Фартовый. Лихие 90-е

10. Что случилось с Русиком

Кинг-Конг Паша, расшвыривая стулья, бросается ко мне. Руки растопырены, глаза выпучены, пасть разверзнута. Просто чудище из сказки. Неумное, кстати, чудище, потому что совершенно не берёт во внимание, что в руке я сжимаю длинную ручку ковшика. А из ковшика, между прочим, идёт пар. Потому что в нём совсем недавно бурлил бульон из кубика.

Галина Бланка буль-буль, или что-то подобное. Морковочка, порезанная кружочками, кубики картошечки, лучок. Отличный мог бы получиться суп. Прекрасный просто. Но уже не получится.

Материн мужик на волне ярости подлетает ко мне с намерением сокрушить и превратить в мокрое место. Я, конечно, тот ещё боец, диванный, как говорится, но сейчас во мне горит огонь праведного гнева и желание отмщения безвинных жертв. Да даже если бы они были и не безвинными, по сравнению с этой тушей они совершенно беззащитны.

В общем, я пребываю в таком состоянии, что мне просто не до размышлений о неравенстве весовых категорий. У меня молотки в ушах стучат и сердце из груди выпрыгивает. Я делаю элегантный взмах рукой и горячее жирное варево выливается на лицо и грудь, плохо прикрываемую майкой-алкоголичкой.

Ну… может быть, чересчур элегантно… поэтому на лицо попадает совсем немного, но и этого оказывается более, чем достаточно. В тот же миг раздаётся яростный вопль, вполне, кстати, кинг-конговского масштаба. Паша, испытывавший до этого муки похмелья, очень хорошо чувствует боль. Не чужую, а свою, естественно.

Чувствовать-то он чувствует, но быстро затормозить не может. Да и не понятно, хочет ли. Может, горячий душ его только раззадорил, хрен знает. В общем, влекомый силами инерции, он продолжает лететь вперёд, а я, не задумываясь ни на секунду, обрушиваю донышко довольно увесистого ковшика ему на темя.

Раз, два, три. Получается гулко. Я успеваю нанести три удара, прежде чем этот жирный боров падает на пол. Падает, хрипит и хлопает глазами, глядя на меня с испугом. Неожиданно. Вечно забитый сын жены и вдруг такое, да?

Поймав кураж, как бывало когда-то в годы молодые, я не останавливаюсь на достигнутом и наступаю ногой ему на горло, а сам наклоняюсь над ним, чтобы было более убедительно.

— Слушай ты, мешок с дерьмом, — цежу я. — Если ты её или пацанов своих хоть пальцем тронешь, я к тебе пришлю десяток бойцов, и они тебя на куски порвут, мразь. Мигни, если понял.

Он отчаянно мигает, и я убираю ногу с его горла. Молча разворачиваюсь и… натыкаюсь на ту же мадам, что разговаривала со мной на кухне.

— Ой! — отскакивает она.

На лице её читается крайнее любопытство.

— Отнесите, пожалуйста, — протягиваю я ковшик с… выгнутым донышком.

Блин…

— Это ж мой обед сегодняшний, — всплёскивает она руками.

— Я… компенсирую.

Ну, а что сказать-то ещё?

— Придётся, Ромка, ох придётся, — усмехается она. — Гляди, и ковшик ведь спортил, стервец!

Мать, держась за живот, бросается к мальчишкам, а её муженёк, постанывая, двигает в ванную. Сажусь на диван, на котором возлежала туша. Мне надо перевести дух, слишком много адреналина сейчас у меня в крови. В ушах стучит, сердце колотится…

Успокоив и переодев детей, мать подходит ко мне и садится рядом.

— Ромочка… разве ж так можно? — её руки по-прежнему в области живота.

— Зачем ты с ним живёшь? — игнорирую я её вопрос.

Мой внутренний психолог рвётся в бой. Я чуть было не добавляю «мам», но слово застревает в горле и в последний момент я замолкаю.

— Не твоего ума дело! — она поднимает на меня глаза, полные грусти и тоски.

— Сильно он тебя? Может, скорую вызвать?

— Ой, что ты? — она отмахивается, но при этом незаметно вздыхает. — Ерунда. На работу бежать надо. Хорошо, что не по лицу…

— Хорошо?..

Мне жалко эту хрупкую женщину, которая уже с утра выглядит замученной и уставшей. Достаю из кармана бумажки, полученные от соседки и вкладываю в её ладонь. Блёклые фантики. Пять тысяч.

— Ох! — радостно всплёскивает она руками. — Откуда?

— Заработал.

— Да ты ж мой кормилец! — улыбается она. — Подкинешь его, кстати? А то я тут уже и так закрутилась с утра, на работу не поспеваю.

— Кого подкинуть?

— Вовку до садика. Жаль, Сеньку пока вести нельзя, сопливит… Неделю уже тут дурака валяет. Соседку попрошу за ним присмотреть.

— Мне на учёбу надо, — делаю я виноватое лицо.

Немного странно вести в садик ребёнка, которого первый раз вижу. Точнее, он-то мне братом доводится, вот только к этому всему ещё привыкнуть надо.

— На учёбу — это хорошо! — довольно кивает мать. — Это дело нужное. Ладно, что-нибудь придумаю.

— А этот… — не знаю, как правильно обозначить тело в трениках.

— Да шут с ним, — вздыхает мать. — Последнюю тысячу вытащил, пока я дверь тебе открывала. Напьётся и уснёт. Лишь бы в морозилку не додумался лезть и мясо не нашёл, а то ведь с него станется, продаст за бутылку. А тебе? Сам небось без копейки?

— Разберусь. Бери, вам нужнее. Только… — не знаю, как подобрать слова. — Этому уроду не давай. Лучше детям что-то купи.

Она молча кивает и прячет деньги в карман. На пять тысяч, как я понимаю, особо не разгуляешься. Но мы что-нибудь придумаем.

— Ладно, давай мне малого, отведу, — говорю я.

Из квартиры мы выходим вместе. Старшего, Семёна, по пути заводим к старушке-соседке.

— Ромочка! — тянет она ко мне морщинистые руки. — С Аришкой у вас всё хорошо? А то она грустная ходит последнее время.

— Некогда нам, Матвеевна, — отвечает за меня мать.

— С какой Аришкой? — спрашиваю я.

Это ещё кто?

— Так вот она! — мать кивает в сторону дороги, откуда во двор заворачивает синяя «четвёрка». — Ну, я побежала.

Она быстро нас чмокает и скрывается за углом.

— Так ты Ирина или Арина? — спрашиваю у своей начальницы, открывая дверь её машины.

— Что? — рассеянно отвечает она.

— Всё в порядке?

Мелкий стоит рядом, с интересом поглядывая на нас.

— Тебе его в сад вести? — Ирина выходит из машины, запирает её и машет в сторону дома, там из окна первого этажа выглядывает Матвеевна, рядом маячит макушка Сеньки. — Я сейчас, бабуль! Вовку в сад отведём.

До садика, который, оказывается, расположен всего через два дома, мы доходим за пару минут. Поглядываю сбоку на Ирину. Она явно расстроена, губы сжаты, брови нахмурены.

— Что случилось? — спрашиваю я, как только мы передаём пацана воспитательнице.

— Давай лучше присядем. — Ирина сворачивает в ближайший двор, но идёт не к лавочке у подъезда, а на детскую площадку, подальше от дома.

— Ты в курсе, что Юрика в прокуратуру вызывали?

— В прокуратуру? Не в милицию? — уточняю я.

Так, Юрик у нас — это тот рыжий с круглой мордой. И он-то как раз предъявлял мне на прошлой смене, что из-за меня у ментов полдня проторчал.

— В прокуратуру, — уверенно отвечает Ирина. — Я там тоже была сегодня после смены. Только что оттуда.

— И почему? Чего вас дёргают-то?

Она наклоняет голову и её светлые кудри спадают вперёд.

— Эй, чего? — пытаюсь я заглянуть ей в лицо. — Что там такое с прокуратурой этой?

Мои вопросы остаются без ответа. Ирина сжимается в комок и тихонько плачет. Я кладу руку ей на плечи и слегка прижимаю к себе. Она тут же откликается на моё объятие и кладёт голову на плечо.

— Так что случилось-то? — повторяю я. — Серьёзные неприятности?

— Русика нашли, — говорит она, поднимая голову и, глядя безучастно, добавляет. — И… это ужасно.

— Он живой вообще?

Она мотает головой.

— Убили, — глухо произносит Ирина не своим, чужим голосом. — Я видела.

— Что видела? Можешь объяснить?

— Да, сейчас, — кивает она и трясёт головой.

— Ты видела труп?

Она отрицательно машет головой, а потом… начинает всхлипывать.

— Давай по порядку, — я беру её за руку и слегка поглаживаю большим пальцем тыльную сторону ладони. — Рассказывай.

— Из прокуратуры вчера приходили. Прямо к нам в казино. Виталий Андреевич весь вечер с ними в кабинете просидел. Сказал, что будут по очереди вызывать всех, кто с Русланом в одной смене работал. То есть получается, что вообще всех, мы же смены тасуем постоянно.

— А почему с тебя решили начать? — слегка сжимаю её кисть, возвращая разговор в нужное мне русло.

— Не знаю… Ну, я же руководитель…

— Значит ты сразу после ночи поехала туда?

— Да.

— И чего у тебя спрашивали?

— Да там, собственно, быстро всё прошло. Про работу, в основном говорили. Кто друзья, кто враги, были ли какие-то конфликты в коллективе, с кем ссорился. Возникали ли проблемы с клиентами, не было ли нарушений, в профессиональном плане, афер каких-то… Всё в таком духе. Что ещё… спрашивали, когда он последний раз был на работе.

— А когда? — интересуюсь я.

— В ночь на второе…

Угу…

— Мая что ли?

— Мая, конечно. Не помнишь, ещё та заварушка-то была с Ханом.

— Какая именно заварушка? — хмурюсь я.

— Блин… та самая, что Русик Хану подыгрывал, а шеф запалил это дело и разорался, сказал, что Русика уволит. А Юрик тогда подвякивать начал, что типа и ты этой хернёй занимался.

— А я что, действительно занимался?

— Блин, — хмурится она. — Удобно вообще-то память потерять. Я — не я, и лошадь не моя.

— Что, с Ханом что ли?

— Этого я не знаю, но по мелочам попадался не раз. С Галчой той же.

— Это кто, не соседка ли моя?

— Помнишь кое-что, всё-таки…

Я пожимаю плечами.

— Ну, короче… — говорит Ирина. — Следователь неприятный очень. Разговаривал так, будто это я Руслана… ну…

Она замолкает и качает головой.

— Пугал, мол за сокрытие информации ответственность… Показал мне… ужасная фотография… он лежал там всё это время… горло перерезано…

Она закрывает руками лицо и долго сидит, ничего не говоря.

— И как будто… — наконец, продолжает она, — ну… как тебе сказать… голова как будто еле держится…

Она поворачивается ко мне, зрачки максимально расширены. Она смотрит, не мигая, и я помимо страха ловлю в её взгляде надежду.

— Ром, мне страшно… — она смотрит на меня как на Рэмбо, который может защитить её от всего мира.

Ира наклоняется ко мне и я снова её приобнимаю. Она жмётся ко мне и я чувствую, насколько она напряжена…

— Тебе это чем-то грозит? — осторожно спрашивает Ирина, чуть отклоняясь.

Её щеки слегка розовеют и она смущённо опускает голову.

— А почему мне-то должно что-то угрожать? — её вопрос заставляет меня насторожиться.

— Ну вы же были друзьями.

— А-а-а, понятно… — киваю я. — А где я был второго мая?

— Я не знаю, — испуганно отвечает она. — Ты же не работал, у тебя выходной был. Ты вообще не помнишь?

Я отрицательно качаю головой. Нет, я знаю что делал второго мая там, в своей собственной жизни. Но чем был занят Рома, не имею никаких идей.

Ира хмурится…

Мда, вся эта свистопляска мне очень не нравится… Блин, а если меня в прокуратуру дёрнут? Я что скажу? Типа, блин, тут помню, тут не помню? Они с меня живого точно не слезут…

— Ой! — подскакивает Ирка. — Тебе же на школу пора! Побежали скорей! Тебе лучше не опаздывать.

Я тоже поднимаюсь.

— Да, пойдём.

Мы идём молча, думая каждый о своём. Я кручу в голове мысли по кругу, не находя никаких идей, как бы аккуратней проскочить по краю этой закручивающейся воронки.

Русика убили. Скорее всего, Хан. Русик мутил с Ханом, а теперь он убит. Мы с ним были не просто знакомыми, а друзьями-приятелями. Марина копает под Хана. Что-то с ним, или с нами, произошло второго мая. Я мог быть свидетелем происшествия. Хан… Хан интересовался Мариной…

— Пришли, — выводит Ира меня из размышлений, останавливаясь возле отдельно стоящей «стекляшки». — Давай, удачи тебе. Вспомни всё, как говорится…

Я подхожу к входной двери и дёргаю. Блин, заперто.

— Сильнее дёрни!

Дёргаю посильнее и несколько раз стучу.

— Нет никого, — говорю я пожимая плечами и поворачиваясь к Ирине.

И в этот момент дверь открывается.

— О, Ромик, здаров! — пухлый низкорослый парень в очках с толстой роговой оправой протягивает мне руку. — Ирка, привет. Говоришь, у него память отшибло? Надо заново учить?

— Ну, не то чтобы отшибло, — пожимает она плечами, — но кое-что освежить не помешало бы. Ладно, мальчики, давайте.

Она уходит, а я прохожу внутрь и оказываюсь в просторном зале. И как в таком небольшом здании разместилась комната подобного размера, даже представить трудно.

В помещении три стола — покерный, рулетка и обычный, заваленный бумагами и кухонной утварью. За покерным шушукаются три девчонки. На руле сгрудились парни. Но аудитория вся какая-то вялая, каждый как будто сам по себе и не спешит осваивать тонкости игры.

— Света, дилером! — командует пухляш. — Остальные игроками. Через десять минут приду комбинации проверять.

Девчонки никак не реагируют на его слова.

— Выгоню нахрен! — мгновенно вспыхивает парень. — Ты, рыжая, пошла вон!

Он тычет пальцем в ближайшую девушку.

— Валер, ты чего? — растерянно хлопает она глазами. — Идём уже.

Они занимают места за игровым столом и партия начинается.

Валера, значит. Стало быть он мне и нужен.

— А мне что делать? — обращаюсь я к нему.

— Почитай пока правила, — он кивает на стопку бумажек на столе. — А завтра чиповать попробуем.

— Может, побыстрее как-то? Правила я так-то помню.

Эх, был бы интернет, я бы без тебя всё повторил и по видосам потренировался.

— А тебе что, не терпится в казино вернуться? — недоверчиво уточняет Валера. — Здесь же лафа. Бабки платят, сиди, карты гоняй, делай вид, что вспоминаешь.

— Мне поскорее бы, да.

Эта дыра навевает уныние, и не идёт ни в какое сравнение с атмосферой шика, праздника и азарта, царящей в казино. Но дело совсем не в этом, мне незачем тут долго торчать. Нужно быстро освоить навыки и… И что? Вернуться в казино?

Хм… А я совсем не уверен, что мне туда действительно нужно возвращаться. Деньги, судя по всему, я могу и другим способом заработать, тем более, там становится как-то небезопасно… Ладно, навыки, в любом случае, лишними не бывают.

— Как хочешь, — безразлично нудит Валерик. — Начинаем как обычно с руля, ну ты сам помнишь, год назад же на школе был. У нас тут не особо поменялось. Сначала чиповку освоишь, потом спины попробуем крутить…

— А давай мы лучше со спина и начнём. Покажешь, как его правильно закручивать.

— Не положено, не по методике, — занудно отвечает он. — Сначала фишки чиповать.

— Кто-нибудь другой почипует, — говорю с нажимом. — А мне основы лучше дай. Техника нужна. После травмы я расклеился, сечёшь?

Следующие два часа мы без остановки крутим руль. С каждым разом у меня получается всё лучше и лучше. Пальцы будто бы сами вспоминают, как правильно запускать шарик.

— Спин, — поправляет меня Валера. — Шарики у тебя в штанах.

Он глупо ржёт над своей шуткой, а девчонки радостно ему вторят, но мне по барабану. Мне не шашечки, мне ехать. Поэтому я работаю без остановки, и Валера даже хмыкает:

— Чёт ты гонишь походу, что всё позабыл, а? Нормально же получается.

Руки помнят, руки знают. С каждой новой попыткой я чувствую себя всё уверенней и уверенней. Мы делаем перерыв на обед. Валера отправляет девчонок за пирожками, а я всё же беру в руки листочки с правилами.

Давно я не держал в руках обычные школьные тетрадки. Наверное, с тех пор, как дочка училась в начальной школе. Тонкая зелёная обложка, листы в синюю клетку мелко исписаны ровным мелким почерком.

— Ты это, аккуратнее! — Валера демонстративно отодвигает от тетрадки кружку с чаем. — Мне одну уже залили, ещё раз переписывать эту лабудень я точно не буду.

— Завтра принесу! — засовываю тетрадку в задний карман шорт. Глаза Валерика при этом округляются, но он не перечит мне.

Полистаю на досуге. Если он будет, конечно. А пока надо покером заняться и блек-джеком. Мы быстро перекусываем пирожками, которые уже принесли девчонки, и отправляемся учиться тасовать колоду.

К вечеру я почти не чувствую своих рук, пальцы сводит судорогой, но результатом я доволен. Мне нужно было поймать правильные движения, уловить нюансы, а дальше тело снова вспоминало, что нужно делать, и мне приходилось отрабатывать только мелочи.

— Завтра пораньше приходи, — Валера напоследок хлопает меня по плечу. — У нас набор будет новый. А этих выгоню, пожалуй, — он кивает на девчонок, которые как начали день с болтовни, так большую часть времени на неё и потратили.

Как ни покрикивал на них суровый «учитель», оторвать их от обсуждения сплетен было невозможно.

— Каждый месяц как с нуля набираю. Ваш набор, кажись, и был самым нормальным. А это ведь год прошёл!

Внезапно он замолкает и резко оборачивается ко входу. Из коридора доносятся громкие крики.

— Где он? Где он, я спрашиваю? Да пошёл ты! Я знаю, что он здесь!

В помещение врывается щуплая девчонка в джинсах. Короткая стрижка, худощавая фигура, похожа на пацана. Она возбуждена и взвинчена.

— Ты мне и нужен! — кричит она, показывая на меня пальцем. — Ты! Это ты моего жениха убил!