Энканто. Край чудес

Глава 4 Луиза

СМАХИВАЮ КАПЛИ ПОТА с бровей... Надеюсь, бабушка не заметила. Не хватало ещё, чтобы я устала или забегалась. Она ведь просила меня организовать в патио фейерверк в честь дня Антонио, а для этого пришлось сначала расчистить место, кустарники там, сухие листья – пожарная безопасность, знаете ли. Ну и, пока расчищала, заметила, что кое-где деревья надо бы подстричь – подстригла. А потом бабушка дала задание перенести пианино – сначала в патио, потом на второй этаж. И надо ещё столы со скамьями для гостей вынести, а я только и делала, что весь день парковала гостевые повозки с ослами. Кто ж знал, что наше семейное торжество интересует так много народу? К тому же с учётом последнего, провального...

– Луиза!

О, тётя Пепа из дома зовёт. А за ней такая радуга яркая тянется – видать, очень она довольна тем, что наконец-то настал день Антонио. Помашу ей. Хочется её поздравить; раскидываю руки в стороны – сейчас обниму (со мной обниматься все любят, ещё бы, у меня такие крепкие объятия), но тётя Пепа кричит:

– А можешь ещё вот эти скамейки в патио поставить?

– Да. – Поправляю волосы, затягиваю потуже пучок. Видимо, обниматься мне не светит. Собираю скамейки в руку, вроде как дрова, выношу в патио и по пути слышу голос дяди Феликса.

– Луиза!

– Да, что-то надо? – спрашиваю услужливым тоном. А он расплывается в улыбке. Э-э, может, он захочет обняться?

– Надо! Идёмте! – И внезапно это уже не дядя Феликс, а Камило, который прямо на глазах превратился обратно в себя.

Закатываю глаза. Он, похоже, совсем не понимает, что к началу торжества у нас уже всё должно быть готово.

– Камило, – бурчу я, – нет у меня времени с тобой в игры играть. Работать надо.

А Камило только знай себе гогочет. В нём уже проступает Антонио, когда он с хохотом убегает подшучивать над следующим.

Пока брат меня отвлекал, подъехало ещё несколько ослиных повозок. Эх. Я бы рада помочь, серьёзно, я очень хочу помочь. Обожаю помогать другим. Просто надо передохнуть. Так, на каждого ослика сначала номерок, теперь поднимаем и ставим бочок к бочку в рядочек с другими.

– Дочка! – кричит мама. Резко оборачиваюсь, ой, чуть не упала. Что там ещё? Так трудно за всем уследить. – Луиза, иди к нам в патио. Пора начинать.

А, так ей не помощь моя нужна – пока что.

– Я иду! – кричу в ответ. С ума сойти, уже начинается. Как быстро время летит, когда делом занят. Тем более так занят, как я. – Иду, мамочка!

По дороге в патио прохожу мимо дяди Феликса – настоящего дяди Феликса.

– Ах вот ты где, сынок, – говорит он маленькому Антонио. Вид у мальчонки нервный; ну, оно и ясно. – Как, готов к большому событию?

Тётя Пепа стискивает сыночка в объятиях.

– Ты посмотри, ну надо же, совсем уже большой стал... – И она не в силах сдержать слёз. А когда плачет тётя Пепа, плачут небеса.

– Дорогая, – мягко замечает дядя Феликс, – у него же костюмчик промокнет.

– Давай, сын, – вставляет тем временем второй дядя Феликс, – покажи папочка, на что способен!

– Не, ну я так не говорю, – протестует первый.

Второй дядя Феликс – очевидно, не дядя Феликс, а Камило, тут уж он никого не проведёт, – передразнивает:

– Я так не говорю!

– Бабушка сейчас сказала, пора начинать, – замечает Долорес.

Бегу занять своё место между мамой и папой. Исабела уже встала по другую руку от папы. Верчу головой; куда это Мирабель запропастилась? М-да, ей, пожалуй, сейчас порядком паршиво.

– Пятьдесят лет тому назад... – начинает тем временем бабушка. Она говорит с галереи и стоит ровно напротив новой двери Антонио. Плакат с надписью «Антонио» малость провис, но дверь ничего, светится.

Толпа замолкает. Здесь, в патио, собрались все члены семейства Мадригаль, а ещё гости из города. Многие из них присутствовали десять лет назад на таком же торжестве по случаю дня дара Мирабель. Чёрт, ладони вспотели. Так нервничаю за Антонио, за бабушку, за Мирабель. За всех.

Бабушка держит волшебную свечу семьи Мадригаль. Солнце потихоньку садится за горный хребет, обступающий Энканто. Пламя свечи бросает тёплые отблески на стены дворика. Прямо чувствую, как Касита улыбается от гордости. Да я и сама улыбаюсь от гордости! Скрещиваю пальцы. Надеюсь, всё пройдёт хорошо.

– ...Пятьдесят лет назад, в ту самую ночь, как мой Педро пожертвовал собой ради нашей семьи, эта свеча озарила нас чудесным благословением. – Свеча в руках бабушки разгорается сильнее. – С тех пор самой большой честью для нашей семьи было использовать данное нам благословение на пользу этого прекрасного города. И сегодня все мы снова собираемся вместе, чтобы засвидетельствовать, как новый член рода Мадригаль вступает в круг света. Чтобы принести нам новую славу.

Касита направляет свет на Антонио и пытается вытолкнуть его из тени в углу патио. Гости вытягивают шеи, чтобы получше разглядеть следующего Мадригаль. А он такой маленький, и размером, и возрастом! Неуверенный, глаза большие от волнения. Помню, я тоже так же себя чувствовала в свой день дара. Все на тебя смотрят – страшно. Помню, было очень одиноко. Старшая сестра, Исабела, сделала мне к празднику венок из цветов, в нём как-то посмелее чувствовалось, потому что сразу было ясно, что сестра – рядом. Я же сильная, никто никогда даже и не задумывается, а не страшно ли мне, а не слишком ли я волнуюсь. Хотя вообще-то иногда и то, и другое.

– Сегодня, – продолжает бабушка, – все мы снова вместе в тот час, когда ещё один из нас готов присоединиться к нашему чуду и ступить на свет.

– Ты мне нужна, – шепчет в этот момент Антонио.

Кому это он? Мне? Я часто всем нужна. Поднять чего тяжёлое, передвинуть, там, дерево, скажем, или торговую лавку... Ну, как обычно. Ладно, поднимаюсь потихоньку с места... Но тут мамочка делает жест рукой, чтобы я села обратно.

– Не могу, – раздаётся голос Мирабель.

Люди начинают перешёптываться – откуда голос? И тут мы замечаем, что Мирабель прячется за колонной. Глаза у Антонио наполняются слезами. Он начинает дрожать. Но тут Мирабель выступает из тени. Берёт его за ручку и ведёт вперёд. Она высоко подняла голову. Может, силы во мне и много, но совсем не такой. Так я бы не смогла. Я бы разревелась и раскуксилась.

– Пойдём откроем твою дверь, – твёрдо говорит Мирабель братику. На лице – ни тени волнения. Слава богу, меня сейчас никто не зовёт.

У всех на глазах Мирабель ведёт Антонио через патио. Рука об руку, они восходят по ступенькам на галерею, которая опоясывает второй этаж. Мы стараемся рассмотреть, как они проходят мимо семейных портретов на стенах – фотографий каждого члена семьи в его день дара. Мимо фото Долорес, когда она получила дар особого слуха. Мимо радостного личика мамочки в пятилетием возрасте, когда она получила дар исцеления. Мимо дурацкой усмешки Камило, мягкой улыбки тёти Пепы. Мимо портрета дедушки Педро.

Каждый раз, как они проходят по галерее мимо очередной двери какого-то члена семьи, Антонио сжимает руку Мирабель сильнее. Сначала обычная дверь детской, потом моя, с тиснением в виде гантелей и гирь, потом цветочная дверь Исабелы – аромат мы аж здесь внизу чувствуем... Вот они минули лестницу к двери, затянутой паутиной, – о ней мы не говорим. И, наконец, остановились перед дверью самого Антонио. Он приближается, и сияние двери становится ярче. Тётя Пепа испускает сдавленный вскрик – наверно, жутко волнуется. Мельком бросаю на неё взгляд: у неё над головой уже собирается крошечный ураганчик. Господи, что, если Антонио, как Мирабель, не получит дара?

– Давай, – подсказывает Мирабель братику и мягко подталкивает его к бабушке, которая уже ждёт рядом с дверью. Слава богу, не мне пришлось его подводить. Я бы на месте Мирабель уже вся извелась.

– Обещаешь ли ты использовать свой дар на благо жителей города? – торжественно спрашивает бабушка маленького Антонио. Тот кивает, глаза огромные. – Обещаешь ли ты заслужить чудо и поступать нам на славу? – Он кивает во второй раз. И бабушка широким жестом взмахивает рукой в сторону сияющей двери.

Антонио протягивает руку... Но тут же отдёргивает назад. Все ахают, затаили дыхание – все Мадригаль, все городские. Быстро, пока не передумал, Антонио тянет ладонь к дверной ручке. Бабушка нахмурилась, в лице тревога, напряжение, волнение. Готова поспорить, вспоминает сейчас день дара Мирабель.

Но как только Антонио берётся за ручку... Всё: галерею, двор, нашу Каситу наполняет волшебство. Сияние двери разгорается до предела. На плечо Антонио садится тукан и клокочет, возбуждённо кивая головой в такт.

– Да! – кричит Антонио – громче, чем я когда-либо от него слышала. И заодно увереннее. – Я тебя понимаю!

Так значит, дар Антонио – разговаривать с животными! Толпа испускает вздох облегчения. Раздаются одобрительные возгласы. Тётя Пепа до того взбудоражена, что горячий ветер разносит повсюду цветочные лепестки Исабелы. Йи-ху-у! Да! Я радостно гикаю. Антонио тем временем медленно толкает свою дверь. К нему подползает питон. Пара ярких попугаев ара садятся на перила. Вокруг Антонио мелькает полосатый хвост носухи – ей не терпится тоже юркнуть в его комнату. Через ступеньки на галерею запрыгивает ягуар с чёрными пятнами на яркой шкуре, и Антонио заключает зверюгу в крепкие медвежьи объятия... то есть ягуаровы объятия, наверно? Это ещё вопрос, чьи объятия крепче – ягуара или мои.

Животные теперь всюду, они тянутся к Антонио, точно мотыльки к свету. А он смеётся и обнимает каждого. Над домом загорается фейерверк, и его отблески освещают лицо бабушки. Никогда ещё, пожалуй, не приходилось мне видеть такое облегчение на её лице. Ну, может, разве что в тот раз, когда я подняла три восковых пальмы с её новенькой повозки.

– У нас новый дар! – возвещает бабушка.