Энканто. Край чудес

Глава 7 Мирабель

В КУХНЕ СВЕТЛО И УЮТНО. Сижу пощипываю мамину арепу, пока она готовит ещё. Тягучее сырное тепло, как ему и положено, потихоньку согревает нутро. Только мне по-прежнему тоскливо.

– Трещины правда были, – мямлю с полным ртом. – По всей стене.

Мамочка кивает, не поднимая глаз от теста.

– Если я всё это придумала, то откуда у меня порез на руке?

Из-за пореза мамочка и привела меня к себе на кухню подлечиться.

– Испортить Антонио праздник мне бы и в голову не пришло! – Безнадёжно плюхаюсь мешком на стул. Антонио, пожалуй, из всех Мадригаль мой любимчик. Всегда считала его своим самым большим другом. Стоит мне представить его в новой волшебной комнате – и потом себя в своей одинокой, обыденной детской... А всё-таки как бы мне ни было грустно, ни за что на свете я бы не стала вредить братику. – Ты ведь это подумала, да?

Мамочка вытирает руки о передник, смахивает волосы с лица – и на лбу остаётся белый след от муки.

– Я подумала, что сегодня для тебя был очень тяжёлый день, только и вс...

– Да нет же! – вскрикиваю невольно, хотя мама, конечно, тут ни при чём. Эх, как же жаль, что, кроме меня, эти трещины никто не видел. Что Касита не может показать их остальным членам семьи. Что никто – буквально никто – мне не верит. Ну конечно, у меня же нет дара, чего ещё ждать? – Говорю, у меня всё нормально!

– Дорогая, ненормально. Было бы нормально, ты бы не... – И она смотрит на меня таким взглядом, точно я маленький ребёнок и ничего не понимаю. Точно меня надо пожалеть. – Ты бы вела себя по-другому.

Она бросает свою готовку, берёт в руки мою ладонь и внимательно осматривает рану, хорошо ли затягивается.

– Мирабель, почему ты у меня постоянно пораненная, а?

Что тут ответишь? Ничего. Вечно я всё делаю не так, даже когда стараюсь сделать как надо. Хотелось бы мне стать примерной, как Исабела. Послушной, как Луиза. А не могу. Единственное, чего мне недостаёт – чтобы меня считали таким же членом семьи. Даже дядя Феликс с папой, вон, без дара – и всё-таки они больше Мадригаль, чем я. Ну, в смысле, все так любят послушать, как папа играет на пианино, а дядя Феликс – он же просто умора. И потом, они вдвоём – не разлей вода. А у меня – никого.

Из носа начинает капать. Размашисто утираюсь рукавом. М-да, видела бы меня сейчас Исабела – точно бы скорчила личико от такой-то гадости. Сама ведь всегда платочком, аккуратненько.

Зато мамочка хоть внимания не обращает.

– Я хотела позаботиться о нашей семье, – говорю маме. Кровь из ранки постепенно высыхает и исчезает на глазах. – Может, я не великий силач, как Луиза, и не Сеньорита Идеальная, как Исабела, у которой просто не бывает неудачных дней. Дней, когда всё не так, даже волосы – и те по-дурацки выглядят... Которая проснётся с утра – и уже идеальная причёска. – Мой взгляд скользит по маминым волосам, по мучной полосе на чёлке. Хм, может, у мамы тоже бывают дни, когда волосы по- дурацки выглядят. Хотя вообще-то если так посмотреть, этот след от муки даже в чём-то сочетается с редкими седыми прядками в чёрной копне, почти как специально задумано... Ладно, похоже, волосы у меня одной могут выглядеть по-дурацки. – В общем, не важно, – вздыхаю я.

– Мне бы очень хотелось, чтобы ты могла увидеть себя со стороны, как тебя вижу я, – говорит мамочка, не выпуская моей ладони. – Ты и так у меня идеальная, ровно такая, какая есть. – Она протягивает руку и приглаживает мне волосы. Кудри у нас у обеих неукротимые. – Ты у нас такая же особенная, как и все остальные.

М-да? Опускаю взгляд на свою ладонь – ну прямо как новая; поднимаю глаза на маму/

– Ты только что вылечила мне руку своей арепой с сыром.

Мамочка смеётся, качает головой.

– Да нет же, я только что вылечила тебе руку своей любовью! – И она притягивает меня к себе. Ну здорово, осталось только на коленки посадить. Мне вообще-то пятнадцать! – Любовью к своей дочуле, с её замечательными идеями...

– Ох-х-х... Начинается! – Пытаюсь увернуться.

– ...с её огромным сердцем...

– Ну мам!

– ...с моднявыми очками!

– Бу-э! – И мне остаётся только отплёвываться, потому что она умудряется ещё и влепить мне в щёку жирнющий поцелуй.

Она отступает немного и внимательно смотрит на меня тёмными и бездонными глазами.

– Ах, – вырывается у неё. Точно она пытается и никак не может меня понять. – Люблю тебя, моя милая.

Знаю, что любит, но я же уже не ребёнок. Скидываю с себя её объятия.

– Я видела то, что я видела.

Мамочка вздыхает и качает головой. Вытирает руки о кухонное полотенце.

– Мира, ты знаешь, ведь Бруно, мой брат, он так уже отошёл от семьи. – Она протягивает руку и заправляет мне за ухо выбившийся локон. – Не хочу, чтобы и с тобой такое случилось. Иди-ка ты лучше поспи. Утро вечера мудренее.

Но я точно знаю, что не изменю своего мнения. Просто не могу.

Все дружно веселятся в джунглях у Антонио, а я тащусь к себе в детскую. На вечеринке я буду всем только мешаться. Открываю дверь... Никогда ещё детская не казалась мне такой обычной. Даже после моих жалких попыток хоть как-то её украсить, все эти вышивки, рисунки – всё это просто убого. Но, чёрт, трещины были не воображаемые. И как свеча таяла, мне не привиделось. Я видела это, видела своими глазами.

Забираюсь в кровать – только ведь сама знаю прекрасно, что не засну, как бы там мамочка ни увещевала. Какое там спать, с таким роем мыслей. Эти трещины, они должны были что-то значить. Что-то плохое.

Откидываю одеяло, вылезаю из кровати. «Уи-и» – скрипнула дверь в коридор; всматриваюсь в окно через патио напротив – окно бабушки, в котором горит свеча. На цыпочках покидаю комнату, крадусь по галерее к тому окну и по пути провожу ладонью по стене... Гладкая. Никаких трещин.

Дзинь. Дза-дзинь.

Ага, вот уже и бабушкино кольцо слышно, значит, я близко. В окне, в тусклом сиянии волшебной свечи видно самого дедушку. Она расхаживает по комнате, и ключи с брелоками у неё на поясе позвякивают при каждом шаге. Комната обставлена очень просто, кровать спартанская. У всех остальных неведомые причуды, как у Антонио, а у бабушки только основное – никаких излишеств. Мебель староватая, покрывало потёртое. Порой думаю, может, это те самые вещи, которые у неё были с собой, когда она впервые вступила в Энканто... Что за звуки? Она кашляет? Или просто как-то странно вздыхает?.. По лицу ничего не понятно. Никогда не видела у неё такого выражения. Щурюсь как следует и – тут до меня доходит: она плачет. Гордая, сильная, выносливая бабушка из рода Мадригаль – плачет! Чёрт, это не к добру. Оп – бабушка схватилась за медальон на цепочке, открыла откидную крышку. Внутри, кажется, мелькнуло бесцветное изображение моего дедушки.

– Ах, Педро, – слышится бабушкин вздох, обращённый к портретику.

Отскакиваю обратно в тень, слишком высунулась.

– Ох-охо, что же мне делать прикажешь? – звучит мягко и печально бабушкин голос. – Знали б они только, как мы на самом деле слабы, как быстро утратим этот дом. А ведь Бруно, он ведь предвидел, что трещины будут расти, что волшебство дрогнет, а всё ж никому ничего, а!

У меня по спине пробегает холодок. Бруно? Волшебство дрогнет? Ну точно не к Добру.

– И теперь, что поделать, мне нужна помощь, дорогая, – продолжает бабушка.

Хм, интересно, какой она была в молодости? Обычно представить не так-то просто, но сейчас, когда она целиком поглощена фотографией мужа, перед глазами так и встаёт образ невесты, какой она была полсотни лет назад. М-да, забавно, как могут выглядеть люди, когда думают, что их никто не видит.

– ...Нужен какой-то способ спасти дом от разрушения!

Никогда ещё мне не приходилось видеть или слышать, чтобы бабушка обращалась к кому-то за помощью. Она всегда производит впечатление такой сильной женщины, точно помощь ей никогда не пригодится. Жаль, что не могу до неё дотянуться; эх, ладно, просто посижу тихонько в тени под окном.

– ...Если только истину возможно обрести, помоги мне её обрести! Помоги мне их всех защитить... – Ну надо же, точно молится. Вот она подносит медальон к губам. – Помоги спасти наше чудо. – И вместо того чтобы поцеловать портрет, она – щёлк! – захлопывает медальон.

Господи, сердце так колотится, что того и гляди проснётся Долорес. На глаза просятся слёзы. Смотрю на сгорбленную фигурку бабушки в окне, и как же мне хочется ей помочь!

Бабушка тем временем вытирает глаза и смотрит на свечу. Со свечи капает воск. Ага, значит, трещины на стене были настоящие. И то, что свеча угасает, тоже мне не привиделось. Я ничего не придумала. И не наврала из вредности! И не сошла с ума! Встаю в полный рост, выпрямляюсь. Раз я единственная, кто видел трещины, то, наверное, я единственная и смогу помочь дедушке. Я просто обязана ей помочь. Обязана спасти наше волшебство. Нашу семью. Мою семью.

И я помогу своей сильной, властной, порой чопорной бабушке. Я точно знаю, что видела трещины. Они явились мне не случайно. Я должна помочь бабушке и всем остальным Мадригаль.

«Вот оно», – думаю я себе. Я спасу волшебство. Защищу семью, дом. И, точно подбадривая, Касита толкает меня дальше по галерее.

– Я найду способ! – говорю вслух, собрав в кулак всю свою уверенность. – Я спасу чудо!

Всю жизнь мне хотелось доказать, что представляю из себя гораздо больше, чем им всем кажется. И это мой шанс. Они будут мной гордиться. Я тоже прославлю наш род.

Ставни на окнах качаются и поскрипывают – как будто Касита сомневается.

М-да, что уж тут.

– Понятия не имею, как спасти чудо, – признаюсь Касите, качая головой.

С другой стороны... У нас же есть один такой человечек в семье, который слышит все- все секреты вокруг. Хм. С него и начнём.