Ферма

26. БРАТ-2

Кустарник наконец отступил и перестал цепляться сухими жесткими ветками за одежду. Они вошли в небольшую тенистую рощу и двинулись вдоль беззаботно журчащего ручья, который серебряным пунктиром указывал путь. Люди Макса шли прямо по дну, на ходу с видимым удовольствием смывая с себя коричнево-белую раскраску. Они перебрасывались шутками, звонко отскакивавшими от водной поверхности.

Иногда под травой показывались остатки мощенной желтыми камнями дорожки. Вокруг что-то весело стрекотало и попискивало. Самарин с наслаждением вдыхал прохладный и необычайно вкусный воздух, время от времени бросая уничижительные взгляды на табачный дым, выдыхаемый Трэшем (когда-нибудь эти сигары закончатся!). Трэш этих взглядов не замечал, отмеряя шаги одинаковой длины и, по всей видимости, о чем-то напряженно размышляя.

– Долго еще? – спросил Харпер, когда тропинка трансформировалась в дорогу.

Макс не ответил даже взглядом. Два человека из его команды скрылись за деревьями. Раздался треск веток, шуршание, что-то заскрипело, а затем в нос Самарину и Трэшу ударило облако выхлопного дыма. Трэш от неожиданности закашлялся. Выпавшая изо рта сигара юркнула к земле, заставляя травинки скукоживаться от разбухшего после недавней затяжки огонька.

На дорогу выехал автомобиль. В нем было столько железа, что он напоминал первые в истории человечества танки. Модель его определить не представлялось возможным, так как другие, столь же древние, но не столь везучие экспонаты послужили донорами практически для всех его узлов.

Автомобильный Франкенштейн. Грубые швы сварки бугрились и горбились, лобовое стекло наполовину отсутствовало, а наполовину было заменено куском фанеры. На крыше высился намертво приваренный корпус моторной лодки, из носового люка которой, высунувшись, обнюхивал воздух ствол крупнокалиберного пулемета.

– Может и под водой, – с небрежной гордостью бросил своим пленникам Макс.

Подручные Макса уже занимали места: в просторном салоне, внутри лодки, служившей вторым этажом, а то и просто прилепившись к обтекателям, цепляясь за торчавшие отовсюду обрезки, болты и штыри. Самарина, Трэша и Харпера запихнули в железную клетку, которая была прикреплена на корме металлического гибрида. Через пару секунд, выплюнув несколько едких клубов, автомобиль помчался по дороге, шелестя лысыми покрышками и подпрыгивая на ухабах.

Развалившийся на заднем сиденье Макс обернулся к пленникам, судорожно цеплявшимся за ржавые прутья, чтобы хоть как-то обезопасить себя от ушибов:

– Это наша военная тайна. Если Трехглазые узнают, о том, что мы имеем транспорт, то возьмутся за нас всерьез.

– Не очень-то тактично вы обошлись с Арминусом. Все-таки лингвист, хоть и клон, – прокричал Харпер.

Макс засмеялся:

– Лингвист! Клон! До того как попасть в Карфаген, он был профессиональным филером. Всю жизнь жил под чужими именами и прикрывался фальшивыми биографиями. Сочинить такую историю для него раз плюнуть!

– А кем были вы, Макс? – спросил Трэш.

– Агентом МБР.

Трэш и Харпер переглянулись.

– А сюда за что?

– За то же, за что и всех.

– Чем-то не угодили ВБС?

– В общем, да. Хотя лично я – клон.

– Клон?!

– А что тут удивительного? Карфаген – место для клонов.

– Но мы же не клоны.

– Вы уверены?

Голубые глаза Макса почти слились с синевато-серыми выхлопными газами. Было непонятно, шутит он или говорит серьезно.

Пейзаж сменился. Роща кончилась небольшой и все еще симпатичной аркой. Ветер раскачивал жестяную табличку, висевшую на одном гвозде. Надпись на ней окончательно была утрачена. За аркой простиралась огромная площадка (скорее всего, бывшая автомобильная или автобусная стоянка), покрытая потрескавшимся бетоном. Сквозь трещины торчали пучки травы. За площадкой начиналась широкая автострада, исчезавшая в бесформенной громаде, торчавшей за горизонтом. По этой автостраде они ехали часа два, пока не оказались в заброшенном городе. В его проспектах и улицах еще угадывались прямолинейность и геометрический порядок. Здания более или менее были целыми. Об упадке свидетельствовали лишь пустые окна и осыпавшаяся штукатурка. Брошенные автомобили, тележка для мороженого, валяющаяся труба водостока, обломок рекламного щита, покореженные будки каких-то уличных автоматов. Все это мелькало перед пленниками, разбиваемое на отдельные фрагменты квадратами клетки.

Машина свернула с главной улицы, затем в какой-то переулок, а далее петляние стало уже бесконечным. Вскоре они запутались, потеряли направление, а вместе с ним и интерес к проносящейся мимо картине.

День клонился к вечеру, когда автомобиль сделал резкий вираж. Дорога пошла вниз, увлекая их на нижний уровень покинутого мегаполиса. Нескончаемые анфилады подземных гаражей, вместо неба – чернеющий потолок. Дорогу освещали лишь одинокая фара железного «франкенштейна» и несколько мощных фонарей, которые держали в руках люди Макса. «У вас есть фонарь? Дайте мне фонарь!» – вспомнил Самарин и начал потихоньку дремать.

Его сознание находилось на границе сна и реальности, когда он ударился головой о прутья решетки. На лбу остались две коричневые липкие от пота полосы. Он потер лоб, размазывая их в грязное пятно. Было светло.

Лязгнул замок. Им помогли выбраться из клетки наружу. Синие, набухшие руки за спиной. Рыболовная леска на кистях утонула в складках кожи. Самарин едва разогнул ноги, затекшие от многочасового неудобного сидения. Вокруг сновали люди с серьезными лицами. Макс недобро улыбался, приглашая их следовать вперед.

Они прошли между поломанными стеллажами, образующими запутанный лабиринт. Когда Самарин, двигавшийся впереди, поворачивал не в том направлении, жилистая рука резким движением направляла его туда, куда следует.

Их путешествие закончилось в широком квадратном помещении. Вдоль одной из стен стояли цилиндры довольно приличного диаметра, высотой до потолка. В центре – длинные монолитные столы, покрытые серыми плитами. На них дымились тарелки с едой. Их давно ждали. Несколько вооруженных людей приветствовали Макса восторженными криками, немедленно смолкшими после того, как было замечено появление гостей.

По приказу Макса лески, связывавшие руки пленникам, были сняты. Их усадили за стол. Всем троим так хотелось есть, что они практически не заинтересовались происхождением содержимого тарелок. Макс смотрел на них с усмешкой. Сам он ел сдержанно и даже несколько брезгливо.

– Ну, что ж, господа, – начал он, когда пленники, наконец, насытились, – у меня к вам несколько серьезных вопросов. Во-первых, что от вас нужно Трехглазым?

– Это мы бы и сами хотели узнать, – проворчал Трэш.

– Странно, – Макс потеребил краешек воротника, – с одной стороны, вы, находясь в Карфагене второй день, знаете, что у Трехглазых есть индикар, а это неизвестно даже нам – старожилам, – зал возмущенно загудел. – С другой стороны, вы ничего не знаете о Трехглазых. Судя по тому, что я видел, вас вез небольшой разведывательный отряд. Они сильно рисковали, взяв вас с собой. В таком опасном месте, как Карфаген, для небольшого отряда каждый лишний человек – обуза.

– Но они же всесильные Трехглазые, некоронованные владыки Карфагена.

– Здесь не может чувствовать себя в безопасности даже Господь Бог. Всех тайн Карфагена не знает никто. Звери-мутанты, зомби, возникающие время от времени крупные банды озверевших клонов и даже племена, вроде Белых Людей. Говорят, встречаются и Пятна… Но Трехглазые рискнули и взяли вас.

– Не знаю… – протянул Трэш, тщательно подбирая слова (по дороге у него реквизировали весь запас сигар, и теперь он время от времени исторгал из глотки сухой кашель), – может быть, они надеются получить выкуп. Все-таки я был богатым человеком. Они могли узнать обо мне по радио. Даже у Сесила Трота есть телевизор.

– В том-то и дело, что был.

– Вы отобрали у Трота телевизор? – брови Трэша выгнулись дугой, как вставшие на мостик борцы. Он искренне ужаснулся столь нелепой экспроприации.

– Ты был, – пояснил Макс, – ты был богатым человеком.

– Но если предположить, что у них есть связи с большим миром, например с Урканом, они могли связаться через него с моей женой и предложить меня выкупить. У меня есть в Ароппе тайные вклады, мы могли бы покинуть Систему.

– Неплохая схема, – хлопнул по столу Макс, – Трэш, а ты мог бы сделать карьеру в Карфагене. Это надо же – выкуп! Здесь много бывших богачей. И связь с урканскими контрабандистами вполне можно наладить.

– Ну, вот видите.

– Вижу! – заорал Макс. – На хрена мне деньги в Карфагене? Я что, ими своих людей кормить буду? Или, может, взять тебя бухгалтером и ты будешь выдавать им зарплату? Мне нужен индикар, чтобы свалить отсюда! И Трехглазым нужен индикар, чтобы свалить отсюда! Даже у Белых Людей есть легенда о птице, которая унесет их отсюда в землю обетованную. Все хотят свалить отсюда. Но Ароппа не принимает людей, совершивших преступление против своего государства. А до Терры ты не долетишь даже на индикаре. Тебе придется заправляться в Антиге, а Антига уже четыре года как в Системе. Вся планета – это ВБС. И где бы ты ни появился, тебя схватят. Кроме Уркана. А в Уркане деньги тоже никому не нужны. У них там только один капитал – свобода.

– Ты закончил? – зрачки Трэша расширились так, что исчезли белки. – А теперь ответь, раз ты такой умный и такой старожил: почему Трехглазые не уходят в Уркан? Ведь у них есть оружие, самокаты на воздушных подушках…

– Они – сумасшедшие, – как-то сразу поник Макс.

– Эту песню мы слышали. Эти – сумасшедшие, те – сумасшедшие, а те, кто это говорит, всегда умные.

Макс встал. Его пальцы пролезли в узкие карманы джинсов. Он прошелся, а затем снова сел, наклонился вперед, подперевшись кулаком. Его взгляд стал проникновенным:

– Ты знаешь, почему их называют Трехглазыми?

– Я знаю, – вмешался Самарин. Трэш и Харпер удивленно скрипнули сиденьями стульев, разом повернувшись.

– Потому что они все видят. Так сказал Сесил Трот, – пожал он плечами.

– Он забыл добавить, что они сами решили, что все видят. У каждого из них якобы экстрасенсорные способности. Третий глаз, который позволяет им безошибочно определять, клон перед ними или человек. Людей они оставляют в живых, а клонов уничтожают. Это остатки «Оупс-крэкха», организации, которая настаивала на уничтожении клонов. Слыхали о такой? Они убийцы. Маньяки. Если им втемяшится в голову, что ты клон, так будь ты хоть трижды изначальным с тремя татуировками, тебя все равно порешат. Они здесь практически добровольно. Для них Карфаген – охотничьи угодья. Они презирают Охоту, которая идет лишь по окраинам. Им нужно быть в центре. Вы думаете, ВБС не знает о Трехглазых? Знает. Но пока они уничтожают клонов внутри Карфагена, все нормально: и клоны не размножаются, и угрозы обществу нет. Вот так. К тому же, урканцы ненавидят Трехглазых. К себе они не пустят их никогда.

– Почему?

– Говорят, они убили Пятно. А вы же знаете, как урканцы относятся к Пятнам.

– Вы сами-то верите в то, что наговорили? «Оупс-крэкх» уничтожали клонов, Трехглазые убили Пятно, – Харпер поднялся. – Вы, молодой человек, как выяснилось, еще очень мало знаете. Пятен не существует, по крайней мере пять тысяч лет. Если они вообще когда-либо существовали. «Оупс-крэкх» возникла в Южных штатах. Их эмблемой был не третий глаз, а сердце с надписью «не продается» внутри. То, что они убивали клонов, – выдумки ВБС. У вас здесь штатного психиатра нет?

– Так, – теперь над столом выросла фигура Макса, – психиатр у нас есть. Он сейчас занят. Над пленным Белым Человеком опыты проводит. Зато штатный палач как раз в данную минуту свободен. Позвать?

Харпер непринужденно сел, словно находился в собственном кабинете. Его глаза смотрели прямо в голубые точки на лице Макса.

– Это ваше право, – ровным голосом ответил он.

Макс сел. Ладони сдавили лицо и тут же оторвались, оставив красные пятна усталости и волнения.

– Да, я многого не знаю. Но… мне многого и не нужно, – Макс снова взорвался, – мне нужно знать, откуда вам известно, что у Трехглазых есть индикар? И если он действительно есть, то как мы его достанем?

Харпер хотел было что-то сказать, но Трэш остановил его.

– Макс, я не зря тебе рассказывал о схеме выкупа.

Трэш помолчал, подумал и затем продолжил:

– Дело в том, что я не первый из нашей семьи, кто стал жертвой ВБС. Сначала они схватили брата.

Трэш прикрыл глаза рукой, плечи дернулись, сдерживая рыдания.

– Сигги, так твой брат…? – взвился Харпер. Трэш остановил его вялым движением ладони. Харпер глянул на Макса осуждающе, как бы приглашая разделить боль от трагической судьбы неведомого брата. Но глаза Макса стали настороженными. Он сам пробыл в Карфагене не один год и не меньше нуждался в сочувствии. Жалости вы от него не дождетесь. Только факты.

Трэш как будто справился с волнением, проглотил застрявший в горле комок, судорожно дернув кадыком, и продолжил:

– У меня в Уркане есть друзья. Они связались со мной и передали, что брат у Трехглазых, и нужны деньги для его выкупа. Брат сумел даже передать мне письмо, в котором я, кстати, и прочитал про индикар. Брат просил, чтобы я…

– Письмо.

– Что? – Трэш вынырнул из жижи неприятных воспоминаний.

– Письмо, – повторил Макс, – покажи мне письмо.

Трэш растерянно похлопал себя по карманам.

– Арминус, – жалко пролепетал он, – сказал, что у него нет бумаги, я и отдал. Он сможет писать на обратной стороне. Мне-то что, я знаю письмо брата наизусть, а вот ему, среди этих дикарей…

– Ладно, что там в письме?

– Ничего… «А еще, – пишет мне брат, – у них помимо всего прочего есть настоящий индикар и даже посадочная площадка. Правда, летают они на нем крайне редко. Пока я нахожусь здесь, не летали ни разу…» – цитируя письмо, Трэш закрыл глаза.

Макс остановил его:

– Отлично. Достаточно. Парни, вы слышали? – крикнул он серой массе соратников, сгрудившихся вдоль стен. – У Трехглазых есть индикар. А теперь я попрошу капралов подготовиться к выступлению. Сегодня ночью мы пойдем и отнимем у Трехглазых индикар. Те, кому повезет, уже завтра будут в Уркане. Кто не хочет отправляться в экспедицию, могут остаться в лагере.

В ответ раздался слаженный вой, свидетельствовавший о том, что оставаться никто не собирается. Трэш победоносно глянул на Харпера.

Через пару минут в помещении остались лишь Трэш, Самарин, Харпер и Макс. Макс, убедившись, что никто из его подчиненных не задержался, наклонился к Трэшу. Его сузившиеся губы были почти неподвижны, что создавало эффект чревовещания:

– Вот что я тебе скажу, сволочь. Все, что ты наплел мне здесь про брата, – полная чушь. Трехглазые не берут никаких выкупов. И у них нет индикара.

– Но письмо…

– И письма нет. Потому что нет никакого брата. У нас тоже есть телевизор. И мы знаем, кто такой Сигизмунд Трэш и сколько у него братьев.

Самарин не выдержал и засмеялся. Его плечи подпрыгивали, как два хромых участника олимпиады для инвалидов. Трэш затравленно озирался, явно собираясь настаивать на своем. В его зрачках уже выкристаллизовывалась новая, еще более невероятная история о сводном брате по матери, чей отец совершил преступление в юности и был изгнан из семьи, всю жизнь просуществовав под другой фамилией. Но взгляд Макса отметал любые попытки творчества в жанре мелодрамы.

– Ты что-то хочешь сказать, сволочь? – спросил он и, сплюнув, добавил, – таких, как ты, мы школьниками били за гаражами.

– Знаю я, как вы били, – вмешался Харпер. – десять человек-хулиганов на толстяка-отличника, у которого нет друзей.

– Не был я толстяком, и друзья у меня были! – некстати взвился Трэш.

– Помолчи, Сигизмунд, – оборвал его Харпер, – Позвольте узнать, – обратился он к Максу, – а какого, извините, черта, вы столько морочили нам голову? Вы же с самого начала знали, что у Трехглазых нет индикара?

– Знал, – охотно признался Макс.

– Ну и зачем вы нас обменивали у Белых Людей?

– А затем, что мне надоело торчать в этой дыре. На Родине меня, наверное, уже забыли. Здесь никакой жизни. В общем, я решил, что случай неплохой. Благодаря вам, мои люди уверены, что у Трехглазых есть индикар, а вы знаете, как его достать. Мы нападем на Трехглазых, а там будь что будет. Лично я собираюсь прорваться в Уркан.

Харпер встал и протянул Максу руку. Тот церемонно пожал ее.