Двенадцатый рыцарь

11

Нажми Х, чтобы не умереть⁸⁶

Ви

— Ты ЧТО сделала?! — рявкает Баш, вскакивая c кровати. — Ты могла назвать буквально любого человека, но выбрала меня?!

— Ну ладно, согласись, называть персонажа человеком — уже перебор, — фыркаю я, но Баш этого не слышит, поглощенный своими мыслями.

— Вот откуда эти кивки, Виола! Кивки!

— О боже, да прекрати уже про кивки…

— Ты понимаешь, насколько было бы странно, если бы он попытался со мной заговорить?

— Я запаниковала! — выкрикиваю в ответ.

— КРАЖА ЛИЧНОСТИ — ЭТО ПРЕСТУПЛЕНИЕ, ВИ!

— УСПОКОЙСЯ!

— ТЫ УСПОКОЙСЯ!

— Дети? — доносится голос мамы, которая заглядывает в комнату. — Я ухожу, хорошо, малыши? Ведите себя хорошо.

— ЖЕЛАЮ ХОРОШО ПРОВЕСТИ ВРЕМЯ, — отвечаем мы с Башем в унисон.

Мама хмурится, но пожимает плечами:

— Напишите, как закончите, чем бы вы там ни занимались, — говорит она, выходя и оставляя нас стоять друг напротив друга, словно на поле боя.

— Ты самая тупая девчонка в школе, — заявляет Баш.

— Я это знаю. И заткнись, — парирую я. — И вообще, эта история с Цезарио здесь ни при чем.

— Как это ни при чем? Это ведь буквально самая важная часть!

— Потому что он общается не c тобой а со мной! И Оливия рассказала мне кое-что об их отношениях, что, возможно, должен знать Джек. — Среди всего, что она сказала, я еще не успела понять, как реагирую на ее чувства. (Честно говоря, на каком отрезке сексуального спектра надо оказаться, чтобы считать умную, красивую и восхитительно замкнутую ботанку… ну, просто умной и красивой ботанкой? Поистине, голова идет кругом.) — Но…

— Это не твоя информация, чтобы делиться ей! — рычит Баш.

— Вот именно! — огрызаюсь я. — Привет, это моральная дилемма!

— Самая тупая моральная дилемма из всех, что я видел!

— Ты — самая тупая моральная дилемма, которую я видела…

— Ты должна признаться, — твердо заявляет Баш. — Всем. Прямо сейчас.

— Конечно, — закатываю глаза. — И рассказать Оливии, что Джек попросил меня за ней шпионить, а я согласилась, потому что не знала, о чем именно он просит? Сказать Джеку, что проблема Оливии серьезная и личная, и что ему надо поговорить с ней, а не со мной? — Ладно, звучит куда более логично, когда говоришь это вслух.

— Именно так, — ворчит Баш, который, к сожалению, получает преимущество в этом единственном (1) споре. — И ты должна сказать Джеку, кто ты на самом деле.

— Нет, — моментально отрезаю я. — Ни за что. Остальное, может быть, но…

— Это обязательно выйдет наружу, — предупреждает Баш своим занудным, всезнающим тоном, от которого меня всегда коробит.

— Как? Никто об этом не знает. Если только ты сам не собираешься все ему рассказать…

— Нет уж, спасибо. — Баш выглядит ошеломленным. — Мне придется изображать, будто понятия не имел, что Джек Орсино думает, будто общается со мной, в то время как на самом деле выкладывает свои секреты моей сестре…

— Он не рассказывает свои секреты, — бормочу я, морщась, хотя понимаю, что у меня есть причины это отрицать. Или, по крайней мере, я надеюсь, что они есть. — Он просто, не знаю… разговаривает.

— О своей жизни? И чувствах? — продолжает настаивать Баш.

С его точки зрения это, конечно, звучит хуже. Но давайте будем честны, разве Джек рассказал Цезарио что-то такое, чего не мог бы сказать в реальной жизни? («Да, — шепчет мой внутренний голос, — и ты это знаешь, потому что сама говорила ему в игре то, чего бы не сказала в лицо»).

— ТВОЙ ДОМ ЛЖИ ВОТ-ВОТ РУХНЕТ, ВИОЛА! — саркастично заявляет Баш.

— Господи, успокойся. — Я делаю глубокий вдох. Или четыре. Или шесть. — Все в порядке, — выдавливаю я. (Хотя на самом деле ничего не в порядке.)

— Да ничего не в порядке! Причем тут мама? — требует Баш.

— Не причем. Просто… — я сглатываю, отводя взгляд. — Кажется, я рассказала Джеку, что пастор Айк — полный отстой. — Я упускаю многие детали, вроде того, что мама превратилась степфордскую кучу слизи⁸⁷ после его появления. Но, как ни странно, Джек, кажется, понял меня. Еще более странное — после этого мне стало легче. А такое со мной почти никогда не случается.

— Его зовут Айзек! — истерично сообщает мне Баш.

— Да какая разница, Баш…

— ОН ХОРОШИЙ, — орет Баш. — А как насчет Антонии?

— Она меня ненавидит — ничего нового…

— Виола, почему ты такая?

— ПРОБЛЕМЫ C ПАПОЧКОЙ, НАВЕРНОЕ? — огрызаюсь я, и Баш закатывает глаза.

— Извинись перед Антонией, — говорит он.

— Эм, нет. Я не сожалею.

— Заткнись. Ладно, забудь, — Баш потирает виски, явно расстроенный. — Я думал, этот разговор пойдет совсем по-другому. Думал, что ты наконец-то… — Он смотрит на меня так, словно я его разочаровала, и я почти вижу, что ему больно. — Неважно. Неважно, что я думал. — Не успеваю я осмыслить этот его тон, как он резко продолжает: — Но ты должна признаться Оливии и Джеку.

— Но…

— НИКАКИХ «НО»! — перебивает Баш.

— ЛАДНО! — рычу я в ответ.

— И ПОСТАРАЙСЯ БЫТЬ МИЛОЙ С МАМИНЫМ ПАРНЕМ! ОНА ЗАСЛУЖИВАЕТ СЧАСТЬЯ!

— Я ЗНАЮ, БАШ!

— Прекрати орать!

— Сам перестань орать…

— Знаешь, большую часть времени ты мне действительно нравишься, — говорит он уже тише, но все еще раздраженно. — И, вопреки всему, что творится в твоей извращенной фантазии, людям ты не безразлична.

Я напрягаюсь:

— И что с того?

— А то, что хватит вести себя, будто ты заражена чумой, и просто прими, что у людей есть чувства, и у тебя тоже! ТЫ НЕ ЗАСТРАХОВАНА ОТ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ЖЕСТОКОСТИ, ВИОЛА! — восклицает он в заключение, или, по крайней мере, мне так кажется, потому что я уже не успеваю уследить за нитью этого разговора.

Похоже, Баш искренне мной разочарован, и это кажется оправданным, хотя причина явно не только в так называемой «краже личности». Да, это был не лучший поступок меня как сестры или гражданина мира, но Баш, которого я знаю, обычно посмеялся бы над этим. Особенно надо мной.

Но сейчас все иначе. И я не понимаю, почему он смотрит на меня так, будто я его подвела.

— Знаешь… — Я запинаюсь, расстроенная. — Ты тоже когда-нибудь совершишь ошибку, Себастьян. Это могу делать не только я.

— Конечно, совершу. Я постоянно делаю глупости.

— Вот именно.

— Но сегодня — твоя очередь, — говорит он, отворачиваясь. — Закрой за собой дверь.

Что ж, это было слишком холодно. Похоже, даже у Баша есть предел терпению. Я выхожу из его комнаты и тихо выдыхаю, потому что он прав. Неважно, что именно его задело. Важно то, что я могу это исправить.

Мне просто нужно сказать правду. Это ведь так просто, правда?

Я могу сделать это и начну сегодня на вечере встречи выпускников.

Ладно, я не могу это сделать. С того момента, как я ступила на территорию кампуса, я чувствую, как карма буквально витает в воздухе, словно тикающие часы. Джек преследует меня, как какой-то демонический полтергейст, посланный Вселенной. Он и сейчас здесь, помогает настраивать стол для продажи билетов у входа в спортзал.

— Ты выглядишь крайне странно, — замечает Джек, вырывая меня из бесконечного потока мыслей. — Все в порядке?

Конечно, нет. Я застряла в этической дилемме, разрываюсь между чувством вины и двумя людьми, которые, как назло, еще и выглядят неприлично привлекательно. Джек, естественно, только усугубляет и без того сложную ситуацию. Либо он наконец-то нормально выспался, либо этот безумный пиджак с эффектом омбре делает свою работу лучше, чем любой другой предмет его одежды. Исчезли все следы усталости и тревоги. Он выглядит, как человек, который на 100 % станет королем вечера, и я на 78 % уверена, что ненавижу его за это.

— Что? Я в порядке. Вот деньги, — говорю я, почти швыряя ему наличные. — И да, неприлично говорить кому-то, что он выглядит странно, особенно если человек надел дурацкое платье ради этой ерунды.

Это вовсе не дурацкое платье. На самом деле его выбрала моя мама, потому что у меня не хватает терпения ходить по магазинам. Я не против шопинга, но после трех выпускных вечеров, на которые кто-то неизменно приходил в таком же платье, я просто сдалась. На самом деле, мой наряд — это упрощенная версия платья в стиле эпохи Возрождения: короткое, с рукавами-фонариками и корсетным верхом, из нежно-розового шифона. Девчачье, признаю. Но, по крайней мере, я могу быть уверена, что никто другой не будет в таком же.

— Мирное соглашение? — сказала мама, положив платье на мою кровать.

— Мы не ссорились. — Чувствую ли я себя преданной из-за ее внезапно проявившейся романтической натуры, словно мою настоящую мать похитили инопланетяне? Да. Но это не ссора.

— Могла бы и подыграть.

Она была права. И Баш прав, когда сказал, что я веду себя «непостоянно». Я действительно плохо справляюсь с тем, что у нее новый парень, но дело не в пасторе Айке. Меня беспокоит, что мама стала мне чужой, и я боюсь, что однажды такое же может случиться со мной.

— Просто это не броня, — говорит Джек, возвращая меня к теме платья. — Так что я видел и получше.

На его лице появляется улыбка, настолько неуместная, что мне хочется заорать, чтобы он прекратил быть таким милым. Особенно по отношению ко мне.

— Хочешь остаться? — говорит он, похлопывая по стулу рядом с собой. — Теперь мы в этом хороши.

— Что? — встревоженно говорю я.

— Мы отличная команда.

— Нет.

Он смотрит так, будто находит меня особенно забавной.

— Ладно, хорошо, мы не команда. Ты ужасна. Садись, Виола.

— Сам садись, — огрызаюсь я, и тут же разворачиваюсь, чтобы уйти.

Но, к несчастью, сразу врезаюсь в кого-то.

— Ой, извини…

— Ви, — говорит Антония, поправляя платье и моргая. Оно похоже на версию ее костюма Ларисы Хайброу, о котором знаю только я. — Извини, — добавляет она, краснея.

— Прости, я не… — начинаю я, но замолкаю, заметив ее спутника.

Это Мэтт Дас. Тот самый Мэтт Дас, про которого мне говорили «сходи с ним на свидание, он милый». Мэтт Дас, который «я был мил с тобой, так что ты мне должна». Мэтт Дас, которого Антония предпочла нашей дружбе. Тот самый Мэтт Дас.

Кажется, он произносит мое имя, когда наши взгляды случайно встречаются, но все, что я слышу, — это «стерва».

Словно его взгляд говорит: «ты действительно стерва, Ви Рейес».

Любая надежда извиниться перед Антонией или хотя бы поговорить с ней ускользает от меня, как воздух из лопнувшего шара.

— Ладно. Веселитесь, — мрачно бросаю я и сажусь рядом с Джеком, делая вид, что это было моим намерением с самого начала.

К счастью, Джек молчит.

По крайней мере, некоторое время.

— Итак, — произносит он, когда около пятидесяти человек проверяют свои билеты. — Ты и Антония…

— Пожалуйста, не надо. — Я уже слышу в голове крик Баша, но сейчас я не могу поговорить с Антонией. Не здесь. Тем более, если для этого нужно будет оттаскивать ее от Мэтта Даса, при этом надеясь лишь на призрачную, крошечную возможность, что она не станет смеяться над моей отчаянной попыткой снова стать ее другом.

— Ладно, справедливо, — кивает Джек.

Появляется еще больше учеников. Целая вереница. Все, кто приходит, опаздывают, но что поделать — мы же в старшей школе. Так всегда бывает.

Джек тянется за телефоном. Я предполагаю, что он собирается полистать социальные сети или что-то в этом роде, но вместо этого он протягивает его мне.

— Смотри.

Я бросаю взгляд на экран — там наше фото с Цезарио, которое я уже видела в блоге MagiCon

— Ты только что это заметил?

— Да, — говорит он с наигранной небрежностью, которая сразу выдает его ложь. — Я не то чтобы регулярно проверяю этот блог.

Конечно же, он теперь делает это регулярно.

— Le fame,⁸⁸ да?

— Именно. Настал мой момент.

— У тебя все время бывают моменты. — Я указываю на баннер с его именем, висящий в фойе спортзала. — Твоя жизнь — это череда таких моментов.

— Все жизни полны моментов, Виола, — говорит он с нарочитой серьезностью, как раз в тот момент, когда к нам подходит еще одна группа людей с билетами.

Я поднимаю руку, чтобы потереть глаза, но вовремя вспоминаю, что мама настояла на том, чтобы я накрасилась. Она сказала, что давно мы не играли в макияж, как раньше. Это объясняет, почему Баш так хорош в сценическом гриме — он сейчас где-то на танцполе и, скорее всего, проведет там весь вечер. Я разрешила ему устроить фотосессию перед танцами, где была главным фотографом, так что, надеюсь, он простил меня за мои «проступки». Считаю, что наказание я уже отбыла.

— Ну, в любом случае, — говорит Джек, — по поводу того, что ты выглядишь странно…

Я издаю стон:

— Все, хватит с тебя.

Он смотрит на меня искоса, а я, бездумно прокручивая приложения на телефоне, спрашиваю:

— Долго тебе еще тут сидеть?

— Понятия не имею. Пока меня кто-нибудь не заменит, наверное. — Он пожимает плечами, опускаясь еще ниже в свое кресло.

— Я могу посидеть вместо тебя. Ты можешь… — я небрежно машу рукой, — пойти потусить.

— Потусить?

— Осмотреть свое королевство.

— Неа, — отзывается он. — Это больше не мое королевство.

Я рассеянно барабаню пальцами по столу, наблюдая, как люди продолжают подтягиваться. Теперь они приходят парами, весело хихикая, со слегка размазанной помадой, некоторые пытаются (не очень усердно) спрятать что-то в карманах пиджаков. Я называю это «методом спотыкания»: кто спотыкается на ступеньках от алкогольного опьянения — тот попался. Хотя, вообще-то, я не стукач.

— Знаешь, — говорит Джек, — мы не обязаны сидеть здесь весь вечер.

— Да, наверное, потом загляну в туалеты.

— Зачем?

Я пожимаю плечами.

— Из-за всяких шалостей.

— Шалостей, Виола?

— Проделок.

— Мы слишком взрослые для проделок, — торжественно объявляет Джек.

— Перестань.

— Правда, кажется, мы это переросли.

— Что идет после «проделок»? Преступления?

— Всегда выбираешь самый мрачный из возможных исходов. — Он цокает языком. — Ужасно.

— У меня катастрофическое воображение.

— Что?

— Катастрофическое. Представляю только катастрофы.

— То есть что-то плохое? Звучит не очень.⁸⁹

— Да, не очень, — раздраженно подтверждаю я.

— Значит, если бы я пригласил тебя на танец вместо того, чтобы проверять туалеты, ты бы, скорее всего, отказалась, — размышляет он вслух.

Что-то сжимается у меня в горле.

— Наверное, да, — выдавливаю я. — Скорее всего, я бы предположила, что кого-то из нас застрелят. Или похитят.

— Это точно катастрофа.

— Катастрофическая.

— Одно и то же. Это одно и то же, верно?

Ком в горле не исчезает, и я не знаю почему.

— Да.

Он смотрит на меня, улыбаясь, будто я сказала что-то забавное.

Виола, ты не стерва.

Или, точнее, ты, конечно, стерва, но не в том смысле, в котором они думают.

«Ох», — думаю я, чувствуя внезапную боль в груди. Ох.

Нет.

— Мне нужно идти, — резко говорю я и вскакиваю. Стул с грохотом падает на пол.

— Ты в порядке? — говорит Джек с — вот черт — беспокойством.

— Все хорошо. Все в порядке. — Я не могу сказать ему правду про Баша. Я должна, это важно для них обоих, но не сейчас. — Я… да. — Испортить ему вечер? Ни за что.

Может быть, позже.

Да, позже.

— Ты уверена?

Я моргаю, понимая, что он смотрит на меня с явным недоумением, а я все еще стою рядом с перевернутым стулом.

— Пока, — выпаливаю я, неловко отходя. Кто-нибудь другой может завладеть его вниманием. Мне оно не нужно. Я его не хочу.

«И точно не заслуживаю», — думаю я, выдыхая и быстро покидая зал.

Когда танцы заканчиваются, я почти вздыхаю с облегчением: как обычно, никто не хочет оставаться убирать. Половина волонтеров благополучно исчезает. Я отмахиваюсь от примирительного жеста Баша, который на пике своей танцевальной экстраверсии пытается убедить меня провести вечер в IHOP с ребятами из музыкальной группы (половина из которых уже вовсю целуется). Кайла делает вид, что помогает, хотя она явно предпочла бы просто наслаждаться успехом вечера. Поэтому я отправляю ее домой и иду в спортзал, чтобы собрать украшения и убедиться, что диджею заплатили. Знаете, такие вещи обычно меня расслабляют.

— Нужна помощь?

— Что?

Он поднимает мешок для мусора, давая понять, что готов помочь.

— О. Тебе не обязательно…

Он поднимает бровь.

— Это же моя работа, не так ли?

— Нет, это…

— Если ты этим занимаешься, значит, вероятно, это чья-то работа, — шутит он.

— Я… — Ладно. Ладно, ладно. — Хорошо, давай покончим с этим.

Мы так увлеченно делаем уборку, что нашему преподавателю по лидерству приходится выпроводить нас за дверь, уверяя, что остальное уберут уборщики.

И вот, не успеваю я оглянуться, как оказываюсь у спортзала с Джеком, наедине. Моя машина стоит неподалеку — да, должность вице-президента студсовета дает некоторые привилегии. Например, хорошую парковку.

— Тебя ведь не нужно подвозить, правда? — спрашиваю я, пытаясь как-то заполнить паузу.

Он смотрит на меня с приподнятой бровью.

— Это предложение?

— А это просьба? — Уверена, он специально меня дразнит.

— Ты параноик, Виола.

Серьезно?

— Просто садись в машину, Орсино.

Но он не двигается, просто смотрит на меня с полуулыбкой.

— Что? — ворчу я.

— Ты забавная.

Теперь я негодую.

— Что?

— Ты всегда такая колючая, но на самом деле тебе не все равно, правда? Тебе, — он наклоняется ближе, понижая голос, — не все равно.

— Ладно, заткнись, — резко говорю я, но он только ухмыляется.

— Почему? Боишься, что расскажу людям?

— Никто тебе не поверит, — бормочу я и тянусь к водительской двери, но он ловит меня за запястье. Точнее, пытается, и вместо этого касается моей ладони.

Он и сам выглядит удивленным, даже испуганным, как будто от меня к нему только что передался разряд статического электричества. Но потом он смотрит на меня и тихо говорит:

— Я тебе верю.

Мое сердце замирает.

— Что?

— Что бы там ни произошло между тобой и Антонией. Я тебе верю.

Я напрягаюсь:

— Я никогда не говорила…

— Тебе и не нужно было. — Теперь он больше не шутит. Не улыбается своей обычной улыбкой короля кампуса. И это даже несправедливо — то, как хорошо он выглядит. И еще лучше, когда в его глазах загорается настоящая искра. Когда на его лице отражается искренность.

— Орсино, — вздыхаю я, — ты не знаешь, о чем говоришь.

— Ты права, не знаю. Но если когда-нибудь захочешь рассказать…

Он подходит ближе, и мое сердце начинает биться еще сильнее, отвечая на вопрос, который он не задал. Заканчивая предложение за него.

— Ты не сможешь убедить меня, что у тебя нет сердца, Виола, — его голос тихий и мягкий, он говорит это так близко к моему уху, что мои волосы слегка дрожат от его дыхания. — Мне неприятно это говорить, но ты не так искусно маскируешься, как тебе кажется.

Мои глаза закрываются от иронии происходящего.

— Ты совсем меня не знаешь, — говорю я, и это звучит как признание.

— Нет, но я мог бы узнать, — отвечает он, и мое сердце снова сбивается с ритма, пока он не делает шаг назад. — Но ты права, — добавляет он, — не сейчас. Не так.

Я ощущаю дистанцию между нами, как раскол в пространстве.

— «Не так» что?

Он наклоняет голову, собираясь ответить, но затем просто улыбается.

Улыбается, и это причиняет мне боль.

— Моя машина вон там, — он указывает в сторону. — Мое колено теперь в рабочем состоянии, так что меня больше не нужно подвозить. — Он делает неопределенный жест, и я смотрю вниз.

— Ага. — Супер. Я чувствую себя идиоткой. — Ну ладно.

Он неуверенно кивает:

— Доберешься домой в целости и сохранности?

Я закатываю глаза:

— У меня есть другой другой вариант?

— Нет, — говорит он уверенно, а затем тянется к моей двери, но я шлепаю его по руке прежде, чем он успевает ее открыть.

— Я справлюсь…

— Конечно, справишься. — Он удивленно смотрит на меня, пока я сажусь в машину и тянусь за ремнем безопасности.

Теперь мне стоит закрыть дверь, но я не делаю этого.

И он… тоже медлит.

Человек, который не имеет ни малейшего представления, кто я на самом деле.

— Ты идиот, — выдыхаю я, чувствуя странное облегчение, когда он просто ухмыляется.

— Знаю. Это позволяет мне наслаждаться безмятежной и беззаботной жизнью. — Он протягивает руку и щелкает моим ремнем безопасности, чтобы разозлить меня еще сильнее.

— Как бы то ни было, — продолжает он с ухмылкой, — сегодня ты выглядела почти нормально. Хотя, возможно, это просто игра света.

С моей точки зрения, он выглядит ужасно раздражающим. И идеальным.

— Ты, — сообщаю я ему, — проклятие всей моей жизни, Джек Орсино.

— Как и ты мое, — отвечает он и закрывает за мной дверь.

Он делает несколько шагов назад, не отрывая от меня взгляд, прежде чем отвернуться. Момент ускользает от меня, оставляя странное ощущение, словно этот миг был и кратким, и бесконечно долгим. Острое, как пульсирующая боль, чувство проходит; на мгновение меня ослепляют фары, но, даже когда я моргаю, у меня перед глазами все еще стоит его лицо.

Джек

ГЕРЦОГОРСИНО12: Сегодня вечером произошло кое-что странное

Я нервно дергаю ногой, стучу пяткой, и немного успокаиваюсь, увидев, что Цезарио в сети. Не знаю, с кем еще об этом поговорить.

Ц354Р10: это же школьные танцы. чего ты ожидал?

Типичный ответ Цезарио.

Ц354Р10: полагаю, ты собираешься мне все рассказать, так что давай побыстрее

Ц354Р10: я хотел бы выбраться из Каледона⁹⁰ не сгорев заживо

Каледон — это родовая обитель Кея и одновременно самая мифическая часть нашего квеста. Здесь обитают драконы, присутствует магия, а еще другие игроки постоянно пытаются отобрать у нас Щит Маккавея — самую ценную реликвию, если не считать Кольцо Разрушения. Он, кстати, защищает владельца от огненного дыхания драконов.

ГЕРЦОГОРСИНО12: Я думаю, у меня был момент

ГЕРЦОГОРСИНО12: кое-с-кем

Я ерзаю на месте, не решаясь продолжить. Весь вечер был довольно странным. После того, как Ви ушла из билетной кассы, я остался с ребятами из команды, включая Курио.

— Давно не виделись, — заметил он. — Ты не часто появляешься, кроме как на тренировках.

— Да просто много дел. — Конечно же, это была ложь. Не мог же я признаться, что чувствую себя здесь аутсайдером. Курио заслужил свой успех: семь побед подряд — этот сезон однозначно его.

Хотя по идее должен был стать моим.

— Понял, — он не стал меня давить. — Как дела c физиотерапией?

— Неплохо. Скоро начну бегать. — Через пару недель, если повезет.

— Правда? Это здорово. Чувствуешь себя нормально?

— Да, почти вернулся в норму. — Снова ложь, поскольку, по ощущениям, я заново учусь ходить.

— Ну, парни скучают по тебе.

Точно не Волио. Он наслаждается своим моментом славы.

— Я тоже скучаю.

— Приходи к нам после этого, — предложил Курио.

— Афтепати?

Он пожал плечами:

— Родители Волио уехали из города.

— Ага, — я оглядел зал. — Мне нужно сделать уборку со студенческим советом, но может быть загляну.

— Серьезно? Ничерта себе.

— Ну да, мне сказали, что нужно делать свою часть работы. — По крайней мере, хоть в этом я не соврал.

— Ну, если ты передумаешь.

Промотаем несколько часов вперед, и вот я уже стою в дверях, объясняя Курио, что не смогу прийти, потому что у меня есть другие планы. Промотаем еще несколько минут, и я вижу полоски света на темных волосах Ви Рейес и ее сосредоточенное выражение лица, пока она раздавала задания некоторым взрослым.

Она не нуждалась в моей помощи — она никогда в ней не нуждается, — но я все равно остался. Но почему?

Цезарио указывает на очевидное:

Ц354Р10: я думал, ты все еще пытаешься вернуться к оливии

Да. Так и было. Нет, так до сих пор. Хотя с каждым днем, когда она продолжает меня избегать, я ощущаю, что она все дальше от меня. Недавно до меня дошло, как давно мы не говорили по-настоящему. И не только с тех пор, как она попросила перерыв, но и задолго до этого.

ГЕРЦОГОРСИНО12: я все еще с оливией, да

ГЕРЦОГОРСИНО12: но я не уверен, что это все еще… правильно

ГЕРЦОГОРСИНО12: Я имею в виду, что разве это должно быть так сложно?

Кажется, все мои отношения сейчас в подвешенном состоянии. Моя мама хочет, чтобы я воспринял травму как некий знак свыше и начал двигаться дальше и бросил футбол. Папа, наоборот, хочет, чтобы я вернулся в спорт сильнее и быстрее, чем когда-либо. Друзья просто хотят вернуть того меня, каким я был раньше. Но я не могу — я иду вперед, пусть и медленно.

Но с Ви все удивительно легко. Для человека, который кажется таким суровым, она на самом деле не осуждает. Она намного более чувствительна, чем показывает, и все же я никогда не встречал человека, который бы настолько не боялся быть собой. Она постоянно подталкивает меня, помогает быть тем, кто я есть вне зависимости от времени. Таких отношений у меня ни с кем больше нет.

Ну, разве что с Цезарио.

Ц354Р10: ладно

Он печатает, затем удаляет.

Снова печатает, затем останавливается.

Печатает. Останавливается.

Печатает.

Останавливается.

Проходит минута.

Печатает.

Снова печатает.

Останавливается.

Ц354Р10: что это был за момент

Я задумываюсь, откинувшись на спинку стула. Это был момент, когда я понял, что Ви предложила подвезти меня просто потому, что думала, что мне это нужно.

Хотя нет. Нет, это было раньше.

Это произошло, когда я увидел, как Ви напряглась, заметив Антонию с тем парнем — тем самым, который поцеловал Оливию в первый раз. Когда она рассказала мне об этом, сказала, что это не считается, потому что она не была готова: они встречались неделю в средней школе, а потом он просто схватил ее и поцеловал. «Украл», так она это назвала. Позже она с ним рассталась, а он всем рассказал, что она снобка.

Хотя, нет, и не в этот момент. Это случилось, когда я понял, что если мне нельзя злиться, то Ви нельзя грустить. И что-то в этом осознании заставило меня почувствовать, что девушка, стоящая рядом со мной — одна из самых смелых и дерзких людей, которых я встречал. И что она очень одинока.

Как и я.

ГЕРЦОГОРСИНО12: все вместе, я полагаю

Ц354Р10: рискну предположить, что тебе не стоит создавать моментов ни с кем, пока ты не поговоришь со своей девушкой

Разумный совет.

ГЕРЦОГОРСИНО12: если предполагать, что я смогу заставить свою девушку поговорить со мной

Ц354Р10: может, тебе нужно просто ей сказать

Ц354Р10: сказать что ты c ней несмотря ни на что

Ц354Р10: или же …

Я жду, но Цезарио не заканчивает предложение. Не то чтобы ему было нужно договаривать — суть ясна.

ГЕРЦОГОРСИНО12: в любом случае еще слишком рано говорить о том, получится ли что-нибудь с ви

Ох, черт. Упс. Говорить что-то в сети оказывается слишком просто.

ГЕРЦОГОРСИНО12: извини, чувак я знаю что это твоя сестра

ГЕРЦОГОРСИНО12: не хотел просто так бросать в тебя этим

Ц354Р10: какое тебе дело до того, что я думаю? она сама по себе

Ц354Р10: но в любом случае я не думаю, что она хочет быть твоим запасным вариантом

ГЕРЦОГОРСИНО12: она не

ГЕРЦОГОРСИНО12: я имею в виду

ГЕРЦОГОРСИНО12: не знаю, что я имею в виду

Я вздыхаю, качая головой.

ГЕРЦОГОРСИНО12: думаю, что ты прав. мне нужно поговорить с оливией вне зависимости чувствую я что-то к ви или нет

Цезарио начинает печатать, но останавливается. Как и в прошлый раз.

Ц354Р10: ты что-то чувствуешь к ви?

Часть меня считает, что невозможно ничего не чувствовать по отношению к Ви. Невозможно оставаться нейтральным, когда сталкиваешься с кем-то столь дерзким, беспощадным и кажущимся безразличным к чувствам других. Но другая часть думает, что в этом есть что-то особенное — она не для всех. И кажется, что возможность хоть немного узнать ее — это своего рода привилегия, которую я сумел заслужить.

ГЕРЦОГОРСИНО12: но это ведь не важно, правда?

ГЕРЦОГОРСИНО12: пока я не разберусь с оливией

А сделать это будет непросто. Или, может, я просто недостаточно старался. Или старался как-то неправильно.

Ц354Р10: ладно, ладно, как хочешь

Ц354Р10: теперь мы можем поиграть?

Типичный Цезарио.

ГЕРЦОГОРСИНО12: знаешь, вы c сестрой странно похожи

C354R10: тебя похвалить за наблюдательность?

Хорошо, что он не позволяет мне долго оставаться сентиментальным, потому что в этот момент на нас нападает группа магов, и мы вынуждены вступить в бой.

Забавно, что Ник сегодня утром написал мне, спрашивая, не наскучил ли мне «Двенадцатый рыцарь». По его мнению, это развлечение максимум на пару недель. Но я уже играю почти два месяца, и, честно говоря, меня все меньше заботит, насколько «круто» то, что я делаю. Опять же, это не Чемпионат штата, который мне когда-то предсказывали, но победа в одном футбольном матче и идея, что это вся моя жизнь и все, что я когда-либо буду делать, начинает казаться все менее и менее приемлемой. Даже если кто-то думает иначе.

Быть может, увлечение Ви всякими «ботанскими» штуками действительно стало на меня влиять, но я бы хотел, чтобы больше людей узнало об этой игре. После того как я просмотрел несколько технических обзоров, меня поразило, насколько эта игра превосходит другие RPG. Завораживает сама мысль о том, что все эти невероятные визуальные эффекты — это просто миллионы треугольников, организованных в код.

чувак, — написал Ник. — ты же знаешь, что можешь это изучать, правда?

что, психологию игровой зависимости??

нет, гений, компьютерные науки. ребята на моем курсе все время участвуют в хакатонах и прочей ерунде. может, это твое?

может быть, но я почти уверен, что все хотят заниматься играми

нет. ВСЕ хотят играть в футбол в Иллирии. Но если ты можешь и то, и другое, почему бы не совместить?

Я сказал ему, что он переоценивает мой интерес к одной вещи. Но меня действительно завораживает то, как я могу управлять своим персонажем в игре намного лучше, чем собой в реальной жизни. Это ощущение свободы, где твое единственное ограничение — собственное воображение. И, возможно, это не только про вымышленный мир — это можно применить и к нашему миру, если научиться мыслить так же масштабно.

Это заставляет будущее казаться безграничным и полным возможностей — как сказала Ви.

Бесконечные версии. Бесконечные возможности.

Ц354Р10: может немного поможешь?

Ах да, пора возвращаться к игре.