В полной черноте мерцал одинокий огонек. Определить расстояние до него не представлялось никакой возможности. В равной степени он мог оказаться и какой-нибудь фосфоресцирующей букашкой в сантиметре от вашего носа, и огромным городом, находящимся за тысячи километров. На зубах самым противным образом скрипел песок, тучами поднимаемый колесами «уазика». Желтые пятна перед машиной, отбрасываемые фарами, наполняли душу тревогой. Они совершенно не освещали дороги. Наоборот. Казалось, что пятна скачут по барханам независимо от своего источника и пытаются закружить, увести в коварные зыбуны. Через секунду случилось то, что должно было случиться уже давно. Двигатель несколько раз надсадно взревел и заглох.
– Черт! – выругался Водитель и вывалился из кабины в черную бездну. Небо блестело где-то высоко-высоко перхотью звезд. Луна подозрительно отсутствовала.
– Придется, видимо, ночевать здесь, – мрачно констатировал Самарин.
– Водки бы, чтобы крепче уснуть, – отозвался Старший.
– Да где ж ее здесь возьмешь? – удивился Самарин, с отвращением хлебнув из фляги теплой, затхлой воды.
– Эй, кырдым-бырдым, – вмешался в разговор черный, лоснящийся Проводник, – в степи водка много. Если начальник надо, я принесу.
В то же мгновение Проводник буквально свернул куда-то за угол, если это возможно в степи. Впрочем, степь была похожа больше на пустыню. Бескрайние груды песка, сливающиеся с кристаллической чернотой, и ни единого признака растительности. Возможно, когда-то здесь и была цветущая степь. Но когда это было?
Еще через мгновение улыбающиеся глаза Проводника выплыли из темноты. Затем показалась рука, зачем-то поднятая вверх. Оказалось, что Проводник держит под уздцы верблюда. На верблюде сидел Казах в неопределенных одеждах и с бутылкой водки в руках. Лицо Казаха пересекала улыбка, идентичная улыбке Проводника. Пальцы, сжимавшие горло «Менделееву», почему-то были испачканы мазутом, будто намекая на сомнительную репутацию напитка.
Проводник наклонился к Старшему и прошептал:
– Две сигареты. «Прима».
Старший пошарил где-то на груди и, достав кроваво-красную коробку, напоминающую поддельное удостоверение, протянул ее хозяину верблюда. Казах улыбнулся еще шире.
Между дорожками дальнего света металась тень Водителя, придавая всей картине мистическую динамику.
Борода «Менделеева» рванула вверх, и кадык Самарина судорожно забился на поросшем щетиной горле. С коротким чмоком Самарин отодрал от себя бутылку и протянул ее наугад куда-то в сторону. Бутылка бесшумно растворилась в темноте. Самарин поглядел на небо, а затем произнес в направлении явственно различимых глотков:
– По-моему, все это – бред.
– Расчеты показывают, что падение будет где-то в этом районе, – ответил Старший, вытирая рукавом потрескавшиеся губы и с отвращением сплевывая песок. Вокруг беседовавших распространялся чистый запах ацетона. Тошнота возникла быстро и густо, как ночной кошмар.
Внезапно из темноты выскочили два ярких солнца, сопровождаемые ревом. Из оседавшего песка выглянула морда еще одного «уазика». Хлопнула дверца. Водитель, уже успевший присоединиться к компании Старшего и Самарина, вытянул шею, пытаясь разглядеть, что происходит. Чья-то грузная фигура маячила перед бампером их машины.
– Эй! – угрожающе крикнул Водитель и, наскоро отхлебнув, поднялся. К нему подошел абориген в милицейской форме. Толстое брюхо, затянутое серым «хэбэ», удивительно гармонировало с портупеей.
– Старший лейтенант Барташев, – представился он, вяло козырнув. – У вас левый поворотник не работает. Сами почините, или на стоянку везти?
– Контакт, наверное, отошел, пока по барханам скакали… Как же я его тебе сейчас в темноте починю? – начал оправдываться Водитель. Однако попытка дышать в сторону придавала его облику предательскую неуверенность.
– Э-э, не положено. Значит, на стоянку.
Проводник наклонился к Старшему и что-то горячо зашептал. Старший, кряхтя, поднялся.
– Капитан, – нагло начал он и сделал паузу, ожидая эффекта. Гаишник благосклонно склонил фуражку.
– Капитан, – увереннее продолжил Старший, – мы едем к Митрофанову в…, – Старший оглянулся на Проводника, как бы испрашивая подсказки, – …потребсоюз.
– Митрофанов? Знаю. Митрофанов сахар-песок берем. Рыба берем. Две бутылки, – неожиданно подвел черту старший лейтенант, – и пачка «ЛМ».
– Что ж так дорого? Может, вместо «ЛМ» пойдет «Прима»? Экологически чистый продукт, табак без примесей. Американцы очень уважают.
– Ты что, – горячо зашептал Проводник, – какая «Прима»!? Начальник? Значит, кури «ЛМ»!
Старший не сумел сразу вникнуть в суть совета и в задумчивости поскреб пальцем пеньки волос на подбородке. По лбу проползла неуклюжая гусеница. Гаишник справедливо воспринял молчание как знак согласия с ценой.
– И езжайте дальше по бетонке, а то на трассе майор стоит, к тому же из старшего ЖУЗа. Вообще не расплатитесь.
Самарин, не обращая внимания на этот торг, вновь обратился к Старшему:
– Скажите честно, все, что говорили о комете Рикса, – вранье?
Старший с тоской посмотрел на Самарина. К первой гусенице добавились еще две.
– Никто не хотел паники… – пробормотал он и сделал шаг в сторону, наполовину исчезнув во мраке.
Гаишник нервно переминался с ноги на ногу. Наконец он решился и дернул Старшего за рукав:
– У вас в аптечке градусника нету?
За Старшего ответил Водитель:
– На кой черт в аптечке градусник?! Если авария произойдет, и он, к примеру, руку сломает или… шею! Я ему что, температуру мерить буду?!
– Дыхни, – обрезал Водителя старший лейтенант. – Я отгоню машину на стоянку, там больше заплатите.
– И откуда ты здесь взялся ночью, такой красивый?
Резкий свист заглушил ответ гаишника. Внезапно стало светло, как днем. Зажмурившись от яркого света, Казах, справлявший нужду на колесо «уазика», от неожиданности всплеснул руками, уронив штаны в лужицу на песке.
Дети верят, что, если незаметно подкрасться и неожиданно включить в комнате свет, можно застигнуть кошмариков, которые не успеют шмыгнуть под кровать. Застигнутая врасплох степь оказалась не такой уж пустынной. Самарин увидел кавалькаду всадников, несущуюся перпендикулярно их оборвавшемуся курсу. Старший после секундного замешательства вскочил и побежал наперерез кавалькаде, задрав голову. Лишь зрачки гаишника оставались неподвижными, что свидетельствовало о том, что их обладатель основательно знаком с «зеленой госпожой».
Небо неожиданно оказалось облачным. Темно-фиолетовые облака были словно очерчены неведомым грифелем. Прямо от линии горизонта до бескрайней выси стояла сплошная стена, светящаяся желтым. Неизвестно откуда взявшийся туман на мгновение ослабил нестерпимое свечение, но затем оно вспыхнуло с новой силой, будто кто-то выкрутил невидимую ручку объема до отказа. Стояла жуткая тишина. Через все небо с востока на запад пошла жирная красная черта, направляясь наискось к земле. Старший оглянулся на бегу и что-то прокричал, но слова его заглушил страшный грохот. Всадников, скакавших неизвестно куда и откуда, вырвало из седел, словно мошек. Лошади, беззвучно раскрывая пасти, кувыркались в песок. Гаишник, обхватив уши руками, повалился на колени и тоненько заголосил. Водитель с нелепо раскрытым ртом наблюдал, как оба «уазика» – его и милицейский – ходят волнами, как обезумевшие кошки, выгибающие спины в мартовской пляске. От световой стены дохнуло мартеновским жаром. Так же внезапно он сменился легким прохладным ветерком, который, обдав опаленные тела путников, уступил место грязному дождю, мягко забарабанившему по дюнам.
Самарин, на ходу размазывая по лицу черные капли, бросился к Старшему. Навстречу им от горизонта стремительно приближалась нечеловечески закрученная пружина смерча. Затем рядом с ней появилось несколько пружин поменьше. Проводник, встав на четвереньки, пытался накрыться покрывалом из овечьих шкур. Казах, так и не успевший натянуть штаны, пробовал забраться под «уазик». Гаишник, презрев все ограничения скорости, мчался к служебному автомобилю. Темно-фиолетовые облака на небе стали серебристыми. Визгливо завыл ветер. Мутно-желтая песчаная каша в мгновение ока залепила все пространство, превратив и людей, и машины в новые барханы.
Для них снова наступила полная темнота. Но на этот раз в ней не было ни единого огонька.