Енисей - река сибирская

ГЛАВА II. ГОСТЕПРИИМНАЯ ТУВА

Тысяча триста лет назад. — восстание шестидесяти богатырей. — Как пытали арата. — Ураган в Кызыле. — Реки-близнецы. — Северный олень и верблюд уживаются рядом. — Кочующий театр. — Сорок Книсеев. — Удалец Иммакай. — Тувинские шахматы. — Певец, поющий сразу двумя голосами. — Последние дни "белых пятен". — Дорога Чингис-хана.

Тува не из тех мест, которые нравятся сразу, с первого взгляда. Природа здесь сурова. Приезжему, если он привык к спокойной, величавой красоте лесов и полей русской равнины, покажется в Туве неуютно, его сначала потянет обратно, за голубые Саяны, ослепительно сверкающие белизной снегов.

Но вот идут дни, недели — и все больше и больше привлекательного находит гость кругом. Он ближе узнает бесхитростный, душевный тувинский народ, издревле живущий в долине у истоков Енисея. Все глубже захватывает его стремительная, горячая жизнь сегодняшней Тувы.

Здесь ярко видны те великие перемены, которые несет народу наша родная советская власть. Этой власти в Туве только пять лет. Для Тувы новая пятилетка — всего только первая пятилетка. Тувинский народ — один из самых молодых наших спутников на той великой дороге, по которой мы победоносно и гордо идем четвертый десяток лет.

Разве удивит кого-нибудь из нас вид двухэтажного каменного дома или трактор, поднимающий целину? Что может быть обычнее картины — старик, читающий книгу? А в Туве все это ново и удивительно. Ведь еще лет тридцать назад тувинец разравнивал землю связкой кустарника, не зная плуга и бороны. Его единственным жильем был до черноты прокопченный дымом костра берестяной чум, в лучшем случае — войлочная юрта. Тридцать лет назад никто на белом свете не мог бы читать тувинскую книгу по той простой причине, что не существовало и самой тувинской письменности.

Тувинский народ, о котором древние летописи упоминали еще тысяча триста лет назад, сейчас стремится догнать другие народы нашей страны. Он сильно отстал. Ведь он знал свирепость полчищ Чингис-хана, подвергался частым набегам других завоевателей, искавших богатой добычи на пыльных дорогах Азии; долго давило его маньчжурское иго.

Вот как описывает тувинское народное сказание вторгшихся в верховья Енисея два века назад маньчжуров:

"Словно тучи повисли над привольной степью, тьмой и холодом веяло с хребтов Танну-Ола. Лютый враг свирепо шел вперед, повсюду сея смерть и разорение. И много их было, и все гибло на их пути. Кровавыми озерами отмечались их ночные стоянки… Награбленное добро везли за ними тысячи верблюдов, и черной полосой среди степей ложился их след".

Маньчжуры, поработив тувинский народ, сели ему на шею, обложив его непомерной данью, ввели жестокие законы, беспощадно каравшие непокорных. Тувинский скотовод — арат — получил оскорбительную кличку "урянх", что значит "оборванец". Один маньчжурский губернатор писал: "Вновь покоренные урянхайцы похожи на зверей". Появилось выражение "урянхайская) шуба", обозначавшее лохмотья нищего…

Знаете, сколько тунеядцев имели право обирать тувинца? Вот их точный список: "божко" (десятники), "бичечи" (писари), "джанга" (старосты), "кунда" (старшины), "мерины" (судьи), "зайсаны" (правители дел), "дзаланы" (секретари правителей), "огурды" (князья), "даргы" (сборщики податей), "дзурганы" (особые следователи). Десять жадных ртов на один кусок, добытый тяжелым трудом пастуха и земледельца!

Нет в мире народа, который готов примириться со своими угнетателями. Правда, подкупленные тувинские князьки и богатеи встали на сторону маньчжуров, но простые скотоводы ненавидели иноземных поработителей. Не раз маленький тувинский народ пытался сбросить цепи рабства. Одной из таких героических попыток было народное восстание в конце прошлого века, известное в истории под названием "восстание шестидесяти богатырей".

Кто поднялся первым? Народная молва называет имя бесстрашного Самбажика. Это он увел в горы своих друзей, чтобы там вести борьбу против угнетателей.

И вот к обладателю "главной печати" — маньчжурскому наместнику один за другим помчались гонцы с вестью, что началось восстание, что бунтовщики прогоняют князьков и чиновников, раздают их имущество бедным, не хотят платить налоги.

Наместник встревожен. Тяжелая, квадратная, с длинной медной ручкой "главная печать" хлопает под указом: карательному отряду итти против "беглецов и воров", не зная отдыха ни днем, ни ночью; настигнув — поймать, уничтожить, истребить, стереть с лица земли.

Но восставшие держатся крепко. Им помогает народ. Потайными тропами приходят к ним все новые и новые араты, бросившие семью и юрту ради тревожной жизни в горах. Богатырей-повстанцев сначала было шестьдесят, но с каждым днем становилось все больше и больше. Они поют свою песню:

Там, на Алтае, они надеются найти убежище у русских скотоводов и охотников. Но враги уже сомкнули кольцо. Отстреливаясь, повстанцы отходят на высокую гору. Пули с визгом отскакивают от камня, кровь алеет на граните. Повстанцы выставляют из-за кустов овчинные шубы, чтобы обмануть врага. Пули решетят шубы — карателей слишком много, они не жалеют свинца. Тают ряды богатырей. Свежий отряд врагов ударяет с тыла. Схвачены, связаны те, которые не сложили еще голову под пулей. Плачь, Тува! Лучших твоих сынов, закованных в кандалы, под свист кнутов, вырывающих клочья тела, везут по тряской дороге на суд и расправу "большой печати".

И вот — казнь. Одних расстреляли. Других повесили. Кружится воронье над дорожными перекрестками, где для устрашения непокорных выставлены на шестах головы казненных.

Казнь богатырей — событие совсем недавнее. Их казнили всего семьдесят лет назад. Но в истории Тувы и не то еще бывало.

В тувинском музее между каменными топорами и кремневыми наконечниками стрел, пролежавшими в земле тысячелетия, между немыми свидетелями бронзового века и первыми изделиями из железа хранятся орудия пыток.

На стене висит таблица, показывающая, как именно и за какие проступки пытали арата. Вот истязуемого бьют по лицу кожаной плетью. Другому всыпают в глаза мелко нарубленный конский волос. Были и такие пытки — отмораживание рук, поджаривание над костром, заточение на всю жизнь в узкий ящик, откуда торчала только голова истязуемого.

К какому же веку относятся собранные в музее орудия зверских истязаний?

— Да к нашему веку, — сказал мне экскурсовод. — Так пытали ваших отцов, — добавил он, обращаясь к двум тувинским школьникам, пришедшим в музей вместе со мной.

"Как же обо всем этом почти ничего не написал мистер Каррутерс? — подумал я, вспомнив о прочитанной перед отъездом книге английского путешественника Каррутерса, побывавшего в Туве незадолго до революции. — Или, может быть, ему не удалось видеть ничего подобного?"

Разыскал вечером книгу. Стал перелистывать снова. Нет, мистер Каррутерс видел! Вот как он описал посещение одного маньчжурского начальника: "Обменявшись по китайскому обычаю карточками, мы посетили белую войлочную юрту, которая служила как домом правосудия, так и официальной резиденцией. Возле входа повешены были орудия пыток в качестве служебного знака и в виде предостережения злоумышленникам. Между этими орудиями, как мы заметили, были: тяжелые кожаные ушные ударники, раздробители пальцев и различного сорта плети (хлысты). Внутренность юрты отличалась поразительной чистотой и была украшена голубой материей…"

Далее мистер Каррутерс подробно описал китайские комоды, китайские шапочки на чиновниках и китайские церемонии при встрече. Об орудиях пыток он больше ни словом не обмолвился. Путешественник из страны, поработившей многие колониальные народы, не нашел ничего особенного в том, что "злоумышленников", пытавшихся восставать против угнетателей, бьют кожей по ушам до тех пор, пока у истязуемых не помутится рассудок.

В 1912 году, когда в Китае свергли императора, тувинские араты выгнали прочь маньчжуров и обратились к России с просьбой о покровительстве. Тува, называвшаяся тогда Урянхаем, была включена в состав русских земель. Вся ее дальнейшая судьба тесно переплетается с судьбой русского народа. Русские партизанские отряды Кравченко, Щетинкина, Кочетова в жарких боях помогли тувинцам защититься от белогвардейцев и иностранных империалистов в годы гражданской войны. После национально-освободительной революции 1921 года Тувинская народная республика, пойдя по некапиталистическому пути развития, пользовалась постоянной поддержкой и неизменной дружбой нашей страны. Тува посылала своих воинов на фронты Отечественной войны. Присоединившись к семье советских народов на поле битвы, тувинский народ решил уже никогда не покидать этой дружной семьи. В 1944 году Тува была принята в состав Советского Союза и стала Тувинской автономной областью.

Трудное, тяжелое прошлое у Тувы, но за три неполных десятилетия после своей национально-освободительной революции тувинский народ уже свершил больше, чем за многие десятилетия подневольной жизни. И особенно много сделано за первые годы новой, советской Тувы.

Кызыл сначала показался мне похожим на любой сибирский город. Да, собственно говоря, он и не должен был походить на китайское или монгольское поселение — первые камни этого города заложили русские переселенцы в 1916 году.

Но все же казалось странным: в самом центре Азии, в таких местах, куда еще лет сорок назад отваживались проникать лишь хорошо снаряженные экспедиции с опытными проводниками, — и вот, смотрите: прямые улицы, бегают автомобили, построены хорошие дома, школы, зеленеет густой парк. Пока я размышлял об этом, в воздухе вдруг потемнело, прохожие бросились кто куда, и не успел я сообразить, в чем дело, как на город налетел ураган (заметьте, до этого никаких туч не было, стояла солнечная погода). Ветер свистел, выл, забивал песком и пылью волосы, срывал листья с деревьев и, побесновавшись минут двадцать, утихомирился так же внезапно, как разбушевался, а в воздухе появились свежесть и прохлада.

— Видите, у нас кругом горы, — сказал мне первый встречный, которого я спросил, почему тут бывают такие ветры. — Ну вот, в горах накапливается холодный воздух. Он и выталкивает иногда горячий воздух из котловины. Все очень просто.

Позже мне рассказали, что с внезапными ветрами дело обстоит не так просто, но что в общих чертах мой уличный собеседник был прав.

Тува расположена в большой котловине, по форме несколько напоминающей грушу, повернутую узким концом на запад. Со всех сторон ее стеной окружают хребты, поднявшиеся на высоту двух и более километров. Вся Тува — это комната с толстыми стенами, без окон и дверей, а значит и без сквозняков. Ветры дуют выше стен. Летом в котловине застаивается перегретый солнцем воздух, люди задыхаются от жары. Зимой в ней неподвижно лежит морозная мгла, термометр падает все ниже и ниже, тепло земли уходит, излучается в безоблачное, черное и звездное по ночам небо. Зато в горах летом прохладно, а зимой сравнительно тепло: там ведь происходит движение воздуха, туда приходят воздушные струи из стран с менее континентальным климатом.

В Туве можно наблюдать явление "дождевой тени". Влажное дыхание далекого Атлантического океана, проникающее в глубь материка, доходит и до хребтов, окружающих Туву с запада и севера. Но хребты перехватывают влагу, осаждают ее своими холодными вершинами в виде дождей и снега. От гор на котловину ложится "дождевая тень": ветры, у которых уже отнята почти вся влага, проносятся высоко над жаждущими степями. Ее остатки они отдадут в другом, восточном конце котловины, снова столкнувшись с хребтами.

Холодный, а значит и более тяжелый, горный воздух скатывается по долинам довольно мирно и бесшумно. Он образует ровный, не очень сильный ветерок. Ветер, который, напротив, ведет себя очень буйно и даже срывает крыши, образуется от летнего перегрева воздуха. Этот воздух бурно устремляется вверх, образуя нечто вроде воронки, в которую втягиваются и окружающие воздушные слои. После того как массы легкого горячего воздуха поднимутся высоко над землей, их место у поверхности занимают более холодные, ветер быстро утихает, пыль садится на траву и дороги, становится легче дышать.

Кызыл находится примерно на широте Лондона, Варшавы, Курска. Но среднегодовая температура в Кызыле 3,8 градуса мороза, а в Лондоне — 9,8 градуса тепла. Кызыл — самый холодный из всех городов мира, расположенных на одной с ним широте. Вот что значит резко континентальный климат в центре Азии, в котловине, приподнятой почти на полкилометра над уровнем моря и окруженной кольцом гор, за которые цепляются облака!

Кызыл расположен у колыбели Енисея. Здесь сливаются два его истока — Бий-Хем и Каа-Хем, давая начало великой сибирской реке. Конечно, я в первый же день поспешил и берегу, чтобы своими глазами увидеть рождение богатыря.

Реки-близнецы сходятся почти под прямым углом. Бий-Хем несет свои воды мощно и плавно. Каа-Хем прибегает к месту встречи торопливо и стремительно. Он быстр, напорист и заставляет более спокойного старшего брата уступить: образовавшийся после слияния этих рек Енисей лишь немного отклоняется от прежнего направления Каа-Хема.

Над слиянием рек-близнецов — высокая гора. На ее вершине огромные буквы из белых камней образуют слово "Ленин". Это слово видно с любой улицы города. Его издали замечает пассажир летящего из-за Саян самолета. С любой дороги, ведущей в Кызыл, взор путника привлекают все те же белые буквы, слагающие великое и дорогое имя.

Крутясь воронками водоворотов, мчатся струи голубого Енисея. Он здесь действительно голубой, но это не цвет воды, а цвет яркого, почти всегда безоблачного неба, отраженного водой. Откуда же прибежали сюда эти струи, чтобы, омыв берега у Кызыла, продолжать свой путь?

Бий-Хем, или Большой Енисей, приносит воды из северо-восточного угла области, называемого Тоджей. Там высоко в горах, у самой границы Тувы, есть озеро Кара-Балык. Оно-то и дает начало Бий-Хему. До сих пор первые сто километров его пути показаны на карте голубыми точками: это значит, что тут не было подробной съемки и направление реки нанесено по рассказам и описаниям. Тоджа — край оленеводов и охотников. На прохладных высокогорных пастбищах бродят стада прирученных северных оленей, точно чудом занесенных сюда, так далеко от Заполярья. Тоджинский район — одно из самых глухих и малодоступных мест земного шара. Тут нет наезженных дорог, и вьючная лошадь с трудом пробирается по горным тропинкам. Да и сам Бий-Хем мало пригоден для путешествий. Точно бешеный зверь, ревет река, пенясь водопадами, пробивая путь между розовыми и красными скалами. Только последние полтораста километров перед Кызылом доступны для сплава плотов в половодье. Когда же вода спадет, Бий-Хем становится судоходным лишь до ближайшего крупного порога — Утинского, где река течет между скалами зеленоватого порфирита.

Труднодоступность очень замедляет хозяйственное развитие Тоджи. Многие тоджинцы все еще живут в шалашах — чумах, покрытых корой березы. Это последний уголок старой Тувы.

Каа-Хем, или Малый Енисей, подходит к Кызылу с юго-востока, из лесостепи. Начинается он также из озера, расположенного на высоте почти полутора километров. Оно называется Тери-Холь. Малый Енисей менее извилист, чем Большой, и берега его гуще населены. В лесостепи и холмистой степи вдоль Малого Енисея живут скотоводы и земледельцы. На пастбищах бродят стада овец и коров, табуны лошадей. И уже не олени, а верблюды пасутся в долине реки. Тут не видно берестяных чумов: их сменили бревенчатые избы либо войлочные юрты.

Вдоволь налюбовавшись реками-близнецами, слившимися в голубой Енисей, я отправился в городской парк, где заманчиво благоухали заросли бальзамического тополя. Вот удача! В парке как раз начинались состязания лучших тувинских борцов. Борьба называется "хуреш". Тувинцы борются в коротких курточках, которые почему-то называют жилетками, хотя у жилеток рукавов нет вовсе, а здесь вся курточка состоит почти из одних рукавов.

Перед схваткой борцы исполняют особый "танец орла", размахивая руками, как крыльями, и высоко подпрыгивая, точно собираясь взлететь. Побежденным считается тот, кто во время борьбы хотя бы на секунду коснулся земли рукой или упал на колено либо на бок. У каждого свой секундант, который кричит, суетится, подбадривает борца, а иногда и пребольно хлопает его для того, чтобы тот был злее. По-моему, секундант от криков и суеты устает больше, чем сам борец.

В парке я увидел старую афишу, приглашавшую посмотреть спектакль тувинского национального театра. Мне рассказали, что первое представление в Кызыле состоялось лет двадцать назад. Пьесы не было. Да и как можно написать пьесу, когда никто не умеет писать на родном языке? Поэтому актеры просто договорились между собой о том, что примерно должно произойти на сцене, и дальше действовали кто как умел. Теперь театр ставит большие пьесы русских и тувинских драматургов. Увы, посмотреть спектакль мне так и не удалось. Дело в том, что летом актеры ведут кочевой образ жизни. Верхом на лошадях, через тайгу, по головокружительным горным тропам они пробираются в отдаленные становища, где о театре и не слыхивали. Представления даются под открытым небом, в середине кружка немилосердно чадящих трубками и до крайности взволнованных и возбужденных зрителей. Зрителям очень нравится рассказ о том, как хитрая лиса выманила у падкой до лести вороны кусок сыра "пыштаг": басня Крылова и в лесной чащобе звучит живо и остро.

В Кызыле издается несколько газет на русском и тувинском языках. В городской библиотеке, у входа в которую стоит древнее каменное изваяние, можно найти почти любую книгу. От библиотеки рукой подать до музея и картинной галлереи, подаренной Кызылу ленинградцами. Белые каменные здания школ едва ли не самые большие и красивые дома в городе.

Как-то в воскресенье я бродил по улицам оживленного и веселого Кызыла. В парке играла музыка, у входа в кино толпились нарядные горожане. Вечерело, от реки потянуло сыростью. Мне захотелось взглянуть на Енисей. Река, ставшая холодной, серой, быстро мчалась мимо потемневших берегов. Далеко-далеко пламенели в последних лучах невидимого солнца снежные вершины Саян.

За оградой, на самом берегу, я увидел белый обелиск. При неверном свете уходящего дня можно было разобрать надпись: "Вечная память красным партизанам, геройски погибшим в 1919 году в борьбе против контрреволюционных банд…"

У обелиска лежали цветы. Жители города не забыли борцов, сложивших головы за счастье тувинского народа.

Мое путешествие по Енисею началось на плоту.

Нам предстояло спуститься из Кызыла до города Шагонара. Плот был маленький, из нескольких бревен — так называемый "салик". Оттолкнувшись шестом от берега, мы вверили свой незатейливый корабль волнам Енисея…

Плыть было весело. Река мчалась зло и стремительно, крутя плотик. Серые, безлесные горы отодвинулись от Енисея. Рощи бальзамического тополя зеленели на берегу, смотрелись в воду с многочисленных островов. Енисей все время был неспокоен: он шумел около скал, кое-где вдающихся в реку, и перекатывал по дну гальку, как-то по-особенному щелкая камнем о камень. Если хорошо прислушаться, наклонив ухо к самой воде, то можно было различить тонкий своеобразный свист или шуршание крупного песка, гонимого течением.

Вскоре мы достигли местности, которую называют "Сорок Енисеев". Может быть, Енисеев тут было меньше сорока — не знаю. Во всяком случае, река вдруг разделилась на множество мелких рукавов — проток. Тальник купался в тихих заводях. Недалеко от нас вспорхнула стайка уток. Откуда-то появились чайки, ловко нырявшие за рыбешкой. Мы залюбовались всей этой картиной и свернули не в тот рукав. С большим трудом удалось нам преодолеть мелкие перекаты, бредя по колено в воде и изо всех сил толкая плот сзади.

Наконец вдали показалась высокая гора, вернее — скала серого мрамора. На ее склоне, обращенном к Енисею, виднелась еще кое-какая зелень; противоположный склон был совершенно гол и безжизнен.

— Это Хайеркан — "Медведь-гора", — сказал мой товарищ по плаванию. — Вот, послушай, что рассказывают про эту гору старые люди. Давным-давно жил в этих местах могучий колдун — шаман. Был у него сын Иммакай. Старый шаман хотел научить сына разному колдовству, чтобы тот мог властвовать над людьми, держать их в страхе. Но Иммакай был человек простой, добрый. Вольная жизнь в горах была ему дороже всего. Он бежал от отца. Разгневался шаман, стал искать сына. Следы вели на этот вот Хайеркан, только тогда он был покрыт густым лесом. Вызвал шаман злых духов, те кружатся над горой, да только все попусту: удалец Иммакай легко уходил от них потайными тропами. Тогда старый шаман созвал колдунов со всей страны. Ночью они стали бить в бубны и выкрикивать какие-то заклинания. И появились на небе огненные облака, стрелы молний посыпались на гору, на тот ее склон, где скрывался беглец. Рычали звери, выл ураган, бушевало пламя, пожирая лес. Утром только черное пожарище виднелось там, где вечером шумели березы. Погубил сына старый шаман. Но только после этого страшного дела его прокляли все, даже другие колдуны. С тех пор он обернулся ветром и, не находя себе покоя, воет над горой. А на склоне, сожженном небесным огнем, так ничего и не растет, — закончил рассказчик.

Мы посмотрели на гору. Должно быть, этот Иммакай в самом деле был удальцом и лазил по горам не хуже альпиниста: Хайеркан крут, время отполировало его склоны, острые ребра горы резко выделялись в голубом небе.

Поровнявшись с Хайерканом, мы увидели Шагонар. Он расположен на левом берегу Енисея, который тут изгибается дугой и расходится на несколько рукавов. Вскоре наш плотик причалил к берегу. Городок оказался совсем небольшим. Отсюда я намеревался проехать в сторону от речной долины, к летним пастбищам.

Сначала наша дорога потянулась по бурым холмам, выжженным беспощадным солнцем. Только цепкий кустарник — караганник, полынь да привлекающая скот трава "кипчак" и выживают на сухой, каменистой почве. Нет, тут не на чем отдохнуть глазу! Лишь верблюд, шагающий куда-то с верблюжонком, и неисчислимые суслики, удирающие в сторону от дороги, видимо, отлично чувствуют себя в этом царстве "дождевой тени".

Пустынно и безлюдно вокруг. Зола очагов и притоптанная земля остались сейчас там, где зимой и весной вились дымки над юртами, где хозяева радушно встречали путника, деля с ним все, чем сами богаты. Когда в степи засохла трава, скотоводы тронулись на альпийские высокогорные луга, пожелав друг другу кочевать счастливо.

Кочевать счастливо! Это не так-то просто. Тут сталкивается старое и новое. Зимой, когда юрты близко стоят друг от друга в долинах, когда рукой подать до наезженных дорог, до школы, интерната, больницы, складывается новый жизненный уклад, новый быт, новые привычки. А летом люди рассеиваются по горам, живут в одиночку, как жили их предки сто лет назад, забираются в такие места, куда за три дня не доскачешь, куда свежая газета попадет, может, всего несколько раз в лето.

Но где сказано, что обязательно надо кочевать всей семьей? Ведь со скотом отлично управились бы и пастухи? И вот, присматриваясь к порядкам в колхозах русских поселенцев, араты приходят к мысли, что жить артельно куда удобнее, веселее, легче, чем в одиночку. С каждым годом в Туве все больше колхозов, появились первые МТС и совхозы. А где колхозы — там оседлость, конец кочевью.

Мы проехали еще десяток километров. Каменистая степь потеснилась, ее место вдоль дороги заняли сначала кустарники, а потом лес.

Пересекли речку Чааты. Около нее — два больших дома и несколько избушек. Большие дома — школа и интернат. Ребят в интернатах одевают, обувают, кормят за счет государства. Знай только учись!

Чем выше поднимаемся мы, тем легче дышит грудь, тем живописнее становится вокруг. Зеленеют поля, все чаще дорогу пересекают канавы. Земледелие в Туве поливное. Снега, тающие на хребтах, дают студеную, прозрачную воду речкам, от которых сделаны отводы прямо на поля. За последние годы посевная площадь в Туве удвоилась. Этому помогли тракторы, заменившие убогую деревянную соху. Тувинцы получают теперь высокие урожаи пшеницы и проса. Из проса приготовляется национальное блюдо — тара.

В зарослях черемухи у дороги показалось много желтых сосновых срубов. Около них трудились плотники, и перестук топоров гулко отзывался за речкой. Это строил свой новый поселок тувинский колхоз "Чодураа", что в переводе значит "Черемуха". Кочевники решили переселиться сюда из надоевших тесных юрт, в которых жили их отцы и деды.

Вскоре мы приехали к небольшому стойбищу и увидели эти юрты. Бурые, войлочные, обвитые веревками из конского волоса, они стояли у прозрачного ручья.

Летом в юрте еще ничего, а зимой плохо. Морозы в Туве доходят иногда до пятидесяти градусов. Разве можно натопить юрту, когда даже в избах не успевают дрова в печь подкладывать!

Хозяин первой юрты стучал по наковальне. Тувинцы — отличные кузнецы.

Кто бы ни вошел в юрту, кузнец не должен отрываться от своего дела для приветствия гостя: труд кузнеца считается самым важным и почетным.

У входа в юрту мальчуган ловко орудовал над деревянным обрубком. Искусных резчиков среди тувинцев еще больше, чем искусных кузнецов. Они вырезают из дерева и камня игрушки, кувшины и шахматные фигурки.

Шахматная игра в Туве очень распространена. Однако сразу сыграть с тувинцем вам не удастся: здесь совсем другие фигуры, к ним надо привыкнуть. Так, вместо ферзя или королевы на шахматной доске стоит… собака. Собака — верный друг скотовода-тувинца, поэтому ей и в игре отводится главное место. Слонов в Туве никогда не видели: вместо слона на доске верблюд. А вот, наконец, знакомая фигура — конь. Но что это рядом? Какое-то колесо затейливой резьбы. Оно стоит в углу доски — значит, это ладья. Ну, а пешки бывают разными: и в виде щенят, и в виде кур, и в виде степных грызунов — сусликов. В фигурках шахмат тувинцы отразили окружающую их жизнь.

В редкой юрте не увидишь ружья, иногда очень старинного; в редкой юрте не покажут добрых охотничьих кинжалов. Тувинцы — смелые и хладнокровные охотники.

Один путешественник видел такую картину. Тувинец выследил медведя, подобрался к самой его берлоге, хотел зарядить ружье — хвать, а зарядов-то и нет.

Тогда охотник, не долго думая, вынул нож.

Произошла короткая схватка. Медведь успел только задеть своей лапищей охотника, как меткий удар в сердце свалил его на землю.

В Туве, кроме медведей, водятся волки, рыси, росомахи, барсы, соболи, белки, лоси, маралы, антилопы, кабаны, горные козлы, серны, кабарги и множество других зверей. Охотники больше всего добывают белок. Знаете, сколько шкурок этого пушистого, красивого зверька принес из тайги знаменитый тувинский охотник Салдыма? Одиннадцать тысяч!

Отведав вкусного сыра "пыштаг" и попрощавшись с гостеприимными жителями маленького становища, мы отправились дальше по таежным дорогам и к вечеру очутились перед воротами с надписью на алом кумаче: "Хундуллу-биле моор лакар!"

Это означало: "Добро пожаловать!"

Здесь расположился пионерский лагерь.

Пионерские лагери появились в Туве совсем недавно. Тувинцы очень любят детей, но много ли можно было сделать раньше для ребенка в чуме, где зимой свистит ветер и едкий дым щиплет глаза, где нужда и голод терзали людей! Загорелые лица, живые, веселые глаза отдыхавших в лагере ребят лучше всего говорили о том, довольны ли они переменами в своей жизни.

В лагере готовились к костру. Сам костер должен быть таким, чтобы его видели и от Енисея и с гор — одним словом, километров на сто вокруг, как сказал мне самый маленький пионер, носящий едва ли не самое длинное в лагере имя: Хавалыг Эртине Хавал-Оол.

Нам позволили присутствовать на репетиции концерта, который должен был завершить праздник у костра.

Тут я впервые услышал пение тувинцев — удивительное двухголосое пение. Двухголосое не потому, что один и тот же певец может по желанию петь, скажем, сначала басом, затем тенором, а потому, что один и тот же певец может петь сразу двумя голосами, дуэтом!

Двухголосое пение называется "сыкыртыр". Вы слышите звук, напоминающий пение большой неведомой птицы, звук сильный и мелодичный; ему вторит другой, глуховатый, более низкого тона. Знатоки мне объяснили, что первый звук рождается напряженными голосовыми связками, через которые певец с силой пропускает воздух; второй возникает в полости рта, которая служит как бы резонатором.

Все это было так необычайно, что мы долго стояли с широко открытыми глазами, онемев от удивления.

…Перед возвращением в Кызыл мы ночевали в горах. Ночью я вышел из юрты и огляделся вокруг. Всюду мелькали огоньки — высоко на хребтах, на дорогах, у далекого озера. Это горели костры у палаток геологов, разведывающих недра Тувинской котловины, которую считают одной из богатейших в стране "кладовых" полезных ископаемых; это светились фары автомобилей экспедиции Академии наук, в ночной прохладе переезжающей на новое место. "Белые пятна" в верховьях Енисея доживают последние дни. Уже сейчас в Туве добываются уголь, золото, построены первые заводы. Составляются планы, как сделать эту горную область цветущим уголком нашей страны. Ученые намечают, где рыть новые шахты и где строить гидростанции, где прокладывать дороги и где разводить сады.

Можно представить себе, как оживет в недалеком будущем древняя тувинская земля!

Конечно, я не повидал и десятой доли того, что можно было увидеть в Туве. Но мне надо было торопиться. Енисей велик и путь до океана долог.

Однако одну тувинскую достопримечательность я решил повидать непременно. Для этого пришлось проехать вниз по Енисею до поселка Чаа-Холь и свернуть в горы, срезая угол по направлению к впадающей в Енисей реке Хемчик. Тут, среди степи, немного возвышаясь над ее уровнем, пролегала прямая дорога, похожая на шоссе, с канавой для стока воды.

Это знаменитая дорога Чингис-хана.

Во многих книгах утверждается, что построена она Чингис-ханом в XII или XIII веке. Но этому трудно поверить. Зачем было воинственным кочевникам строить дорогу в сухой степи, где и так их кони и повозки могли двигаться без всякого труда? Говорят, что Чингис-хан облюбовал для себя долину реки Хемчик, а дорогу велел соорудить специально для того, чтобы ездить на поклонение великому Енисею. Но и это предположение весьма шатко. Енисей в здешних местах еще далеко не так величественен, чтобы вызывать чувство преклонения.

Тувинские ученые сейчас придерживаются другого мнения. До похода Чингис-хана могучее государство хакасов с высокоразвитой культурой простиралось на огромной территории Центральной Азии. Хакасы вели обширную торговлю. Им были нужны хорошие дороги. Скорее всего, "дорога Чингис-хана" является лишь небольшим сохранившимся участком важного торгового пути хакасов.

Недавно на Алтае тоже нашли древнюю дорогу, очень похожую на ту, о которой мы говорим: такой же ширины и тоже с канавой Обнаружены, таким образом, уже два участка.

Экспедиции археологов приоткрыли завесу над далеким прошлым Тувы. Древние рисунки на скалах, высеченные из камня фигуры воинов со следами письмен подтверждают, что человек в долине верхнего Енисея жил уже пять тысяч лет назад. Находки следуют за находками, и вскоре наука, соединив разрозненные звенья, даст стройную и достоверную историю Тувы.

Я вернулся в Кызыл. Пора было продолжать путешествие по Енисею. Говорили, что через Большой порог пойдут два плота, но когда именно — неизвестно. Чтобы не терять времени, я решил пересечь Саяны по высокогорному Усинскому тракту и добраться к Большому порогу с севера. Таким образом, рассуждал я, мне не удастся поведать лишь очень небольшой участок Енисея на границе Тувы, где река мчится в каменном коридоре шириной всего в девяносто-сто метров.

Я купил билет на автомашину, отправлявшуюся через Саяны в город Минусинск.