ВАУ, ВОТ ЭТО БЫЛА ВЕЧЕРИНКА! В комнате у Антонио только и веселиться в такой день! Да и в ночь в общем-то. У меня, например, комната совсем не такая интересная, не то что джунгли с кучей классных животных, которые не прочь поиграть. У меня в комнате сплошные гири и тренажёры. Есть верёвки полазать, турники покачаться, ну и душ ополоснуться – всё что нужно для такой, как я. М-да, не припомню, чтобы остальные так веселились на мой день дара, как сегодня. Меня-то в основном просили показывать какие-нибудь трюки на силу, раз она у меня появилась. Ну, в духе, подними вот эту тяжеленную штуку, подвинь дом, подвинь церковь, выкопай тоннель... Честно говоря, ощущение было, точно мы в цирке, и я на манеже. Да и до сих пор такое ощущение. То есть это, конечно, очень важно – пускать свой дар в ход на благо ближним, но... иногда ведь и устанешь.
У-а-а-ых! – зеваю, потягиваюсь... И падаю с кровати. Уф, ну и тяжёлое сегодня утро.
– Завтракать! – зовёт мамочка.
Умираю с голоду.
Кое-как поднимаюсь на ноги, наскоро одеваюсь. Мне без разницы, что надеть, главное, чтоб удобно. Всякие там Исабелы, может, и не оценят свободную одежду, а мне нужно движение. Встаю перед зеркалом, напрягаю бицепс... Да, эта блузка сойдёт.
Внизу обычная суматоха, разве что мама с папой обычно столько кофе вроде бы не пьют. Все обсуждают вчерашнюю вечеринку, а виновник торжества скачет между сестрами и трещит, не умолкая, о своих новых друзьях-зверях. Надо же, раньше он совсем не был разговорчивым. Пожалуй, в этом и есть действие дара – придать уверенности в том, какой ты есть от природы. Улыбаюсь.
Иду к столу, накладываю себе завтрак. М-м, яйца! Выглядит аппетитно.
Сразу за мной – Долорес с целой горой на тарелке. А она нормально налегает, для такой-то пигалицы.
– Привет, Долорес!
Оборачиваемся – Мирабель.
Ну начинается... И я ведь не единственная, кого она сегодня утром только бесит. Едва Мирабель попадается на глаза тётя Пепе, как наверху сгущаются тучи. О нет.
Мимо проходит Исабела, в руках кофе с молоком. Мирабель тянется к ней, та в сторону – только рукава её изящные в воздухе – шух! Ну вот, а я бы точно всё на платье пролила. Над головой Исабелы порхают крошечные миленькие колибри... Эх, почему надо мной тоже птички не порхают?
– Знаешь, – обращается тем временем Мирабель к Долорес, – из всех моих старших двоюродных ты моя самая любимая. – Интересно, до любимой Долорес дойдёт, что она у Мирабель единственная старшая двоюродная? – Мне прямо кажется, – продолжает Мирабель, – что я могу рассказать тебе всё-всё-всё. – И подкладывает ей ещё еды. – А значит, ты мне тоже можешь рассказывать всё-всё-всё! Например, про ту вчерашнюю проблему с волшебством, про которую якобы никто ничего не слышал? – И она подмигивает Долорес. – Но кто-то, может быть, всё-таки слышал?..
– Камило! – слышится от стола голос дядя Феликса. – Перестань подделываться под Долорес. Что ради добавки вытворяет, а...
Мы с Мирабель глядим на Долорес, а она – хоп! – уже не Долорес, а Камило.
– Ну и ладно, хоть попытался. – И он отправляется на своё место с полной тарелкой.
Очередь двигается вперёд, и к Мирабель подступает настоящая Долорес.
– Единственный, кто видит везде какие- то проблемы, это ты, – говорит она Мирабель на ухо. – Ты и крысы, если считать тех, которые в стенах.
Не могу не поморщиться. Крысы в стенах? Какой-то уж слишком тонкий слух. Фу, хорошо, что я этого не слышу.
Долорес бросает на меня взгляд и добавляет:
– Ну и Луиза.
Замираю на месте. Откуда она знает?
– Сегодня всю ночь слышала, как она потела.
Мирабель оборачивается на меня, открывает рот, чтобы что-то сказать, и...
– Так, за стол! – провозглашает бабушка, перекрывая своим голосом разговоры. – Идёмте, идёмте. Идёмте.
Те, кто ещё не занял своё место, послушно садятся. Мне приходится сесть рядом с Мирабель.
– Луиза... – шепчет она мне.
– Дорогие мои, все мы, конечно, благодарны за чудесный дар, которым обладает теперь Антонио, – начинает бабушка. При этом она выдвигает свой стул во главе стола – и с него радостно взвизгивает парочка носух.
– Это я им сказал, чтобы они тебе место нагрели, ба, – хихикает Антонио.
Бабушка сгоняет носух со своего стула и говорит:
– Спасибо, Тонито. Сегодня мы обязательно найдём достойное применение твоему дару. – Носухи перескакивают со стула на стол и оттуда бабушке на плечо.
– Луиза, – шипит мне в ухо Мирабель, пока бабушка воюет с непокорными носухами. – Ты случайно с бабушкой вчера ночью ни о чём секретном не говорила?
Главное – сохранять невозмутимое выражение. Ртом не дёргать. Смотреть прямо, честно. Не краснеть, не ёрзать. Ушами... а что, собственно, ушами?
– Говорила! – ахает Мирабель, аж по столу от неожиданности хлопает.
И вот теперь у меня краснеют уши. Вот в чём с ушами подвох.
– Так, Мирабель! – Это бабушка наконец расправилась с носухами. – Если тебе никак не сосредоточиться, так я тебе сейчас помогу.
Теперь очередь Мирабель сохранять невозмутимое выражение. И, надо сказать, получается у неё ничуть не лучше, чем у меня.
– Касита! – приказывает бабушка, и Касита немедленно отодвигает стул Мирабель вместе с ней самой подальше от меня.
Ну, слава богу.
– Итак, как я уже говорила, нам следует каждый день трудиться, не покладая рук, чтобы оправдать данное нам чудо. И сегодня мы будем трудиться с удвоенным рвением.
Мирабель поднимает руку.
– Давайте я помогу Луизе...
– Да подожди ты, – сурово обрывает её бабушка. На месте Мирабель я бы не высовывалась. Видно же, что у бабули терпение на исходе. – Для начала – объявление. Я поговорила с Гузманами, и мы намерены поторопить помолвку Исабелы с Мариано.
Бросаю взгляд на сестру – вид у той... нервный?
– Долорес, – обращается тем временем бабушка, – как там со временем? Когда думают сделать предложение?
Долорес слегка наклоняет голову, точно сова настороже.
– Сегодня вечером, – отвечает она, послушав. – Хочет пятерых детей...
Ой-й. Исабела смущённо брызгает пучком ромашек. Бабушка припечатывает Долорес свинцовым взглядом, и та умолкает.
– Такой достойный молодой человек, да с нашей примерной Исабелой – от такой пары следует ждать самого даровитого потомства. Что может лучше укрепить оба наших рода? – И бабушка улыбается, точно уже видит розовое будущее. Исабела улыбается в ответ – только погодите. Наклоняю голову, изучаю её улыбку... Какая-то она слишком уж образцово-показательная. Как будто Исабела ну очень старается быть примерной девочкой. Интересно, что она на самом деле обо всём этом думает?
– Чмок-чмок-чмок! – слышится с другого конца стола. Там внезапно сидит Мариано и ужимисто вытягивает губки... Но в следующую секунду он уже снова Камило, который прямо-таки взрывается от хохота. Ему подхихикивает Антонио, валится со стула, и тут уж не могу удержаться и я.
– В общем, – заключает бабушка, – на нас рассчитывает весь Энканто. Вперёд, за дела! Прославим род Мадригаль!
– Прославим род Мадригаль! – хором отвечаем мы.
Мирабель пулей подрывается с места – и тут же врезается в Исабелу.
– Хоть бы раз волосы в порядок привела, – буркает та и гордо взмахивает своими локонами.
Провожаю обеих сестёр взглядом. М-да, из них ни одной дорогу лучше не переходить.
– Луиза...
Я вскакиваю сама и спешу прочь из столовой, пока моя надоедливая сестра не подкатит со своими вопросиками. И вообще, у меня работа стоит.
В представлении бабушки, прославить род Мадригаль я лично могу, двигая церковь. Пока я надрываюсь, рядом стоит падре и наблюдает.
– Та-ак, может, левее чуть-чуть?
Передвигаю.
– Нет-нет, наверно, всё-таки правее...
Стараюсь не вздыхать. Надо помнить: моя задача – служить городу.
– Ага, поняла! – говорю падре и снова двигаю церковь.
– Спасибо, Луиза. Дай бог тебе здоровья, – говорит мне священник.
– Луиза! – раздаётся голос из толкучки. Это сеньора Осма, которой вечно что-то надо. – Можешь немного изменить русло реки?
Отряхиваю ладони, натягиваю вежливую улыбку.
– Сделаю! – Хотя вообще-то уж на это у меня сегодня времени совершенно точно не останется.
– М-м, Луиза, – подаёт голос сеньор Рендон, немного безалаберный тип, – у нас там это... ослы опять разбрелись.
– Ага, иду. – Может, сеньору Рендону просто стоило бы получше за ними присматривать?
– Слушай, Луиза... – подбегает опять Мирабель, пока я отправляюсь вдогонку за непокорными осликами. Когда бабушка говорит что-то делать, ты не рассуждаешь. Помогай семье. Помогай городу. Нет времени на болтовню. Так, значит, река, ослики. Куча работы. Прибавляю шагу – я вообще хожу довольно быстро; Мирабель приходится перейти на бег. – Луиза! Погоди!
– Луиза! – выскакивает на мою дорогу сеньора Руиз. – Донья Альма сказала, ты можешь перемостить нам площадь.
Перемостить, опять? Я же уже в прошлом году?.. Но возражать – не моё дело. Моё дело кивнуть и сказать:
– Конечно, не вопрос.
Подхватываю парочку осликов, несу обратно сеньору Рендону. Ох, ну супер! Один гадит мне прямо на ногу! Фу, чёрт!
– Луиза!
А теперь кому я там нужна? Оборачиваюсь – Мирабель. Опять она.
– Слушай, я сейчас как бы занята, – говорю повежливее, пусть и сквозь зубы. Вообще-то могла бы и сама заметить. Но нет – слишком витает в своих облаках.
– Да, ага, понимаю. Я только это, погоди минутку... – Главное, сверлю её в открытую глазами, а она просто продолжает болтать, как ни в чём не бывало:
– Что случилось с нашим волшебством? – И смотрит на меня вопросительно.
– Ничего с ним не случилось. – Чищу подошву о край камня. – Просто у меня гора дел, так что давай ты пойдёшь домой...
– Ну же, доверься мне, – не отстаёт Мирабель, – кто знает, вдруг я сумею помочь!
Поворачиваюсь, иду к реке.
– Луиза, – окликает меня сеньора Флорес, стоит мне поравняться с её домом. – Ты знаешь, у меня вот что-то дом накренился на эту...
Не отвлекаясь на сеньору Флорес и не сбавляя шагу, подправляю ей дом и иду дальше.
– Луиза? Ты же врёшь...
Вот прицепилась, точно моська кусачая.
– Долорес сказала, ты потела всю ночь, а ты никогда не потеешь, значит, тебе было...
– Уйди с дороги, – командую я и подбираю ещё одного беглеца для сеньора Рендона. – А не то сейчас ослика уроню. – «На тебя», – хочется добавить.
– Луиза, ну пого... Луиза! Ты никому никогда не отказываешь, а своей родной сестре отказываешь, хотя она-то тебя как раз никогда ни о чём не просит, даже если тебе всё так просто. И теперь, когда ты мне так нужна, эти тупые ослики тебе важнее, чем наша семья!
Останавливаюсь, как вкопанная. Ослик на руках испускает короткое мычание. «Да-а ла-адно тебе, не волну-уйся», – подсказывает он.
– Просто расскажи, что тебе известно. – И Мирабель оглядывается по сторонам, хотя городские, конечно, заняты своими делами и вокруг никого. Только вот ослик. – Луиза? Тебя что-то сильно беспокоит, это видно. Оно касается вчерашнего праздника? Луиза, если тебе что-то известно, а ты не расскажешь, станет только хуже...
– Да у меня просто было какое-то странное чувство, ну! – ору я наконец.
– Какое? Какое чувство? Связанное с волшебством?.. – И прямо впилась в меня глазами.
Но я качаю головой.
– Да нет. Если так подумать, ничего такого. – Подбираю ослика повыше. – Никаких трещин не было. И у меня всё в норме, у всех всё в норме. Меня ничего не беспокоит.
Но Мирабель не сводит с меня зелёных глаз. Ещё глазищи за очками просто огромные. И смотрит не мигая.
– Луиза?
– Ничего! Не! Беспокоит! – Чувствую, как лицо багровеет.
Она глазами хлоп-хлоп.
Ох-х. Ставлю ослика вниз, на подвернувшийся валун – в конце концов, плевать. Прямо рычу от злости! Не могу поверить, что до этого дошло – чтобы я сломалась прямо при сестре.
– Ладно-ладно, ага, – сдаётся Мирабель. – Не беспокоит – значит, не беспокоит. В смысле, ты ведь... ну, ты такая...
– Короче, просто дедушка и так на меня насел, а теперь мне ещё мостить реку и копать площадь! – Э, или наоборот? Ох. – И никому невдомёк! Все видят только то, что на поверхности. – Стягиваю сандалину – воняет ужасно. – Видишь?
Мирабель корчит рожу – очевидно, амбре не отрицает. Но когда я вижу эту смесь смущения и сочувствия на её лице, когда слышу, как она испускает нервный смешок, мне почему-то хочется ей открыться.
– Понимаешь, никому ведь не приходит в голову, как меня всё это давит.
– Тебя?! – таращит глаза сестра.
– Ну, не буквально. В смысле, да, я сильная. Но на мне всегда такой огромный груз работы. Всем всё сделай. Некогда расслабиться, повеселиться. – Как же объяснить Мирабель, что даже крепкая девушка вроде меня порой устаёт? От ответственности, от завышенных ожиданий. Мирабель кивает, как будто согласна, только куда ей такое понять? Откуда ей знать, каково это, когда все на тебя рассчитывают?
– Думаю, тебе действительно надо отдохнуть, Луиза.
Дыхание у меня до сих пор тяжёлое, однако ж на сердце полегче. Взорваться и выложить сестре всё как есть оказалось полезно. Твёрдо качаю головой:
– Луизе отдыхать незачем.
И заключаю Мирабель в объятия. Крепкие.
– Задушишь... – хрипит она из моих рук. Но, думаю, преувеличивает, так что сжимаю посильней.
Что ж, может, ей действительно стоит помочь.
– Ты хочешь раскопать правду насчёт нашего волшебства? Поищи в башне дяди Бруно, – советую ей. – Найди там его последнее видение.
Мирабель мычит что-то неразборчивое; хм, наверно, в самом деле крепковато сжала. Немного отпускаю, и она переспрашивает:
– Видение? Какое? Что в нём?
– Никто не знает, – говорю. – Его так и не нашли.
Мирабель выкарабкивается из моих объятий и смотрит на меня с удивлённым видом. Правда, вопрос, чему она больше удивляется – тому, что я сказала про видение, или всему остальному, что я ей тут наговорила.
– Луиза! – слышится неподалёку. – Как там с осликами?
Оборачиваюсь – ох-х... Опять все разбрелись!
– Сейчас! – кричу я и подбираю ближайшего.
– Знаешь, я серьёзно насчёт отдохнуть, – говорит Мирабель, даже как будто бы искренне. А что, пожалуй, она не такая уж противная, моя младшая сестра.
– А ты ничего, – сообщаю ей и хлопаю по плечу. – Подумаю насчёт этого, – добавляю с улыбкой и готовлюсь идти дальше по своим делам.
– Погоди! – кричит мне Мирабель. – А что значит «найди видение»? Как видение можно найти?
Я уже шагаю в сторону площади, зажав ослика под мышкой. Вскопать площадь, замостить реку. Нет, наоборот. Замостить реку, вскопать площадь. Так, ясно.
По пути бросаю через плечо сестре:
– Когда найдётся, сразу поймёшь. Ты, Мира, умеешь слушать. Надо будет как-нибудь потом повторить. – Подхватываю ослика повыше и добавляю: – Ты только там поосторожней! Туда не просто так запрещено ходить.