Эстонская новелла XIX—XX веков

ЭЙНАР МААЗИК НАША МАТУШКА © Перевод В. Рубер

Наша матушка вечно недовольна. Только и слышишь: было бы это так, да было бы то этак…

Если идет снег, она вздыхает: «Перестал бы снегопад — занесет все дороги, и за хворостом не сходишь…» А пройдет снегопад, матушка опять жалуется: «Мало-то как намело, и когда это санный путь установится?..» Летом начнет накрапывать дождь — матушка вздыхает: «Кончился бы уж этот дождь — ведь зальет картошку в поле…» А продержится вёдро недели две — матушка ворчит: «Дождик бы припустил, что ли, а то таскай воду на огуречные грядки — даже руки болят…»

Матушка, конечно, понимает, что ее охи и вздохи погоду не улучшат и, сколько ни ворчи, природа не изменит своего нрава ни на волосок. Но у матушки это в крови, она должна на дню раз десять повздыхать о тех вещах, которые не так устроены, как ей хочется. Не помогает и подтрунивание отца: «Если бы да кабы… стояла бы тетка на колесах, была б она автобусом…» Сын Яан утверждает, что от всех этих «если бы» у матушки только сердце разноется. Матушка верит, что сердце действительно может разболеться — ее Яан, как-никак, врач и должен в этих вещах разбираться. Правда, Яан лечит краснуху и ящур — болезни свиней и коров, он лишь ветеринар, но и о человеческом сердце он наверняка что-нибудь да знает.

Одного они не понимают, эти умники: не может она по-другому. Если она вслух и не скажет, то про себя обязательно подумает: «Лучше бы Яан капли сердечные прописал… Словами делу не поможешь…»

Наша матушка не только погодой недовольна. Она у нас большая лакомка, и ни одна трапеза не проходит без того, чтобы матушка не вздыхала: было бы это так, а то этак… Если на столе перловая каша, матушка говорит: «Была бы еще простокваша, вот было бы хорошо…» А если и простокваша на столе, то другой разговор: «Ка́му[25] бы сделать, вот тогда бы, наверное, поела…» Если на столе мясо, матушка мечтает о рыбе, а если рыба жареная, ей хочется копченой. А так как на столе никогда не бывает всего, что есть на белом свете съедобного, то и желаниям нашей матушки нет конца.

Получи наша матушка в свое время образование, быть бы ей известным писателем или философом. Уж тогда бы она связала свои «если бы» да «было бы» в один узел и написала о них книгу — о том, что получилось бы, если бы все было не так, как сейчас.

Бедная матушка! Как плохо, что она родилась в такое время, когда грамота была роскошью, за год в волостной школе она выучила лишь буквы, и только. И ни одной книги она не написала. И, как видно, потому, что не закончила школу, все эти «если бы» да «кабы» мешают ей — не смогла собрать их в кучу да и выбросить из головы.

Однако с некоторых пор мы стали замечать, что ее «если бы» да «кабы» начинают помаленьку сводиться к одному.

Все началось в тот день, когда бригадир, старый Тоотси-Кусти, пришел к нам и пожаловался, дескать, беда ему с этими свинарками. Вот опять Лийна заболела, а в свинарник некого послать, и свиньи с самого утра визжат.

И тут Кусти так глубоко вздохнул, будто и у него свело живот от голода. Но мы-то догадались, почему Кусти вздохнул: он хотел, чтобы матушка разжалобилась и согласилась ходить за свиньями. А матушка и виду не подала, тоже вздохнула и сказала, что, конечно, чего уж тут хорошего, морят свиней голодом. Будь она председателем, такой бы порядок навела, что…

Кусти ответил, что бог с ним, с председателем, а вот не согласится ли она стать свинаркой. Конечно, на время, на недельку, не дольше.

И тогда матушка ответила, что попытаться можно, что, будь она хоть немного помоложе, может, и осталась бы возиться с этими хрюшками.

Так и стала наша матушка свинаркой. Сначала-то она сказала Кусти, что останется только на время, пока не отыщут хорошую свинарку. Но, наверное, случилось так, что Кусти не нашел более подходящей, чем наша матушка.

Дома матушка тоже говорила, что пробудет в свинарнике не больше недели, и уговорила тетю Маали готовить нам обед, потому что сама она должна заботиться о корме для этих несчастных хрюшек. А потом матушка заявила, что она должна остаться еще на недельку… И еще на недельку… Ну, а потом вообще об уходе разговоров не было.

Тетя Маали стала ворчать — ей пришлось совсем забросить шитье, только и знай возись целый день у плиты. Матушка отвечала, что если бы тетя Маали поработала в свинарнике, матушка охотно согласилась бы хозяйничать дома. Но мы-то знали, что это пустой разговор: тетя Маали еще в старое время училась на курсах домоводства и считала себя опытной портнихой, которой к свинарнику и подойти зазорно.

Ну вот, с того самого времени мы и стали замечать, что «если бы» да «кабы» нашей матушки все чаще сводятся к одному. Все они вертятся вокруг свинарника и его обитателей. За обедом матушка больше не ворчала, что будь в каше побольше соли, была бы она куда вкуснее. Вместо этого, глотая недосоленную кашу, она говорила: «Хоть бы они пол в свинарнике починили — сейчас его как следует ни подмести, ни вымыть нельзя». На это тетя Маали ответила: «Только за столом такие разговоры и вести, аппетит портить!» Но матушка была неумолима: вот если бы тете Маали самой пришлось каждый день навозную жижу месить, она небось так бы разозлилась, что говорила бы об этом и за киселем.

Ох, и много же всяких «если бы» да «кабы» было у матушки в этом свинарнике! Некоторые до того смешные, что мы прямо диву давались, где она их только берет. Как-то говорит: «Нет чтоб о свиньях подумать… посадили бы хоть немного земляных груш, а то все картошка да картошка».

Мы засмеялись. Какие это груши свиньям понадобились? От груш и мы не откажемся! Но матушка приказала нам молчать, раз мы ничего не смыслим, и объяснила, что земляная груша совсем не груша, а вроде картошки и растет в земле.

А однажды она сказала, что правление колхоза совсем о свиньях не заботится. В ее свинарнике свиноматки вместе с маленькими поросятами, никто и не подумает сбить для поросят ящики-загоны, как положено в порядочном хозяйстве. Мы снова засмеялись:

— Какие еще ящики-загоны? Поросята ведь не скворцы!

Тогда матушка всерьез рассердилась и упрекнула нас, что всякую ерунду читать-то мы умеем, а вот полезную книгу в руки взять — лень. Читали бы мы ее — не смеялись бы.

Так мы узнали, откуда у матушки все эти «если бы». Из справочника свинарки, оказывается. Придет вечером домой и, когда все дела переделаны, когда отец храпит и мы спим, водрузит матушка очки на нос — и давай вычитывать, что да как.

А мы и не заметили, что матушка справочник свинарки читает, потому что она и раньше по вечерам за книжкой сидела, приключенческие и любовные романы читала. Мы думали, что она и сейчас ими интересуется. Но не тут-то было! Оказывается, она справочник свинарки изучает.

Тогда и мы стали украдкой эту книгу читать. Как-то раз матушка сказала, что для свиней нужно летний лагерь выстроить, там, за свинарником, в конце выгона, а мы добавили, что неплохо бы провести между кормокухней и летним лагерем подвесную дорогу. Матушка вытаращила глаза и спросила, откуда нам это известно, а тетя Маали в сердцах сказала, что теперь все просто помешались на этих свиньях.

Прежде матушка вздыхала: была бы погода такая или этакая, — а погода оставалась такой, какой была. Теперь матушка сначала решала: нужно бы сделать то или это, а потом шла к бригадиру и решительно заявляла: «Чтобы было сделано!» И если ее не слушались, она поднимала скандал… Ну и доставалось тогда бригадиру! А однажды матушка даже к самому председателю пошла — потребовала цемент — пол в свинарнике ремонтировать пора. Со склада матушка вернулась с мешком цемента, позвала бригадира Тоотси-Кусти к свинарнику и сказала: «Вот тебе цемент, найди рабочего, да погляди, чтобы пол был гладкий, как зеркало. А не найдешь — бери сам кельму в руки и выравнивай».

Бедный Тоотси-Кусти! Трудно ему приходилось. Однажды Кусти сам картошку с поля к кормокухне возил: свободного человека под рукой не оказалось, а корм кончился. Пришлось Кусти на телегу влезть и картошку к сроку подвезти, а то несдобровать бы ему! Бедный Кусти! Знай он это заранее, вряд ли заманил бы матушку в свинарник. Да, может, все равно заманил бы! Ведь с тех пор, как наша матушка в свинарнике работает, председатель бригадира похваливает, говорит, что в свинарнике порядок навели. Так часто бывает: один хвалит, а другой за это же ругает. Раньше ведь матушка всегда бригадира хвалила — и мужик он хороший, и работой не очень досаждает, разрешает иногда дома остаться, если белье нужно выстирать или мальчишку в школу собрать. Но теперь бригадир не слышал от нее ни единого доброго слова. Теперь матушка только и делает, что сердится, а дома рассказывает: «Я ему прямо в глаза сказала: чего было на курсы ездить, если ты такой растяпа, что даже тесину для крыши нарезать не можешь!..»

Правда, теперь всяких «если бы» у нашей матушки стало поменьше. Должно быть, оттого, что в свинарнике дела наладились, как она сама говорит. Новая крыша над головой, и пол новый под ногами, и ящики-загоны старый Юхан-столяр для поросят сколотил.

А недавно случилось так, что бригадир, все тот же самый Тоотси-Кусти, пришел совсем поздно вечером к нам и сказал:

— Я с заседания правления иду. Там сегодня премии назначали, и тебе дали…

— Что ты чепуху городишь? — засмеялась матушка. — Да кто мне премию даст? Я своим попрошайничеством всему начальству надоела.

— Ну нет! Принимай свою премию — два поросенка и один подсвинок.

Мы ждали, что матушка опять какое-нибудь «если бы» ввернет. Но она всплеснула руками и воскликнула:

— Ох ты, святая сила! Да куда же я их всех дену? До сих пор в одном свинарнике возилась, теперь начинай между двумя бегать…

Казалось, будто матушка и не рада, что получила трех хрюшек. Да это только с виду!

Вечером, когда мы уже спать укладывались, матушка сказала:

— Если б ты, отец, большой чугунный котел купил, я бы свинины с капустой натушила.

Мы засмеялись: вот ведь без «если бы» нашей матушке никак не обойтись!

Такая уж она, наша матушка.

1960