Федералист

Федералист № 74 [73]

Александр Гамильтон

Федералист: Политические эссе А. Гамильтона, Дж. Мэдисона и Дж. Джея. –

М.: Издательская группа “Прогресс” – “Литера”, 1994. – С. 483–485.

Марта 25, 1788 г.

К народу штата Нью-Йорк

Президент Соединенных Штатов должен быть “главнокомандующим армии и флота Соединенных Штатов и ополчения отдельных штатов, когда оно призывается на действительную службу Соединенных Штатов...”. Правильность этого положения самоочевидна и в то же время настолько соответствует прецедентам конституций штатов вообще, что едва ли есть необходимость объяснять или заставлять выполнять его. Даже в тех из них, где по другим вопросам главное должностное лицо выступает вместе с советом, военная власть по большей части сосредоточена только в его руках. Из всех трудов и забот правления руководство войной особенно требует тех качеств, которые отличают единоличное осуществление власти. Руководство войной подразумевает руководство национальной мощью, а право руководства и распоряжения национальной мощью обычно и составляет важную часть полномочий исполнительной власти.

Президент также “имеет право отсрочки исполнения приговоров, а также помилования за преступления, совершенные против Соединенных Штатов, за исключением случаев осуждения в порядке импичмента”. Гуманизм и хорошая политика в совокупности требуют, чтобы добрая прерогатива помилования минимально ограничивалась или затруднялась. В уголовном кодексе каждой страны так много говорится о необходимой суровости, что без легко осуществимых исключений в пользу совершивших неумышленные преступления правосудие предстанет кровожадным и жестоким. Поскольку чувство ответственности прямо пропорционально ее неделимости, можно сделать вывод, что человек единолично с большей готовностью [c.483] примет в расчет убедительность мотивов в пользу смягчения жесткости закона и с меньшей поддастся соображениям отмщения тому, кто является его объектом. Мысль о том, что судьба такого же создания зависит от твоего sole fiat (да будет так. – лат.), естественно, заставит проявить щепетильность и осторожность. Боязнь обвинений в слабости или потворстве породит равную осмотрительность, хотя и иного рода. С другой стороны, поскольку обычно чем больше людей, тем больше они уверены в себе, они часто могут поощрять друг друга ожесточиться и окажутся менее чувствительными к подозрениям или осуждению за неблагоразумное или притворное милосердие. Человек в одиночку в этих вопросах представляется более склонным расточать милости правительства, чем группа людей.

Правильность предоставления права помилования президенту, если я не ошибаюсь, оспаривалась только по делам о государственной измене. Выдвигалось требование, чтобы это зависело от согласия одной или обеих палат законодательного органа. Я не стану отрицать, что в этом случае существуют серьезные доводы в пользу требования согласия этого органа или его части. Коль скоро государственная измена является преступлением, непосредственно затрагивающим существование общества, после установления по закону вины преступника представляется правильным передать на усмотрение законодательного собрания применение помилования в отношении его. Этому нужно отдать предпочтение, ибо нельзя полностью исключить предположение о потворстве президента. Но есть и серьезнейшие возражения против этого плана. Нет никаких сомнений в том, что осмотрительный и здравомыслящий человек в деликатных обстоятельствах лучше подходит для сбалансирования мотивов в пользу освобождения от наказания, чем многочисленное собрание. Заслуживает особого внимания и то, что государственная измена будет часто связана с подстрекательством к мятежу, которое затронет значительную часть сообщества, как это недавно произошло в [c.484] Массачусетсе (Гамильтон имеет в виду восстание Шейса. См. статью 6. – Ред.). В каждом из таких случаев мы можем ожидать, что представители народа заражены такими же настроениями, которые вызвали к жизни правонарушение. А когда стороны примерно равны, тайные симпатии друзей и фаворитов осужденного лица, использующих доброту и слабость других, могут обеспечить безнаказанность, в то время как нужен террор в назидание другим. С другой стороны, если подстрекательство порождено причинами, вызывавшими недовольство правящей партии, ее сторонники часто оказываются упрямыми и неумолимыми, в то время как политические соображения требуют проявить терпимость и милосердие. Главный аргумент – сосредоточить право помилования в этом случае в руках президента – сводится к следующему: во время мятежа или восстания часто возникают критические моменты, когда своевременное предложение прощения мятежникам или восставшим может восстановить в сообществе спокойствие. Если позволить этому предложению пройти незамеченным, его никогда не окажется возможным повторить. Медленный процесс созыва законодательного собрания или одной из его палат с целью получить санкцию на соответствующие меры часто окажется причиной, по которой будет упущен прекрасный случай. Потеря недели, дня или часа иногда может быть фатальной. Если же, заметим, на случай чрезвычайных обстоятельств президенту иногда будет дароваться дискреционная власть, тогда, во-первых, сомнительно, чтобы по ограниченной конституции эта власть могла быть делегирована законом, во-вторых, бестактно заранее предпринимать любые меры, открывающие перспективу безнаказанности. Принятие описанной процедуры, выходящей за рамки обычного хода вещей, вероятнее, истолкуют как робость или слабость, что поощрит к преступлениям.

Публий [c.485]