

Этот год прошел под эгидой подготовки к войне. Тогда Веспасиан начал стягивать к границам Иудеи расположенные на Востоке римские войска. Политическая ситуация в империи, а Веспасиан ее чувствовал точно, была такова, что он предпочитал собирать войска, а не жертвовать ими. В полном разгаре война была осенью, и в основном сражение развернулось за крепость Иотапату. Веспасиан покорял Галилею. Прямого намека на разрушение Иерусалима еще не было. Хотя, конечно, угроза самому существованию Иудеи уже витала в воздухе. Годом раньше прокуратор Сирии Цестий Галл уже пытался взять Иерусалим. Его войска заняли наружные и неукрепленные стены города, однако вскоре были отброшены. Внутренний город торжествовал победу. Надолго ли? «Итак, выйдем к Нему за стан, нося Его поругание. Ибо не имеем здесь постоянного града, но ищем будущего» (Евр. 13:13–14). А впрочем, может быть, здесь речь идет о начале служения Павла.

Самое знаменитое место в послании: «…где искушали Меня отцы ваши, испытывали Меня, и видели дела Мои сорок лет» (Евр. 3:9). Ренан, комментируя эту фразу, делает замечательный пассаж:

«Место это, к тому же, влечет нас к выводу, что 40-й год со смерти Иисуса еще не прошел, скорее всего, что он приближается». У Ренана просто нет выхода: по канонической версии, с момента смерти Христа прошло только 33 года.

Но если проанализировать весь тон послания, увещевательный и обеспокоенный, и сделать вполне корректное предположение, что написано оно в 67 г., то… автор послания высокоэрудирован, пользуется огромной репутацией среди новообращенных иудеев. Дата смерти Христа не была для него тайной. Получается 27 г.

Послание к Евреям бестелесно и очень трудно поддается хронологической обработке. «Иудеи терпеливо сносили все, но когда прокуратором стал Гессий Флор, подняли мятеж. Легат Сирии Цестий Галл двинулся на подавление, но вел дело нерешительно и проиграл почти все сражения. То ли так суждено ему было, то ли напало на него нестерпимое отвращение к жизни, но вскоре он умер, и Нерон прислал на его место Веспасиана» (Тацит. Анналы. 5:10).

Гессий Флор, вымогатель и тиран, правил Иудеей с 64 по 66 г. Цестий Галл — консул-суффект 42 г., пропреторский легат провинции Сирии в 66–67 гг. Далее Тацит пишет: «Веспасиан был в то время в расцвете славы, удача сопутствовала ему, у него были отличные полководцы, и за два лета победоносная армия Веспасиана овладела всей Иудейской равниной и всеми городами, кроме Иерусалима. Следующий год был полон событиями гражданской войны, в Иудее же ничего важного не произошло. Но едва восстановили мы в Италии мир, пришлось заботиться о делах на границах. Иудеи были единственным народом, который отказался подчиниться Риму, и это вызвало всеобщее негодование».

Мы можем попытаться проанализировать послание, исходя из трех возможных отрезков времени:

1) восставшие одерживают повсеместно победы над Цестием Галлом;

2) второй — очень короткий — 67 г., вернее, с января до мая. Цестий Галл в это время уже мертв, а армия Веспасиана еще только начинает свои неумолимые операции;

3) эпоха чередующихся побед Веспасиана.

Обратимся к тексту Послания.

«Старайтесь иметь мир со всеми и святость, без которой никто не увидит Господа» (Евр. 12:14). Как вяжется этот стих с фразой Тацита о непокорности иудеев? Трудно представить себе, что можно обращаться с подобным увещеванием к народу, терпящему поражение от Веспасиана и беспощадно им караемому. Подобное обращение вызвало бы яростный протест у иудеев независимо от религиозных воззрений. Но существует краткий период относительного мира на этом маленьком отрезке истории Иудеи.

Цестий Галл умер в январе либо в начале февраля 67 г. В феврале этого же года Нерон назначил командующим армией в Иудее Тита Флавия Веспасиана, бывшего командира легиона в Англии, бывшего римского консула, бывшего африканского губернатора. Крестьянская внешность и незнатное происхождение практически исключали его из числа конкурентов в борьбе за власть, по крайней мере, таково было мнение Нерона. Так пишет Иосиф Флавий, прекрасно отразивший этот период в «Иудейской войне». Логику Веспасиана характеризует следующая цитата:

«Лучшим полководцем, чем я, является бог, который хочет отдать иудеев в руки римлян без всякого напряжения сил с нашей стороны, а войску нашему подарить победу, не связанную с риском. Пока враги собственными руками губят сами себя, пока терзает их самое страшное зло — междоусобная война, нам лучше пребывать спокойными зрителями этих ужасов и не ввязываться в борьбу с людьми, которые ищут смерти и неистово беснуются друг против друга… Самообладание и обдуманность приносят столько же славы, сколь и подвиги в бою, когда они ведут к победе. А пока враг истощает сам себя, мое войско будет отдыхать от трудов войны и наберется сил… Итак, ради безопасности разумнее всего предоставить самим себе людей, пожирающих друг друга» (И.В. 4: 6. 8).

Получив назначение в конце зимы, Веспасиан немедленно начал готовить армию. Однако делал это, не спеша, в стиле Августа, тем более, что междоусобица в Иудее была ему на пользу.

Флавий пишет: «В эти сияющие весенние дни пришли римляне. От прибрежных городов с запада и северо-запада они медленно продвигались вглубь страны. Большинство городов не оказывало римлянам сколь-нибудь серьезного сопротивления. Только в первой половине мая произошло первое локальное сражение за город Магдалу. Евреи, которыми руководил энтузиазм, ничего не могли сделать с отлаженной римской машиной. Потерпевшие поражение бежали на Генисаретское озеро, где более четырех тысяч человек было убито». После этого произошло первое крупное избиение евреев, и до 109 тысяч евреев было продано в рабство.

К осаде Иотапаты Веспасиан приступил 31 мая 67 г. Героическая оборона города длилась до 20 июля 67 г. Знал ли безымянный автор Послания к Евреям об этих событиях? Безусловно, нет. Послание пресно. В нем не чувствуется ярости и внутренней убежденности Павла. Оно другое. Читаешь его, и создается впечатление, что оно направлено против междоусобиц среди иудеев вообще и среди иудео-христиан в частности, поскольку, как и в период любой гражданской войны, люди одной веры зачастую оказываются по разные стороны баррикад.

Автор послания не обладал сколь-нибудь заметным воображением, да и дара предвидения у него не было; впрочем, для каждого события нужны предпосылки. Откуда ему было знать, что напоенный миазмами страха и подозрительности в последние годы правления Нерона римский Сенат принял решение, впервые прозвучавшее через много столетий после известного высказывания Катона Старшего о Карфагене: «Иерусалим должен быть разрушен».

Закономерное поражение группы иудеев, возглавляемых Иосифом Флавием, было тенденциозно преподнесено в Иерусалиме чудом спасшимся Иохананом Гисхальским и ускорило падение Иерусалима, поскольку партия зелотов развязала гражданскую войну против фарисеев.

Веспасиан под предлогом легкого ранения вернулся в Птолемаиду, к прекрасной Иродовой Кесарии. И взял Яффу. В Кесарии, столице тетрархии Филиппа, он встретился с Агриппой II и его сестрою Береникой. Царь, отлично представляя себе силу военной машины римлян, безоговорочно принял их сторону. Историки и современники далеко не однозначно оценили поступок царской семьи. Между тем для подобного решения требовалось изрядное мужество. И впоследствии Агриппа II и Береника очень много сделали для спасения и возрождения иудейских центров духовности.

Веспасиан без боя взял Тивериаду, у стен которой вначале потерпел поражение, овладел Тарихеей и Гамалой, а затем подчинил себе Ямнию и Азот. К зиме 67 г. приморье и Галилея были в руках у римлян. В отличие от Карфагена, когда речь шла о географическом господстве над миром, здесь был следующий этап — духовное господство. Иудейская религия неагрессивна. Оградившая сама себя сводом законов и правил, она передвигалась по миру как странная заморская птица, вызывающая определенный временный интерес, но мало кому хотелось обратиться в птицу. Повадки, ужимки, обычаи иудеев, заполняющих гигантское пространство Римской империи, были мало приемлемы для римлян, но они со свойственной образованной элите широтой натуры в массе своей терпимо относились к чужестранцам, в том числе к иудеям. Отдельные вспышки антисемитизма, регулярно повторявшиеся после смерти Августа, картины существенно не меняли. Янус Квирин и Юпитер Капитолийский в содружестве с Венерой, Марсом и другими богами, как казалось, вполне могли противостоять еврейскому Богу — Единому и Незримому. Но в этой четко нарисованной картине все было слишком контрастно. В палитре не хватало оттенков. И иногда, когда в той или иной части империи евреи уж слишком досаждали жителям, причем это могли быть кто угодно: римляне, сирийцы, египтяне, некая наиболее просвещенная часть населения испытывала непонятный трепет и холод оттого, что их сонм богов ничего не мог противопоставить одному Всесильному, как его именовали иудеи.

Выход на арену христиан в течение нескольких лет изменил расклад сил в духовном и нравственном противостоянии. Теперь уже римскому сонму богов противостояла не чужеземная птица во главе с Незримым, а спаянная своей духовностью община людей десятков национальностей, объединенная единым Богом, одновременно небесного и земного происхождения. Именно дуализм происхождения Спасителя был тем стержнем, или жезлом, в котором на протяжении тысячелетий так нуждалось человечество и на поиски которого оно потратило столько энергии и сил. И понадобилось вмешательство Провидения, чтобы именно в этом наэлектризованном и экзальтированном иудейском котле, бывшем средоточием встреч, контактов, дружб и вражды десятков народов мира, вспыхнула искра, зажегшая пламя новой религии. И ветер необходимости и острой потребности народов Средиземноморья очищающим вихрем пронесся по всей империи и дальше за ее пределы. И слабые попытки мраморных статуй взяться за руки и противопоставить что-либо этому пожару, пожару чувств в душах, ничего не дали. Человеческое тепло и земная реальность легко одерживали победу над прекрасным и далеким чертогом. Юпитера Капитолийского.

Раннехристианские общины, которые римляне во многом отождествляли с иудеями, что отчасти было справедливо, в духовном плане были более чем агрессивны. Они, рожденные в иудейском котле, так же как и их родители, не сомневались в своем предначертании — высшем назначении. Но назначение иудеев заключалось во фразе: «народ, избранный Богом» — свеча, лучина, освещающая путь. Иудеи категорически отвергали мысль, что у человечества или народа могут быть и другие свечи. Такая мысль не могла им даже прийти в голову, она не была нигде зафиксирована да и не имела права на существование. В священных книгах говорилось про избранный Богом народ, и добавить к этому было нечего. Они были одни на эту планету, и этим было все сказано. Совсем другое заключалось в философии христиан. Спаситель был с нами, он ушел всего несколько лет назад. Он уже принял на себя все грехи мира, наши с вами грехи. От вас ничего не требуется, уже все сделано, абсолютно все. Только «поверьте, поверьте, поверьте». И этот вопль — «Поверьте!» — стоял во всей империи. Его слышали все, согласные и несогласные, обездоленные и сытые. Римская знать с усмешкой, любопытством и легким раздражением прислушивалась к этим странным призывам. Спаситель отстоял от Юпитера Капитолийского так же далеко, как и незримый иудейский Бог. И эти три центра духовности заключили в свой треугольник всю империю и Рим. Впрочем, во времена Нерона не делалось большой разницы между восточными божествами. Культ Изиды потерпел существенное поражение от Юпитера еще во времена Тиберия и так никогда и не оправился. А новый пожар возмущения зародился в Иерусалиме. И подсознательное чувство опасности флюидами охватило весь Рим, пребывающий в роскоши и узаконивший мужеложество. Оба явления, считавшиеся непростительным грехом у христиан и иудеев, явились несколькими видами горючего, подброшенного в костер, на котором готовилось варево противостояния.

Опасность и зараза нового надвигались из Иерусалима, и он должен быть разрушен. Знал ли, чувствовал ли автор послания, что, казалось бы, заурядным бунтом, которые так часто происходили на окраинах империи, закончившимся разрушением Тивериадского дворца, где жил тоже иудей — Агриппа, потомок Ирода Великого, был дан повод для начала рассеяния иудеев по миру? Безусловно, нет. У него ведь не было Дара. Мог ли он допустить, что грозный ветер римского нашествия, превративший около миллиона иудеев в рабов, позволит в еще большей мере проникнуть в мир их идеологии? Исторгнутые из своей земли, они, вернее, большинство из них осознали свой грех перед Всесильным и Всемилостивым. А спасительная идея христианства была рядом, совсем рядом. И часть из них, этих обездоленных и угнетенных, вместе со своими нехитрыми пожитками взгромоздила на плечи хворост христианства и понесла его дальше в мир, щедро разжигая из этого хвороста костер, на котором так удобно было варить свои воспоминания о прошлом и воспоминания о будущем, а их случайные попутчики, греясь у костров, поглощали варево их сказаний, тепло которых все глубже проникало в жилы, расползалось по сознанию и затуманивало взор. Впрочем, это было чуть позже.

Ясно одно: Послание к Евреям не могло даже теоретически быть написано позже апреля 67 г. Раньше — да. А наиболее вероятный срок — ровно через 40 лет после смерти Христа с отклонением на месяц в ту или иную сторону.

Только одна вещь после послания вошла в канонический текст Нового Завета — Апокалипсис. Разумеется, эти вещи написаны людьми, обладающими разной долей таланта. Выдающееся литературное мастерство, воображение, озарение позволили Иоанну Богослову на много веков предвосхитить ад Босха, «Капричос» Гойи и атомные пожары XX века.

Знал ли он — неизвестный автор Апокалипсиса — о грандиозном пожаре в Риме, после которого на христиан обрушились страшные бедствия? Как и автор послания, безусловно, нет. В глазах толпы деяния правителя чаще всего подобны качелям, причем крайние положения амплитуды служат мерилом добрых и злых дел. Нерон в течение 5 лет был любимцем толпы. И вдруг, совершенно необоснованно молва приписывает ему поджог Рима. Виновные известны — это служители одного из восточных культов.

«И вот Нерон, чтобы побороть слухи, приискал виноватых и предал изощреннейшим казням тех, кто своими мерзостями навлек на себя всеобщую ненависть и кого толпа называла христианами. Христа, от имени которого происходит это название, казнил при Тиберии прокуратор Понтий Пилат; подавленное на время, это зловредное суеверие стало вновь прорываться наружу, и не только в Иудее, откуда пошла эта пагуба, но и в Риме, куда отовсюду стекается все наиболее гнусное и постыдное и где оно находит приверженцев. Итак, сначала были схвачены те, кто открыто признавал себя принадлежащим к этой секте, а затем по их указаниям и великое множество прочих, изобличенных не столько в злодейском поджоге, сколько в ненависти к роду людскому» (Тацит. Анналы. 15:44).

Последняя фраза очень примечательна. Через много сотен лет антисемиты обвиняли евреев в том же, в чем во времена Нерона римляне. Главным преступлением христиан считалось то, что они якобы приносят в жертву новорожденных римских младенцев, вкушая их плоть и кровь. Нерон покончил с собой 9 июня 68 г. Апокалипсис, как нам кажется, был написан сразу же после зверств и смерти Нерона, вероятно, в июле-августе 68 г., пока картины этих событий не смыло всепоглощающее время. «И увидел я престолы и сидящих на них, которым дано было судить, и души обезглавленных за свидетельство Иисуса и за слово Божие, которые не поклонились зверю, ни образу его и не приняли начертания на чело свое и на руку свою» (Откр. 20:4). И другое доказательство, пусть несколько спорное. В Откровении сказано: «Зверь, которого ты видел, был, и нет его…. Семь голов суть семь гор, на которых сидит жена, и семь царей, из которых пять пали, один есть, а другой еще не пришел, и когда придет, не долго ему быть. И зверь, который был и которого нет, есть восьмой из числа семи… Жена же, которую ты видел, есть великий город, царствующий над земными царями» (Откр. 17:8-11,18).

Очевидна прозрачность камуфляжа, к которому вынужден был прибегнуть Иоанн Богослов: Рим построен на семи холмах и царствует над земными царями. Нерон был шестой римский император. По первой версии, речь идет именно о нем, фраза: «А другой еще не пришел, и когда придет, не долго ему быть» — может быть отнесена к любому из следующей троицы: Гальбе, Отону или Вителлина. Слишком недолгим было их правление.

Гальба — 9 июня 68 г. — 15 января 69 г.

Отон — 15 января 69 г. — 25 апреля 69 г.

Вителлий — 2 января 69 г. — 20 декабря 70 г.

Ни Гальба, ни Отон, ни Вителлий в период своего кратковременного правления не досаждали ни иудеям, ни христианам. Не до этого было. В Риме шла гражданская война. Кстати, Иоанн Богослов мог и пренебречь периодом правления Отона — слишком уж кратковременным оно было. «И зверь, который был, и которого нет, есть восьмой из числа семи». Кто это? Нерон, последние полтора года путешествующий по Греции, либо Вителлий. Некоторые историки ведут отсчет римских императоров не от Юлия Цезаря, а от Октавиана Августа. Следовательно, по второй версии, указанные события происходят в период правления Гальбы. А упоминавшийся зверь — опять же Нерон, о смерти которого ходили самые разнообразные слухи, либо Вителлий, который в таком случае безвинно виноват. Никакого отношения к преследованиям христиан он не имел. Однако именно в период его правления произошло крушение Иудеи и как следствие — гибель Иудейской христианской общины. Впрочем, для нас важно другое. Период написания Апокалипсиса — 68 г.

Цитируемый выше стих легко отнести к событиям 64 г. Можно спорить о том, какие обстоятельства наложили отпечаток на пророчества Иоанна Богослова. Но ясно, что гибель иудейских городов и иудеев не могла быть не запечатлена в его творчестве. И еще один факт: «…и злословие от тех, которые говорят о себе, что они Иудеи, а они не таковы, но сборище сатанинское» (Откр. 2:9). «…Из сатанинского сборища, из тех, которые говорят о себе, что они Иудеи, но не суть таковы, а лгут…» (Откр. 3:9).

Немыслимо, чтобы в это время, когда слово «иудей» являлось синонимом слова «гонимый», кому-то из многочисленных народов Римской империи хотелось стать иудеем. Иоанн Богослов не понимал или не осознавал этого. Другое дело, что Иоанн Богослов, сам иудей и ярый последователь Петра, отождествлял слова «иудей» и «христианин». Новая вера для него была естественной, сама собой разумеющейся — как сон или пища. Он предвидел те трудности, которые ждут эту веру в будущем, но, возможно, полагал, в противовес Павлу, что именно вовлечение других народов в новую веру явилось причиной возникновения «сатанинских сборищ».

Послание к Евреям странно само по себе. Весна 67 г. — крайний срок его написания. Существует мнение, высказанное Г. Гече, что оно создано в последнем десятилетии I в., но нет никаких доказательств данной гипотезы. Невозможно ответить на вопрос: для чего писать это совершенно своеобразное по стилю письмо в конце I в.?

Послание к Римлянам, бесспорно принадлежащее Павлу, несет идеологию подчинения власти, причем не обязательно духовной, ибо нет власти не от Бога. «И поэтому надо повиноваться не только из страха наказания, но и по совести» (Рим. 13:5). Уплата налога также обязательна: «Итак, отдавайте всякому должное: кому пόдать — пόдать; кому оброк — оброк; кому страх — страх; кому честь — честь» (Рим. 13:7).

То, что хорошо для упорядоченной империи римлян, совершенно неприемлемо для иудеев.

Иуда Галилеянин еще при Квиринии укорял евреев в том, что они кроме Бога признают над собою еще и власть римлян. Конечно, светски настроенные иудеи, потомки Ирода, другие сановники в полной мере осознавали мощь римской военной машины и бесперспективность борьбы с ней. Однако основная масса, питаемая религиозной экзальтацией, больше склонялась к идеям, которые выразил Галилеянин. Во времена Навохудоносора и эпохи гибели Первого храма вину иудеев можно было представить как «божественное наказание». Сейчас было нечто другое. Война иудеев с вавилонским нашествием носила характер национально-освободительной, а поражение — типичная уступка более развитой цивилизации нашествию варваров. После приобщения Иудеи Александром Македонским к греко-римскому миру жизнь изменилась. Геополитическое положение Иудеи было таково, что она органически обязана была войти в состав Римской империи. Другого просто быть не могло. Ирод, а затем Агриппа I и Агриппа II максимально расшатали патриархальность Иудеи, сделав ее полноценной светской провинцией, гораздо быстрее многих других воспринимавшей «новые идеи». Борьба против римлян не была необычной. Если парфяне вели с Римом непрерывную цепь сражений разного масштаба, то это понятно с точки зрения борьбы за обладание целым географическим регионом. Все иудеи — от ремесленника до правителя — осознавали бесперспективность борьбы с Римом, однако с мазохистским удовольствием продолжали ее. Мистическая и неодолимая сила рока вела к тому, что национальное самосознание ортодоксальной части — доминирующей части иудеев крепло день ото дня. Возникновение христианства, безусловно, явилось определенным раздражителем для ортодоксов, но гораздо более сильным и действенным было поведение римских чиновников, которые рассматривали любую вверенную им провинцию как средство наживы. Иудея не являлась исключением.

Веллей Патеркул пишет и Квинтилии Варе: «То, что он не пренебрегал деньгами, показала Сирия, во главе которой он стоял как правитель: бедным он вступил в богатую страну, а вернулся богатым, оставив ее бедной».

Валерий Грат, вероятно, рассматривается в качестве идеального прокуратора. Понтий Пилат, пришедший ему на смену, был богат. Вся его конфронтация с иудеями не перешагнула грань полномасштабного конфликта. Во времена Нерона Иудеей правили худшие чиновники. По свидетельству Тацита, «особой жестокостью и сластолюбием отличался Антоний Феликс — раб на троне». Гессий Флор, по происхождению грек, вымогатель и жесточайший тиран, сменивший Альбина, довел иудеев до восстания. В этом есть определенная доля истины. Но мистическая предопределенность или рок оказывали не менее существенное влияние на ситуацию, чем личные качества прокураторов. Да, они грабили, притесняли.

Считается, что экономическая ситуация в Иудее была ужасной. Так ли это? Обратимся к словам Агриппы Н, сказанным им в сердцах в своей речи накануне кровавых событий 66 г.: «В один месяц он (Египет) уплачивает римлянам большие дани, чем вы за целый год, и, кроме денег, снабжает Рим хлебом на четыре месяца». Нет, не только трезвый финансовый расчет являлся причиной восстания. В фокусе событий 64–67 гг. сошлись рок, экзальтация, экономика, гражданские несогласия, недовольство прокуратором и многое другое.

Ренан считает, что Павел вошел в Рим в марте 61 г., в 7-й год царствования Нерона, при консулах Цезеннии Пете и Петронии Турпилиане. Деяния на этом кончаются, а с ними исчезает бесценный источник объективной информации, переводя нас на зыбкую почву догадок. С большой долей вероятности можно считать, что Павел благополучно, что опять же отчасти следует из Деяний, дожил до гонений на христиан, устроенных Нероном. Далее, следуя апокрифам, мы должны придерживаться одной из версий: либо Павел жив после избиения, либо нет. Но сначала о событиях 64 г. Пожар разгорелся 19 июля 64 г. близ Порта Капена в части Большого цирка, расположенной между холмами Палатин и Целий. Многочисленные лавки, наполненные легко воспламеняющимися товарами, с типичной скученностью, характерной для многих городов древности, громоздились одна над другой, и в сполохах пламени, перекрывающих узкие извилистые улицы, то там, то здесь возникали новые очаги наполненные новым горючим материалом — людьми. Пожар, словно веселясь в своем вечном хороводе, обошел Палатинский холм, уничтожил Велабро, Карины, Форум, затем спустился вниз и пировал целую неделю; у Эсквилинского холма он чуть замедлился и свирепствовал еще три дня. Люди, потерявшие кров, близких, надежду, как сомнамбулы, бродили по пепелищу. В этой ситуации необходимо было найти виновных. Народу нужно было дать нечто более сильное, чем огонь и пепел, следуя классическому требованию римлян «хлеба и зрелищ».

Нельзя сейчас безапелляционно утверждать, что сценарий последующих за пожаром зверств создан одним Нероном. Театр был для него способом существования, тем миром, где он чувствовал себя гораздо лучше, чем в реальности. И вот сейчас судьба позволила ему создать школьный спектакль, положив начало новой эпохе зверств, объектом которых впервые стали христиане. Невозможно ответить на вопрос: почему именно христиане, а не любимые всеми в качестве преследуемых евреи? Возможно, Нерон руководствовался идеей, что кровь своих соплеменников горит ярче. В качестве другой мотивации можно было бы назвать «предательство». Иудеи, как оскомина, уже надоели. Незадолго до этого часть из них перебил Тиберий. Это избиение мало кого тронуло, можно сказать, оставило равнодушным римский народ. Спектакль, который устроил Нерон, прочно стоял на трех столпах — крови, пытках и сексе. Кровь и пытки применительно к другим народам не могли всколыхнуть погрузившихся в транс римлян, а секс у них был в какой-то мере явлением кощунственным. Требовалось нечто другое. И надо отдать должное Нерону, он сумел найти альтернативу трансу, охватившему Рим. Христиане были названы виновниками пожара.

Вначале трезвый и прагматичный Рим с недоверием воспринял это известие. Угрюмые лица, усмешки, колкости по отношению к Нерону — вот что следовало за вестью, в считанные часы облетевшей весь город. Начали припоминать, а кто же такие христиане. В Риме была уже достаточно большая прослойка прозелитов, просто интересующихся новыми, необычными идеями. Для Нерона, воспитанного на греческой культуре, статуи были большими друзьями, чем люди. Для христиан, перенявших у иудеев страсть к единобожию, это были просто кумиры язычников. Обычаи римлян посылать статуям воздушные поцелуи, говорить с ними были глубоко чужды им, как, впрочем, и многое другое. Прозелиты были замечательным объектом для преследований, и они стали им. В начале августа тюрьмы в Риме стали наполняться главным образом бедняками, христианами либо сочувствующими им. Начались пер вые публичные казни. В исполнении Нерона все это носило необычайный характер. Секс на сцене, в котором император, зашитый в шкуру зверя, совокуплялся с жертвами, приводил толпу в экстаз. В дополнение к этому следовали пытки, терзание жертв зверями, а в довершение — сжигание жертв. Массовый психоз пришел на смену отчаянию. В эти дни за весь период правления Нерона народ впер вые был един со своим императором. Пиршество, которое он устроил, как и все остальное, вскоре подошло к концу. Оно окончилось так же внезапно, как и началось, но нельзя сказать, что оно прошло совершенно бесследно для Рима.

Возможно, именно эта массовая казнь своих соплеменников положила начало моральной деградации Рима, приведшей в конце концов к гибели империи. Но это был первый подобный опыт в римской истории. Вакханалия кончилась. Трупы и пепел были захоронены, и надо было восстанавливать город. Всеобщее отупение не отпускало Рим. Не то чтобы жители устыдились. Многие испытывали определенный дискомфорт и какую-то тоску, причем нельзя было разобрать, тоска ли это по безвозвратно ушедшему прошлому либо по пиршеству Нерона. Оставшиеся в живых христиане в большинстве своем покинули Рим, некоторые иудеи последовали их примеру. И что самое страшное для отцов нарождающейся веры в моральном плане ей нанесен был страшный удар. В иудейской религии все понятно. Бог гневается на свой народ, и только одному Ему определять меру гнева или наказания. Привлекательность христианства заключалась именно в Мессии, который был рядом, должен был помочь, но не смог либо не захотел, что в глазах жертв не имело большого значения. Вера иудеев, как и прозелитов, была поколеблена.

Необходимо остановиться еще на одной характерной черте иудейского народа — это сплоченность в минуты опасности. Многовековая история и желание сохранить свою индивидуальность выработали в народе тесное чувство локтя, проявляющееся в минуты опасности. Теперь, в период гонений на Церковь, существенную часть которой составляли иудео-христиане, реакция их была одна: разочарование, сплочение и возврат к вере отцов.

В каком же году написано послание? Ренан в двух своих книгах[158]указывает на 66 г. Определенная логика в этой датировке есть. Трудно допустить, чтобы Тимофей, сподвижник Павла, был схвачен в период гонений Нерона. Большая часть христиан, попавших в руки озверевшей черни в этот страшный период, погибла. Гонения кончились так же внезапно, как и начались. Возникло состояние отголосков периода преследований. Вероятно, Тимофей был схвачен в конце 64 г., либо в начале 65 г., но это уже не грозило ему смертью. Если каким-то образом связать послание с событиями в Иудее, то оно могло быть написано либо до мая 66 г., либо весной 67 г.

Флавий пишет: «Между тем кесарийские эллины добились того, что Нерон объявил их хозяевами города, и принесли грамоту, заключающую в себе это решение. Это положило начало войне (4 г. до разр. хр.) на 20-м году владычества Нерона, 17-м году правления Агриппы в месяц артемизия» (май) (И.В. 2:14.4). Автору послания — по мнению Тертуллиана, это был Варнава — потребовалось определенное время, чтобы осмыслить положение дел в христианском мире, прежде чем писать к иудеям. Если отвлечься от мысли Ренана, что послание носило локальный характер и было адресовано римским евреям, и если придать ему более общий, глобальный смысл, то нам кажется, что весна 67 г. предпочтительнее весны 66 г. К началу 65 г. христианская община в Риме практически была уничтожена. Ее ядро либо казнено, либо эмигрировало. Нерон не менял да и не был способен изменить свои убеждения. Другое дело, что эпизод с христианами был уже полузабыт. Собственная артистическая деятельность и переживания занимали его в гораздо большей степени. Но это не относится к гонимым. Ужас происшедшего маской Горгоны навис над молодым христианским миром, завораживая его, лишая дееспособности. Достаточно ли года, чтобы сердца людей начали оттаивать, чтобы воспоминания чудовищного кошмара стали покидать подсознание? А тут еще события весны 66 г. В этот короткий период истории, как и в начале маккавейской войны, капризная Фортуна была целиком на стороне иудеев. Римляне терпели одно поражение за другим. Хмель побед, безусловно, ударил в головы победителям. Благодарственные гимны распевались по всей Иудее. И это не только производило огромное впечатление. Безусловно, хвальбы и моления сплачивали нацию. В этот момент все замечательные картины Ветхого Завета всплыли с новой силой. И при всей разноголосице чаяний отдельных партий, рвавшихся к власти, у иудеев доминировал один Бог — Незримый и Победоносный.

Может быть, именно в этот момент возникла острая необходимость в послании, целью которого было подбодрить иудео-христиан Италии и предостеречь их собратьев в Иудее. Может быть, именно это вызвало аллегорический стиль послания.

Другой целью может являться необходимость так или иначе заполнить вакуум, создавшийся после гибели бесспорных лидеров общины — Петра и Павла. Человек со стороны не мог позволить себе роскошь писать в назидательном стиле иудеям, это было бессмысленно. Только приближенный, хорошо известный и зарекомендовавший себя в течение многих лет мог подхватить факел христианства. Не так уж важно, был ли это Варнава или некто другой, — это предмет самостоятельного исследования. Ясно одно: читая предыдущие послания Варнавы, мы непременно сталкивались с ним, имя его упоминалось в текстах, он — один из посвященных. Последняя мотивация — 40 лет. Цифра «40» вошла в историю еврейского народа: ведь 40 лет Моисей водил заблудший и погрязший в грехах народ, пока не настал срок вывода его из пустыни. Замечательная ассоциация не могла остаться незамеченной. 40 лет как Господь принял на себя грехи мира. И эта перекличка событий была как нельзя кстати, необходимо было только одно: поверить, причем огонь этой веры должен был быть постоянным. Это тихое всепожирающее пламя преданности не могло быть погашено или забыто в период мирских забот, как раньше, когда искупительная кровь, пролитая на алтаре, служила ощущением грехов. Кристалл веры не мог быть подменен ни жертвой, ни чем другим. Он, остававшийся холодным и ярким во время вакханалии побед иудеев, только он должен был заполнить нишу душевной пустоты иудеев Рима и иллюзии иудеев метрополии.

И все-таки мы уверены, что Тертуллиан был прав. Варнава, присоединившийся к общине примерно в 28 г., безусловно, знал год смерти Спасителя. Был он на несколько лет старше Павла, иначе невозможно объяснить его расположение к великому апостолу. Около 50 г. он отбыл на Кипр — свою родину. Кипр — идеальное место для распространения новой веры: с одной стороны, близость к Иудее позволяла Варнаве всегда быть в курсе событий, в то же время нам просто неизвестны имена других апостолов, которые могли бы написать подобное послание…

Хотя, если отвлечься от мысли, что Послание к Евреям непременно должен был писать апостол, — это мог быть и какой-нибудь образованный проповедник «второй волны», например Аполлос.