Экономические истоки диктатуры и демократии (Экономическая теория). 2015

VI. Демократизация

1. ВВЕДЕНИЕ

В этой главе мы мотивируем и развиваем нашу базовую модель демократизации. Индивиды имеют предпочтения относительно различных политических институтов потому, что они предвидят различные действия, которые политические акторы предпримут при этих институтах, а значит и различные политические меры и общественные выборы, являющиеся результатом этих действий. В этом смысле наш анализ исходит из моделирования демократии и недемократии, предложенного в двух предыдущих главах.

2. РОЛЬ ПОЛИТИЧЕСКИХ ИНСТИТУТОВ

Для чего вообще нужно говорить об институтах? Почему не сказать просто, что элиты и граждане имеют предпочтения относительно различных мер государственной политики, и результатом политического конфликта между ними является ряд мер, благоприятных для одной или другой группы? Мы утверждаем, что конфликт между различными социальными группами есть нечто большее. Конфликт по поводу политических мер статичен и касается того, что происходит сегодня. Рациональные акторы также заботятся и о будущем. Именно здесь на сцену выходят политические институты, которые долговременны и, следовательно, способны влиять на политические действия и политические равновесия в будущем. Поэтому нужно серьезно осмысливать политические институты в динамической обстановке; через процесс этого осмысления можно разработать теорию возникновения и, затем, консолидации демократии. Критически важным здесь является представление о том, как воздействуют политические институты.

Мы подчеркиваем, что политические институты регулируют распределение политической власти де-юре. Политическая власть определяет, насколько влиятельна та или иная группа (или индивид) на политической арене, когда имеет место конфликт по поводу того, какую меру государственной политики реализовать. Если элитами являются богатые, и если они более влиятельны, мы ожидаем более низких налогов, меньшего перераспределения и вообще ряда мер, более выгодных богатым, чем бедным. Поэтому вопрос распределения политической власти неотъемлемо присутствует в любом обсуждении агрегирования конфликтующих предпочтений. Различные модели демократии агрегируют эти предпочтения различным образом и, следовательно, как это было рассмотрено в главе IV, они естественным,образом наделяют различным объемом политической власти различные группы. Тем не менее критически важным для нашего подхода является предположение о том, что обычно большинство граждан обладают большей политической властью в демократическом, чем в недемократическом обществе.

Предусмотрительные рациональные экономические акторы заботятся не только о распределении экономических благ и, следовательно, мерах государственной политики сегодня, но и о распределении экономических благ и о мерах государственной политики в будущем. Поэтому политическая власть ценна, и все группы хотели бы каким-то образом гарантировать свою политическую власть в будущем. Политические институты могут влиять на распределение политической власти де-юре в будущем в силу того, что они долговременны. Наш подход к институтам основывается на предположении о том, что меры государственной политики, хотя иногда и могут быть труднообратимыми, обычно легче изменить, чем институты. Поэтому демократизация позволяет гражданам не только быть более могущественными сегодня, но также и в будущем, в сравнении с ее альтернативой — недемократическим режимом. Следовательно, демократизация есть способ передачи политической власти большинству граждан. Если граждане могут добиться демократии сегодня, они увеличат свою политическую власть де-юре в будущем, поскольку пока сохраняется демократия они будут иметь больше влияния при определении экономической и социальной политики.

Как же граждане обеспечивают то, что общество станет демократическим? Они могут это сделать, только если имеют достаточно политической власти. Ясно, что если мы находимся в ситуации недемократического режима, то граждане не имеют доступа к голосованию или по крайней мере их предпочтения значат немного. Так как же они могут обладать политической властью? Ответ в том, что политической властью наделяют не только формальные правила, она также может принимать вид политической власти де-факто. Граждане могут обладать политической властью в недемократии, если они создают достоверную угрозу революции или существенных волнений, вредоносных для экономических и социальных интересов элит, контролирующих политическую власть де-юре. На протяжении всей книги, когда мы рассматриваем политическую власть, она включает и власть, исходящую от политических институтов, и способность граждан бросить вызов системе, или способность элит предпринять переворот, т.е. де-факто способы обрести власть. Иными словами, для наших целей политическая власть есть все, что позволяет социальной группе, де-юре или де-факто, приблизить политические меры, которым она отдает предпочтение.

Однако это не весь сюжет, который мы хотим показать. Все, что мы аргументировали до сих пор, можно схематически изобразить следующим образом.

политическая власть Де-юре,_{+ 1}

политическая политические политические

—ч —ч

власть₍ институты₍ институты_{( + 1}

Группы, обладающие политической властью сегодня, могут ввести или заставить других ввести политические институты, выгодные для них. Эти политические институты сохраняются и регулируют распределение политической власти в будущем. Поэтому демократизация поз-воляет гражданам увеличивать свою политическую власть в будущем. Но почему граждане нуждаются в политических институтах для того, чтобы гарантировать свою политическую власть завтра? В конце концов у них есть политическая власть сегодня.

В нашей теории политические институты особенно полезны тогда, когда политическая власть де-факто является преходящей, в том смысле что тот, кто обладает большей политической властью де-факто сегодня в целом отличен от того, кто будет обладать ею завтра. Этот преходящий характер может быть результатом различных экономических, социальных шоков системы. Действительно, как мы видели в главе V, эмпирическая литература по проблеме коллективных действий подчеркивает, что даже когда эта проблема может быть решена, такие решения обычно бывают временными. То, что некоторая группа решила проблему коллективных действий сегодня, не гарантирует, что она сможет решить ее завтра. Сегодня может иметь место рецессия, порождающая политическую нестабильность и дающая преимущество любой группе, желающей использовать средства де-факто для того, чтобы повлиять на результаты политики; тем не менее рецессии часто временны; завтра может быть бум.

Теперь представим ситуацию, когда граждане обладают политической властью де-факто сегодня, но ожидают, что не будут иметь подобной политической власти завтра. В этой ситуации они предъявят спрос на ряд институтов, которые зафиксируют их политическую власть. Это именно то, что могут делать демократические институты. Де-факто политическая власть граждан, возникшая в силу необычного события, такого как политический кризис или конец войны, становится инсти-туциализированной и преобразуется в будущую политическую власть благодаря введению относительно свободных и честных выборов, в ходе которых учитываются голоса всех граждан, а не только элит.

Есть еще один, последний, штрих в нашей аргументации. Демократизация есть переход от недемократии к демократии, и в недемократии решения принимаются элитами. Поэтому демократизация случается тогда, когда элиты решают «расширить право голоса» и включить более широкие общественные слои в процесс принятия решений. Это не только теоретическое утверждение. Как это было проиллюстрировано во введении и в главе II, почти все важные шаги к демократии в Европе XIX в. и Америке XX в. заключались в том, что существующая политическая система распространяла избирательные права на ранее исключенные общественные слои.

Почему они это делали? Ответ состоит в том, что временная де-факто политическая власть граждан в недемократии основывается на действиях, которые они могут предпринять, и которые дорогостоящи для системы, таких как революция или значительные общественные волнения. Элиты хотели бы предотвратить это и готовы ради этого пойти на уступки. Но граждан заботят распределение экономических благ и меры государственной политики не только сегодня, но и в будущем. Поэтому обычно элиты должны делать обещания относительно будущих, так же как и текущих уступок. Однако когда угроза революции убывает (решающая роль преходящего характера политической власти де-факто!), эти обещания могут быть нарушены. Следовательно, элиты хотели бы брать на себя посильные и внушающие доверие обязательства. Именно здесь значима ценность институтов как способа обеспечить реализуемость этих обязательств. Демократизация гарантирует достоверную передачу политической власти большинству граждан, увеличивая вероятность того, что обещания элит будут соблюдаться. Поэтому демократизация происходит тогда, когда элиты хотят принять на себя вызывающие доверие обязательства относительно будущих политических мер, и они могут сделать это только передачей части своей политической власти, ее де-юре части, гражданам.

На диаграмме нашу теорию можно резюмировать следующим образом.

временная политическая ^: власть у граждан в связи с угрозой революции или общественных волнений

элитам нужно

принять

обязательства

в отношении

будущих

политических

мер

введение

демократии

больше политической власти у граждан в будущем

3. ПРЕДПОЧТЕНИЯ ОТНОСИТЕЛЬНО ПОЛИТИЧЕСКИХ ИНСТИТУТОВ

В этом разделе мы иллюстрируем основной конфликт, касающийся политических институтов, а именно конфликт демократии и недемокра-тии. Для этой цели вернемся к базовой модели двух классов, рассмотренной в главе IV. Все население нормализовано к 1, доля 1 - 8 > 1/2 агентов бедны с доходом у^р, а остающаяся доля 8 богаты с доходом у^г > у^р. Богатые — это элиты, а бедные — граждане. Средний доход обозначается у, и, как и ранее, мы используем обозначение 0 для задания параметра неравенства. Доходы бедных граждан и богатых элит заданы в (IV.7), и предпочительная для бедных граждан ставка налога удовлетворяет условию (IV. 11).

Мы также используем обозначение для косвенной полезности, введенное в главе IV: V(y | т) обозначает полезность агента с уровнем дохода у, когда политическая мера задана х. Теперь определим v^p(D) = V(y^p | х^р) как косвенную полезность бедного агента, когда ставка налога равна т^р. По-прежнему в демократии все граждане имеют одинаковые политические предпочтения и будут голосовать за х^р, так что равновесная ставка налога в демократии есть Х^р. Поэтому V{y^p \х^р) есть также косвенная полезность гражданина в демократии, V^P(D) (D обозначает демократию). Сходным образом V^r (D) = V(y^r \ х^р) есть косвенная полезность члена элиты в демократии. В недемократии результатом будет наиболее предпочтительная ставка налога для члена элиты т^г = 0; поэтому V^P(N) = V(y^p jx^r) есть косвенная полезность гражданина в недемократии (N обозначает недемократию), в которой равновесная ставка налога есть т^г =0. И наконец, V^r(N) = V(y^r | х^г) есть косвенная полезность представителя элиты в недемократии.

Мы получаем, что

V^P{D) > V^P(N), тогда как V^r{D)r{N). (VI.1)

Иными словами, граждане получают более высокую полезность и доход в демократии, в то время как элиты получают больший доход в недемократии. Непосредственным следствием этого наблюдения является то, что имеется конфликт относительно политических институтов — должно ли общество быть демократическим или недемократическим. В демократии граждане получают относительно больший выигрыш; элиты выигрывают больше при недемократии.

4. ПОЛИТИЧЕСКАЯ ВЛАСТЬ И ИНСТИТУТЫ 4Л. Институты против политических мер

В чем разница между институтами и мерами государственной политики? И в политологии, и в других социальных науках есть неявное соглашение по поводу того, что институты и конкретные политические меры существенно различаются. Например, немногие будут думать, что налоговая политика есть «институт», в то время как наличие или отсутствие конституции или демократичности общества обычно рассматривается как нечто, относящееся к институтам. Итак, в чем же различие?

Нобелевский лауреат, экономический историк Даглас Норт определяет институты, как «правила игры в обществе или, более формально-созданные людьми ограничения, формирующие взаимодействия людей» [North, 1990, р. 3]. Это определение институтов полезно, когда мы думаем о широком множестве институтов, охватывающих много разнообразных социальных и политических аспектов экономических решений и организации экономической и социальной активности. Однако для наших целей оно возможно слишком широко. Для нас главная разница между конкретной политикой и институтами в «долговечности» и способности институтов влиять на распределение политической власти в будущем. Мерам государственной политики намного легче дать обратный ход, в то время как институты более долговечны. Более того, институты определяют то, как политические предпочтения разнообразных групп агрегируются в общественный выбор. Поэтому введение ряда институтов сегодня влияет на то, насколько сильны будут различные социальные группы не только сегодня, но и завтра.

Долговечность и способность влиять на распределение власти в будущем делают институты ценными в качестве механизма обязательств. Вспомним, что проблема обязательств в политике, рассмотренная в главе V, возникает потому, что стоящая у власти группа дает обещания относительно будущего, но соблюдение этих обещаний впоследствии оказывается не в ее интересах. Она предпочла бы отказаться от них и вернуться к иному курсу действий, или избрать иные меры. Мы называем это проблемой обязательств в связи с тем, что стоящая у власти группа не может достоверно обещать некоторые меры. Проблема обязательств тесно связана с тем фактом, что политическая власть будет в руках отдельной группы в будущем, и ее члены могут использовать эту политическую власть для принятия иных мер вместо тех, которые обещали. Такое понимание также предполагает, что институты могут быть полезны в качестве механизма обязательств, поскольку они влияют на будущее распределение политической власти. Проще говоря, если отдельная группа хочет дать обязательства относительно некоторого политического курса действий, как лучше сделать их вызывающими доверие, чем дать больше власти той группе, которая хочет видеть этот курс действий воплощенным в жизнь? Другими словами, проблема обязательств возникает в связи с «разделением» имеющих политическую власть и выигрывающих от обещанных мер. Измените тех, кто имеет политическую власть, и обещания станут вызывать доверие.

Мы не первые, кто подчеркивает ценность институтов в аспекте обязательств. Хотя эта тема появлялась в одних работах и неявно при-сутствала в других (например, о порождаемом структурой равновесии см.: [Shepsle, 1979; Romer, Rosenthal, 1978; Shepsle, Weingast, 1984]), она, вероятно, наиболее явным образом ассоциируется с основополагающей статьей Д. Норта и Б. Вайнгаста [North, Weingast, 1989]. Эти авторы утверждали, что установление конституционного режима в Великобритании после Славной революции 1688 г. обеспечивало обязательство короны не уклоняться от уплаты своего долга, тем самым увеличив ее возможности как заемщика. Это повело к фундаментальным изменениям финансовых интитутов и создало часть предпосылок промышленной революции.

Чему это институциональное изменение соответствует на практике? Как оно достигает того, что обязательство дается? Осмысление этих вопросов проясняет роль институтов в данном конкретном и в более общем планах, их роль в рамках нашего подхода к политическим институтам и демократизации. Первая важная особенность институтов состоит в том, что они долговечны. После Славной революции правитель не мог вернуться к тем дням, когда он произвольно манипулировал своим долгом и налоговой политикой без согласия парламента. Славная революция ввела постоянно действующие парламентские собрания (ранее они должны были «созываться» королем) и дала парламенту контроль над финансами. Вторая — в том, что институты ограничивают поведение правителя. Именно эта характеристика институтов заставляет их брать на себя достоверное обязательство выплачивать долг.

Объяснение Норта и Вайнгаста убедительно и хорошо описывает различные вопросы, связанные с одним из важных примеров институциональных изменений в европейской истории. Почему эти новые институты сделали перспективу выплаты долга достоверной? Почему парламент, если он был достаточно силен для того, чтобы сместить законного короля Якова II, нуждался в изменении институтов, чтобы гарантировать, что будущие короли не откажутся выплачивать свой долг? Полное изучение вопроса подводит нас к проблеме политической власти и связи между политической властью и институтами. Сместив Якова II, парламент использовал свою политическую власть де-факто и власть такого же свойства голландцев, пославших на помощь свою армию. Однако эта

ситуация была преходящей; голландцы не собирались посылать армию каждый раз, когда ее просил парламент (хотя бы потому, что они были заняты войной с Францией). Поэтому парламент изменил политические институты в Великобритании в попытке не упустить свою преходящую власть де-факто. Новые институты наделяли политической властью де-юре парламент, если не полностью, то намного больше, чем ранее. Более того, это новое распределение власти гарантировало, что король не сможет объявить дефолт по своему долгу, поскольку значительная часть его ■ принадлежала парламенту, который поэтому был заинтересован в обеспечении его уплаты [Stasavage, 2003].

Сходные вопросы важны для нашей теории демократизации: элиты будут вынуждены демократизироваться, чтобы предотвратить революцию лишенных права голоса. Будучи установленной, демократия создаст долгосрочные изменения на политической арене, и эти изменения составят достаточно достоверное обязательство дать гражданам власть и желаемые ими политические меры в будущем.

4.2. Институты и обязательства

При рассмотрении нами работы Норта и Вайнгаста [Northon, Weingast, 1989] возникает фундаментальная проблема: почему институты вообще обеспечивают наличие обязательств? В нашей модели это происходит потому, что де-юре политические институты определяют, кто может предпринимать какие действия, и когда. Например, в демократии, политические меры определяются голосованием большинства, что означает: граждане могут получить то, что хотят, если у элит нет власти де-факто для того, чтобы бросить вызов гражданам. Когда создается демократия, граждане понимают, что институты дадут им политическую власть де-юре, которая служит в качестве обязательства следовать мерам, более направленным в пользу большинства, даже если в будущем у них не будет власти де-факто.

Более того, есть естественные причины того, что смещение однажды созданной демократии потребует значительных затрат. Это так очевидно, потому что группы инвестируют в те или иные комплексы институтов [Brainard, Verdier, 1997; Coate, Morris, 1999; Acemoglu, Robinson, 2001]. Подтверждением может служить тот факт, что только после второго Акта о реформе в 1867 г. в Великобритании Консервативная и Либеральная партии начали организовываться как массовые партии и создавать институты, необходимые для того, чтобы конкурировать в качестве организаций общенационального масштаба. Они создали консервативные и либеральные клубы и охватывающие всю страну сети организаторов, необходимых для мобилизации нового массового электората. Все это —

специфические инвестиции, выигрыш от которых был бы уничтожен в случае прекращения функционирования демократии. Демократия сохраняется благодаря тому, что дает людям большие стимулы сражаться за нее ex post. Более того, создание этих организаций, специфичных для демократии, облегчает решение проблемы коллективных действий, когда они созданы. Таковы фундаментальные причины того, почему демократию после ее создания трудно (хотя и не невозможно) отменить и почему она как комплекс политических институтов имеет «обязывающую силу».

4.3. Политическая власть

До сих пор в обсуждении мы отмечали, что политическая власть имеет разные аспекты. Очевидно, что политические институты наделяют политической властью тех, кто контролирует пост президента или законодательный орган. Например, конституция Соединенных Штатов локализует полномочия по предложению и принятию законов так, что дает группам, достигшим успеха на выборах, власть определять характер политических мер в свою пользу. Однако ясно, что политическая власть есть нечто большее. Рассмотрим случай Венесуэлы. Уго Чавес был избран президентом подавляющим большинством голосов в 1998 г., и в 1999 г. смог плотно контролировать процесс переписывания конституции, существенно увеличивший его полномочия. Таким образом, Чавес обладает большой политической властью де-юре. Однако другие группы, не контролирующие пост президента и не имеющие какого-либо влияния на процесс пересмотра конституции, также обладают существенной политической властью де-факто. Силы, находящиеся в оппозиции к тем мерам, которым отдает предпочтение Чавес (например, менеджеры государственной нефтяной компании) могут организовывать забастовки, ставящие экономику страны на колени — как они это делали в течение двух месяцев после декабря 2002 г. Политические оппоненты также могут организовывать уличные демонстрации с требованиями перемен в политике режима, даже если у них нет политической власти де-юре для того, чтобы влиять на нее. Такие экономические решения и коллективные действия дорогостоящи для режима.

Тем не менее такая способность бросать вызов режимам является, по своей природе, преходящей. Хотя бастующие нефтяники дорого обходятся экономике и вредят режиму, они одновременно вредят и себе, и своим семьям. Забастовки с необходимостью должны быть временными. Более того, забастовки трудно организовывать и проводить, и их сила зависит от иных факторов, меняющихся со временем, таких, как мировые цены на нефть. Сила нефтяников в Венесуэле также зависит

от геополитических факторов и того факта, что Соединенные Штаты импортируют 15% нефти из Венесуэлы. Это побуждает американскую администрацию вмешиваться в политику Венесуэлы, для того чтобы поставки нефти не прекращались. Однако тип этого вмешательства зависит от характеристик американской администрации, которые меняются со временем, также делая власть де-факто преходящей.

Можно возразить, что угроза забастовок или демонстраций присутствует постоянно, чего должно бы быть достаточным для того, чтобы побудить Чавеса изменить свою политику. Однако ясно, что Чавес не делал никаких уступок до тех пор, пока эти угрозы реально не проявились в забастовках и демонстрациях. В общем и целом будет неясно, правдоподобны ли угрозы организовать забастовки, потому что нужно будет координировать действия многих людей, и забастовка может провалиться, так как режим способен организовать деятельность штрейкбрехеров. Даже после того, как какая-то забастовка или демонстрация состоялась, нет никаких гарантий, что другие могут быть легко организованы в будущем. Эти факторы показывают, почему оппоненты Чавеса не удовлетворились политическими уступками, так как они ожидали, что от них могут отказаться. Они были бы удовлетворены только смещением президента и, таким образом, изменением в распределении власти де-юре.

В контексте демократизации на один из лучших примеров связи между временными шоками и переменами в распределении политической власти указал Г. Терборн [Therborn, 1977], заметивший, что многие демократизации начинались после войн. Это хорошо вписывается в нашу теорию, поскольку война — это время когда граждане, представляющие собой состав вооруженных сил, имеют существенную временную власть до тех пор, пока они не демобилизованы. Такая угроза ясно видна в ходе демократизаций в таких странах, как Германия после Первой мировой войны.

Поэтому важным замечанием относительно политической власти де-факто является то, что она не обязательно «стационарна» — то, какая группа обладает политической властью, меняется со временем из-за экономических и политических потрясений и социальных изменений. Ранее мы рассматривали пример преходящей политической власти в нашей простой модели диктатуры. Интересно, что в литературе по переходным периодам на преходящий характер власти де-факто было открыто указано Г. О’Доннелом и Ф. Шмиттером, которые описывают динамику коллективного действия в оппозиции к авторитарному режиму следующим образом:

...эта волна рано или поздно достигает вершины... Затем вновь утверждается некоторое «нормальное» состояние, по мере того как не-

которые индивиды или группы снова деполитизируются, исчерпав ресурсы или разочаровавшись, а другие дерадикализируются... Более того, иные просто устают от постоянной мобилизации и ее вторжения в частную жизнь [O’Donnell, Schmitter, Whitehead, 1986, р. 26].

5. СТАТИЧЕСКАЯ МОДЕЛЬ ДЕМОКРАТИЗАЦИИ Теперь мы построим модель, содержащую все существенные элементы нашего подхода к демократизации. Этот подход отображает политический конфликт и роль институтов как механизма обязательств, так же как и преходящую политическую власть лишенных права голоса граждан, основанную на угрозе революции. При некоторых обстоятельствах элиты вынуждены проводить демократизацию как достоверное обязательство придерживаться политики в пользу граждан в будущем, для того чтобы предотвратить революцию. В этой главе мы исходим из того, что демократия, будучи однажды созданной, консолидируется. Мы откладываем изучение антидемократических переворотов до следующей главы.

Имеется две группы, богатые и бедные, с долями 8 и 1-8. Элиты богаты и граждане бедны, хотя в разделе 9 мы показываем, что результаты этого анализа устойчивы к альтернативным структурам политических агентов. Индивидуальные предпочтения определяются в отношении доходов после выплаты налогов, заданных следующим выражением:

9 =(1-т)У +(х-С(х))у,

а общество находится в состоянии недемократии, когда элиты решают, какова будет политика правительства.

Вспомним, что когда элиты имеют неоспариваемую политическую власть, они избирают нулевой уровень налогов и отсутствие перераспределения доходов (т.е. Т^г =0). Напротив, наиболее предпочитаемая гражданами ставка налогообложения — т^р>0, задана (IV. 11). Сравнительная статика т^р также играет важную роль. Вспомним из рассмотренного ранее, что больший уровень межгруппового неравенства (т.е. высокий уровень 0) увеличивает желаемую гражданами ставку налога, следовательно, dx^p / dQ> 0.

Теперь давайте суммируем временную последовательность игры в расширенной форме между элитами и гражданами, последовательность ходов которой изображена в виде дерева игры на рис. VI. 1. Следуя анализу игры, изображенной на рис. V.3, можно считать, что первоначальный выбор делается «природой», которая определяет выигрыш от шока, влияющий на то, насколько привлекательно бросить вызов режиму. Од-

нако, как это было рассмотрено в главе V, в статической модели ничего не теряется при исключении состояния L, когда отбрасывается эта ветвь дерева и во внимание принимается одно состояние, при котором недемократическому режиму бросают вызов. Раз это так, мы опускаем обозначение Н точно так же, как мы делали этот ранее. Следовательно, рис. VI. 1 отличается от рис. V.3 тем, что левая сторона дерева, соответствующая ветви L, отбрасывается. .

Богатые
РИС. VI. 1. Игра демократизации

Элиты вначале обладают политической властью и делают ход первыми, перед гражданами. Они сначала решают, создать ли демократию (ветвь, обозначенная D), или нет (ветвь N). Как и в предыдущей главе, мы обозначаем ставку налога, устанавливаемую элитами в недемократии, как T^N_; и используем обозначение т° для налога, устанавливаемого в демократии медианным избирателем. Если элиты выбирают D, провозглашается демократия и устанавливает ставку налога медианный избиратель, бедный агент. Если они не проводят демократизации, то ставка налога определяется элитами. Следуя этому решению относительно государственной политики, граждане решают, начинать ли революцию. Следуя логике обсуждения в главе V, революции создают частные выгоды для индивидов, принимающих в них участие, и, следовательно, нет проблемы коллективного действия. Если предпринимается попытка революции и доля £/' <1-8 граждан принимает в ней участие, она всегда успешна. После революции бедные граждане экспроприируют доходы

элит. Однако во время революции доля р > 0 дохода экономики уничтожается. Высокое значение р предполагает, что революция относительно дорогостояща.

Из этих допущений, как и из анализа главы V, следует, что после революции каждый гражданин получает выигрыш:

=

В ходе революции доходы элит экспроприируются и мы исходим из того, что они не получают ничего (т.е. V^r(R, р) =0).

Мы снова говорим о том, что выполняется условие угрозы революции, если граждане получают при революции больше, чем когда элиты устанавливают наилучший для себя налог, Т^г. Поэтому условие угрозы революции выполняется, если V^p (R, р) = (1 - р)у/(1 - 8) > у^р или если

0 > р.

(VI.3)

Как и в главе V, при большем неравенстве (т.е. при более высоком 0) вероятность выполнения условия угрозы революции выше. Также, естественно, низкий уровень р (т.е. больший доход для граждан после революции) делает революцию более привлекательной, и вероятность выполнения условия угрозы революции (VI.3) становится выше. Если граждане предпринимают революцию (ветвь R), то игра заканчивается следующим выигрышем для граждан и для элит (v^p(R, р), V^r(R, р)).

Если демократия создана и революция не происходит, мы находимся на ветви (D, NR). Игра завершается установлением ставки налога, предпочитаемой медианным избирателем. В этом случае элиты и граждане получают выигрыши (v^p(D), V^r(D)) где, как и ранее:

Альтернативным решением для элит становится не выбирать демократизацию и самим устанавливать ставку налога. В этом случае вопрос в том, смогут ли элиты достоверным образом обязаться пойти на некоторые уступки. Мы снова моделируем это простым образом, вводя «игру продолжения», в которой с вероятностью 1-р элиты могут переменить ставку налога, в то время как с вероятностью р они не могут этого сделать, и устанавливается ставка налога, избранная до решения о революции. Это позволяет нам моделировать идею о критической важности преходящего

характера политической власти де-факто — в недемократическом обществе элиты могут обещать значительное перераспределение в будущем, но не обязательно будут придерживаться этого обещания.

Как это было рассмотрено в главе \£ более удовлетворительный подход — повторяющаяся игра, в которой элиты могут выполнить меру, обещанную сегодня, но не могут делать никаких обещаний относительно их исполнения в будущем, как только угроза революции исчезает. Это именно та модель, которую мы разрабатываем в разделе 7, и мы должны понимать, что нынешняя структура игры сходна со структурой динамической игры, но во многих отношениях значительно проще ее. Поэтому мы предпочитаем начать с этой более простой игры для того, чтобы выявить основные вопросы, и возвратиться к более удовлетворительному подходу позже.

Для того чтобы предотвратить революцию, элиты могут попытаться установить некоторую ставку налога X^N = Т, отличную от их идеальной ставки. Это та ставка налога, которая будет действовать, когда элиты не проводят демократизации и неспособны изменить налог. Поэтому, если элиты обещают перераспределение при ставке налога Т, выбор граждан — не восставать, и природные условия не позволяют элитам изменить налог; игра заканчивается выигрышами V(y^p|T^N = f) и V(y^r|T^N = f). Напротив, если природные условия позволяют изменить ставку налога, элиты установят наиболее предпочтительную для них ставку, т^г. В этом случае выигрыши примут значения V^P(N) и V^r(N), где:

7^p(N) = y(/|T^N=T^r) = y^p И y^r(N) = y(/|x^N=T^r) = /.

Следовательно, ожидаемые выигрыши от обещания перераспределять доходы могут быть записаны как (V^P(N, X^N), V^r(N, T^N)), так, что

V^p {N,x^N) = y^p + p(x^N(y-y^p)~ C(x^N)y)

и

V''(N, x^N) = / + p(tⁿ (y - /) - C(t^N )y),

где принимается во внимание тот факт, что перераспределение при ставке налога X^N случается только с вероятностью р. (Заметим различие между обозначением V (N), которое относится к выигрышам, когда общество недемократично и не связано ограничениями, и обозначением V'(N, X^N), относящимся к случаю, когда общество недемократично, но элиты вынуждены устанавливать ставку налога, позволяющую избежать революции. Ниже мы также используем это обозначение.)

Теперь мы анализируем равновесия, совершенные на подыграх этой игры в ее расширенной форме. Чтобы это сделать, мы начинаем с конца дерева игры и применяем обратную индукцию, как в главе V. Мы обозна-

чаем действия элит и граждан как а^г = {ф, X^N, X^N} и о^р = {р(»), х°}. Элиты устанавливают ставку налога t'^v е [0,1] и решают, создавать ли демократию ф е {0,1}, где ф = 1 означает, что демократия создана. Если революция не происходит и природа выбирает V = 1,_сто элиты будут изменять ставку налога. Поскольку элиты не принимают решения, когда V = 0, мы представляем это как выбор t^N е[0,1]. Граждане решают, начинать ли революцию, ре{0,1} (где р = 1 означает начало революции); это решение обусловлено действиями элит; следовательно, р: {0,1} х [0,1] —> {0,1}. Здесь р (ф, T^N) есть решение о революции, когда элиты принимают решение о демократизации ф и устанавливают ставку налога T^N. Наконец если ф = 1, то демократия создается, и бедные устанавливают ставку налога х° е [0,1]. Тогда равновесие, совершенное на подыграх, есть комбинация стратегий {д^г,о^р}, такая что д^р и а^г — лучшие ответы друг на друга во всех соответствующих подыграх.

Сначала рассмотрим ситуацию, в которой элиты не создают демократию, обещают особую ставку налога x^N = т, и революция не происходит. Это порождает ожидаемые выигрыши:

(VI.5)

и

V^r{N, x^N=x) = y^r+p (t(y - /) ■- C(t)y).

Если V^p(N,xⁿ = t)> V^P(.R, p), то такая уступка предотвратит революцию. Следуя анализу, проведенному в главе V, можно определить р* так, что при р = р\ мы получаем V^P(R, р*) = V^P(N, x^N = Т^р); т.е. граждане получают одинаковый выигрыш при революции, и при обещаниях элит установить наилучшую для граждан ставку налога, т^р. (Конечно, K^P(N, T^N = т^р) < V^P(D), потому что в первом случае элиты только обещают этот налог, и их обещание реализуется только с вероятностью р.) Это критическое значение издержек революции, р\ задается исходя из уравнения V^P(R, р*) = V^P(N, T^N = Т^р) следующим выражением:

р* = 0 - р (т^р (0 - 5) - (1 - 5)С(Т^Р)). (VI.6)

Когда р < р\ издержки революции малы и из определения р* мы получаем, что V^P(K, р) > V^P{N, T^N =Т^Р). Таким образом, даже при наилучшей ставке налога, обещаний элит недостаточно для предотвращения революции. Поэтому элиты должны провести демократизацию, для того чтобы остановить революцию. Демократизация осуществима, если демократия создает перераспределение, достаточное для того, чтобы граждане не восставали после прихода демократии. Это верно, когда V^P(D) > V^P(R, р), что эквивалентно:

(VI.7)

Когда р>р’, издержки революции достаточно высоки, так что элиты могут предотвратить демократизациюттутем перераспределения. В этом случае они могут оставаться у власти, установив ставку налога на некотором уровне, чтобы бедным стало просто безразлично, восставать или нет, т.е. так, что т удовлетворяет V^P(R, р) = V^P(N, X^N =f), откуда следует:

и они не проводят демократизацию.

Теперь можно видеть, что существует единственное равновесие, совершенное на подыграх, однако характер этого равновесия зависит от конфигураций параметров: когда 0 > р и р > р\ элиты могут оставаться у власти, установив ставку налога х. Что более интересно, единственная пара стратегий, составляющая равновесие, когда 0 > р и р < р* (и (VI.7) имеет место) включает демократизацию, проводимую элитами во избежание революции. Полезно записать профиль стратегий для одного только этого случая полностью. Здесь следующий профиль стратегий является единственным равновесием: для элит — t'^v = 0, ф = 1 и x^N = 0. Для граждан — р(ф = 0,») = 1, р(ф = 1,») = 0 и Х° = Х^Р. В этом равновесии элиты провозглашают демократию, и граждане устанавливают ставку налога Х° = Х^р. Если демократия создана, граждане не восстают р (ф = 1,») = 0; но вне равновесия граждане играют р (ф = 0,») = 1 — т.е., если демократия не создана, граждане избирают революцию. Именно эта достоверная угроза революции побуждает элиты проводить демократизацию.

Теперь у нас есть следующий результат:

Теорема VI Л. Существует единственное равновесие, совершенное на подыграх, {д^г,д^р} в игре, представленной на рис. VI. 1, и оно таково, что:

• Если 0 < р, то условие угрозы революции не выполняется и элиты могут оставаться у власти без демократизации или перераспределения дохода.

• Если 0 > р, то условие угрозы революции выполняется. Вдобавок, пусть р* будет определяться условием (VI.6). Тогда:

1. Если р>р*, то элиты не проводят демократизацию и устанавливают ставку налога т для достаточного перераспределения дохода во избежание революции.

2. Если (j. < (j.* и выполняется (VI.7), уступки недостаточны для того, чтобы избежать революции и элиты проводят демократизацию.

3. Если (J. < |А* и не выполняется (VI.7), то происходит революция.

Самый важный вывод, следующий из теоремы VI. 1, — демократия возникает во избежание революции, когда обещания элит проводить политику в пользу граждан недостаточно достоверны. Заметим, что чем ниже р, тем менее убедительны такие обещания, тем выше д* и менее вероятно, что уступки позволят избежать революции. Таким образом, именно недостаток убедительности заставляет элиты осуществлять демократизацию. Более того, неравенство должно быть достаточно высоко (0 >И). чтобы революция вообще стала привлекательной. Перед детальным исследованием сравнительной статики этой модели и обсуждением большего количества ее следствий, мы введем в рассмотрение репрессии.

6. ДЕМОКРАТИЗАЦИЯ ИЛИ РЕПРЕССИИ?

Пока что мы исследовали баланс между уступками и демократизацией, когда граждане могут бросать вызов власти недемократического режима. Однако, как было упомянуто в главе II, недемократическое правительство часто может не идти на какие-либо уступки, но применять силу для блокирования политических изменений. Есть много примеров этому. В декабре 1989 г. режим Чаушеску в Румынии попытался блокировать демократизацию с помощью армии. Эта тактика дала обратный результат, когда армия приняла решение встать на сторону демонстрантов, после чего только тайная полиция осталась лояльной режиму. Сходным образом в Китае, на площади Тяньанмень, в июне 1989 г. коммунистическая партия использовала танки, чтобы сокрушить продемократическое движение, а не пошла на какие-либо уступки. Другим уместным примером является военная хунта в Бирме (Мьянме), сохраняющая власть благодаря применению силы для подавления всякой оппозиции. Теперь мы введем репрессии в модель, предложенную в предыдущем разделе, и изучим обстоятельства, при которых возникает демократия, когда одним из вариантов выбора являются репрессии. Этот анализ начинается со следующего допущения: если элиты решают подвергнуть граждан репрессиям, это всегда увенчивается успехом. В духе этого допущения О’Доннел и Шмиттер отмечали:

...никакой переход не может быть навязан исключительно противниками режима, сохраняющего внутреннее единство, способность и готовность применять репрессии [O’Donnell, Schmitter, Whitehead, 1986, р. 21].

Тем не менее далее в этой главе мы рассмотрим ситуации, в которых репрессии могут потерпеть фиаско, в каковом случае в равновесии может произойти революция.

Доходы до уплаты налога заданы выражением (IV.7), за исключением того, что теперь могут также быть издержки, пошедшие на репрессии, которые влияют на чистый доход. В частности, чистый доход агента i после налогообложения есть:

где Д есть издержки, пошедшие репрессиями, со = 0 обозначает отсутствие репрессий, и со = 1 — репрессии. Мы моделируем издержки репрессий так же, как и ранее издержки революции. Если элиты решают применять силу, то все агенты теряют некоторую долю своего дохода в период репрессий. Мы исходим из того, что Д = 1 - к, что делает эффективные издержки репрессий равными ку'. Мы принимаем допущение о том, что граждане теряют ту же долю дохода, что и элиты, только для симметрии; это не играет важной роли в нашем анализе, потому что решение о репрессиях принимается элитами.

Эта игра идентична той, что отображена на рис. VI. 1, за исключением того, что теперь элиты сначала делают выбор между обещанием перераспределения благ, применением репрессий или созданием демократии (см. рис. VI.2). Если применяются репрессии, они всегда успешны и дерево игры заканчивается выигрышами (v^p(0|k), У^г(0|к)), где О означает «подавление» (поскольку R уже используется для «революции»). С применением репрессий элиты сохраняют власть и могут устанавливать наиболее предпочтительную для них ставку налога:

И^р(0|к) = (1-к)у^р и У^г(0|к) = (1-к)у^г.

Если элиты не делают выбор в пользу репрессий, они могут выбрать демократизацию, и тогда оставшаяся часть дерева игры аналогична изображенному на рис. VI. 1.

Данный анализ является близким отражением анализа, приведенного в предыдущем разделе. Расчеты р* неизменны, так что как и ранее если р > р*, то элиты могут сохранить власть с помощью уступок, в то время как если р < р* — то не могут. Однако, каково бы ни было значение р, у элит есть возможность выбрать репрессии. Чтобы понять, что случится в равновесии, необходимо сравнить выигрыш элит от репрессий с выигрышем от демократизации или уступок. Имея это в виду, можно определить два пороговых уровня для издержек репрессий, к и к, таких, что для элит нет разницы между возможными для них вариантами выбора на этих уровнях. Более конкретно, пусть к будет таким, что:

V^r(0\k) = V^r(N, tⁿ = t)

или иначе

к = —(8С(т) - т(8 - 0)). (^у1-⁹)

Поэтому при к элитам нет разницы между перераспределением и репрессиями. В результате для всех к < к они предпочитают репрессии обещанию перераспределить блага. Вспомним, что к есть доля дохода, уничтожаемого репрессиями, так что, чем она меньше, тем более привлекательными будут репрессии. Из этого следует, что одно множество конфигураций параметров, когда происходят репрессии, возникает при p>p’ и к<к.

Богатые
РИС. VI.2. Демократизация или репрессии

Затем, определим другой порог, такой что:

V^r(0\k) = V^r(D),

или подробнее

к = ^ (5С(т^р) - т^р (5 - 0)). ^(VU0)

При к элитам нет разницы между демократизацией и репрессиями. В результате для всех к < к они предпочитают репрессии демократизации. Поэтому другое множество значений параметров, в котором репрессии в равновесной стратегии, будет при (I < (I* и к < к.

Оба пороговых уровня кик возрастают вместе с возрастанием неравенства, т.е. возрастают вместе с возрастанием 0. Например, полностью дифференцируя (VI. 10), получаем:

dK

A(c(^-T')+i(5C'(T')-8 + e)^>0.

Чтобы убедиться, почему это так, заметим, что (х^р -C{x^pS)y есть трансферы на душу населения исходя из ограничения государственного бюджета; мы должны иметь С(т^р)-т^р<0, откуда следует, что -6(С(т^р)-х^р)/0² >0. Теперь, -8 + 0>О следует из у^г > у^р, и мы также знаем, что dx^p I dQ > 0. Следовательно, c/k / dQ> 0.

То, что большее неравенство увеличивает кик, интуитивно понятно. Большее неравенство делает перераспределение более дорогостоящим для элит и репрессии более привлекательными по сравнению как с демократизацией, так и с обещанием перераспределения при прочих равных условиях. Это увеличивает готовность элит применить репрессии, даже если они влекут за собой большие издержки.

Теперь мы можем сформулировать теорему, описывающую характер равновесий в этой игре. Чтобы это сделать, мы снова применяем интуитивный подход. Характер стратегий сходен с рассмотренным в теореме VI. 1, различия только в том, что элиты сначала должны решить, применять ли репрессии, со е {0,1}, а решение граждан о революции зависит от со помимо ф и Т^Л. И опять равновесие, совершенное на подыграх, есть комбинация стратегий {д^г,д^р}. Демократия провозглашается, когда 0>р, р<р* и к>к.

Теперь мы имеем следующий результат:

Теорема VI.2. Существует единственное равновесие, совершенное на подыграх, {д^г,д^рЬ в игре, представленной на рис. VI.2, и оно таково, что:

• Если 0 < (х, то условие угрозы революции не выполняется, и элиты могут оставаться у власти без репрессий, перераспределения или демократизации.

• Если 0 > (X, то условие революции выполняется. Теперь, пусть (х* задается (VI.6) и к и к задаются (VL9) и (VL10). Тогда:

1. Если jx>jx* и к>к, то издержки репрессий велики, и элиты перераспределяют доход, для того чтобы избежать революции.

2. Если |х < |х* и к < к или к > к и не выполняется условие (VI.7), или если |х > д ‘ и к < к, то элиты применяют репрессии.

3. Если д<ц*, выполняется условие (VI.7), и к>к, уступок недостаточно для того, чтобы избежать революции, и издержки репрессий сравнительно велики, так что элиты проводят демократизацию.

Как и в теореме VI. 1, демократия возникает как достоверный способ перенаправить политику в пользу граждан. Произойдет ли демократизация, зависит от значений ц и к. Когда 0> ц и ц ниже, чем ц\ революция относительно привлекательна и, учитывая то, что обещания элит не вполне вызывают доверие, вряд ли какая-либо ставка налога, обещанная элитами до революции, будет когда-либо введена. В этом случае, даже когда элиты предлагают наиболее привлекательную для граждан из возможных ставку налога, х^р, граждане предпочитают революцию. Предвидя это, элиты должны либо ввести репрессии, либо проводить демократизацию, чтобы избежать экспроприации в ходе революции. Репрессии привлекательны, когда к относительно низко, тогда как демократия возникает, когда революция дает достаточно выигрышей гражданам и репрессии достаточно дорогостоящи для элит. Репрессии также применяются, когда создания демократии недостаточно для того, чтобы предотвратить революцию.

Когда уступки не работают, потому что они не вызывают доверия, элиты должны проводить демократизацию или репрессии. В нашей более ранней работе [Acemoglu, Robinson, 2000b] мы показали, что может быть иная важная причина того, почему уступки не работают. Мы разработали модель, в которой сила элит и способность к репрессиям являются частной информацией. Сильные элиты могут легко ответить на революцию репрессиями, в то время как слабые — нет. Мы продемонстрировали, что при столкновении с революцией бывают обстоятельства, когда элита, не идущая на репрессии, и вместо нее делающая уступки, может восприниматься как слабая. В этом случае уступки на самом деле могут поощрить революцию. Мы показали, таким образом, что уступки не используются, поскольку информация, которую они могут сообщить гражданам, не воспринимается ими позитивно, и элиты оказываются вынуждены применять репрессии или идти на демократизацию.

6.1. Сравнительная статика

Теперь исследуем сравнительную статику равновесия более детально. Интересно проанализировать связь между неравенством и демократизацией.

Для низких уровней неравенства, особенно для 0 <ц, демократизации никогда не происходят, поскольку условие угрозы революции не выполняется, поэтому для демократизации требуется, чтобы общество было достаточно неэгалитарным (т.е. 0 > р) так, чтобы революция была угрозой. Интуитивно ясно, что в высоко эгалитарных обществах граждане живут достаточно хорошо при имеющемся распределении активов, так что они никогда не хотят оспаривать власть и демократизация никогда не происходит (возможно, как мы рассмотрим далее в этой главе, если только элиты не имеют сильного, внутренне присущего им, предпочтения в пользу демократии, которое перевешивает потери от перераспределения). Более того, неравенство должно быть достаточно высоким, чтобы обещания перераспределить блага не хватило для предотвращения угрозы революции, в особенности, если 0 > 0*, где

Ц = 0* ~ р(х^р(0*)(0* - 8)-(1 - 8)С(т^р(0*))).

Здесь мы используем обозначение Т^р(0*) для того, чтобы подчеркнуть, что ставка налога, предпочитаемая медианным избирателем, зависит от степени неравенства. Это необходимо иметь в виду при расчете сравнительной статики. Ясно, что 0* > р, потому что р(т^р(0*)(0* -8)-(1-8)С^т^р(0’)^>О. Поэтому увеличение неравенства, начиная с низких уровней, делает демократизацию более вероятной. Исходя из (VI.7), можно получить другое критическое значение 0, 0, такое что:

где 0>0*. Это неравенство следует из того факта, что р< 1 и Т^р(0)(0-8)-(1-8)С(т^р(0)) возрастает по 0. Чтобы видеть этот последний результат, отметим, что производная этого выражения есть

Это так потому, что по теореме об огибающей (т.е. по условию первого порядка, определяющему Т^р), ^0-8 -(1-8)С'(т^р(0)^ = 0 и также Т^р>0. Таким образом, есть диапазон уровней неравенства 0 е (0*, 0], где будет совершена демократизация во избежание революции.

Однако, когда неравенство очень высоко, к и к относительно высоки и элиты все-таки предпочитают применить репрессии, а не пострадать от высоких уровней перераспределения, поэтому демократизация происходит только при средних уровнях неравенства. Важным теоретическим моментом здесь является то, что граждане предпочитают демократию недемократии, потому что она (демократия) осуществляет

большее перераспределение, и это предпочтение становится сильнее по мере возрастания неравенства. Таким же образом элиты предпочитают недемократию, и предпочитают более интенсивно, когда неравенство выше, и они ожидают, что при демократии от цих потребуется большее перераспределение. Чем выше неравенство, тем более привлекательна для элит недемократия в сравнении с демократией; поэтому в обществе с высоким уровнем неравенства элиты будут использовать свои ресурсы для того, чтобы собрать силы и предотвратить революцию без проведения демократизации.

Для данных издержек репрессий, к, можно имплицитно определить критический порог неравенства, Э(к), такой, что

^{к 1}' щ(⁵'^С^''^(к)))"'^1,1'^(к))(⁸-'⁵И)'

Тогда для демократизации требуется, чтобы неравенство было меньше, чем этот порог, или 0 < 0 (к). Зададим 0^mm = min{0,0 (к)}. Теперь мы можем утверждать:

Следствие VI. 1. Имеется немонотонная зависимость между неравенством и демократизацией. В частности, когда 0<0*, общество остается недемократическим и элиты сохраняют власть; когда 0>0^min, общество остается недемократическим с применением репрессий. Демократизация происходит, когда 0е(0*,0^шш].

Если 0 < 0 (к), то перед тем, как репрессии становятся привлекательными, (VI.7) не имеет места и — задано, что при 0>0* уступки не срабатывают, — элиты вынуждены применять репрессии во избежание революции. Если 0>0(к), то, когда достигается критический уровень неравенства 0(к), хотя и возможно избежать революции с помощью демократизации, элиты находят более привлекательным для себя прибегнуть к репрессиям.

Результаты теоремы VI.2, и особенно содержащиеся в следствии VI. 1, могут помочь в понимании некоторых сравнительных образцов демократизации, рассмотренных в главах I и III. Хотя все западноевропейские страны демократизировались в начале XX в., в некоторых частях Латинской Америки, таких как Парагвай, Никарагуа и Сальвадор, диктаторские режимы выживали практически в течение всего этого века, применяя репрессии, чтобы избежать демократизации. Так же обстояло дело в странах Африки, таких как Зимбабве (Родезия) до 1980 г. и Южная Африка до 1994 г. Такие результаты объяснимы в нашей модели, поскольку масштаб неравенства в этих обществах делал демократизацию очень дорогостоящей для элит, что вело их к тому, чтобы предпочесть репрессии.

Также возможно и то, что репрессии в этих странах были сравнительно дешевы, например, в Центральной Америке, потому что там лишенными права голоса были американские индейцы, этнически отличные от элит, бывших преимущественно потомками испанцев. Сходным образом в Родезии и Южной Африке наделенными правом голоса были белые, а лишенными его и подвергавшимися репрессиям — чернокожие африканцы. В подразделе 6.1 главы II мы рассматривали то, как организация гражданского общества важна для демократизации. Если гражданское общество дезорганизовано и неэффективно, может оказаться непросто решить проблему коллективных действий для создания угрозы существующему режиму, и любую такую попытку легче подавить. Долгая история расового господства и в Центральной Америке, и в Южной Африке, возможно, важна для объяснения эволюции гражданского общества. Например, в Гватемале принудительный труд использовался до 1945 г. и политика властей ограничивала трудовую мобильность и способность к коллективной организации [МсСгеегу, 1994]. В Южной Африке режим апартеида издавал запретительные указы, принимал законы и накладывал ограничения на образовательные и карьерные возможности чернокожих африканцев. В обоих случаях эти факторы способствовали фрагментации гражданского общества и позволили сохраняться недемократическим режимам.

При еще большем расширении модели, на издержки репрессий могут влиять такие факторы, как форма богатства политических элит. Позднее мы покажем, что это может быть существенным для всех тех стран, где политические элиты в первую очередь — землевладельцы. Действительно, создание демократии в этих странах, возможно, совпало с важными изменениями в структуре активов элит.

Теорема VI.2 также говорит и о причине того, почему, представляется, что в Сингапуре так мало давления в пользу политических перемен. Например, У. Кейс отмечает:

...Несмотря на появление большого среднего класса, и предположений о том, что общество в целом развивается в сторону большего участия, общественные силы не смогли объединиться для сколько-нибудь сильного давления для становления демократии [Case, 2002, р. 81].

Наш анализ позволяет говорить о том, что это отсутствие гражданского общества может быть результатом низкого уровня неравенства в Сингапуре. Рисунок VI.3 демонстрирует данные о неравенстве в Сингапуре из базы данных Дейнинджера и Сквайра. Эта база данных, собранная Всемирным банком²⁶, содержит данные по неравенству только начиная с 1973 г., поскольку нет исторических данных о неравенстве в Сингапуре в колониальный период. Данные показывают, что неравенство в Сингапуре было постоянно низким с момента независимости и не показало никакой тенденции к росту. На рис. VI.3 также приведены данные из другого источника [Bourguignon, Morrisson, 2002] об историческом пути неравенства в Тайване и Южной Корее — в двух других азиатских странах, где процесс демократизации затянулся. Картина сходна с Сингапуром, за исключением большого падения между 1950 и 1960 гг., когда были проведены аграрные реформы.

0,6-1

0,5-

0,4-

0,3-

0,2-

0,1-

0,0-

I820T850T870T890^t1910^l1929i950'l960T970^l1973'l978'l980T983^,1988T989^l1992^l

Годы

Корея — Тайвань ----Сингапур

РИС. VI.3. Коэффициент Джини (Корея — Тайвань и Сингапур)

ИСТОЧНИКИ: Economic Growth Research/Deininger and SquireData Set; [Bourguignon, Morrison, 2002].

И наконец, две недавние эмпирические работы [Epsteinye et al., 2004; Papaioannou, Siourounis, 2004] обнаруживают опытную поддержку для этой немонотонной зависимости между демократизацией и неравенством, которую мы впервые предложили в 2001 г. [Acemoglu, Robinson, 2001].

Издержки налогообложения также влияют на форму равновесия и на вероятность начала демократизации. Когда С(»), и особенно С'(*), низко, Х^р может быть выше, и в демократии будет больше перераспределения. Хотя это делает демократию более привлекательной для граждан, несколько парадоксальным образом это также может сделать менее вероятным ее возникновение в равновесии. Это так потому, что с увеличением налога, который могут обещать элиты, у них появляется возможность предотвратить революцию без демократизации.

Наконец, интересно поразмышлять о той роли, которую неравенство (VI.7) играет в теореме VI.2. Репрессии привлекательны для элит, когда демократия угрожает принятием сильных мер в пользу граждан. Однако, если меры не слишком следуют воле большинства, вряд ли (VI.7) будет иметь место; таким образом, элиты будут вынуждены прибегать к репрессиям когда р < р\ потому что демократия в этом случае не позволит избежать революции.

7. ДИНАМИЧЕСКАЯ МОДЕЛЬ ДЕМОКРАТИЗАЦИИ Теперь мы предложим модель демократизации с бесконечным горизонтом, главной мотивацией для создания которой является то, что она позволит более удовлетворительным образом представить проблему достоверных обязательств относительно мер политики в будущем. Граждане требуют демократии и изменений в структуре политических институтов именно потому, что такие изменения влияют на распределение политической власти в будущем. Поэтому проблемы, которые мы рассматриваем, по своей сути являются динамическими и межвременными. В статической модели это пришлось моделировать, вводя довольно произвольное допущение, что элиты могут оказаться в состоянии изменить решение после того, как первоначально выбрали свой политический курс. Теперь мы демонстрируем, что результаты, аналогичные полученным с помощью этого грубого допущения, естественным образом вытекают из временной структуры повторяющейся игры.

Данная модель является прямым расширением разработанной ранее (см. раздел 6 главы V и раздел 6 наст. гл.). Мы принимаем те же обозначения и повторяющуюся игру с бесконечным горизонтом и дисконтированием как G“(P). Снова мы рассматриваем население, нормированное к 1, в котором богатые элиты и бедные граждане, как и ранее, составляют доли 8 и 1 - 8 соответственно. В начале имеется недемократия, но граждане могут оспаривать власть с помощью коллективных действий, и в демократии медианный избиратель будет бедным гражданином. Структура власти де-факто точно такая, как в разделе 6 главы V, так что издержки революции есть р₍, где р₍ е {р/, р^н} и Pr(p =\x^H) = q независимо от того, р_м = р^н или р¹. Далее нормализуем р = 1 и используем обозначение р^н = р.

Порядок игры в отдельный период остается таким же, как ранее. В каждый период элиты могут решать, создавать ли демократию и проводить ли репрессии. Если создается демократия, медианный избиратель — бедный гражданин — устанавливает ставку налога. Мы исходим из того, что демократия, будучи созданной, не может дать обратный ход, так что общество навсегда остается демократией. Как и ранее, мы исходим из допущения, что, если выбраны репрессии, революция не может быть предпринята, и этот период закончен, а агенты получают выигрыши, соответствующие репрессиям.

В результате полезности теперь заданы U' = Е₀^^₀^‘y’_t, где, как и в предыдущем разделе, доходы заданы равенством (VI.8) и, как в главе V, U' применимо только, когда в равновесии революция не предпринимается.

Последовательность шагов в отдельный период игры следующая:

1. Реализуется состояние p_f e{p^L, р^н}.

2. Элиты решают, применить ли репрессии, сое{0,1}. Если со = 1, бедные не могут предпринять революцию и стадия игры заканчивается.

3. Если со = 0, элиты решают, проводить ли демократизацию, ср е {0,1}. Если они решают ее не проводить, то устанавливают ставку налога X^N.

4. Граждане решают, начинать ли революцию, р е {0,1}. Если р = 1, оставшийся доход делится между ними во всех последующих периодах. Если р = 0 и ф = 1, ставка налога х° устанавливается медианным избирателем (бедным гражданином). Если р = 0 и ф = 0, ставка налога будет X^я.

Сначала охарактеризуем совершенные марковские равновесия этой игры, в которой игроки могут разыгрывать только марковские стратегии, являющиеся функциями только текущего состояния игры. Хотя сосредоточение внимания на марковских равновесиях в этой модели является естественным, в следующем разделе для полноты мы устраним это ограничение — использовать только марковские стратегии — и рассмотрим совершенные немарковские равновесия на подыграх. Как и в главе V, мы покажем, что это не меняет качественного характера наших общих результатов.

Состояние игры состоит из текущей возможности для революции, представленной либо р^Л,либо р^я, политическим состоянием Р, которое есть либо N (недемократия), либо D (демократия). В более формальном выражении, пусть 0^Г = {со (*),ф (•),x^N(*)} будет обозначением для действий, предпринимаемых элитами, и о^р = |р(«), т^в| будет обозначением действий бедных. Обозначение 0^Г состоит из решения о применении репрессий со: {рЛр^н}—> {0,1}, о создании демократии ф: {p^L, р^н} —> {0,1}, когда P = N, и ставки налога x^N :{|l^L, р^н} —»[0,1], когда ф = 0 (т.е. когда демократия не вводится). Ясно, что, если ф = 0, Р остается N, и если ф = 1, Р изменяется на D навсегда; поэтому мы не представляем эти стратегии как явные функции политического состояния. Действия граждан состоят из решения начать революцию, р: {p^L, Д^н}х{0,1}² х[0,1]-Н0,1}, и, возможно, ставка налога будет x^D е[0,1], когда политическое состояние Р = D. Здесь р (|Х, со, ср, x^N) есть решение граждан о революции, обусловленное текущими действиями элит, так же как и состоянием, поскольку элиты делают ход до граждан в каждый период игры согласно временной последовательности шагов. Тогда совершенным марковским равновесием является комбинация стратегий {о^г,д^р}, такая что д^р и д^г являются наилучшими ответами на шаги друг друга для всех |х₍ и Р.

Можно охарактеризовать равновесия этой игры, записав соответствующие уравнения Веллмана. Определим V^P(R, jx^s) как поступления гражданам, если в состоянии (X^s e{|X^L, |Х^Н} начинается революция. Это значение естественно задается с помощью:

V^P(R, [i^s) =

(i-V^s) У (1-5)(1-р)’

(VI. 11)

что есть выигрыш от революции за каждый период для бесконечного будущего, приведенный к текущему периоду. Также, поскольку элиты теряют все, V^r(R,[l^s) = 0 каким бы ни было значение (X^s. Более того, вспомним, мы сделали допущение, что |x^L =1, так что V^P(R, |X^L) = 0, и граждане никогда не предприняли бы попытку революции при |Х₍ = рЛ В состоянии (N, р/) элиты у власти и нет угрозы революции, поэтому в любом совершенном марковском равновесии ф = со = 0 и x^N = х^г = 0. Это говорит просто о том, что когда элиты у власти и граждане не могут им угрожать, элиты не прибегают к репрессиям и устанавливают предпочтительную для них ставку налога, которая равна нулю, поэтому выигрыши граждан и элит, i = р или г, соответственно задаются следующим образом:

Г(Ы, [i^L) = y‘ +p(V'(N, _[i^H) + (l-q)Vⁱ(N, ц¹)]. (VI.12)

Теперь (VI. 12) говорит о том, что выигрыш агента типа i в недемокра-тии, когда нет угрозы революции, равен выигрышу у' сегодня плюс ожидаемый выигрыш от продолжения, дисконтированный назад к сегодняшнему дню (вот почему она умножается на (3). Выигрыш сегодня есть у', потому что налоги установлены на нулевом уровне, и каждый просто потребляет свой доход. Выигрыш от продолжения состоит из двух членов; второй, (1 -q)V^l(N, |X^L), — вероятность того, что |X^L возникнет завтра, умноженная на ценность пребывания в этом состоянии V'(N, |Х^Р). В этом случае завтра есть то же, что и сегодня, и вот почему тот же самый выигрыш «повторяется». Первый член, qV'(N, |Х^Н), — вероятность того, что завтра возникнет |Х^Н, умноженная на выигрыш в этом случае V'(N, |Х^Н). Этот выигрыш отличается, потому что теперь имеется потенциальная угроза режиму. Чтобы увидеть, почему это так, нужно понимать, как выглядит выигрыш V'(N, |Х^Н).

Рассмотрим состояние (N, |Х^Н), где имеется недемократия, но относительно привлекательно организовать революцию. Предположим, что элиты играют ф = со = 0 и T^N=T^r, т.е. они не создают демократию, не репрессируют, не перераспределяют в пользу граждан. Тогда мы получили бы:

v^p(N, =

Ограничение революцией эквивалентно V^P(R, |I^H) > V^P(N, |1^Н), так что без какого-либо перераспределения или демократизации, граждане предпочитают начать революцию, когда |1₍ =(Х^Н. Это эквивалентно 0 > (х, что идентично (VI.3) в предыдущем разделе, и говорит о том, что революция становится привлекательной, когда 0 достаточно высоко (т.е. когда достаточно высоко неравенство).

Поскольку революция есть наихудший исход для элит, они попытаются предотвратить ее. Это они могут сделать тремя различными способами. Во-первых, элиты могут выбрать сохранение политической власти, ф = 0, но перераспределение при помощи налогообложения. В этом случае бедные получают V^P(N, р^н, T^N), где x^N есть конкретное значение ставки налога, установленного элитами. Во-вторых, элиты могут создать демократию. В-третьих, элиты могут применить репрессии. Пусть V'(0, р, | к) будет функцией значения агента i = р, г в состоянии Ц, когда элиты следуют стратегии «репрессировать» и цена репрессий есть к. Мы явным образом ставим эти выигрыши в зависимость от к, для того чтобы подчеркнуть важность издержек репрессий и упростить обозначения, когда позже будем определять пороговые выигрыши.

Если элиты создают демократию или пытаются остаться у власти с помощью перераспределения, граждане могут все-таки предпочесть революцию. Тогда:

V^P(N, p^H) = coV^p(0, р^н I к) + (1 - со) max х

р б{0,1)

х {рV^P(R, р^н) + (1 - р)(фV^p(D) + (1 -Ф)У^Р(N, р^н, т*))},

где V^p(d) есть поступления гражданам в демократии. (Отметим, как выигрыш граждан зависит от переменных и и ф, устанавливаемых элитами.) Если со = 1, элиты выбирают репрессии, то граждане не могут восстать и получают выигрыш от продолжения V^p(0, р^н |к). Если со = 0, тогда то, с чем граждане сравнивают V^p (R, |Х^Н), зависит от решения элит о создании демократии. Если ф = 1, то они выбирают между революцией и демократией. Если ф = 0, они выбирают между революцией и принятием обещания перераспределения при ставке налога x^N.

Сначала сосредоточим внимание на балансе между перераспределением и демократизацией для элит, а затем добавим в анализ репрессии. Доход граждан, когда элиты выбирают стратегию перераспределения, есть:

V^p(N,[l^H,x^N) = y^p + X^N(y-y^p)-C(x^N)y +

+ P [qV^p(N, Д^н, x^N) + (l -q)V^p(N, p^L)].

Элиты перераспределяют в пользу граждан, облагая весь доход по ставке T^N, поэтому граждане получают свой доход у^р от собственных заработков и чистый трансфер т^N(у - y^p)~C(x^N)y. Если в следующий период мы по-прежнему находимся в состоянии природы ц₍₊₁ = |Х^н, перераспределительная политика продолжается. Но, если состояние природы меняется на ц₍₊₁ = р¹, перераспределение прекращается и граждане получают V^P(N, (j,^L). Это иллюстрирует наши интуитивные идеи о том, что элиты не могут внушить достоверность своих обязательств перераспределять в будущем, если только будущее также не накладывает эффективную угрозу революции.

Второй стратегией предотвращения революции является демократизация, ф = Е Поскольку 1 - 5 > 1/2, в демократии медианный избиратель это гражданин, и равновесная ставка налога есть х^р и Т = - С(т^р)|у.

Поступления гражданам и элитам в демократии, поэтому следующие:

(VI.14)

у , _{Ш) =} у^р+т^р(у-у^р)-С(х^р)у 1-р

и

_Vr ₌ / + х^р(у-у)-С(х^р)у

Эти выражения соответствуют принятому в этой главе допущению, что, будучи однажды созданной, демократия консолидируется и никогда не происходит никаких переворотов.

Предотвратит ли демократизация революцию? Ответ неочевиден. Может оказаться так, что революция в состоянии |Х₍ = (Х^н настолько привлекательна, что даже демократизации недостаточно, чтобы ее предотвратить. Очевидно, что условием того, чтобы демократизация предотвращала революцию, является V^P(D)>V^P(R, (Х^н), которое точно повторяет условие, выведенное ранее в выражении (VI.7).

Чтобы определить, смогут ли элиты предотвратить революцию с помощью стратегии перераспределения, допустим, что V^P(N, р^н, т^ы = х^р) будет максимальной полезностью, которая может быть дана гражданам при отсутствии демократизации. Эта максимальная полезность достигается через назначение X^м = х^р в (VI. 13). Поэтому, объединяя (VI. 12) и (VI. 13), получаем:

V^P(N, p^H,t^N = x^p) =

(VI. 15)

Выражение (VI. 15) имеет красивую интерпретацию. Оно говорит, что V^P(N, р^н, x^N = х^р) равно нынешней приведенной стоимости у^р, т.е. доналогового дохода граждан, плюс ожидаемый выигрыш от чистого перераспределения доходов от элит гражданам в данном периоде. Чистое перераспределение задается выражением {т^р (у - y^p)-C(x^p)yj, но оно существует только сегодня, и долю времени q в будущем, когда состояние есть р^я . (Причина того, что это ведет к выражению (l - Р(1 -

Если V^P(N, р^н, x^N = х^р)< V^P(R, р^н), то максимальный трансфер, который может быть сделан, когда р_; = р^н, недостаточен для предотвращения революции. Пока выполняется (VI.7), V^p(D)>V^p(R,yi^H). Ясно, что V^P(N, р^н = 1, x^N = х^р)> V^P(R, p^w = 1), потому что революция порождает нулевой выигрыш для граждан во всех последующих периодах. Из этого следует: когда р^н = 1, должно быть так, что выигрыш от перераспределения для граждан при ставке х^р и состоянии р^я больше, чем выигрыш от революции. Также отметим, что:

V^P(N, р^н=0, x^N=x^p) = ‘

(VI. 16)

= / + (1 - Р(1 - Ф)(т^Р (у-у^р)~ С(х^р )y)p (r, р^н = о) = ,

так что выигрыш от революции должен быть больше, когда р^н = 0. Поскольку V^P(R, р^н) монотонно и непрерывно возрастает по р, используя теорему о промежуточном значении, получаем, что существует некоторое уникальное р* е (0,1), такое что при р^н = р*

V^p(N,p^H,x^N =х^р)= V^p(K,p^H). (VI. 17)

Когда ул < (л*, уступки не срабатывают, так что элиты вынуждены либо проводить демократизацию, либо прибегать к репрессиям. Когда р > р*, они могут предотвратить революцию с помощью временного перераспределения, что всегда предпочтительнее для них, когда альтернативой является демократизация (потому что с демократизацией перераспределение становится не временным, а долгосрочным). В этом случае налог, устанавливаемый элитами, который мы обозначаем как т, будет установлен точно в таком размере, чтобы для граждан не было различия между революцией и принятием уступок при недемократическом режиме, т.е. t удовлетворяет уравнению V^P(N, р^н, x^N = х) = V^P(R, р^н).

Чтобы определить равновесные стратегии, нужно сравнить выигрыши элит от сохранения власти при помощи перераспределения и от демократизации с издержками репрессий. Без потери уровня абстракции, мы ограничимся рассмотрением ситуаций, в которых элиты всегда разыгрывают стратегию «репрессия», а не более сложные стратегии, когда они в одних случаях применяют репрессию, а в других — перераспределение (это тоже без потери уровня абстракции из-за принципа «одноразового отклонения», рассмотренного более детально в следующей главе; см. также: [Fudenberg, Tirole, 1991, р. 108-110]). С помощью аналогичных, рассмотренных ранее, аргументов можно показать, что эти выигрыши удовлетворяют следующим уравнениям Веллмана:

Г (О, р^н | к) = А/ + $[qV^l (О, р^н | к) + (1 - q)r (N, p^L)] (VI. 18) V (N, p^L) = у + P[q Г (O, p^H | к) + (1 - q)V‘ (N, p¹)],

где принимается во внимание, что издержки репрессий будут реальны только в том состоянии, когда существует угроза революции, т.е. когда

Ц₍=Ц^Н-

Используя определение Д, мы можем решить уравнения Веллмана одновременно для вывода значения выигрышей элит и граждан в случае применения репрессий:

V^r(0, р^н|к)=

У -(1-Р(1-

1-Р

(VI. 19)

и

V^p(0, р^н |к) =

/— (1 — р(1-

1-Р

Функция выигрыша V^r(0, р^н|к) имеет ясную интерпретацию: выигрыш элит от стратегии «репрессия» есть дисконтированная сумма их дохода, у^г/(1^-Р) за вычетом ожидаемых издержек репрессий. Чистое приведенное значение издержек репрессий — (l-p(l-r/(l-P) для элит, поскольку они несут эти издержки сегодня и долю q времени в будущем.

Чтобы понять, почему происходят репрессии, нужно сравнить V"' (О, | к) с V^r(D), когда (X < (X*, и с V^r(N, |Х^Н, T^N = т), когда |Х>|Х*.

Как и в игре расширенной формы в предыдущем разделе, теперь мы определяем два пороговых значения издержек репрессий — на этот раз к’ и к — такие, что элитам безразлично, какой выбран вариант стратегии при этих пороговых уровнях. Более конкретно: пусть к* будет таким, что элитам безразлично обещать перераспределение при ставке налога T^N - т или применить репрессии V^r (О, |Х^Н | к*) = V (N, |Х^Н, T^N = т). Это безразличие позволяет утверждать, что

к’ = -(5С(т) - т(5 - 0)). (VI.20)

0

Аналогичным образом пусть к будет таким, что при этих издержках репрессий элитам нет разницы между демократизацией и репрессиями, т.е. V^r(0, |Х^Н |к) = V^r(D), следовательно

<^VU1>

Из вышесказанного прямо следует, что к > к*, иными словами, если элиты предпочитают репрессии перераспределению, то они также предпочитают репрессии демократизации. Поэтому элиты предпочитают репрессии, когда (х > (X* и к < к* и также когда (X < (X* и к < к.

Используя наш предыдущий анализ, можно легко сконструировать стратегии, составляющие равновесия в различных сегментах пространства параметров. Поэтому мы получаем (как и в теоремах VI. 1 и VI.2, изложенных без определения всего множества стратегий):

Теорема VI.3. Существует совершенное равновесие по Маркову {а^г, д^р} в игре G”(P), и оно таково, что:

• Если 0 < (X, то условие угрозы революции не выполняется и элиты могут оставаться у власти без репрессий, перераспределения или демократизации.

• Если 0 > (X, то условие угрозы революции выполняется. Далее, пусть (X* задается (VI. 17), а к и к — (VI.20) и (VI.21). Тогда:

1. Если ул > (Л* и к>к’, то издержки репрессий сравнительно велики и элиты перераспределяют доход в состоянии чтобы избежать революции.

2. Если ц < ц* и к < к, или к > к и не выполняется (VI.7), или если ул > (Л* и к < к*, то элиты применяют репрессии в состоянии

3. Если р<р*, выполняется (VI.7) и к>к, то уступок недостаточно для того, чтобы избежать революции, и издержки репрессий сравнительно высоки. В этом случае в состоянии \\.^н элиты проводят демократизацию.

Демократия возникает только тогда, когда р < р*, репрессии относительно дорогостоящи (т.е. к>к) и выполняется (VI.7). Это пороговое значение издержек репрессий, к, увеличивается с ростом неравенства (увеличивается с ростом 0); более конкретно можно снова показать с помощью аргументации, использованной в предыдущем разделе, что:

Интуитивно понятно, что, когда неравенство выше, при демократии осуществляется большее перераспределение (т.е. ставка налога, желательная гражданам, т^р, выше) и, следовательно, стоит дороже для богатых элит, которые поэтому больше склонны применять репрессии.

Как это было продемонстрировано выше статической моделью, демократия возникает как равновесный итог только в обществах со средними уровнями неравенства. В преимущественно эгалитарных или в чрезмерно неравных обществах демократия не возникает как равновесный феномен. Для лишенных права голоса в преимущественно эгалитарных обществах очень мало стимулов оспаривать власть, и элитам не нужно делать уступки; не нужно им также осуществлять демократизацию. В чрезмерно неравных обществах элиты не могут использовать перераспределение, чтобы удержаться у власти; однако, поскольку в таком обществе демократия представляет угрозу для власти элит, они применяют репрессии вместо того, чтобы отказаться от власти. Поэтому демократия имеет тенденцию возникать в обществах со средними уровнями неравенства. Здесь неравенство достаточно высоко для появления вызова политическому статус-кво, но недостаточно высоко, чтобы элиты нашли репрессии привлекательными. Таким образом, интуиция, стоя щая за следствием VI. 1, прямо относится к этой модели.

В следующем разделе мы демонстрируем, что, даже не ограничиваясь совершенными марковскими равновесиями, мы получим сходные результаты: революция может быть остановлена с помощью временно-го перераспределения, когда ц > ц , где ц < ц — следовательно, для большего диапазона параметров, — но, если ц < Д“, элиты не могут использовать уступки, для того чтобы избежать революции.

Возможно, парадоксальным образом высокое q делает расширение избирательных прав менее вероятным. Высокое q соответствует экономике, в которой граждане хорошо организованы, так что часто создают угрозу революции. Иначе говоря, если значительно меньше единицы, то даже в этом состоянии элитам приходится перераспределять доходы в пользу граждан. В этом случае низкое значение также привело бы к этому же результату. На первый взгляд могло бы показаться, что в этом случае расширение избирательных прав было бы более вероятно. Однако это не так, потому что при частой угрозе революции будущее перераспределение становится достоверным. Когда граждане обладают силой, чтобы контролировать данные им обещания, у элит меньше нужды предпринимать изменения институтов в сторону увеличения будущей политической власти граждан.

Этот результат может объяснить, почему в XIX в. Германия установила государство всеобщего благосостояния, но при этом допустив лишь очень ограниченную демократию, тогда как Великобритания и Франция провели намного более полную демократизацию. Социальные волнения против существующей системы в Германии были так же сильны, как и в Великобритании и Франции. Однако между этими тремя странами имелись существенные различия в силе рабочего класса при существовавшем режиме. В то время как в Великобритании и Франции не было сильных социалистических партий и профсоюзы были малозначительны, Социал-демократическая партия Германии была крупнейшей левой партией в Европе, и рабочее движение было сильно (хотя ему и не позволялось реально участвовать в выборах из-за электоральных ограничений). К примеру, Б. Нолан [Nolan, 1986, р. 354] объясняет силу германского рабочего движения следующим образом: «Хотя Великобритания первой пережила промышленную революцию, а Франция первой развила значительные ассоциации социалистов, Германия породила крупнейшее и наилучшим образом организованное рабочее движение в конце XIX в.» Альтернативная теория демократизации, основывающаяся только на силе рабочего класса, предсказала бы более раннее расширение избирательных прав в Германии, чем в Великобритании и Франции. Теорема VI.3, представляющая демократизацию как трансфер политической власти, напротив, предсказывает, что германские элиты должны были иметь больше возможностей, имея дело с социальными волнениями, обещая перераспределение благ в пользу граждан в будущем. Это также отчасти согласуется с реальными данными. Если Великобритания и

Франция демократизировались и затем увеличили перераспределение в пользу бедных, то Германия предприняла перераспределение, не меняя своего недемократического режима. Также мало сомнений и в том, что эти перераспределительные меры быди предприняты как ответ на потенциальную угрозу революции со стороны рабочего класса. Уильямсон [Williamson, 1998, р. 64], к примеру, пишет, что «главной целью [германской] программы всеобщего благосостояния было избежать революции с помощью своевременной социальной реформы и примирить трудящиеся классы с властью государства».

Вдобавок к этому, разграничением между высоким и низким состояниями угрозы революции подчеркивается то, что изменения режима случаются в необычные времена, возможно, экономических кризисов или рецессий. Это также согласуется с данными, рассмотренными в главе III (см. также: [Acemoglu et al., 2004]). Хотя в настоящей книге мы представляем эти идеи с использованием параметра (X в редуцированной форме, в которой издержки революции признавались изменчивыми, в другой нашей книге [Acemoglu, Robinson, 2001] мы показали, что те же результаты следуют из модели, в которой издержки революции постоянны, но меняется общая продуктивность факторов производства, как в стандартной модели деловых циклов. В этой модели изменения продуктивности меняют альтернативные издержки революций (и переворотов) и это дает тот же эффект.

8. СОВЕРШЕННЫЕ НА ПОДЫГРАХ РАВНОВЕСИЯ В предыдущем разделе мы охарактеризовали подмножество множества равновесий, совершенных на подыграх, G”((3). В данном разделе анализируется наша базовая динамическая модель демократизации без ограничения только марковскими стратегиями. Точнее, мы ищем равновесия, совершенные на подыграх. Вообще, у этой игры есть много таких равновесий, совершенных на подыграх, которые поддерживаются различными зависящими от истории стратегиями, и наш анализ повторяет тот, что был проведен в главе V. Нас интересует понимание того, в какой степени стратегии наказания могут сделать перераспределение в состоянии р¹ достоверным. Таким образом, мы ищем наилучшее возможное равновесие для элит, т.е. то, которое предотвращает демократизацию для наибольшего множества значений параметров. Поэтому неявно нас интересует наибольший возможный объем достоверного перераспределения в пользу граждан при недемократическом режиме. Для упрощения мы абстрагируемся от применения репрессий, хотя их можно легко вернуть в рассмотрение. Как и в разделе 7 главы V, теперь анализ фокусируется на демонстрации того, что существует уровень отсечения ц, Д“ < |Т\ при этом когда ц > Д**, то будет перераспределение без демократизации, предотвращающее революцию. Напротив, когда ц > Д*\ равновесие представляет демократизацию при ц₍ = |Х^Н.

Как и в анализе, проведенном в главе V, мы изучаем условия, при которых элиты могут перераспределять со ставкой налога т¹>0 в состоянии ц⁷, тем самым избегая перехода от недемократического режима даже при Ц < |Х*. В главе V мы видели, что ограничение для такого перераспределения состояло в том, что оно должно было быть совместимым по стимулам для элиты, т.е. чтобы выигрыш элит от перераспределения согласно вектору [х⁷,х^н], заданному выигрышем V^r(N, ц⁷, [х⁷,х^н]|, было больше, чем выигрыш от уклонения от обещаний перераспределения, V'(N, ц⁷).

Есть только одно существенное различие между игрой, рассмотренной в главе V и рассматриваемой теперь: пока выполняется (VI.7), то, если недемократический режим терпит крах, следует ожидать перехода к демократии; поэтому в функции выигрыша V'(N, ц⁷) в этом случае учитывается, что, когда элиты отклоняются от своих обещаний в состоянии ц⁷, их «наказанием» в состоянии ц^я является демократизация, а не революция, как ранее. Это так потому, что для граждан не является совершенной стратегией в подыграх угрожать революцией после того, как элиты осуществляют демократизацию, поскольку они (граждане) получают больший выигрыш от демократии, чем от революции. Следовательно, если элиты проводят демократизацию, это предупреждает революцию. Из этого следует, что значение V_d (N, ц⁷) для элит задано следующим рекурсивным уравнением:

v; (N, Ц⁷) = у^г + Р [qV^r(D) + (l- q)v; (N, Ц⁷)],

где V^r(D) такое же, как в (VI. 14). ?

Как и прежде, только перераспределение при налоговом векторе [х⁷, х^н], таком что

v^r(N, ц¹, [т\т^н]) >v;(N,p⁷)

является достоверным. Вдобавок к этому очевидно, что расчеты V^P(N, ц^н, [т\ т^н]) в (V.38) в главе V по-прежнему верны. Таким образом, условие совместимости по стимулам для элит будет отличаться от того, что было раньше, из-за изменения в V^r_d (N, ц⁷).

Как и в главе V, в целом, наилучшее равновесие для элит должно учитывать стимулы к сглаживанию налогов во времени. Однако чтобы упростить рассмотрение вопроса, и поскольку идея сглаживания налогов не является главной для нашего анализа, мы сосредоточиваем внимание на характеристике минимального значения p^w , при котором элиты могли бы избежать демократизации. Для этого введем такое Д", что когда р > Д", недемократия могла сохраняться с помощью обещаний перераспределения. По-прежнему максимальная ставка налога в состоянии р^я есть х^р . Таким образом, нужно только найти максимальное совместимое по стимулам перераспределение в состоянии р¹, которое мы теперь обозначаем как х'. Аналогично, оно задается:

v^r(N,\i^L,[T',T^p}) =v;(n,[i^l).

Поскольку V^r(D) > 0, граждане в меньшей степени могут угрожать элитам за уклонение от обещаний, когда элиты могут провести демократизацию, из чего следует, что уклонение более привлекательно для элит, поэтому х' < Т, что удовлетворяет (V.39).

Вдобавок к этому, поскольку ценность революции для граждан тоже остается той же, выражение критического значения издержек револю-ции, р , должно быть идентичным тому, что выведено для р в главе V со значением т', выведенным там, замененным здесь новым значением х'. Таким образом, это критическое значение Д** может быть легко найдено так, чтобы V^p(n, р^н, [т', т^р]) =V^F(R, р^н) при р^н=Д’\ Оно задается так:

Д" = 0 - Pd - <7)(t'(e - 5) - (1 - 5)С(т')) -

(VI 22)

- (1 - Р(1 - q))(x^p (9 - 8) - (1 - 5)С(т^р)).

Значение Д**, полученное в (VI.22), больше, чем значение р" в главе V, потому что здесь потенциальные наказания для элиты менее суровы.

Наиболее важно, что Д“ < р* (где р* задано (VI. 17)) и мы получаем, как и ранее, что, если р > Д , элиты могут остаться у власти с помощью перераспределения. Столь же важно, что, когда р < Д*\ то вопреки выводам главы V, революции нет, потому что у элит есть дополнительное средство — они могут осуществить демократизацию.

Резюмируя: разрешение для элит и граждан играть немарковские стратегии имеет в этой модели следствия, подобные тем, которые были в главе V Угроза наказания со стороны граждан — в особенности, угроза того, что они могут предпринять революцию, — имеет следствием то, что некоторый объем перераспределения может поддерживаться в состоянии р . Интересно, что этот объем на самом деле в данном случае меньше, поскольку возможность для элит провести демократизацию ограничивает наказание, которое они могут понести от граждан. Однако важнее всего то, что главное в анализе, проведенном в главе V, остается применимым и в этой модели. Хотя способность применять стратегии наказания увеличивает число случаев, когда элиты могут оставаться у власти, делая уступки, она не устраняет проблему достоверности их обещаний. Когда ц< Д*\ уступки не работают из-за отсутствия их необходимой достоверности относительно будущего, и элиты будут вынуждены проводить демократизацию.

9. АЛЬТЕРНАТИВНЫЕ ПОЛИТИЧЕСКИЕ ИДЕНТИЧНОСТИ

Теперь вернемся к модели, описанной в подразделе 4.4 главы IV, в которой мы рассматривали политический конфликт не только между социально-экономическими классами, но и в категориях группы X против группы Z. Вспомним, что, когда группа X является большинством, и налоги, и форма трансферов определяются последовательно с помощью голосования большинства, есть два типа равновесий, совершенных на подыграх. В обоих типах перераспределение идет от группы Z к более многочисленной группе X, и если <з_х > 1/2, то равновесная ставка налога будет идеальной точкой для бедных членов X; если же Ь_х <1/2 равновесная ставка налога будет идеальной точкой для богатых членов группы X. Рассмотрим теперь, как эта модель может быть встроена в нашу статическую модель демократизации, представленную в разделе 5 этой главы.

Мы рассматриваем недемократию как правление группы Z, которую будем считать элитами. Ясно, что правление элит более не является правлением богатых, так как некоторые члены группы Z относительно бедны. Первым вопросом является определение уровней налога и трансферов в недемократии и то, каким образом принимаются ключевые решения, такие как о репрессиях и демократизации. Мы делаем допущение, что они определяются голосованием большинства в группе Z, из чего следует, что надо рассмотреть два случая: когда 5_Z > 5_г/2 и когда имеет место противоположное. В этом разделе мы не пытаемся дать всеобъемлющий анализ всех возможных случаев; мы действуем, исходя из допущения о том, что 5_Z > 5_z/2, из чего следует, что именно предпочтения богатых членов Z определяют социальный выбор в недемократии. Мы также делаем допущение, что 8£ > 1/2, тем самым имея дело лишь с одним из демократических равновесий, описанных в главе IV. Что касается ставки налога, то мы сохраняем обозначение x^N для недемократии.

Все члены группы Z предпочитают установить Т_х= 0 и, если нет угрозы революции, то выбираемой без принуждения ставкой налога будет та, которую устанавливает медианный член Z, богатый агент. Следовательно, ставка налога в недемократии есть идеальная точка богатого члена группы Z, x^r_z, которая удовлетворяет условию первого порядка:

0₇

(VI.23)

которое, как мы допускаем, имеет внутреннее решение и в котором мы использовали тот факт, что y^r_z — CL_zCLy/b_z.

Следовательно, в этом случае перераспределение идет от группы X к группе Z с равновесной ставкой подоходного налога х^г₇ . Более того, группе X не дается никакого перераспределения, Т_х - 0, и Т₂ = (т₂ - С(т^))у/5₂. Ясно, что члены группы Z предпочитают недемократию демократии, в то время как противоположное верно для членов группы X.

Если элиты избирают репрессии, то мы исходим из допущения — следуя нашему предыдущему анализу в этой главе, — что члены и Z, и X терпят убытки от репрессий. Выигрыши членов группы Z после репрессий таковы:

VI (0|к) = (1 -Т₂)(1-к )yl + T_z (VI.24)

и

^г(0|к) = (1-Т₂)(1-К)у₂ +Т₂.

Эти уравнения следуют из того, что, если элиты применят репрессии, они останутся у власти и также смогут перераспределить доход от группы Xсебе. Оптимальная ставка налога т₂, независима от к. Выигрышами членов группы X после репрессий будут:

V*(О|к) = (1 -т₂)(1 -к)у^р_х и у;(0|к) = (1-т^г_г)(1-к)у^.

Теперь представим, что члены группы X могут участвовать в коллективном действии и поднимать революцию против недемократии. Допустим, что это ведет к экспроприации всех членов группы Z, но при этом, как и в ходе нашего основного анализа, цена революции очень высока. Допустим, что после революции весь доход (не только доход Z) поделен поровну между членами группы X. Поскольку теперь в рамках группы X имеет место неодонородность, необходимо решить, как разрешать проблему общественного выбора, стоящую перед группой. Чтобы видеть, откуда берет начало эта проблема, сначала отметим, что выигрыш всех членов группы X от революции есть

V'(H,n) =

(1-Д)У

5* для i-p,r, тогда как без революции выигрыши бедных и богатых членов Хравны (1-т ^r_z)y^p_x и (1-т ₂)у^г_х. Таким образом, сейчас имеются два условия угрозы революции:

5*

и

> (1 - x^r_z )у£ для бедных

а-ц)у

5х

> (1 - x^r_z )/х для богатых.

Вспомним, что доходы определяются как ⁼OC_x(l-ot)y и

Ь^р_ху^р_х = (1 - а£)(1 - а) у , так что а_х есть доля дохода группы X, принадлежащая богатым в этой группе. Подставляя это в условия угрозы революции, мы находим:

(VI.25)

для бедных

и

для богатых.

1-ц ^ (l-T^)g^(l-g)

s_x Si

Теперь из допущения о том, что у_х > у^р_х, которое подразумевает а_х5£ >(1-а_х)5_х, прямо следует, что условие угрозы революции выполняется сначала для бедных. Таким образом, могут быть ситуации, в которых бедные в группе X одобряют революцию, тогда как богатые — нет. Мы решаем эту проблему общественного выбора, допуская, что группа X принимает решения голосованием большинства, из чего следует, что предпочтения бедных, поскольку они более многочисленны, определяют, будет ли иметь место революция. Равнозначной альтернативой было бы просто допустить, что бедные в группе X могут предпринять революцию самостоятельно.

Столкнувшись с угрозой восстания, исходящей от группы X, медианный избиратель группы Z склонится к тому, чтобы сделать уступки, сократив объем перераспределения в свою пользу и, в предельном случае, даже осуществляя перераспределение в пользу группы X (т.е. установить Т_х >0). Как это делалось и прежде, можно вычислить максимальную полезность, которую группа Z может убедительно пообещать группе X Это включает установление Т_х = 0; установление ставки налога, предпочитаемой бедным членом из группы X, — т^.; и установление Т_х =(х_х -C(x^p_x)^jy fb_x. Считая, что любое обещание перераспределять доходы в пользу группы X выполняется только с вероятностью р, ожидаемые выигрыши для членов X будут следующими:

П (N, т" = х’_к) = у' + -f{x'_s (у - 5„ у') - С(т' )7) - (1 - р)х'_г у';

m

Экономические истоки диктатуры и демократии у;(Лт“ = х') = у; + ^-(т'(7-8^)-С(х')5г)-(1-рК/_х.

Эти выражения учитывают тот факт, что с вероятностью 1 - р элиты смогут изменить ставку налога и, следовательно, поскольку угроза революции миновала, смогут установить предпочтительную для них ставку налога, x^r_z , и члены группы X не получат никакого перераспределения.

Это можно использовать для того, чтобы определить новое ц’, такое что если р < р*, то уступки не останавливают революцию. Условие р*

> определяется уравнением V^P(N, T^v = х_х) = V^p (R, р*), откуда следует:

Ц* = 1 - jr Гб*(1 - а* )(1 - а) + р(х^р_х (Ь^р_х —5^(1-а^г_х)(1 - а)) -

^Ьх^{1 х} (VI.26)

- Ь^р_хС(х^р_х) - (1 - p)b_xx^r_z(l - a^r_z)(1 - а)].

Первый важный момент, который следует подчеркнуть, это то, что аналогично нашему анализу конфликта между богатыми и бедными, если р < р* задается (VI.26), то элиты не могут остаться у власти, предлагая перераспределение или уступки; они должны или применять репрессии, или осуществлять демократизацию. Таким образом, основной механизм, вокруг которого строится наш сюжет (а именно, что обещания могут быть недостоверными без фундаментальных изменений в структуре политической власти), функционирует независимо от того, какова природа политических агентов.

Все остальные балансы также качественно сходны с описанными ранее. Например, когда р < р*, то проведут ли элиты демократизацию, зависит от того, насколько дорога демократия в сравнении с репрессиями, тогда как, если р>р*, элиты должны решить, делать уступки или репрессировать.

Главным отличием является сравнительная статика этой модели, особенно в отношении социального неравенства. Как это было рассмотрено в главе IV, увеличение межгруппового неравенства может быть отображено увеличением а. Рассмотрим влияние а. Если р<р\ элиты балансируют между демократизацией и репрессиями. Более высокое а ведет к тому, что медианный избиратель в группе X одобряет более высокие ставки налога, что делает демократию хуже для членов группы Z, благоприятствуя репрессиям. Если р > р*, то более высокое а увеличивает объем перераспределения, который элиты должны предложить группе X, для того чтобы для нее не было разницы между революцией и недемократией, что опять же благоприятствует репрессиям. Эти результаты по отношению к межгрупповому неравенству по существу те же, что и выведенные в разделе 5. Изменения межгруппового неравенства в

рассматриваемом теперь варианте, однако, не обязательно выражаются в изменениях наблюдаемых размеров неравенства.

Более того, рассмотрим теперь эффекты увеличения a^r_z, доли дохода группы Z, которая идет богатым членам группы, зафиксировав значения аиа^г_г Увеличение oC_z определенно увеличивает измеряемое неравенство. Во-первых, заметим, что когда идет вверх, равновесная ставка налога, взимаемого при недемократии, падает. Во-вторых, поскольку левая сторона (VI.25) не меняется, выигрыши при революции не меняются. Поэтому, поскольку ставка налога, взимаемого при недемократии, падает, революция становится менее привлекательной, даже несмотря на то что измеряемое неравенство точно возросло.

Этот краткий анализ конфликта между двумя неэкономическими группами иллюстрирует, что основные механизмы демократизации действуют при любых политических агентах, и также отмечает, что сравнительная статика относительно неравенства может быть совершенно различной. Этим подчеркивается, что устойчивые предсказания нашего подхода — это предсказания, касающиеся роли политических институтов в воздействии на будущее распределение власти, когда обязательства недостоверны.

10. ЦЕЛЕВЫЕ ТРАНСФЕРЫ

Теперь рассмотрим вкратце то, как введение целевых трансферов (см. подраздел 4.3 главы IV) меняет полученные нами результаты в статической модели раздела 5 настоящей главы. Мы показали там и в главе V, что допущение целевых трансферов увеличивает бремя демократии для элит, делая менее привлекательной для элит, но более — для граждан. В то же время этот эффект усиливается из-за того, что в недемократии элиты могут перераспределять блага от граждан к себе. Таким образом, бремя недемократии для граждан увеличивается. Граждане в этом случае еще больше не довольны недемократией, тогда как элиты довольны статус-кво больше и больше боятся демократии. Говоря в более общем плане, если трансферы могут стать целевыми, то в обществе будет больший конфликт по поводу распределения благ (не только между богатыми и бедными, но и между любыми группами), потому что стоящие у власти могут более эффективно использовать фискальную систему для перераспределения ресурсов в свою пользу.

Влияние усилившегося конфликта в рамках нашего подхода очевидно. Во-первых, целевые трансферы делают революцию более привлекательной для граждан, поскольку теперь в недемократии граждане платят налоги, которые перераспределяются в пользу элит. Во-вторых, из той же аргументации также следует, что недемократия более привлекательна для элит, и они больше склонны применять репрессии.

Из этого следует, что возможность делать трансферы целевыми, в более общем плане форма фискального перераспределения в обществе, будет оказывать существенное воздействие на равновесные политические институты. Тем не менее в нашем подходе нет однозначных предсказаний о том, делают ли целевые трансферы демократию более или менее вероятной. Поскольку они могут усилить угрозу революции, то могут добиться и демократизации, тогда как без целевых трансферов перераспределения текущего времени было бы достаточно. Однако, поскольку эти трансферы делают недемократию более привлекательной для элит, они могут также вести и к репрессиям, тем самым блокируя мирные переходы к демократии.

11. ВЛАСТЬ ЭЛИТ В ДЕМОКРАТИИ

Теперь давайте вернемся к тому классу моделей, в котором мы рассматриваем различные типы демократий, дающие разный объем власти гражданам. Вспомним, что в довольно общей модели демократической политики политическая конкуренция между партиями в демократии максимизирует взвешенную сумму полезностей различных групп. В контексте двухгрупповой модели, это позволяет рассчитать равновесную ставку налога в демократии как функцию параметра %> который равен весу полезности элит. В главе IV мы использовали для этого обозначение т(х), когда т(х = 0) = т^р и dx(x)/dx<0. То есть по мере уменьшения власти граждан в демократии уменьшается также и равновесная ставка налога, и доля дохода, которую демократия перераспределяет в пользу граждан. Из этого следует, что:

d%

dV^p(D) _п -— <0 и

dX

На выигрыши от революции и от репрессий для элит и граждан эта модификация проведения политики при демократии не влияет.

Для изучения некоторых следствий этой модели, вернемся к простой статической модели из раздела 6. Сначала отметим, что для элит баланс между репрессиями и обещанием перераспределения, когда p>|i\ в этой новой модели демократии не меняется. Поэтому можно сосредоточиться на изучении последствий введения % для к, того критического уровня издержек репрессий, при котором элитам безразличен выбор между репрессиями и демократией. Вспоминая, что критический порог издержек репрессий, ic(%), который в новой модели зависит от %, определяется так, чтобы

V^r(0|ic) = V^r(D),

получаем:

К(Х) = ~{SC(t(x)) - Х(Х)(5 - 0)), (VI.27)

и

*

что совпадает с (VI. 10), за исключением того, что равновесная ставка налога, получающаяся в результате политической конкуренции с варьирующейся политической властью, т(х)> становится наиболее предпочтительной для граждан со ставкой налога, т(%). Заметим, что:

^4(SC'(t(x))-(5-9))^<0 d% e^v ' d%

в силу того факта, что у элит большие доходы, чем у граждан, и что dx(x)/dx < 0. Таким образом, увеличение %, когда демократия становится менее мажоритарной, делает репрессии менее привлекательными для элит. Из этого следует, что способность увеличить власть элит в демократии часто делает возможным мирный переход к демократии, делая репрессии менее привлекательными для элит. Тем не менее увеличение % — это обоюдоострый меч, поскольку по мере возрастания власти элит в демократии, демократия делается менее выгодной для граждан. Только тот факт, что демократия увеличивает благополучие граждан, делает демократизацию доступным институциональным изменением во избежание революции. Когда % становится слишком высоким, демократия более не есть достоверное обязательство следовать политике в пользу граждан; во избежание революции у элит не остается выбора, как только прибегнуть к репрессиям. Резюмируя рассмотрение этого вопроса:

Теорема VI.4. В модели с варьирующей властью увеличение %, начиная с низких значений, делает демократию менее перераспределительной, репрессии менее привлекательными для элит. Это повышает вероятность демократизации. Однако, по мере того как % далее возрастает, выполнение (VI.7) становится менее вероятным как и то, что демократизация остановит революцию. Это побуждает элиты снова выбирать репрессии.

Многие интересные примеры говорят о важности теоремы VI.4. Например, неспособность элит успешно конкурировать в рамках демократической политики часто ведет к переворотам. Как это было рассмотрено в главе I, многие исследователи утверждают, что неспособность консерваторов конкурировать с радикалами в Аргентине, после реализации закона Саенза Пеньи, представляется одним из факторов переворота в 1930 г. Традиционные элиты хотели установить полную демократию, потому что отчасти полагали, что будут обладать большой властью при новых институтах. Последовавший за этим провал консерваторов показывает, что х было меньше, чем думали во время демократизации. Напротив, традиционные политические эдиты в Колумбии успешно манипулировали политическими институтами для сохранения своей власти, даже после полного предоставления избирательных прав мужчинам в 1936 г. В частности, структурировав избирательные нормы таким образом, что они препятствовали выходу на политическую арену третьих партий, в особенности социалистов, они смогли удержать диссидентские фракции в рамках партий и ограничить требования радикальных мер по перераспределению [Mazzuca, Robinson, 2004]. Как было отмечено ранее, иные факторы облегчили проведение этой стратегии в Колумбии, в особенности то, что распределение земли было более эгалитарным, чем в других странах Латинской Америки; поэтому имелся значительный средний класс, менее заинтересованный в перераспределении [Bergquist, 2002].

Пример Колумбии говорит о том, что, по крайней мере в некоторой степени, манипулирование институтами может делать % эндогенным. В поддержку этого, Саенз Пенья также пытался манипулировать избирательной системой, введя так называемый неполный список. В рамках этой системы кандидаты в конгресс избирались по трехмандатным округам; однако только два члена конгресса избирались от партии, получившей большинство голосов; третий же — от партии, занявшей второе место по числу отданных за нее голосов. П. Смит [Smith, 1978, р. 11] отмечает, что это «сильно дискриминировало малые партии, препятствовало формированию новых движений, благоприятствовало сложившимся интересам». Эта система была сконструирована для того, чтобы гарантировать треть мест радикалам в качестве уступки во избежание разрастания дальнейшего конфликта при расчете, что консерваторы обеспечат себе большинство в две трети.

Великолепным примером, по-видимому, успешной манипуляции демократией является конституция Пиночета 1989 г. Пиночет проиграл в ходе референдума, который, как он надеялся, продлил бы далее правление военных. Ему нужно было решить, проводить ли реальную демократизацию или вместо этого проигнорировать результаты голосования и оставаться у власти, применяя силу. В конце концов он решил, что демократия — лучший выбор, но на его предпочтения явно повлиял успех в «дизайне демократии». В частности, ему удалось вписать в избирательные нормы систематическую нечестную перекройку избирательных округов, которая давала избыточное представительство консервативным группам [Londregan, 2000]; в нашей модели это увеличивает % и делает репрессии менее привлекательными.

Другой потенциально важный пример взят у Роккана [Rokkan, 1970], который утверждал, что пропорциональное представительство было введено во многих странах Западной Европы во время массовой демократизации консерваторами, пытавшимися защитить свою власть. В рамках нашего подхода если Роккан прав, то эта перемена электоральных норм могла сыграть важную роль в сохранении демократии в таких странах, как Швеция, Бельгия и Норвегия (хотя Роккан не объясняет, почему эти изменения остались в качестве постоянного правила, когда власть взяли социалисты, как это произошло в Швеции и Норвегии; см.: [Mazzuca, Robinson, 2004]).

Результаты, полученные в этом разделе, также представляют в интересном свете утверждения литературы по сравнительной политологии о том, как политические элиты пытаются «управлять» переходами (см., например: [Linz, Stepan, 1996]). К примеру, часто утверждается, что, поскольку диктатура в Аргентине потерпела крах после Фолклендской войны в 1983 г., она была малоспособна повлиять на дизайн демократических институтов. Но в то же время, поскольку бразильская диктатура смогла организовать относительно упорядоченный переход к демократии в 1985 г., она смогла существенно повлиять также на форму политических институтов и результаты в зарождающейся демократии. Наша модель демонстрирует, что способность манипулировать демократией может вести к мирному переходу к демократии там, где иначе применились бы репрессии. Таким образом, то, что бразильские военные смогли контролировать процесс демократизации в 1980-е годы, на самом деле поспособствовало ей.

Чем объясняется то, что в некоторых странах элиты смогли установить ограниченную демократию, тогда как в других — нет? Чем объясняется то, что в некоторых обстоятельствах большинство не против ввести институты, ограничивающие их собственную власть?

Во-первых, во многих обстоятельствах соответствующие институты оказываются по существу предопределены исторически и их трудно изменить. По своей природе институты имеют тенденцию сохраняться во времени [Acemoglu et al„ 2001; 2002], и для понимания динамики режима, должны восприниматься как заданные. Интересным примером этому является тот факт, что все латиноамериканские страны имеют президентов. Относительно истоков президентской системы в Латинской Америке исследователи согласны, что когда эти страны стали независимыми, они взяли формы политических институтов Соединенных Штатов как образец республиканского устройства. Поэтому они усвоили президентские формы демократии, которые сохраняются во времени.

Во-вторых, дизайн институтов предполагает наличие как издержек, так и выигрышей, причем и те, и другие являются неопределенными.

Возьмем, к примеру, решение АНК включить гарантии для белых в южноафриканскую конституцию. Это ограничило власть АНК и, при прочих равных условиях, было нежелательно, с его точки зрения. Частью этих уступок было введение пропорционального представительства. Э. Рейнолдс отмечает:

...Одним из наименее спорных вопросов в ходе всего переговорного процесса было согласие почти всех ключевых игроков на применение системы пропорционального представительства (ПП) для избрания конституционной ассамблеи в 1994 г. Парламент «только для белых» унаследовал британскую систему одномандатных округов (ОО)... и долго считалось, что АНК будет стремиться сохранить эту систему... потому что они видели в этом электоральные преимущества [Reynolds, 1999, р. 183].

Однако было также ясно, что для АНК избирательная система, недостаточно представляющая белых, могла быть опасно дестабилизирующей. Рейнолдс свидетельствует, что «перепись 1980 г. показала, что белые в большинстве только в пяти... округах... АНК оценили то, как ПП может облегчить становление политики включения, которая бы превратила потенциально антисистемные малые партии в поддерживающие систему партии со стимулами играть демократические роли» и «НП быстро осознала, что существующая система ОО и относительного большинства имеет потенциал уничтожить ее возможности по завоеванию мест в парламенте» [Ibid., р. 184, 185]. АНК не только беспокоился о том, что белые будут недостаточно представлены, но и о том, что сам он будет представлен чрезмерно. К примеру, одной из проблем системы ОО было то, что она «дала бы АНК бонус в плане числа мест в парламенте, достаточный для того, чтобы преодолеть порог в две трети мест и в одиночку разработать постоянную конституцию» [Ibid., р. 185]. Как было отмечено в главе V, АНК осознал, что ему невыгодно быть в одиночку, независимо от других переписать конституцию. В результате АНК быстро согласился перейти к ПП.

Желание АНК сделать такие уступки зависело бы от восприятия им возможных действий белого меньшинства. Например, если бы ожидалось, что белые организуют антидемократический переворот или покинут страну вместе со своими богатствами, встраивание гарантий в конституцию было бы более привлекательным. В реальности также неясно, сработают ли любые институциональные гарантии. К примеру, режим Роберта Мугабе в Зимбабве смог пересилить большинство сдержек и противовесов, наложенных на него конституцией 1980 г., включая положения, разработанные для усиления политической власти белых.

12. ИДЕОЛОГИЧЕСКИЕ ПРЕДПОЧТЕНИЯ В ОТНОШЕНИИ РЕЖИМОВ

Пока что в нашем анализе единственной причиной того, что агентов заботят политические институты, были их различные экономические последствия. Альтернативной и дополняющей точкой зрения было бы признать, что индивиды могут также иметь идеологические предпочтения относительно режимов. Например, после эпохи Просвещения в Европе могло быть так, что элиты предпочитали демократию недемокра-тии чисто по идеологическим причинам.

Как включение таких идеологических моментов меняет наш анализ? Что-то меняется сильно, а что-то — не очень. Конечно, если идеологические предпочтения первичны, многое в нашем анализе неуместно. Однако, если идеологические предпочтения присутствуют, но недостаточно сильны для того, чтобы полностью затмить соответствующие экономические заботы граждан, многое из нашего анализа и многие из его находок по-прежнему применимы.

Давайте введем идеологические моменты в нашу базовую модель демократизации из раздела 5 без репрессий. В частности, представим себе, что функции полезности людей аддитивны по потреблению и параметру, отображающему внутреннее предпочтение относительно демократии. В демократии полезности бедного гражданина и богатого элитного агента, которые потребляют доходы у^р и у^г, есть у^р+В_ру и у +В_г у, которые мы нормализуем к среднему доходу. Здесь В_р> 0 и В_г> 0, что отражает положительную полезность от жизни при демократических институтах. Напротив, если общество является недемократией, то агенты не получают этих дополнительных выигрышей и полезности. Все агенты стремятся максимизировать свою ожидаемую полезность.

В этой модели угроза революции — не единственный путь, каким может быть достигнута демократизация. Если В_г относительно велико, то элиты предпочитают провести демократизацию даже, когда они могли бы избежать этого, перераспределяя доход сами. Это результат, который мы никогда не могли бы получить ранее, поскольку демократизация всегда была для элит хуже, чем уступки, что соответствует «чисто идеологической» демократизации, движимой социальными ценностями элит и возникающей, когда V^r{D) > V^r(N, x^N = т).

Чтобы видеть, как это расширение влияет на модель, отметим, что, поскольку ни условие угрозы революции, ни уравнение, определяющее ц\ не зависят от выигрыша, получаемого при демократии, они не меняются вследствие введения идеологических предпочтений. Единственная разница в том, что ранее демократия возникала, только если 0 > Ц и Ц < Ц*. Теперь возможно, что, даже если ц. >ц’, так что демократизации можно избежать с помощью уступок, элиты идут на демократизацию. Более того, даже если 0 < |х, так что условие угрозы революции не выполняется, В_г может быть достаточно велико, чтобы обеспечить V^r(D)>V^r(N), тем самым создавая движимую идеологией демократизацию.

Критически важный вопрос состоит, естественно, в том, достаточно ли сильно элиты предпочитают демократию. Чтобы изучить это, необходимо определить два уровня отсечения: В есть уровень отсечения, такой что, при В_т > В, даже когда 0 < р, так что условие угрозы революции не выполняется, элиты проводят демократизацию. Это явно следует из:

в котором правая сторона есть чистые трансферы от элит, когда ставка налога равна той, что будет установлена в демократии, Т^р. Это то, что элиты платят в демократии в качестве чистых трансферов от них, но взамен получают идеологическое благо установления демократии, В_г.

Однако, когда 0 > р, сравнение идет не между отсутствием налогообложения и демократией, но между ограниченным налогообложением и демократией. Поэтому соответствующее пороговое значение задается следующим образом:

В = i (5С(т^р) - х^р(5 - 0) + р(г(8 - 0) - 5С(т))),

где учитывается, что даже без демократии будет чистое перераспределение от элит, равное f (5 - 0) - 5С(т) < 0 с вероятностью р. Ясно, что мы имеем:

в<в.

Анализ этих уравнений показывает, что и В , и В возрастают по 0: другими словами, чем выше неравенство, тем выше В и В. Например:

что прямо следует, если заметим, что -(5-0)>О, и вспомним, что dx^p/dQ > 0. Это так, потому что при большем неравенстве издержки демократии для элит выше (так как она больше перераспределяет от них) и, в результате, их идеологические предпочтения должны быть сильнее, чтобы они предпочли демократию недемократии.

И наконец, отметим, что теперь, в сравнении с (VI.7), легче соблюсти то условие, что демократия предотвращает революцию, потому что есть дополнительный выигрыш полезность от демократии, которая не будет получена, если имеет место революция. Принимая это во внимание, можно переформулировать (VI.7) следующим образом:

ц > 0 - (т^р (0 - 6) - Ц ~ 6)С(т^р))-В _р. (VI.28)

Теперь мы можем сформулировать следующий результат:

Теорема VI.5. Существует единственное равновесие, совершенное на по-дыграх, такое что:

• Если 0 < ц и В_г <В, то условие угрозы революции не выполняется и элиты остаются у власти без демократизации или перераспределения дохода. Если В_г> В и выполняется (VI.28), то элиты проводят демократизацию.

• Если 0 > ц, то условие угрозы революции выполняется. Теперь, пусть |_Г определяется (VI.6). Тогда:

1. Если ц > ц* и В_Г<В, то элиты не проводят демократизацию и устанавливают ставку налога т для перераспределения дохода, достаточного для того, чтобы избежать революции.

2. Если ц < ц* или ц > ц* и В_г > В и выполняется (VI.28), то элиты проводят демократизацию.

3. Если (VI.28) не выполняется, то происходит революция.

Здесь есть несколько интересных моментов: (1) если идеологические соображения не являются важными, наш предыдущий анализ по-прежнему применим, поскольку это предполагает, что В_г достаточно мало, так что В_г < В, а В_г<В будет соответствующей частью пространства параметров, где положения теоремы VI.5 становятся идентичными теореме VI. 1; и (2) когда идеологические соображения достаточно важны, они могут вызвать переходы к демократии,, которые не случились бы в силу чисто экономических причин. Тем не менее даже в этом случае, экономические стимулы потенциально важны. Например, и В_г> В, и В_г> В более вероятны, когда неравенство в обществе на низком уровне. С возрастанием неравенства, перераспределение от элит в демократии становится больше и для заданного идеологического выигрыша от демократии эти два условия менее вероятны. ²⁷ да достаточно перераспределительна, чтобы остановить революцию. Рассмотрим рис. VI.4. По горизонтальной оси нанесено неравенство, а по вертикальной — издержки репрессий. Вначале отметим, что, когда неравенство низко, в частности когда (J. > 0, то угроза революции отсутствует (это регион слева от вертикальной линии, начинающейся в (J. на рис. VI.4). Затем отметим, что способность недемократического режима остаться у власти при помощи уступок в области мер государственной политики и перераспределения дохода также независима от к и, значит, является другой вертикальной линией. Это выводится из (VI.6). В подразделе 6.1 мы использовали обозначение 0’ для критического уровня неравенства, при котором выполняется это уравнение, что показано на рис. VI.4, поэтому у нас есть две вертикальные линии, делящие квадрат на три региона. Слева — политический статус-кво без репрессий. Далее идет регион, где есть уступки, но нет необходимости создавать демократию. И наконец, есть регион, где неравенство настолько высоко, что произойдет революция, если только не будет создана демократия или не будут применены репрессии.

1

Издержки

репрессий к

Политический

статус-кво.

Нет уступок

Политический

статус-кво.

Уступки

Демократия

Репрессии

О

6 ц е' 1

Неравенство 0

РИС. VI.4. Уступки, репрессии или демократия?

Теперь остается только определить, когда элиты захотят прибегнуть к репрессиям. Рассмотрим регион, где элиты могут оставаться у власти с помощью перераспределения. Они изберут репрессии, когда к < к, где к определяется (VI.9). При этом к есть возрастающая функция по 0, когда неравенство выше, элитам нужно больше перераспределять, если они делают уступки и репрессии становятся более привлекательными. Сходным образом, когда выбор делается между демократией и репрессиями, репрессии оптимальны, если к < к, где к определяется в соответствии с (VI. 10). Наконец, для завершения рисунка, отметим, что для любого значения 0, к > к. Это так потому, что демократия всегда имеет более перераспределительный характер, чем обещание уступок. Для ясности, только часть этих функций изображена на рисунке.

Можно провести некоторые интересные мысленные эксперименты с этими рисунками: например, ввести возможность того, что диктатура может манипулировать демократией, чтобы сделать ее менее выгодной для граждан. Единственное воздействие этой новой возможности на рисунок будет в том, что сместится вниз к, из чего следует, что цена репрессий должна быть меньшей, чтобы они были оптимальны, учитывая, что как только демократией можно манипулировать, она менее угрожающа для элит. Результат этого — расширение области, в которой мы получаем демократию. Эта возможность показана на рис. VI.5.

Издержки репрессий к	--11 Политический 1 статус-кво.	~1-1I1 Демократия11
! Уступки Политический i	i
статус-кво. | Нет уступок ]I
1	1•11
г"	1I
] Репрессии 1 1 1 1 1 11 1 1 1
5 ц	е'
Неравенство 0

РИС. VI.5. Манипуляции демократией. Придание

демократии менее перераспределительного характера расширяет регион демократизации

Наконец заметим, что рис. VI.4 является основой для рис. II. 1 в главе II. Единственная разница в том, что рис. II. 1 является упрощенным, игнорируя возможность того, что недемократический режим может остаться у власти, перераспределяя доход. Если мы игнорируем эту возможность на рис. VI.4, то можно стереть вертикальную линию из 0*, и нужно продлить идущую вверх наклонную линию, которая показывает к как функцию 0. Это дает в результате рис. VI.6, который идентичен рис. II. 1.

1

Издержки репрессий К

Демократия

Политический

статус-кво.

Нет уступок

Репрессии

О

6 Ц 1

Неравенство 0

РИС. VI.6. Демократия или репрессии

14. РАВНОВЕСНЫЕ РЕВОЛЮЦИИ

До сих пор мы делали допущение о том, что репрессии определенно работают и предотвращают революцию. История полна примеров жестоких репрессий, усиливающих угрозу революции и в конце концов ведущих к революции или существенным потрясениям. В этом разделе мы вкратце рассмотрим возможность того, что репрессии не всегда срабатывают; в частности, допустим, что после репрессий граждане на самом деле могут восстать с вероятностью г. Таким образом, мы позволяем репрессиям потерпеть крах. Чтобы это сделать, мы снова разрабатываем статическую модель игры в расширенной форме из раздела 6, а не полную динамическую модель. Дерево игры на рис. VI.7 изображает эту игру. Эта модификация, естественно, не-влияет на выигрыши от демократии и недемократии без репрессий. Более того, она не влияет на обстоятельства, при которых элиты могут оставаться у власти с помощью обещания сделать политику более выгодной для граждан. Вследствие этого, формула для р* остается неизменной. Однако введение вероятности краха репрессий меняет выигрыш от репрессий. В частности, функции выигрышей от репрессий теперь задаются так:

V^p (О | к) = (1 - г)(1 - к)/ + г и

Г(0|к) = (1-г)(1-к)/.

РИС. VI.7. Демократизация или революция

То есть с вероятностью г репрессии в государстве терпят крах, и произойдет революция. В этом случае обе стороны получают свои выигрыши от революции.

Это меняет уровни отсечения для издержек репрессий очевидным образом. Конкретнее: пусть к(г) будет тем порогом, при котором для элит нет разницы между применением репрессий и перераспределения. Таким образом:

V^T (О | к(г)) = V^r (N, x^N = т)

или, иными словами:

к(г) = -J— + ----- [5С(Т) - т(8 - 9)]. (VI.29)

1-г (1-г)0

Теперь определим пороговое значение, когда выигрыши индифферентны к проведению репрессий или демократизации как:

V^r{0\K(r))=V'(D)

или, более явно:

к (г) = —1— + ¹ [8С(т^р)- Т^р(8 - 0)1, (VI.30)

1-г (l-r)0^{L J}

где пороговые значения зависят от г. Ясно, что к(г) < к и ic(?) < ic, где кик определяются (VI.9) и (VI. 10). Когда есть возможность того, что репрессии потерпят крах, издержки их проведения должны быть еще ниже, чтобы быть оптимальными для элит.

Однако тот факт, что эти пороговые значения зависят от вероятности того, что репрессии провалятся, не вносит радикальных изменений в анализ. В частности, можно охарактеризовать равновесия в этой игре с помощью следующей теоремы, сходной с теоремой VI.2. Главное их различие в том, что в случаях, когда элиты избирают репрессии, появляется революция с вероятностью г.

Теперь мы можем сформулировать следующий результат:

Теорема VI.6. Существует единственное равновесие, совершенное на по-дыграх, {а^г, О^р}, в игре, представленной на рис. VI.7, и оно таково, что:

• Если 0 < (J., то ограничение революцией не действует и элиты могут оставаться у власти без репрессий, перераспределения или демократизации.

• Если 0 > р, то ограничение революцией действенно. Теперь, пусть р* определяется (VI.6) и к(г), и к (г) будут определяться из (VI.29) и (VI.30). Тогда:

1. Если ц>ц* и к>к(г), то издержки репрессий относительно велики и элиты перераспределяют доход во избежание революции.

2. Если р<р* и к<к (г) или к>к(г) и не выполняется (VI.7), или если р > р* и к < к(г), то элиты применяют репрессии. С вероятностью г репрессии терпят крах, и имеет место революция.

3. Если р<р’, выполняется (VI.7) и к>к(г), то уступок недостаточно, для того чтобы избежать революции, а издержки репрессий относительно велики, так что элиты проводят демократизацию.

Это расширение полученных ранее результатов показывает, как в равновесии революции могут возникнуть как просчитанный риск со стороны элит, желающих избежать демократизации. Мы также можем ожидать, что революции более вероятны, когда общество характеризуется высоким уровнем неравенства, так что, несмотря на риск революции, элиты избирают скорее репрессии, чем демократизацию.

15. ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В этой главе мы построили нашу базовую модель демократизации. Чтобы сделать это, мы обсудили в общих чертах, почему важны политические институты, а не просто политическая власть. Мы показали, что для понимания роли политических институтов необходимо признать явно динамичные аспекты людских расчетов. Институты значимы потому, что они влияют на будущее распределение политической власти де-юре; политические акторы стремятся контролировать и изменять институты, потому что хотят закрепить свою нынешнюю политическую власть. Поскольку институты влияют на будущее распределение политической власти де-юре, они также обеспечивают достоверность обязательств — тот аспект институтов, который является ключевым в нашей теории.

Мы вывели некоторые основные предсказания относительно факторов, ведущих к демократии, при допущении, что, будучи однажды созданной, демократия консолидируется. Итак, когда происходят демократизации? Одним из важных факторов может быть увеличивающееся межгрупповое неравенство. Мы показали, что демократия возникает, когда неравенство достаточно высоко для того, чтобы лишенные права голоса захотели оспаривать власть, но не настолько высоко, чтобы элиты нашли привлекательным применить репрессии. Рассмотрим все существующие общества в одном каком-нибудь году. В обществах с низким неравенством мы, скорее всего, не увидим демократии. При более высоких уровнях неравенства мы по-прежнему не увидим демократии, поскольку недемократии могут сохранять власть, делая временные уступки в области мер государственной политики, для того чтобы рассеять потенциальные вызовы. Когда неравенство становится еще выше, мы наблюдаем демократию. Даже несмотря на то что элиты в недемократии хотели бы пойти на политические уступки с целью остаться у власти, нынешних уступок в отсутствие обязательств относительно будущих уступок недостаточно для того, чтобы остановить революцию. Однако если элиты сохраняют свою монополию на власть, они не могут достоверно обязаться сделать такие уступки в будущем; таким образом, они должны отдать свою власть — провести демократизацию, чтобы избежать революции. Но по мере того как неравенство становится еще выше, демократия начинает становиться угрожающей для элит, потому что они встанут перед лицом очень враждебных их интересам мер, таких, как «карательные» уровни перераспределения, если проведут демократизацию. Вследствие этого, начинают становиться привлекательными репрессии. Поэтому демократизация не монотонно увеличивается с межгрупповым неравенством, и можно ожидать обратной U-зависимости между неравенством и демократией, где демократия имеет место при промежуточных уровнях неравенства.

Тем не менее межгрупповое неравенство есть только часть повествования, и мы начинали разбираться, как другие факторы влияют на создание демократии. Например, мы увидели, что власть элит при недемократии и, возможно, их способность манипулировать формой демократии, может влиять на демократизацию. По мере развития нашего анализа появляется много других факторов. Важную роль играет то, в чем элиты держат свое богатство; имеют значение степень глобализации и эволюция мировой экономики; ключевую роль играет средний класс.

Проведенный в этой главе анализ говорит о том, что есть интересные динамические зависимости между неравенством и демократией; некоторые аспекты этого мы изучали в более ранних работах [Acemoglu, Robinson, 2000а; 2002]. Там было показано, как возрастающее неравенство могло — ужесточая ограничение революцией — сначала принудить элиты осуществить демократизацию. После создания демократии ее перераспределительный характер и процесс накопления капитала могут оказывать взаимное воздействие и привести к существенному падению неравенства. Таким образом, эти работы показали, как эндогенный процесс накопления капитала, неравенство и демократизация могут объяснить паттерны неравенства, подобные кривой С. Кузнеца, рассмотренные в главе III.

Хотя это и не в центре внимания нашего исследования, полезно вкратце рассмотреть, способствует ли демократизация эффективности экономики. Вспомним из главы IV, что наиболее удобно рассматривать этот аспект в категориях совокупного прибавочного продукта. Если бы мы просто использовали критерий В. Парето, то не смогли бы сравнить демократию с недемократией. В демократии лучше гражданам, в неде-мократии — элитам. Критерий Парето не может ранжировать два набора институтов. Однако мы можем больше продвинуться, используя совокупный прибавочный продукт. Взяв самую простую модель, в которой единственным видом мер государственной политики является перераспределительное налогообложение, становится сразу ясно, что, когда не применяются репрессии, совокупный прибавочный продукт выше при недемократии. Перераспределение, поскольку оно влечет издержки, просто сокращает совокупный доход экономики и тем самым прибавочный продукт. Поскольку элиты не поддерживают перераспределение и получают желаемое в недемократии, демократизация ведет к менее эффективному итогу. Этот вывод есть отчасти результат упрощенной модели, которую мы использовали, чтобы передать наши основные идеи. Во-первых, если перераспределение принимает форму инвестиций в общественные блага, а не фискального перераспределения, элиты будут желать недостаточного предложения общественных благ (тогда как граждане желают их избыточного предложения). Когда имеет место неравенство, идеальная точка ни одной из этих групп не совпадает с максимизирующим прибавочный продукт уровнем обеспечения общественными благами. В этом случае демократизация может увеличить эффективность, увеличивая предложение общественных услуг. Во-вторых, как только недемократии начинают сохранять власть при помощи репрессий, демократия становится более привлекательной с точки зрения эффективности. Репрессии растрачивают ресурсы просто для того, чтобы повлиять на распределение ресурсов между элитами и гражданами. В этом случае демократия может быть эффективной, даже когда перераспределительное налогообложение вызывает существенные искажения.