Эдера

Глава 18

По ходатайству Валерио Леону выпустили из больницы, взяв с неё подписку о невыезде из деревни Пертика. Фактически это была форма домашнего ареста, но Андреа успокаивал мать, что скоро с неё вообще снимут обвинение.

— Спасибо, сынок, — растроганно говорила Леона, покидая больницу. — В деревне мне будет спокойнее. Но на прощанье... не могла бы я поблагодарить Эдеру и увидеть ребёночка?

— Нет, — твёрдо сказал Андреа.

— Понимаю, — огорчилась Леона. — Эдера до конца меня не простила.

— Дело не в Эдере, — возразил Андреа. — Я сам считаю, что тебе не следует сейчас тревожить Лало.

— Ну, если так думаешь ты, то я повинуюсь. Видишь, какая у тебя добрая и отходчивая мать? Не верь тому, что обо мне говорят злые люди.

Возвращение Леоны в Пертику оказалось тяжёлым ударом для Аделины, которая сразу же заявила, что уйдёт из этого дома.

— Но тебе же некуда идти, — напомнила Леона.

— Погощу пока у знакомых, а там видно будет, — стояла на своём Аделина.

Леона попыталась изложить ей свою версию случившегося, делая упор на коварство и лицемерие Эдеры, но неожиданно получила гневную отповедь:

— Я провела с синьорой Эдерой не одни сутки у постели Лало! Вам не понять, что это такое, когда малыш на твоих глазах умирает, а ты ничем не можешь ему помочь!.. Синьора Эдера готова была отдать свою жизнь, только бы её сын выжил! Она святая!..

— Так-то уж и святая! — ядовито бросила Леона. — Вижу, ей удалось очаровать даже тебя. Вот как ты заговорила, робкая овечка! Но, я дам тебе много денег. Только не уходи!

— Простите, синьора. После всего, что случилось, я не могу вам прислуживать.

— Что ж, спасибо и на том, — грустно сказала Леона. — Я не забуду, как ты была добра со мною.

Лало был очень ослаблен и поправлялся медленно, поэтому Эдере и Андреа пришлось ещё какое-то время оставаться в Милане. Обоим доставляло большое удовольствие наблюдать, как малыш улыбается и что-то лопочет на своём, младенческом языке.

— Сыночек, ты, наверное, говоришь: «Мама»? — пошутила однажды Эдера.

— Нет, я точно знаю, что он говорит: «Папа», — рассмеялся Андреа.

— Почему ты так уверен?

— А потому, что он заметил в моих руках игрушки и сказал: «Папа, дай!»

— Да, он и в самом деле смотрит на игрушку, — согласилась Эдера.

— Возьми, мой миленький, — Андреа протянул мальчику игрушку. — Давай с тобой поиграем. Знаешь, она умеет пищать! Возьми её в ручки, сожми кулачок! Слышишь? Это белочка говорит тебе: «Здравствуй, Лало!»

Здесь, у кроватки сына, оба чувствовали себя легко, спокойно и не тяготились присутствием друг друга. Но как только они выходили за пределы больницы, игра в папу и маму тут же начинала отдавать фальшью, а потому становилась вовсе невозможной. Чем дальше, тем противоестественней выглядело их пребывание под одной крышей. Как-то Эдера, ложась спать, робко предложила Андреа устроиться рядом с нею, на что получила ответ:

— Это было бы прекрасно. Но... неправильно!

С тех пор оба старались избегать подобных ситуаций: Андреа допоздна сидел у телевизора, а Эдера в другой комнате просматривала счета из магазина Дальмы, делала подсчёты. Затем она, не выходя к Андреа, кричала ему: «Спокойной ночи!» и гасила свет.

Как-то Андреа сказал, что Эдеру, видимо, увлекает её дело, во всяком случае, она уделяет магазину много внимания.

— Да, мне нравится этим заниматься, — подтвердила его догадку Эдера и рассказала о своих дальнейших планах: — Мы с Дальмой сделали кое-какие расчёты... Я возьму на себя пошивочный цех и магазин в Риме, Дальма будет одна управляться в Милане, а Чинция и Манфред распространят наши модели по всей Германии.

— Ты хочешь переехать в Рим? — тихо спросил Андреа.

— Да. Там мой отец, который во мне нуждается. Да и тебе хорошо, когда он рядом. Там матушка Марта. И там — наш дом... твой и мой дом.

— Мне всё равно, где жить, — грустно сказал Андреа.

— Но разве ты не хотел бы вернуться к делам фирмы? Раньше тебя это очень увлекало.

— Валерио говорил со мной, но я пока не дал ему определённого ответа. Похоже, что вместе с памятью я утратил и интерес к бизнесу.

— А чем бы тебе хотелось заняться?

— Живописью! — ответил Андреа, и в глазах его сверкнули дерзкие, прежде незнакомые Эдере огоньки. — Я никому об этом не говорил. Ты — первая, с кем я хочу посоветоваться. Когда мы вернёмся в Рим, я покажу тебе рисунки, которые сделал ещё в Канаде.

— Я и не знала, что ты рисуешь, — виновато произнесла Эдера.

— Ты и не могла знать! Потребность изображать на бумаге какие-то пейзажи и чьи-то лица пришла ко мне там, в Канаде. Врачи утверждают, что это мои воспоминания, таким образом, стремятся прорваться наружу.

— Ты обязательно покажешь мне эти рисунки! — взволнованно произнесла Эдера.

— Конечно! Но мне ещё ничего не удалось вспомнить. Хотя... однажды я изобразил женское лицо, а потом, когда увидел мою мать, понял, что это её лицо я написал по каким-то отголоскам памяти. Но ты пока не рассказывай об этом никому, ладно? — попросил Андреа.

— Ладно! — согласилась Эдера. — Пусть это будет нашей тайной.

Вернувшись в Рим и отгуляв на свадьбе Чинции, Эдера и Андреа окунулись в странную, тягостную для обоих, совместную жизнь. Валерио, всё своё внимание сосредоточивший на внуке, не сразу заметил, как напряжена Эдера и с каким трудом ей удаётся сохранять внешнее спокойствие.

— Дочка, ты чем-то удручена? — спросил он в надежде, что Эдера захочет рассказать ему о своих проблемах и тем самым хоть немного расслабится.

— Нет, просто устала.

Валерио умолк, боясь причинить дочери дополнительную боль своими расспросами. Попытка вызвать на откровенность Андреа тоже оказалась безуспешной.

— Оп добр, вежлив, но это не Андреа, которого мы все знали, — сказал Валерио Клаудии. — Я видел, вы с ним разговаривали. Не знаешь, что у него на уме?

— К сожалению, мне это неизвестно так же, как и вам, — с горечью произнесла Клаудия. — По-моему, Андреа не хочет вспоминать о своём прошлом.

— Но у него было счастливое прошлое! — заметил Валерио. — Ничего, кроме радости, эти воспоминания не могли бы ему принести.

— Всё так, — согласилась Клаудия. — Однако теперь в его сознании присутствует другая, и тоже счастливая, реальность.

— Ты имеешь в виду ту женщину, канадку?

— Да. Как-то Эдера спрашивала о ней, но у меня не хватило духу сказать всю правду.

— Клаудия, со мной ты можешь быть откровенной, — заверил её Валерио.

— Я сказала Эдере только о чувствах Бетси к Андреа. Но не стала рассказывать, что это взаимно. Он плакал, как ребёнок, расставаясь с Бетси, и, будь его воля, никогда бы от неё не уехал. Всякий раз, когда мы встречаемся, Андреа заводит разговор о Бетси. Он всё ещё любит её.

— Бедная Эдера! — горестно вздохнул Валерио.

— Я уже говорила вашей дочери: если ей дорог Андреа, то она должна бороться за него!

Попытка выманить у Валерио Сатти миллиард лир закончилась для Франца де Марки плачевно: из тюрьмы его выпустили, но лишили права на адвокатскую деятельность. Надо было как-то поправлять дела, и неунывающий Франц опять решил поживиться за счёт Леоны.

Нашёл он её в Пертике притихшей и присмиревшей, праздно гуляющей в тени цветущих деревьев. Но элегическое настроение Леоны испарилось тотчас же, как только она увидела Франца. Упрёки и проклятья посыпались на его голову в таком количестве, что он едва сдержал себя, чтобы не ответить тем же.

— Я передал ваше дело опытнейшему адвокату и приехал сказать об этом, — удалось ему вставить, наконец.

— Ах, вот в чем дело! — воскликнула Леона. — Теперь вы скажете, что я должна заплатить ещё и тому, другому адвокату.

— Разумеется, он не будет работать бесплатно, — парировал Франц, — но вы вправе отказаться от его услуг.

— Никто уже не сможет вернуть мне сына. Он сам выбрал, с кем жить, и никакой суд не сумеет убедить его в обратном.

— Впервые вижу вас настроенной столь пессимистично, — заметил Франц.

— Что ж делать? Я проиграла по всем статьям, — обречённо произнесла Леона и тут же добавила гневно: — Не без вашей, кстати, помощи!

— Вы ошибаетесь, синьора, — возразил Франц. — Я не переставал о вас заботиться, и у меня есть чёткий план, как выиграть процесс.

— Опять надеетесь вытащить из меня деньги? — язвительно усмехнулась Леона.

— Напрасно вы так думаете! Вам известно что-нибудь о некой Бетси Фаэнца — канадке, спасшей Андреа?

— Да. Сын говорил мне о ней.

— Может, он сказал вам и о том, что любит эту женщину и хотел бы к ней вернуться?

— Н-нет...

— Ну вот, а вы набросились на меня, не выслушав, — обиженно произнёс Франц. — Если на суде Андреа признается, что всё ещё любит Бетси, то у его жены не останется никаких шансов на опеку. И в этом непростом случае суд, скорее всего, склонится в пользу матери.

— Я должна принести вам свои извинения, Франц, — оживилась Леона. — Думаю, вы действительно на правильном пути. Используйте деньги, которые я вам дала в качестве аванса.

— Синьора, те деньги...

— Франц, вы не получите больше ни чентезимо, пока мой сын не будет со мной! До свидания.

Валерио с помощью своего адвоката выхлопотал для Леоны освобождение из-под домашнего ареста, и она не замедлила этим воспользоваться. Поговорить с Андреа без свидетелей на сей раз оказалось несложно, поскольку все дни он проводил дома, присматривая за Лало и занимаясь своими рисунками. Неожиданное появление матери не вызвало в нём никаких чувств, кроме досады, которую он, впрочем, постарался скрыть.

— Ты словно побаиваешься меня, сынок, — по-своему истолковала его сдержанность Леона.

— Нет, просто мне никак не удаётся понять, что ты думаешь на самом деле, — ответил Андреа.

— Сынок, ты, наверное, опасаешься, что я буду уговаривать тебя бежать со мной? Нет? Сам решай, с кем тебе жить — с Эдерой или с Бетси.

— С Бетси?

— Да! Я знаю, что она тебя любит. И ты её любишь! У меня душа болит за тебя. Живёшь с нелюбимой женщиной, а зачем?

— Мама, не надо об этом! Всё не так просто. Я не могу оставить моего сына.

— Ты уверен, что это твой сын?

— Мама! — осуждающе посмотрел на неё Андреа. — Валерио — мой сын.

— Ну ладно, успокойся. Уехать в другой город — ещё не значит оставить ребёнка. А можно и предъявить на него свои законные — отцовские права. Уедем к Бетси, возьмём с собой Валерио... Где он, мой маленький? — Леона направилась к спящему мальчику.

— Не трогай его! Не трогай! — закричал Андреа.

— Что с тобой, сынок? — остановилась Леона. — Не хочешь ехать прямо сейчас? Не надо. У тебя есть время, чтобы всё хорошенько обдумать. Но поверь мне, будет лучше, если ты избежишь всяких объяснений с Эдерой. Позвонишь ей оттуда, из Канады...

— Всё, мама, хватит! — не выдержал Андреа. — Уходи!

— Ты гонишь меня? — заплакала Леона.

— Не гоню, а прошу: уходи! Сейчас же! Немедленно!

— Ты впадаешь в безумие. Ты болен!

— Уходи! Убирайся!

Поехав на могилу Серджио, Валерио неожиданно застал там Леону. В чёрном траурном платье она выглядела скорбной и несчастной.

— Я ещё ни разу не навещала Серджио, — сказала она печально. — Похоронили его без меня, а потом и вовсе упрятали в тюрьму.

— Леона, ты несправедлива к нам: мы тебя искали, — возразил Валерио. — А в тюрьму ты попала тоже отнюдь не по ошибке.

— Я только хотела быть с моим внуком!

— Но ты похитила его у матери! К тому же не лечила мальчика!

— Валерио, подумай, что такое моя жизнь? Первый муж умер, второй погиб. С сыном я не имею возможности встречаться. К внуку меня вообще не подпускают... Я одинока. Я бесконечно одинока!

— Леона, я искренне тебе сочувствую, — сказал Валерио. — Но в большинстве своих бед ты виновата сама. Я и моя дочь сделали всё, чтобы освободить тебя из-под ареста, но ты тоже должна себе помочь.

— С какой любовью ты произнёс слово «дочь», — заметила Леона. — А я лишена права общаться со своим сыном.

— Никто тебя этого права не лишал. Но твоё ожесточение против Эдеры, прости, патологично. Тебе надо лечиться, Леона!

— Вы решили запереть меня в сумасшедший дом?

— Не говори глупостей, — раздражённо возразил Валерио. — Существуют клиники, похожие на роскошные отели.

— Всё равно это психушки! — стояла на своём Леона.

— Но другого я тебе предложить не могу. Тебя и освободили только потому, что я взял на себя ответственность за твоё лечение.

— Да, мне об этом говорил комиссар полиции.

— Как только утрясётся вопрос с клиникой, я дам тебе знать. Ты идёшь домой?

— Нет, я побуду ещё немного с Серджио.

Вернувшись домой, Валерио пригласил к себе Эдеру н Андреа.

— Я хотел поговорить с вами о Леоне. Врач объяснил мне, что все её поступки последнего времени обусловлены депрессивным состоянием. После лечения она снова может вернуться к нам и жить в моём доме. Андреа, посмотри на фотографии. Это загородная вилла с прилегающим к ней парком. Как ты считаешь, подойдёт такая клиника для твоей матери?

— Не знаю. У меня болит голова. Я, с вашего позволения, пойду отдохнуть.

Такая реакция Андреа смутила Валерио.

— Ему не понравилась клиника или то, что Леону отправляют на лечение? — спросил он у Эдеры.

— Нет, ему действительно всё равно. Леона для него — то же, что и я. Он не воспринимает её как свою мать, так же, как меня не воспринимает, как свою жену.

Леона надеялась, что все эти разговоры о лечении так и останутся разговорами, но Валерио взялся за дело очень активно, и пришлось обратиться за советом к Францу.

— Мне предлагают лечь в клинику для богатых. Возможно, лечение действительно окажется для меня полезным, но клеймо психически ненормальной на мне всё же останется. Ведь так?

— Во-первых, вы можете настаивать на амбулаторном лечении, — подсказал Франц, — а во-вторых...

— Конечно, — прервала его Леона. — Я откажусь от клиники и тем самым дам козырь в руки Валерио. При желании он может отправить меня обратно в тюрьму.

— Ваши рассуждения не лишены логики, — заметил Франц, — но не могу понять, к чему вы клоните? Что вы хотите от меня?

— Совета, Франц, совета! Я должна точно знать: они сочтут меня психически ненормальной на время или навсегда?

— Вы прервали меня, а я хотел сказать, что даже в клинике вас могут не признать психически... нездоровой. Насколько мне известно, вам ставят диагноз: депрессивное состояние. Ну а если случится худшее, то всегда можно найти врача, который засвидетельствует вашу психическую полноценность. Разумеется, за хорошее вознаграждение.

— Франц, вы найдёте такого врача, если мне потребуется?

— Конечно! Вам ведь надо получить сына под свою опеку.

— Нет, я отказываюсь от этой затеи. Я устала.

— То есть? — Франц посмотрел на Леону угрожающе. — Я развернул бурную деятельность, подключил нужных людей, а вы — на попятную?

— Мне не выиграть суда, Франц. Мой сын полностью находится во власти жены. Я говорила с ним о канадке. Но он меня выгнал.

— С вами невозможно работать! — Франц был огорчён.

— Я не виновата, что всё так вышло. Но вы всё же подыщите для меня надёжного врача. Я должна быть уверена, что вскоре получу медицинское заключение о своей невменяемости.

— Я не ослышался? — изумился Франц. — Вы намерены притвориться невменяемой?

— Да!

— Что вы опять задумали? Остановитесь!

— Ничего плохого, не волнуйтесь, — усмехнулась Леона.

Валерио и слышать не хотел о том, чтобы секретарша впустила рвавшегося к нему в офис Франца де Марки.

— Но он утверждает, что должен сообщить вам очень важную новость о синьоре Леоне.

— Ладно, пусть войдёт, — разрешил Валерио.

— Я пришёл предупредить вас, — без обиняков начал Франц. — Леона Сатти затевает какую-то опасную интригу.

— Откуда вам это известно? — недоверчиво спросил Валерио.

— Она привлекла меня по одному делу. Хотела получить опеку над Андреа. Но затем почему-то передумала и попросила подыскать ей врача, который засвидетельствовал бы её сумасшествие.

— Простите, синьор де Марки, — раздражённо сказал Валерио, — но вы несёте чушь. Леона отказывается лечь в клинику, потому что не хочет, чтобы её считали душевнобольной. Я вы пытаетесь внушить мне прямо противоположное.

— Я сам был немало удивлён, когда услышал от неё это, — признался Франц.

— А по-моему, — вставила своё слово присутствующая здесь же Клаудия, — это вы вдвоём замыслили какое-то грязное дельце. Я только пока не поняла, в чём оно состоит. Будь добр, объясни!

— Напрасно ты мне не веришь, Клаудия, — обиделся Франц. Я как раз затем и пришёл, чтобы отмежеваться от Леоны Сатти в её опасных намерениях, которые мне тоже неизвестны. Если человек собирается объявить себя невменяемым, то — можно не сомневаться — речь идёт о готовящемся преступлении. А я не желаю быть к нему причастным. И предупреждаю вас: смотрите в оба за Леоной!

— Хотела бы я знать, что он задумал на самом деле, — сказала Клаудия, когда Франц ушёл.

— А меня интересует, что на уме у Леоны, — тяжело вздохнул Валерио.