Ферма

18. I LOVE THIS GAME

Самарин открыл глаза и, несмотря на то что лампочка, свисавшая с потолка на длинном грязном шнуре, по-прежнему тускло освещала штабели неоструганных досок, понял – наступило утро. Все тело ныло. Самарин чувствовал, как медленно, но неотвратимо к нему подбирается безумие. А что, если все происходящее вокруг – только плод больного воображения, а на самом деле он находится сейчас в психиатрической лечебнице, сидит на стуле, одетый в смирительную рубашку, и смотрит перед собой невидящими глазами? На мгновение его охватила уверенность, что усилием воли можно вырваться из этого кошмара и вернуться в нормальный мир, где он был обычным геологоразведчиком. Самарин закрыл глаза, напрягся и вновь открыл их. Тут же он увидел трясущего его за плечо Эдварда Шура.

– Вставай, Самарин, пора двигаться дальше.

Нос Самарина уловил запах сигары Трэша. Все было слишком реальным, чтобы походить на бред. Он поднялся и огляделся. За импровизированным столом сидели двое незнакомцев. Один из них курил сигару Трэша и выглядел весьма самодовольным горожанином: пижонские бакенбарды, смуглая кожа и пышная рыжая шевелюра, на которой непонятно как удерживалась синяя бейсболка с надписью «Я люблю «Кабальерос». Второй с увлечением ел сардины из консервной банки и походил на преподавателя сельской школы: клетчатый пиджак, длинные усы и деревенский румянец. Самарин с недоумением уставился на Шура. Шур хитро подмигнул ему и расхохотался, хлопнув полосатыми подтяжками о крепкий торс.

– Отличная маскировка, не правда ли?

Шур пододвинул Самарину ящик.

– Здесь есть все необходимое, чтобы изменить внешность. Хитрец Сигизмунд не счел нужным посвятить нас во все подробности. Здесь лишь перевалочный пункт. Когда ищейки ВБС придут сюда, они обнаружат лишь окурки и консервные банки. Мы решили, что ты будешь пилотом дальних рейсов на каникулах. Летная форма будет тебе к лицу.

Самарин увидел зеленый пиджак с разноцветными планками и серебряным значком в виде ракеты на рукаве.

– На, надень вот это.

Шур протянул Самарину парик. Брюнет с сединой на висках. Самарин увидел свое отражение в зрачках Шура и остался доволен: он с трудом узнал себя.

– Куда мы направляемся? – спросил Самарин, приглаживая волосы, которые казались на удивление натуральными. – Ведь в городе, насколько я понял, идет Охота.

– Никакая Охота не может отменить финал Суперлиги. Сегодня мои «Кабальерос» играют против «Супережей», – пояснил Трэш.

– Матч принципиальный. «Супережи» – команда ВБС, – добавил Шур.

Самарину показалось странным, что люди, объявленные вне закона, думают о таких вещах, как баскетбольный матч. Он не преминул высказать свои сомнения на этот счет.

– Наоборот. На матче вероятность того, что нас поймают, практически равна нулю. Там будет двадцать пять тысяч человек. Мы легко затеряемся в толпе. К тому же нам удастся выяснить, как далеко продвинулись поиски властей. Слухи и сплетни, понимаешь ли, – терпеливо объяснил Шур.

Наскоро проглотив несколько галет, Самарин, облизывая припорошенные крошками губы, двинулся вслед за Шуром, Сидхартхой и Трэшем.

На улице их немедленно атаковало солнце. В городе царило веселье. Синий и Зеленый. Цвета «Кабальерос» и «Супережей». Многие прохожие не скрывали того, что были пьяны. Некоторые из почитателей Бахуса толпились у входа пивного ресторана «Гамбринус», опираясь на желтые копья.

Асфальт усеяли пластиковые стаканчики и мини-термосы из-под пива. Нестройные голоса тянули гимн «Кабальерос»: «Мы и только мы». К ним с воодушевлением присоединились Трэш и Сидхартха. Людской поток, направляющийся к «Стэдион-Арена», подхватил Самарина, Шура, Трэша и Сидхартху и втиснул в омнибус на воздушной подушке. Клацнули двери, и омнибус, задевая полосатым брюхом зеленые верхушки пихт, поплыл мимо деревянных высоток, бегущей наперегонки детворы и влекомых ветром разноцветных воздушных шариков с рекламой новой пены для бритья.

Огромная толпа брала штурмом ворота «Стэдион-Арена». Над ней бесновались флаги «Кабальерос» и «Супережей». У самого спортивного сооружения бесформенная человеческая масса начинала приобретать стройность и внутреннюю структуру. Она разделялась на зеленые и синие ручейки, направлением и толщиной которых незаметно, но решительно управляли полицейские в кричащей красной форме. Шур уже успел купить где-то зеленые шарфы с эмблемой «Кабальерос», и теперь они полностью слились с толпой. Самарин, больше привыкший находиться в небольших коллективах либо в замкнутом пространстве орбитальных станций, несколько растерялся. Он все время боялся упустить из виду своих путников, которые в отличие от него чувствовали себя как рыба в воде. Они на ходу передавали ему какую-то снедь и пузырящиеся напитки. Периодически зеленый поток выкрикивал что-то эмоциональное и агрессивное. Синий поток отвечал дружным ревом, и с обеих сторон летели пластиковые стаканчики и разноцветные фантики. В такие минуты полицейские усиливали свое давление на толпу. Когда Самарину показалось, что он полностью потерял ориентацию, в глаза ему ударил ослепительный свет, загрохотали тамтамы, усиленный динамиками бодрый голос провыл невнятную, но оглушительную фразу. Самарин почувствовал, что его усаживают на твердую и скользкую поверхность. Прямо перед ним далеко внизу находилась крохотная баскетбольная площадка, на которой выделывали пируэты практически голые девицы. В центральном круге стоял человек с микрофоном в руках и орал дурным голосом. Слов Самарин разобрать так и не смог, но, похоже, это мало кого волновало. Атмосфера была накалена до предела. Самарин с удивлением отметил, что Сигизмунд Трэш очень нервничает. Видимо, матч действительно имел для него огромное значение. Правда, смотрел он почему-то не на площадку, где команды уже готовились вступить в игру, а куда-то в сторону. Шур наклонился к Самарину и проорал ему прямо в ухо:

– Сигги чувствует себя не очень-то уютно. Он привык смотреть матчи из ложи VIP.

Самарин не обратил на эти слова никакого внимания, его взгляд был прикован к площадке, где происходило что-то странное. Все игроки стартовой пятерки «Супережей» выглядели довольно необычно. Сначала Самарин не понял, с чем это связано, но постепенно до него дошло, что пятеро темнокожих гигантов были абсолютно одинаковыми. В смысле телосложения и фигуры. Он повернул изумленное лицо к Трэшу. Сигизмунд Трэш трясся от ярости.

– Это черт знает что такое! – прошипел он. – Пятеро Шакил О?Нилов! А меня лишили лицензии за то, что я пытался клонировать Майкла Джордана в пяти экземплярах. Эта сволочь – Спилмен Раш – лично мне сказал: одна лицензия – один Джордан. Вот скоты!

– Пятеро Шакилов сметут кого угодно! – весело закричал Эдвард Шур, потирая руки. – Посмотрим-посмотрим!

– Шакил и сын Шакила! – зло пробурчал Трэш. – Пятеро центровых, пятеро О?Нилов. Снесут кого угодно? Может быть. Но только не пятерых Майклов Джорданов. Джордан велик.

– Велик-то он велик. Но только где ты возьмешь пятерых Джорданов? Нет их у тебя! Я лично поставлю на «Супережей»! – уверенно заявил Шур и щелкнул пальцами. Перед ними возникла полуголая девица в кружевном фартуке. Шур сунул ей несколько зеленых купюр и получил пластиковую карточку с двумя кнопками. Такую же карточку приобрел Сигизмунд Трэш.

– Электронная карта для ставок, – объяснил Самарину Шур и нажал на синюю кнопку.

– Предатель! – немедленно отреагировал Трэш, утапливая зеленую кнопку.

– Прекрати злиться, Сигги. Просто мне жалко своих денег.

– Если бы тебе было жалко денег, ты бы не ставил на «Супережей». Шакил – хороший игрок, у него отличные физические данные, но он глуповат.

– Пятеро Шакилов затопчут кого угодно, – упрямо повторил Шур и, приставив ладони ко рту, закричал, – Шак-Атак!

– Ты с ума сошел, – ткнул его в бок Трэш, – мы же в Зеленом секторе.

– Черт! – выругался Шур, воровато оглядываясь на соседей. Но те ничего не замечали, поглощенные происходящим на арене. А там рефери вывел короткую трель на свистке и подбросил оранжевый мяч кверху. Игра началась. Один из Шакилов легко выиграл вбрасывание и кинул в прорыв своего двойника. Но оранжевая сфера непостижимым образом прилипла к черной руке игрока в зеленой форме «Кабальерос». Зал охнул – перехват был просто фантастическим. Отличившийся игрок тем временем, развив бешеную скорость, проскочил мимо растопыривших руки двойников и, не добежав до трехсекундной зоны буквально полшага, неожиданно взмыл вверх и, буквально перелетев через голову последнего Шакила, находящегося, между прочим, на высоте два метра восемнадцать сантиметров, вонзил мяч в корзину. Замершая толпа издала чудовищный рык.

– Фантастика! – выдавил потрясенный Сидхартха. – Это просто фантастика. Он держался в воздухе несколько секунд! Нет, это фантастика!

Шур молча указывал пальцем на забившего мяч игрока и с изумлением разглядывал Трэша. Наконец, он произнес:

– Это не Айзия Томас.

Трэш кивнул. Его лицо расплылось в самодовольной улыбке.

– Ты прав, это не Айзия Томас.

– Но выглядит он как Айзия Томас!

– Не только ВБС умеет жульничать.

– Что это, Сигизмунд! Он же играет как Майкл Джордан. Только Джордан может так летать.

– Совершенно верно, Эдвард. Джордан – величайший.

– Но… Так вот почему тебя преследует ВБС! Это какая-то новая технология клонирования?

– И опять верно. Это скрытое клонирование. Внешне человек может выглядеть как угодно, но все качества передаются от оригинала без изменений: реакция, рефлексы, быстрота мышления и так далее. Круто, правда?

– Но как тебе удалось?

– Ты не поверишь. Соммерсет Гид.

– Не может быть! – Шур был явно озадачен. – Что, лично Соммерсет Гид?

– Ну, не лично, конечно. Через Харпера.

– Знаешь, что я тебе скажу, Сигги?

– Что?

– И тебе, и Харперу конец. Полный и бесповоротный. ВБС не позволит никому нарушить свою монополию.

Трэш пожал плечами:

– Позволит или не позволит – это мы еще поглядим, а пока 26:20 в пользу моих «Кабальерос».

Закончилась первая четверть, и на площадке вновь появились полуголые девицы, начавшие выделывать свои очередные па. Человек с микрофоном опять что-то заорал. В ответ на его крик в ложе VIP встала женщина и поклонилась зрителям. Трэш вцепился в пластмассовые подлокотники и прошептал:

– Вики!

Как бы подтверждая его слова, человек с микрофоном душераздирающе провыл:

– Ви-и-и-икто-о-ор-и-и-я-я-я Трррррррррррээээээш!!! Владелица несравненных «Кабальерос»!

– Она же ничего не знает о скрытом клонировании, – продолжал бормотать Сигизмунд Трэш.

– Слушай, здесь не только она. Здесь кое-кто еще из твоих знакомых, – толкнул Трэша Шур и кивнул в сторону женщины, сидящей через два ряда от них. Трэш увидел ее и попытался сползти куда-то вниз.

– Фишман. Это Фишман, – заскулил Трэш.

Нелли Фишман, словно почувствовав что-то, посмотрела прямо на них. Сначала ее взгляд равнодушно скользнул по разгоряченным лицам болельщиков, а затем неожиданно остановился прямо на Сигизмунде Трэше.

– Черт, – выругался Трэш. Эдвард Шур галантно улыбнулся. Нэлли Фишман какое-то время еще сомневалась, а затем поднялась во весь рост. Нелли Фишман была известной в городе куртизанкой. Женщиной по вызову самых высоких стандартов. Ее репутация, находившаяся в тот момент на высоте одного метра восьмидесяти сантиметров над уровнем пола, сразу же привлекла к себе всеобщее внимание. Самым страшным для беглецов было то, что Нелли Фишман привлекла внимание Виктории Трэш. Вики увидела свою соперницу и мгновенно проследила за траекторией ее взгляда. На лицах обеих были надеты очки с матовыми стеклами. Самарин успел отметить, что видел их на пожилом человеке с лентой через плечо на портрете в лаборатории Элизы Беккер, где его тестировали на принадлежность к клону. Казалось, с тех пор прошло столетие. Самарин неожиданно вспомнил выражение лица человека, которого он электрическими разрядами направлял к выходу из лабиринта. Нет, он не мог быть виртуальным двойником. Затравленность невозможно смоделировать, а компьютер не выделяет адреналин. Самарин взглянул на съежившегося Трэша. И Трэш, и Шур прекрасно знали то, чего не знал Самарин. Матовые стекла специальных очков позволяли рассмотреть мельчайшие детали объекта, находящегося на значительном расстоянии при сравнительно небольшом увеличении. Они как бы фокусировали глаза, делая зрение орлиным. Теперь прекрасный камуфляж казался ему глупой школьной буффонадой, когда мальчики для смеха переодеваются в девочек и наоборот. У большей части публики таких очков не было. Зрители чувствовали, что происходит что-то из ряда вон выходящее, но толком ничего не могли понять и, вытягивая шеи, вертели головами. Трэш стряхнул с себя оцепенение, и его фальшивые бакенбарды заскакали к проходу. В непосредственной близости от них возникло гранитное лицо секьюрити, что-то говорившего в радиомикрофон. Внезапно свет в зале мигнул, и тут же завыла сирена. Перекрывая низкий, рокочущий гул, из динамиков вырвался повелительный голос:

– Всем оставаться на местах и соблюдать спокойствие. По нашим сведениям, в зале присутствует опасный государственный преступник Альберт Трэш. По законам Охоты любой, заметивший Трэша, обязан немедленно сдать его гвардейцам ВБС либо убить на месте. Внимательно оглядите соседей. Сверьтесь с охотничьим сканнером. Рядом с ним могут находиться: клон толланской ветви…

Эдвард Шур не стал дожидаться, когда ему в грудь ткнут охотничьим сканнером. Он вскочил, выхватил из нагрудного кармана удостоверение и дурным голосом заорал на весь свой сектор:

– Я – офицер МБР! Вон они!

Его рука метнулась куда-то в сторону. Две тысячи лиц синхронно повернулись в указанном направлении.

– Южная трибуна, выход из сектора 6 «А», – надрывался Шур, – принять все меры к задержанию. Стрелять только усыпляющими.

На выходе из сектора 6 «А» началось какое-то движение. Со всего стадиона туда устремились охранники, гвардейцы ВБС, а также подвыпившие любители Охоты. Началась давка. Затрещали пластиковые сиденья, чье-то тело полетело с верхнего яруса вниз, женский визг на мгновение оглушил всех присутствующих. В мгновение все двадцать тысяч пришли в неистовство. Это был первый в истории финал Суперлиги, прервавшийся подобным образом.

Самарин, Сидхартха и Трэш, пробираясь к выходу, чувствовали себя достаточно уютно за спиной Эдварда Шура. Лакированные туфли последнего беспрерывно мелькали в воздухе, сталкиваясь с чьими-то подбородками и скулами. Вскрики обладателей скул и подбородков тонули в общем шуме.

Вырвавшись наружу из «Стэдион-Арена», беглецы не испытали облегчения. Громкоговорители руководили вновь начавшейся Охотой. Город в мгновение ока превратился в ощетинившееся желтыми наконечниками чудовище. Чудовищная гидра шевелила щупальцами в переулках и подземных переходах и тяжело дышала богохульником, дым от которого клубился зеленой тенью на вечернем асфальте. Брусчатые стены небоскребов стали еще выше. Сужаясь кверху, они заслоняли тускнеющее небо от беглецов. Кольцо сжималось.

– К Харперу! – заорал Сигизмунд Трэш. Эдвард Шур буквально оторвал дверцу от такси на воздушной подушке и, не обращая внимания на вой противоугонки, сел за руль. Самарин и Сидхартха едва успели смять кожу заднего сиденья, как взревел стартер, и омнибус почти вертикально ушел вверх. Метнулись в сторону несколько воздушных прогулочных шаров, какого-то зазевавшегося воробья сбило ветровым стеклом. Хриплый динамик вызвал водителя такси и предложил немедленно возвращаться в парк. Шур, не глядя, схватил его за покрытое желтой изоляцией горло, вырвал из гнезда и вышвырнул в окно. Разноцветные провода потянулись вслед, подрагивая пальцами размахрившихся концов.

Когда показались городские окраины, Сигизмунд Трэш неожиданно расхохотался. Его толстые щечки тряслись так комично, что Шур, несмотря на напряжение, улыбнулся.

– Поздравляю, – сказал он, не оборачиваясь, Самарину и Сидхартхе, – наш босс сошел с ума.

– Нет, ты ошибаешься, – отпарировал Трэш, – еще никогда я не был в столь здравом рассудке. Меня смешит ВБС. Огромная машина, правящая практически всей планетой уже пять тысяч лет, центр передовых технологий, не может справиться с четырьмя совершенно безобидными гражданами. Мало того, их сегодня публично унизила команда, принадлежавшая человеку, которого они объявили вне закона и сделали объектом Охоты. Или мы действительно сошли с ума и ничего не понимаем, или здесь что-то не так.

– Опять пять тысяч лет, – буркнул с заднего сиденья Самарин. Шур и Трэш, как по команде, повернулись назад. Шур даже перевел омнибус на автопилот.

– Он опять за свое? – спросил Трэш Шура.

– Да говорил же я тебе: парень – не при делах. Не веришь? Смотри. Самарин, как ты думаешь, какой нынче год на дворе?

У Самарина застучало в висках.

– 3060. Конец апреля.

– Кто тебе это сказал?

– Элиза Беккер во время тестирования. А потом, вы сами поминали теорию относительности, пространственно-временной континуум… Получилось, что на Земле прошла тысяча лет с момента моего старта. Все выглядело логично… Значит, прошло гораздо больше времени? Но зачем было врать?

– Это не Земля, Самарин.

Самарин выглянул в окно. Машину облепила тьма. Она была не похожа на ту черную бесконечность в казахской степи. Слово темнота он охотно заменил бы на мрак. Полный, беспросветный мрак. Это не Земля. Он один-единственный. Абсолютная единица. И за ним идет непонятная только ему одному погоня. Но ключ к отгадке обязательно должен быть. Самарин был исследователем и остался им здесь, среди непроходимого мрака. Он должен разобраться и расставить все на свои места. Возможно, в убежище пресловутого Харпера будет больше отгадок.

Так думал не только Самарин. Так думали все. И Сигизмунд Трэш, вцепившийся в приборную доску, чтобы не вылететь на вираже (он сидел как раз с той стороны, где Эдвард Шур так бесцеремонно оторвал дверь), и мирно спавший Сидхартха, всю свою жизнь доверивший хозяину и хладнокровно облетавший провода теперь уже бывший агент МБР Эдвард Шур. Они неслись к Харперу, надеясь на помощь. Надеясь разобраться в этом хаосе. Надеясь доказать свою невиновность. А возможно, просто понять. Понять, кто они такие на самом деле. Что осталось бы от этой надежды, которая гнала их по вечернему небу, если бы они знали о засаде в тайном убежище Харпера?