Двенадцатый рыцарь

12

Переход на пятый уровень близости

Ви

Я не могу заснуть c тех пор, Герцог Орсино вышел из игры. Я пытаюсь, ворочаюсь, но каждый раз перед глазами одно и то же: чувствую я что-то к Ви или нет…

Щелчок ремня безопасности. Его голос у меня в ушах. Я почувствовала… о боже, не говори это.

(Бабочки.)

Передо мной мелькает яркая улыбка Оливии, затем разочарованный взгляд Баша. В конце концов, я сдаюсь, больше не пытаюсь уснуть. Обеспокоенная, встаю с постели и начинаю листать архив старых колонок с советами моей мамы. Не знаю, что ищу, пока оно само не находит меня ранним утром. Шум с первого этажа заставляет меня вздрогнуть. Оказывается, я отключилась за клавиатурой, а на моем запястье осталась слюна.

— Мама? — спотыкаясь, я хватаю ноутбук и иду вниз, где нахожу ее на кухне.

— Да? — доносится ее приглушенный голос из-за шкафа.

— Можно спросить кое-что? Про одну из твоих старых колонок.

— М-м? Да, конечно, просто… — она тяжело вздыхает и выглядывает из шкафа с нахмуренным лицом. — В доме есть кофе?

— Ну, мама, если его нет в дальнем углу шкафа, который мы никогда не используем, то я даже не знаю, где его искать, — отвечаю я, и она стонет, ища ключи.

— Никаких саркастичных комментариев в такую рань, hija. Мы можем поговорить в машине? Мне нужно дописать статью, а для этого требуется либо кофеин, либо чудо, — ворчит она, жестом указывая следовать за ней, сбрасывая тапочки и засовывая ноги в биркенштоки у двери. — Естественно, ты важнее, но, знаешь, нам ведь нужно на что-то жить.

— Да, я… — Я хватаю первую попавшуюся обувь, которой оказываются резиновые сапоги, и выхожу за ней. — Это будет странно, хотя…

— Хорошо, — она зевает, шаркая ногами, идет к машине, открывает дверь и падает на водительское сиденье. — Вдохнови меня.

Я забираюсь на пассажирское сиденье, ерзая, пока она включает заднюю передачу.

С чего начать?

Кажется, лучше просто сказать это напрямую.

— Как ты поняла, что ты би? — выпаливаю я.

Она замирает, держа руку на рычаге переключения передач.

— То есть, был ли, типа… какой-то конкретный момент? Или что-то в этом роде? Я не знаю, — быстро добавляю я, чувствуя себя глупо. — Я прочитала колонку, где ты отвечала девочке, сомневающейся в своей ориентации, и подумала, что, может быть, было бы полезно, если бы ты могла…

Я замолкаю, не уверенная, в чем именно сейчас признаю́сь, и она кивает, раздумывая.

— Сомневаюсь, что смогу дать лаконичный ответ, который ты, вероятно, ищешь, — говорит она спустя секунду. — Не было конкретного момента. Скорее, это была череда моментов, которые обрели смысл только потом, когда я поняла, что любовь может проявляться по-разному. И некоторые из этих проявлений любви походили на то, что я чувствовала. Но я всегда говорила вам, дети, что для меня важен человек, а не их, хм… внешняя оболочка. — Она внимательно смотрит на меня. — Я тебя запутала?

— Нет, — Она всегда была более открытой в вопросах сексуальности, чем любой другой родитель, так что этот разговор не кажется неудобным. — В теории это звучит очень просто, — замечаю я, и она уже собирается что-то добавить, но потом просто пожимает плечами.

— В теории, да, — соглашается она, подталкивая меня продолжить.

— Ладно, — я прочищаю горло. — Мой вопрос… ну, чувствовать что-то к девушкам… это отличается? — спрашиваю я, наблюдая, как она слегка хмурится, пока съезжает по подъездной дорожке.

— Ты имеешь в виду по сравнению с мужчинами?

— Да, ну… — я нервно смеюсь. — Допустим, есть очень-очень классная девушка, — говорю я, подразумевая Оливию. — И она красивая, и она тебе очень нравится.

— Пока что все звучит просто, — осторожно отвечает мама, вероятно, немного сожалея, что не выпила кофе перед этим разговором, но мы уже здесь.

— Правильно, но… — я морщусь. Кажется, что эта тема вызывает у меня большее чувство неловкости, чем у моей мамы. — Но что, если есть кто-то еще? Кто-то, кто заставляет тебя чувствовать… — Абсолютно не вдохновляюще постоянно возвращаться к одному и тому же слову, но на самом деле, кажется, есть только одно. — А что, если есть кто-то другой? Кто заставляет тебя чувствовать себя… иначе.

Кто-то, с кем ты сталкиваешься снова и снова. Он присутствует во всем, что ты любишь, и, будь то реальность или вымысел, вы можете существовать в любой вселенной, потому что для каждой его версии найдется своя версия тебя.

— Ага, — мама откидывается на спинку кресла. — Ну, мне неприятно это говорить, но думаю, это больше вопрос эмоций, нежели сексуальности.

— Фу, — говорю я, вжимаясь в кресло. — Ненавижу эмоции.

— Знаю, — устало улыбается она. — Но, думаю, ты уже поняла, что дело не в анатомии. Речь идет о человеке, hija, и о том, кто из этих двоих зацепил тебя по-настоящему, не так ли?

— Ну уж нет, я бы не стала заходить так далеко, — говорю я с отвращением, и она смеется.

— Ладно, я знаю, что ты не хочешь слышать про мою личную жизнь — ты достаточно ясно дала это понять. — Я виновато смотрю на свои руки, и она продолжает: — Но вот что я хочу сказать: желание быть с кем-то не делает тебя слабой. Это не значит, что ты стала мягкой. Это просто значит, что в этом мире есть кто-то, кто заставляет тебя любить жизнь немного сильнее, когда он рядом, и в конце концов, разве это не самое важное? — Она снова смотрит на меня с легкой улыбкой. — Жизнь и так достаточно сложна, зачем лишать себя радости?

— Все не так просто, — вздыхаю я, отводя взгляд.

— Да, детка, никогда не бывает просто.

— И я не говорю, что у меня есть чувства, — возражаю я, — просто…

— Я знаю. — Она кивает. — Может, они есть, а может, и нет. Может быть, это что-то значительное, а может и нет. Может, однажды ты встретишь девушку и почувствуешь нечто, что ответит на все твои вопросы, а может, и нет. Мир большой, а жизнь длинная. — Она пожимает плечами, затем кусает губу. — Тебе это помогло?

Не совсем. Но в то же время да.

— Ну, в общем-то, да.

— Хорошо. — Она облегченно выдыхает. — Так… мы можем сейчас выпить кофе или это нарушит, как бы сказать, священный момент матери и дочери?

— Конечно, мне определнно нужен кофе, — говорю я. — Мне же вообще-то нужно подумать.

Она смеется надо мной, наконец поворачиваясь, чтобы сдать назад по подъездной дорожке.

— Дорогая Виола, моя умная, потрясающая девочка. Ты и так слишком много думаешь, — говорит она, дернув меня за волосы, прежде чем выехать на дорогу.

Мама занята весь день, пытаясь успеть сдать работу, что меня вполне устраивает — у меня полно школьных заданий и дел для студенческого совета. Обычно мы устраиваем общешкольное мероприятие в конце семестра — что-то, чтобы отвлечь ребят после экзаменов перед зимними каникулами. К сожалению, бюджет почти исчерпан, так что я провожу несколько часов, просматривая идеи в интернете.

Когда я выхожу из комнаты в поисках мармеладных мишек, на лестнице внезапно появляется Баш с приветствием:

— ВИОЛА!

— СЕБАСТЬЯН, — автоматически отвечаю я, но тут замечаю за ним Оливию, и мы обе вздрагиваем от неожиданности.

— О, привет, — говорит Оливия, и ее щеки слегка розовеют. — Баш сказал, что ты дома, поэтому я…

— Да, точно…

— Эй, — вмешивается Баш, обращаясь к Оливии, — скажи ей, что она идеально подойдет для мюзикла.

— Какого мюзикла? — спрашиваю я, потому что внезапно теряюсь в пространстве и времени.

— Весеннего. Пытаюсь уговорить ее пойти на прослушивание, — он подталкивает Оливию локтем. — Думаю, я почти ее убедил.

— Я здесь буквально две секунды, — уверяет меня Оливия, но я-то знаю, что двух секунд вполне достаточно, чтобы попасть под обаяние Баша. — Он предложил, а я сказала, что подумаю.

— Ну так подумай, — мурлычет Баш, а затем исчезает на лестнице.

Я стою несколько секунд, ошарашенная присутствием Оливии в моем доме, пока не вспоминаю, что, кажется, понимаю, о чем она хочет поговорить.

Я указываю на свою спальню:

— Ты…?

— Да, если ты не против…

— Нет-нет, заходи, — я не знаю, какой здесь протокол, поэтому сажусь за свой стол, пока Оливия осторожно садится на край моей кровати.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашиваю я.

— Намного лучше, спасибо, — она прочищает горло. — Хотя, знаешь, я хотела бы извиниться за…

— Вообще-то, — перебиваю я, — ты не против, если я начну?

— О, конечно, — кивает она, позволяя мне продолжить, хоть я и не уверена, что именно хочу сказать. Почти такое же чувство, как тогда, когда я хотела бы признаться Джеку, кто я на самом деле, прежде чем он доверился Цезарио. Когда казалось, что подойдя к краю пропасти — к тому самому моменту истины — ты можешь либо отступить, либо прыгнуть в неизвестность, не зная, что будет дальше.

Но сейчас дело не в Джеке. Это другой момент, и мне нужно исправить хотя бы часть происходящего.

— Мне нужно тебе кое-что рассказать, — признаюсь я. — Что-то плохое… и кое-что еще хуже.

— Начни с плохого, — предлагает Оливия с тонкой улыбкой, и я делаю глубокий вдох.

— Джек знал, что мы были партнерами по продвинутой литературе, и попросил меня выяснить, почему ты хочешь взять паузу. Я ничего ему не рассказала, — спешу добавить я, видя ее молчаливое выражение, — и обещаю, что не скажу. Но сначала я согласилась помочь ему это выяснить.

— Джек узнал, что мы были партнерами по продвинутой литературе, и попросил меня выяснить, почему ты хочешь взять паузу. Я ничего ему не сказала, — спешу добавить я, хотя она не реагирует, — и обещаю, что никому ничего не скажу. Но изначально я согласилась ему помочь.

— Поняла, — медленно произносит она. — А что еще?

— Э-э… — я колеблюсь. — Я задала себе вопрос, может ли между нами… что-то быть. Ну, о том, что ты говорила.

Она не двигается.

— И?

— И… — Она больше никогда не захочет со мной разговаривать. Это будет как с Антонией, к ситуации с которой, как можно подумать, я уже должна была привыкнуть, но нет. Мама права — когда тебя ранят, боль не становится легче со временем. Как бы я ни старался быть невозмутимой, мне грустно осознавать, что Оливия Хадид выйдет из этой комнаты и, скорее всего, больше не будет моей подругой.

Но все же, это нужно сказать.

— Не думаю, что испытываю к тебе те же чувства. — Я сглатываю. — И это глупо, потому что мне бы хотелось.

По правде говоря, если бы я могла заставить себя влюбиться в Оливию вместо…

Неважно, в кого еще.

— Ты умная, смешная и, в общем, просто потрясающая, и я сожалею, что не сказала тебе этого раньше. Я думаю, что это очень смело, я имею в виду, — неловко поясняю я, — быть настолько честной в своих чувствах. Не думаю, что смогла бы так же. Вернее, я точно знаю, что не смогу. Но я хочу, чтобы ты знала, что я всегда буду рядом, что бы ни случилось. Возможно, это не то, чего ты ожидала, но… — вздыхаю. — Ты сильная, смелая и…

Тайная, хрупкая часть меня ломается где-то глубоко внутри.

— … я действительно хотела бы быть твоей подругой, — признаюсь я. — Я знаю, каково это — чувствовать себя одинокой. Или непонятой. И грустной, но так, чтобы никто не замечал. Так что… — Я смотрю на свои обкусанные ногти. — Так что, если тебе понадобится друг или ты просто захочешь поговорить… — Боже, какая самоуверенная речь. И я заканчиваю ее, пробормотав: — Я здесь.

А затем продолжаю смотреть на свои руки.

Спустя какое-то время, Оливия слегка шевелится:

— Мне действительно нужен друг, — говорит она. — На самом деле я пришла сюда, чтобы сказать тебе это.

Я поднимаю взгляд, удивленная:

— Правда?

— Конечно, — отвечает она. — Вообще ты даешь мне слишком большой кредит доверия. Честно говоря, я пока не готова к отношениям с кем-либо, пока не смогу быть полностью откровенной о том, кто я. Так что, как бы я ни думала, что ты очень крутая…

— Остановись, — издаю я стон.

— Но ты мне нравишься. И я смогла быть гораздо смелее, чем тогда, когда оставила все c Разией. Или c Джеком. — Она морщится. — Так что мы можем быть друзьями? Я действительно-очень этого хочу.

— Да, конечно, да, — я чувствую, что вот-вот потеряю сознание от облегчения.

— Отлично, — она тоже выглядит более расслабленной, затем смотрит на свои колени. — Ух ты, я так нервничала. Я, типа, трясусь.

— Боже, я тоже! — Хотя думала, это только у меня.

— Я вся потная, и это так мерзко…

— Ты тоже в холодном поту от ужаса? — признаюсь я, и Оливия смеется так сильно, что на глазах появляются слезы.

— Почему эмоции такие жестокие? — стонет она. — Все делают вид, что дружба — это вечеринки в саду и ночевки, когда на самом деле это «Парк Юрского периода» для чувств.

— Кажется, у меня даже зубы от страха стучат.

— О боже, у меня тоже, — она снова смеется. — Вау, как неловко.

— Но, по крайней мере, это взаимно.

— Это правда.

Мы оба затихаем, пытаясь вернуться в нормальное состояние.

— Так, эм… что ты думаешь насчет Баша? — спрашивает Оливия, неожиданно сменив тему.

— Не знаю. Он странный. — Она фыркает от смеха, а я добавляю уже более серьезно: — Так это не только девушки, или как…?

— Что? О боже, нет, не в этом смысле, — она закатывает глаза. — Я имела в виду, что ты думаешь о предложении Баша по поводу мюзикла? — объясняет она, и, о, точно — я совсем забыла об этом. — Будет странно, если он поможет мне выбрать пьесу для прослушивания?

— Странно для кого? Для тебя — точно. Он своего рода маньяк, так что имей в виду.

— Нет. — Она хихикает. — Для тебя.

— Для меня? Нет, конечно. Думаю, это имеет смысл. — Я делаю паузу. — Хотя, если ты действительно хочешь быть собой, разве не странно начинать с актерства?

— Я… думаю, что пока не готова быть полностью собой, — признается она. — Может, скоро. Возможно, в колледже. Надеюсь, в колледже. Но пока… — Оливия замолкает на мгновение. — Сейчас мне просто нужно сбежать от себя в кого-то другого.

— Понимаю. — Боже, неужели я опять вспоминаю о своей фальшивой жизни в роли Цезарио. И о том, с кем мне еще предстоит объясниться. — Но…

Я колеблюсь.

— Но что? — Оливия слегка наклоняет голову.

— Думаю, тебе стоит быть честной с Джеком, — наконец говорю я. Оливия смотрит на меня с выражением, будто говорит: «ох». — Он заслуживает знать правду. И, — поправляюсь я, — что более важно, он может с этим справиться. Понимаю, это может быть страшно, но мне кажется… — я глубоко вздыхаю. — Думаю, ты могла бы довериться ему, если бы захотела.

Его лицо всплывает у меня в голове: «я верю тебе, Виола». Иронично, но Джек всегда был тем, кто поддерживал меня без всяких условий — просто так.

— Я действительно думаю, что он не подведет тебя, — говорю я, хотя на самом деле подразумеваю, что он подведет меня, и это ужасная мысль. Ведь почти все, кроме редких исключений, всегда меня подводят. И я знаю, что, когда он узнает правду, я подведу его. Это всего лишь вопрос времени.

Оливия бросает на меня задумчивый взгляд, а затем снова слегка наклоняет голову:

— Ты действительно изменила свое мнение о нем, правда? — замечает она. — Интересно.

— Ну, видимо, часть его личности была скрыта в его травмированной крестообразной связке или что-то в этом роде, — бормочу я, потому что это единственное объяснение. Либо же компьютерные игры способствуют личностному росту, чем люди готовы признать.

Она смеется:

— Вообще-то, забавно, что ты о нем заговорила.

— Правда? — переспрашиваю я. Он говорил, что собирается обсудить это с ней вчера, но тогда у меня были совсем другие мысли.

«Момент». Так он это назвал. Какое глупое выражение, я бы никогда не сказала настолько банально. Но если то, что произошло между нами, действительно было «моментом», и что еще важнее — если мы оба это почувствовали… что это значит?

Однако сейчас не время об этом думать. То, как Оливия говорит об этом, заставляет меня почувствовать, что я что-то упускаю. И, как выясняется, так оно и есть.

Джек

— Ну что, — произносит мама, когда я возвращаюсь домой после физиотерапии. Сегодня утром она привезла нам с папой кучу еды, а теперь, похоже, ее накрыло желание тщательно вычистить кухню. — Как дела?

— Медленно, — пожимаю плечами. — Очень медленно.

Эрик заставляет меня сосредоточиться на стабильности, и это кажется простым. К сожалению, все, что кажется простым, всегда вызывает желание приложить больше усилий и двигаться быстрее.

— Да, все кажется слишком медленным, когда ты молод. — Мама задерживается за кухонным столом, будто ждет, что кто-то что-то скажет. — Как у тебя с Оливией?

Хм. Как рассказать матери о разговоре, который состоялся утром с твоей девушкой? Или, если на то пошло, как сохранить тайны, которые она тебе раскрыла?

— Мы расстались, — признаюсь я.

Лицо мамы мгновенно искажается.

— О, дорогой…

— Нет, мам, все в порядке. На самом деле, это даже хорошо. — Сначала я ощутил шок от осознания того, что не являлся центром ее мира, а после почувствовал облегчение, поскольку мы все еще можем быть друзьями. — Могу ли я просто сбегать наверх на секунду? Нужно кое-что сделать для школы.

— Конечно, конечно…

— Ты останешься на ужин?

Она моргает.

— Да, если ты хочешь, чтобы я…

— Останься, пожалуйста. Это будет здорово. — Я одариваю ее самой ободряющей улыбкой и затем жестом указываю наверх. — Я всего на пару минут, ладно?

— Хорошо. — Она кивает, и я поднимаюсь по лестнице, проверяя подвижность колена на каждой ступеньке. Эрик сказал, что это первый шаг к началу программы бега, и я признаюсь, что очень этого жду. Терпение, говорит он. Чем лучше я восстановлюсь сейчас, тем лучше мне будет в будущем. Время, все зависит от времени. От времени, которое я трачу, и времени, которое получаю.

Хотя с учетом того, что до начала плей-оффа осталось всего несколько недель, время не на моей стороне.

Я выдвигаю стул и сажусь за стол, открывая ноутбук.

ГЕРЦОГОРСИНО12: ты тут? мне нужно кое-что спросить

Однако впервые с того момента, как мы начали переписку, Цезарио молчит.

В понедельник после обеда я застаю Ви, как обычно, сидящей с ноутбуком за своим рабочим столом. Похоже, она работает над чем-то для школьных социальных сетей, что обычно выполняет секретарь или кто-то из ответственных лиц. По какой-то причине в комнате выключены все верхние светильники; я собираюсь их включить, но она отмахивается от меня.

— Не беспокойся, — говорит она. — Боуэн позже будет проводить здесь презентации.

— Поэтому ты будешь просто сидеть в темноте?

Она пожимает плечами:

— Все нормально. Оставь.

Я не спорю. У нее могут быть любые странные рабочие привычки — это нормально.

— Что? — спрашивает она безэмоционально. — Ты задерживаешься.

— И тебе привет, Виола. — Я подхожу к ее столу и выдвигаю табурет, садясь рядом с ней. — Тебе нужна помощь?

Она бросает на меня оценивающий взгляд.

— Как я понимаю, наша сделка завершена.

— Что?

— Наша сделка. Информация в обмен на…

— Точно. — Она, должно быть, уже слышала, что мы с Оливией расстались. — Ну, встреча выпускников подошла к концу.

— Верно.

— И, честно говоря, ты не помогла мне с Оливией.

Уголки ее рта дергаются, намекая на улыбку.

— Да, — соглашается она. — Верно.

— Но я все еще могу помочь с… чем бы это ни было, — я указываю на экран. — Если хочешь.

— У тебя есть доступ к школьному Инстаграму?

— Нет.

— Твиттеру?

— Нет.

— К сайту?

— Тоже нет.

— Так, в чем же заключается мистическая «помощь», которую ты мне предлагаешь?

— Как всегда мила, — бормочу я, и когда она бросает на меня взгляд, сомнительно хмурится.

— Я имела в виду… — Она останавливается. — Я просто имела в виду, что ты не так уж и полезен для конкретной задачи, вот и все.

— Верно. — Я опираюсь на локти, и она резко отстраняется, словно испугавшись. — Ты в порядке, Виола?

— Нормально. — Отодвигается. — Ты вторгаешься в мое личное пространство.

— Ладно, извини.

Она прочищает горло.

— Так… с Оливией все?

Я пожимаю плечами. — Она сказала мне правду.

— И?

И это заставило меня осознать, как мало правды мы говорили друг другу за время наших отношений. Это был наш первый настоящий разговор за долгое время. Я поделился своими страхами по поводу травмы и своего будущего. Она сказала, что больше не знает, кем ей быть.

— Это, — сказал я, — больше похоже на правду.

— Но я все еще твоя самая преданная поклонница, — пообещала Оливия. — Я знаю, что последнее время так не казалось, но, клянусь, Джек. Всегда и навсегда.

Сегодня она это доказала, наконец-то поделившись со мной всем по дороге на урок, вместо того чтобы избегать меня в коридорах, как делала весь семестр. За обедом мы шутили о ее преподавателе литературы, мистере Михане, которого, по-видимому, предупредили о ее зарождающемся интересе к театру.

— Кто ему сказал? — спросил я.

Оливия пожала плечами:

— Баш Рейес, наверное.

— Хм. — С тех пор я задаюсь вопросом, почему Цезарио никогда ничего мне не говорил. Хотя, теперь понимаю, что вообще не знаю, как Баш Рейес может быть в стольких местах одновременно — и в музыкальной группе, и в драмкружке, и еще успевает проходить квест в игре. Кстати, это одна из тех тем, что я хотел обсудить с Ви, которая все еще ждет моего ответа.

— Мы все уладили, — запоздало отвечаю я на вопрос об Оливии.

— И это все? — Она выгибает бровь. — Уладили?

— Ну, все уже давно закончилось. — Я прочищаю горло. — И вообще, я тут за услугой. Которую, — многозначительно добавляю я, — ты мне должна, поскольку ты еще не выполнила свою часть сделки.

Я жду, когда она начнет спорить. Ожидаю этого с нетерпением. Спарринг с Ви — самое захватывающее событие, что может случиться за день, наполненный монотонными медленными упражнениями на устойчивость. Ну, и рыцарями.

Но она не спорит:

— Думаю, это правда, — вот и все, что она говорит.

Ее нога нервно дергается под столом.

— Я заставляю тебя нервничать? — говорю я, и она бросает на меня сердитый взгляд.

— Чего ты хочешь?

— Мне нужна твоя поддержка в одном деле.

— Ладно, «вперед, команда». — Она отворачивается, и я пихаю ее локтем.

— Короче, каждый год мы организуем что-то для учеников после финальных экзаменов, так?

— Очевидно, я это знаю, — Она строчит саркастично-солнечные подписи под некоторыми фотографиями в школьном блоге. — Я пыталась что-то придумать, я просто…

— Помнишь ту игру на MagiCon? — вклиниваюсь я. — «Двенадцатый рыцарь»?

Она перестает печатать, так что, похоже, я завладел ее вниманием.

— Знаю, звучит глупо, но игра крутая, — признаюсь я. — Поэтому я подумал, может, мы могли бы настроить некоторые из библиотечных ноутбуков и провести турнир или что-то в этом роде. Это не должно быть дорого — я уже составил список всего оборудования, что у нас есть. — Я вытаскиваю лист из папки и подталкиваю ее через стол к ней. В тусклом свете возле лабораторных столов она видит, что я действительно все рассчитал: приблизительный бюджет и возможные партнеры среди школьных организаций. — Ну и небольшой бюджет на закуски и напитки.

Она смотрит на мои заметки, ее руки зависли над светящейся клавиатурой ноутбука.

— Дело в том, что эта игра действительно очень помогла мне в этом году, — признаюсь я. — В первую очередь потому, что она помогает отвлечься, но также и потому, что она действительно классная. За ней интересно наблюдать. Графика тоже потрясающая.

— Знаю. — Ее голос звучит неубедительно, так что не похоже, что она в восторге от этой идеи.

— Плюс после мы могли бы показать фильм, — добавляю я. — так как, думаю, не все захотят играть. Можно закрыть школу на всю ночь, или что-то в этом духе… Я не знаю. Зависит от бюджета. — Я останавливаюсь, но она ничего не говорит. — Ты слушаешь?

Она смотрит прямо перед собой, затем моргает:

— Конечно, слушаю.

— И?

— Что «и»? Как ты сказал, все зависит от бюджета.

— Но ты в деле?

— Что?

— Ладно, серьезно, ты просто…?

— Это имеет значение? — спрашивает она c обычной прямолинейностью, но есть… что-то еще. Обычно она воинственная и нетерпеливая, резкая и торопливая, но сейчас выглядит настороженной, словно думает, что я пытаюсь ее обмануть.

— Да, это имеет значение, — недоуменно интересуюсь я. — Твое мнение имеет значение. Признать, что мне нравится эта игра, по сути, социальное самоубийство, — замечаю я, а она закатывает глаза. — Так что было бы круто иметь союзника. Плюс я, вероятно, облажаюсь если попытаюсь в одиночку справиться с этой задачей.

— Это не ракетостроение, — ее губы дергаются в едва заметной улыбке. — Или футбол.

— Умори-и-ительно. Итак, ты в деле?

Она смотрит на меня, и ее лицо кажется мягче, ближе. Это чувство резко охватывает меня, пока экран ее ноутбука не гаснет.

— Да, почему бы и нет, — равнодушно говорит она, прочищая горло. — Наверное, это будет весело.

— «Наверное»? Поубавь свой свой энтузиазм.

— Ты правда думаешь, что всем должны автоматически нравиться те же вещи, что и тебе, Орсино? — вздыхает она.

— Не понимаю, почему бы и нет. У меня отличный вкус. — В конце концов, в этом и заключается суть моей социальной авантюры. Да, это выглядит по-гиковски, но не тогда, когда это делаю я. Даже если мое социальное положение держится только на том, насколько быстро я бегаю.

Она бросает на меня скептический взгляд.

— Что? Я так считаю, — настаиваю я и снова рискую, приближаясь к ней.

— М-м, — уклончиво бормочет она, но не отворачивается.

— В любом случае, рад, что ты согласилась. — Кажется, будто мы ведем два разных разговора: один — на словах, другой — при помощи движении, но в обоих мы приходим к согласию. — Ты единственная, кто имеет значение. Райан все равно не обратит внимания.

Она закатывает глаза:

— Нет, конечно, это же естественно.

— Тогда решено. — Я наклоняюсь ближе.

— Полагаю, что так. — Она тоже не отстает..

— Тебе понравится. Игра.

— Ну, если ты так говоришь.

— Обычно я играю с одним человеком, — добавляю я, находясь теперь достаточно близко, чтобы коснуться ее пальцев. — Надеюсь, что смогу убедить его тоже принять участие в турнире.

— Ты… что? — Она слегка удивляется… Возможно, ее поразила мысль, что я действительно трачу время на компьютерные игры, хотя это не самое очевидное откровение.

— Да, это долгая история, но…

Вдруг загорается свет, слышится жужжание флуоресцентных ламп. И сразу же становится очевидно, не только, насколько темно в комнате, но и насколько близко мы сидим: я закинул ногу на ее стул, в то время, как она согнула свою ногу, приблизив ее к моей.

— Что вы двое делаете в темноте? — хмуро спрашивает Кайла, стоя у выключателя. Мы с Ви мгновенно отстраняемся друг от друга, она касается клавиатуры ноутбука, отчего его экран загорается, а тем временем торопливо запихиваю свои листы с расчетами обратно в папку.

— Ничего, — в унисон выпиливаем мы.

Я украдкой смотрю на нее. Она ловит мой взгляд и тут же отводит глаза. Это чувство вины? Возможно.

Или, может быть, что-то еще.

— Как скажете, — многозначительно произносит Кайла, переводя взгляд с меня на Ви, после чего уходит, перекинув волосы через плечо.