Федералист № 15

Александр Гамильтон



Федералист: Политические эссе А. Гамильтона, Дж. Мэдисона и Дж. Джея. –


М.: Издательская группа “Прогресс” – “Литера”, 1994. – С. 109–117.



Декабря 1, 1787 г.



К народу штата Нью-Йорк



В предшествовавших статьях я попытался, мои сограждане, представить вам ясно и убедительно важность Союза для вашего политического благополучия и счастья. Я раскрыл вам накопление опасностей, которым вы подвергнетесь, если допустите, чтобы ревность или извращения разрезали или развязали священный узел, связывающий воедино народ Америки. Я предлагаю сопровождать вас в последующем исследовании, в ходе которого истины, подлежащие усвоению, получат новые подтверждения до сих пор не замеченными фактами и аргументами. Если дорога, которую вам еще предстоит пройти, в некоторых местах покажется скучной или утомительной, помните, что вы заняты поиском данных по наиважнейшему вопросу, который может [c.109] только привлечь внимание свободного народа, а поле, через которое вам предстоит проехать, само по себе обширно, трудности путешествия еще более увеличивают лабиринты софистики, изобилующие на вашем пути. Моя цель заключается в том, чтобы устранять препятствия наиболее рациональным образом, не жертвуя целесообразностью в угоду поспешности.


В рамках плана, составленного мною для рассмотрения этого вопроса, следующим пунктом значится “недостаточность нынешней конфедерации для сохранения Союза”. Вероятно, можно спросить, зачем нужно обоснование или доказательство для иллюстрации позиции, которая не оспаривается и не ставится под сомнение и которую умом и сердцем разделяют все классы, а с существом ее согласны как противники, так и друзья новой конституции? По правде говоря, следует признать, что как бы эти люди ни расходились по другим вопросам, они по крайней мере едины в том, что наша национальная система страдает существенными недостатками и нужно что-то сделать для спасения от надвигающейся анархии. Факты, подкрепляющие это мнение, больше не предмет для праздных обсуждений. Их прочувствовал народ в целом, и под их давлением проводившие ошибочную политику и несущие главную ответственность за тяжкое положение, в котором мы оказались, наконец неохотно признали, что в системе нашего федерального правительства действительно существуют дефекты, на которые давно указывали и сожалели о них просвещенные друзья Союза.


Больше того, мы можем обоснованно указать, что дошли почти до последней стадии национального унижения. Едва ли есть что-нибудь еще, способное ранить гордость или оскорбить достоинство независимой нации, чего бы мы не испытали. Есть ли обязательства, к выполнению которых мы не привязаны узами, уважаемыми среди людей? Но они постоянно и бесстыдно нарушаются. Задолжали ли мы иностранцам и собственным гражданам во времена непосредственной опасности в стремлении сохранить наше политическое существование? Обязательства остаются без должного или удовлетворительного обеспечения выплаты долгов. Имеем ли мы ценные территории или важные посты во владении иностранной державы, которые по категорическим [c.110] условиям давным-давно должны быть возвращены?1 Их все еще удерживают в ущерб нашим интересам в не меньшей степени, чем нашим правам. В состоянии ли мы негодовать или пресечь агрессию? У нас нет ни войск, ни денег, ни правительства2. В состоянии ли мы хотя бы увещевать с достоинством? Прежде всего следует устранить поводы для справедливых обвинений, пятнающих нашу честь в отношении того же договора. Предусмотрели ли природа и договор свободное участие в навигации по Миссисипи? Из нее нас исключила Испания. Разве общественные кредиты не необходимые ресурсы во времена опасности для общества? Мы, по-видимому, отказались от этого как от безнадежного и непоправимого. Важна ли коммерция для создания национального богатства? Наша упала до нуля. Разве респектабельность в глазах иностранных держав не предохраняет от покушений извне? Глупость нашего правительства даже не дает им возможности вести с нами дела. Наши послы за рубежом не более чем ряженые подделки под суверенитет. Разве резкое и неестественное падение цены на землю не симптом национального заболевания? Цена обрабатываемой земли в большей части страны значительно ниже, чем это можно объяснить количеством невозделанных земель, предлагающихся к продаже на рынке, и что может быть полностью объяснено нехваткой частной и общественной уверенности во всех классах, а это возбуждает тревогу и прямо вызывает обесценивание всех видов собственности. Разве частный кредит не является другом и патроном предпринимательства? Эта самая полезная [c.111] форма получения и дачи взаймы невероятно сужена в большей степени из-за отсутствия чувства безопасности, чем недостатка денег. Чтобы сократить детальный перечень, что не принесет ни удовольствия, ни поучения, следует задать общий вопрос – есть ли еще какие-нибудь признаки национальной разрухи, бедности и ничтожества, выпавшие на долю общества, так щедро наделенного естественными преимуществами, как наше, которые не входят в мрачный каталог наших общественных бед?


Нас загнала в это прискорбное положение приверженность именно тем принципам и советам, которые ныне препятствуют нам принять предложенную конституцию, их достаточно, чтобы не только подвести нас к краю пропасти, но, по-видимому, и низвергнуть в опасно поджидающую бездну. Здесь, мои соотечественники, побуждаемые всеми мотивами, которые должны оказывать воздействие на просвещенный народ, давайте твердо постоим за нашу безопасность, спокойствие, репутацию. Давайте, наконец, разобьем фатальные чары, так долго уводившие нас от дороги счастья и благосостояния.


Как уже указывалось, факты слишком убедительные, чтобы им оказать сопротивление, вызвали в целом согласие с абстрактным утверждением – в нашей национальной системе существуют серьезные дефекты, однако польза уступок со стороны старых противников федеральных мер уничтожает упорное противодействие средству, только и способному дать шанс на успех. Хотя они и признают, что правительство Соединенных Штатов лишено энергии, но возражают против предоставления ему полномочий, требующихся для получения этой самой энергии. Они, по-видимому, все еще пытаются сохранить отвратительное и нетерпимое положение – усилить федеральную власть, не приуменьшив полномочий штата, укрепить суверенитет Союза при полной независимости его членов. В итоге они, по-видимому, все еще носятся со слепой привязанностью к политическому чудовищу imperium in imperio. Поэтому нужно до конца обнажить главные дефекты конфедерации, чтобы показать: беды, переживаемые нами, не результат мимолетного или частичного несовершенства, а результат коренных ошибок, заложенных в структуру [c.112] здания, которые нельзя исправить, кроме как внесением изменений в основополагающие принципы и основные столпы сооружения.


Величайшим и самым большим пороком конструкции существующей конфедерации является принцип законодательства штатов или правительств в их корпоративном или коллективном качестве в противовес индивидуумам, из которых они состоят. Хотя этот принцип и не пронизывает все полномочия, делегированные Союзу, тем не менее он предопределяет и определяет именно те, от которых зависит эффективность остальных. За исключением правила пропорционального распределения, Соединенные Штаты имеют неограниченные права реквизировать как людей, так и деньги, но у них нет права на то и другое на основе законов, распространяющихся на индивидуальных граждан Америки. В результате всего этого, хотя теоретически решения, выносимые по этим вопросам, являются законами, конституционно обязывающими членов Союза, на практике они не более чем рекомендации, которые штаты соблюдают или игнорируют по своему усмотрению.


Вот вам поразительный пример человеческого рассудка – после всех предостережений, полученных нами из опыта на этот счет, все еще находятся люди, возражающие против новой конституции за отклонение от принципа, являющегося проклятьем старого и очевидно несовместимого с идеей правления, принципом, который, коротко говоря, если будет вообще претворен в жизнь, заменит насилием и политикой меча мягкое воздействие магистрата.


Нет ничего абсурдного или непрактичного в идее лиги или союза между независимыми нациями для четко определенных целей, изложенных в договоре, регулирующем все условия – время, место, обстоятельства и количество, не оставляющие ничего на усмотрение в будущем и выполняющиеся в зависимости от добросовестности сторон. Соглашения такого рода заключаются между всеми цивилизованными нациями в самых различных обстоятельствах, их соблюдение или несоблюдение диктуется интересами или страстями участвующих сторон. В начале нынешнего столетия Европу охватила эпидемия повального увлечения такого рода [c.113] договорами, от них политики того времени страстно ожидали выгод, так никогда и не материализовавшихся. С целью установить равновесие сил и мир в той части света истощались все ресурсы ведения переговоров, заключались тройственные и четверные договоры. Но едва они подписывались, как нарушались, давая поучительный, хотя и огорчительный урок человечеству, что не стоит особенно полагаться на договоры, не подразумевающие иных санкций, кроме обязательств доброй воли, противопоставляющие генеральные соображения мира и справедливости импульсам непосредственных интересов и страстей.


Если данные штаты в нашей стране расположены вступить в аналогичные отношения друг с другом, отказавшись от проекта общего дискреционного управления, то этот план по сути своей губителен и навлечет на нас все беды, перечисленные выше, хотя по крайней мере будет обладать достоинствами последовательности и практичности. Похоронив все надежды на конфедеративное правление, это приведет нас к простому оборонительно-наступательному союзу, поставив в такое положение, когда мы будем попеременно друзьями и врагами друг друга, как предпишут наша взаимная ревность и соперничество, питаемые интригами иностранных держав.


Но если мы не хотим оказаться в этом опасном положении, если мы еще привержены к замыслу учредить национальное правительство, а оно тождественно полномочиям управления под руководством общего совета, мы должны решиться включить в наш план те составные части, которые можно рассматривать как вводящие характерную разницу между лигой и правительством, мы должны распространить власть Союза на личность граждан, т.е. тех, кем только и должно править.


Правление подразумевает выработку законов. Для идеи закона существенно, чтобы он сопровождался санкциями или, говоря другими словами, чтобы предусматривалось наказание за неповиновение. Если неповиновение не влечет за собой наказания, резолюции или указы, претендующие на то, чтобы быть законами, по существу окажутся не больше чем советами или рекомендациями. Наказание, какое бы оно ни было, может быть исполнено только двумя способами: либо судами [c.114] и мировыми судьями, либо военной силой – либо принуждением магистратом или принуждением оружием. Первый вид может, очевидно, применяться только к людям, последний – по необходимости к политическим образованиям, общинам или штатам. Понятно, что процедура суда не предусматривает конечного обеспечения соблюдения законов. Могут выноситься приговоры против тех, кто нарушает свои обязательства, но приговоры приводятся в исполнение только мечом. В ассоциациях, где власть в целом вручена коллективным органам общин, составляющих их, каждое нарушение законов должно влечь за собой состояние войны, а военные меры – быть единственным средством обеспечения гражданского повиновения. Такое положение вещей, конечно, не заслуживает названия правления, ни один здравомыслящий человек не свяжет своего счастья с ним.


Бывали времена, когда нам говорили, что не следует ожидать нарушения штатами распоряжений федеральных властей, что дух общего интереса будет торжествовать и породит соблюдение до точки всех конституционных требований Союза. Ныне эти рассуждения представляются столь же дикими, как то, что мы слышим сейчас, будет восприниматься в тех же кругах, когда мы получим новые уроки от лучшего оракула мудрости – опыта. Во все времена он обнажал невежество в отношении истинных пружин поведения людей и раскрывал первоначальные побуждения к установлению гражданской власти. Почему, собственно, учреждается правительство? Потому, что страсти людей не сообразовать с велением разума и справедливости без принуждения. Разве установлено, что “люди скопом действуют честнее и беспристрастнее, чем индивидуумы? Все объективные исследователи человеческого поведения указывают на противоположное, и по очевидным причинам. Забота о репутации имеет меньшее значение, когда возмездие за дурные поступки распространяется на многих, а не падает на одного. Дух интриги, склонный отравлять дебаты группы людей, часто подстегивает входящих в нее лиц совершать скверные поступки и эксцессы, на которые они постыдятся пойти в одиночку. [c.115]


В довершение всего этого в характере суверенной власти таится страсть к контролю, побуждающая держателей ее враждебно относиться к любым попыткам извне ограничить или направить ее использование. Из всего этого следует, что в каждой политической ассоциации, которая создана в соответствии с принципом объединения на основе общих интересов ряда меньших суверенных образований, обнаружится своего рода центростремительная тенденция в подчиненных сферах, которая вызовет постоянные усилия всех их уйти от общего центра. Объяснить появление этой тенденции нетрудно. Ее генезис – любовь к власти. Власть, подконтрольная или ограниченная, почти всегда соперница и противник власти, которая контролирует и ограничивает ее. Это простое положение учит нас, что почти нет резонов ожидать от лиц, которым вверено ведение дел тех или иных членов конфедераций, постоянной готовности с безупречной доброй волей и беспристрастностью в отношении общего блага исполнять решения или декреты высшей власти. То, что произойдет противоположное, объясняется натурой человека.


Если, следовательно, решения конфедерации не могут исполняться без вмешательства данной администрации, тогда почти нет никаких надежд на их исполнение вообще. Правители соответствующих частей независимо от того, имеют ли они на это конституционное право, будут сами судить об уместности данных мер. Они займутся установлением того, в какой мере предлагаемое или требуемое соответствует их непосредственным интересам или целям, примут в соображение сопутствующие выполнению сиюминутные удобства или неудобства. Все это будет делаться в духе заинтересованного и преисполненного подозрений изучения, без знания обстоятельств с национальной точки зрения и государственных соображений, что существенно для принятия правильного решения, и с сильным пристрастием к местным делам, а это не может не направить на ложный путь. Такой же процесс будет повторяться в каждой части сообщества, и выполнение планов, составленных его советами, будет всегда зависеть от усмотрения этих плохо информированных и пристрастных частей. Имеющие опыт в работе [c.116] народных собраний, видевшие, как часто трудно, если, конечно, нет давления извне, добиваться принятия ими согласованных решений по важным вопросам, без труда поймут, что совершенно невозможно побудить ряд таких ассамблей, работающих на расстоянии друг от друга, в разное время и при различных умонастроениях, долго сотрудничать в духе одних и тех же целей и стремлений.


В нашем случае требуется совпадение воли тринадцати отдельных суверенных частей конфедерации для полного исполнения любой важной меры, исходящей от Союза. Случилось так, как следовало бы предвидеть. Меры, принимаемые Союзом, не выполняются, неисполнительность штатов шаг за шагом дошла до крайности, в результате все колеса национального правительства наконец остановились и наступил ужасающий застой. Конгресс едва ли будет обладать средствами для обеспечения управления до тех пор, пока штаты не придут к согласию о коренной замене нынешней тени федерального правительства. Не сразу и не вдруг сложилось это крайне отчаянное положение. Уже указанные причины сначала привели к неравному и непропорциональному выполнению потребностей Союза. Большой дефицит в некоторых штатах дает предлог, пример и соблазняет более исполнительные штаты действовать таким же образом. Почему пропорционально мы должны делать больше, чем другие, связанные с нами одной политической судьбой? Почему мы должны соглашаться нести больше, чем нам подобает, общего бремени? Таковы соображения, против которых не устоит эгоизм, и даже предприимчивые люди, способные оценить далекие последствия, не могут без колебаний сбросить их со счетов. Каждый штат, уступающий давлению непосредственных интересов и соображений удобства, полностью отказался поддерживать общее дело, пока непрочное и шатающееся здание представляется готовым рухнуть на наши головы и раздавить нас под своими руинами.


Публий [c.117]



ПРИМЕЧАНИЯ



1 По мирному договору с Великобританией 1783 г. признавалась независимость Соединенных Штатов и разрешались некоторые противоречия между двумя странами. Однако ряд условии договора, обязывающих обе стороны к определенным действиям, не был выполнен. Как американцы не считали себя связанными статьями IV, V и VI договора, так и англичане не выполнили статью VII, предусматривавшую: “Его Британское Величество с должной быстротой… выведет все свои армии, гарнизоны и флоты из указанных Соединенных Штатов со всех постов, мест и гаваней на их территории”. Англичане под предлогом того, что американцы нарушили договорные обязательства, сохранили за собой несколько пограничных постов на американской стороне границы. – Ред.


Вернуться к тексту


2 Я имею в виду для Союза. – Публий.


Вернуться к тексту



Загрузка...