Философский словарь

И

ИБН АЛЬ-АРАБИ (Абу Бекр Мухаммед): арабский философ (Мюрсия, 1165 —Дамаск, 1240). Его мысль, хотя и испытавшая на себе влияние неоплатонизма, представляет собой непосредственное размышление над стихами Корана: различие Бога явленного и Бога сокрытого (Коран, 57, 3) лежит в основе его диалектики бытия. Число его произведений огромно (846), они затрагивают все сферы исламского религиоведения. Автор «Драгоценных камней в оправе мудрости» (1229), «Книги Теофаний» (1204). Его влияние огромно в Анатолии, Иране и Индии, вплоть до Индонезии.

ИБН-ТУФАЙЛЬ: арабский философ и медик (Гуадикс, начало XII в. — Марракеш, 1185). Был врачом Султана, которому представил заменившего его в 1182 г. Аверроэса. Им написано: «Путеводитель, спасающий от заблуждения», «Высочайшая нацеленность на красивейшие имена Бога», «Трактат о совершенной религиозной исповеди», «Политика». Его философия представляет собой поиск точек соприкосновения между философским наследием греков и истинно мистической жизнью, вдохновленной размышлениями над Кораном.

ИБН-ХАЛЬДУН: арабский философ, социолог и историк (Тунис, 1332 — Каир, 1406). Его главное произведение — «Пролегомены» (Muqaddima) — представляет собой методологическое введение в историю как «науку о событиях и их причинах». Его концепция истории как знания, передаваемого поколениями и народами, приводит его к изучению разновидностей общества, образа жизни, культуры с точки зрения эксплуатации земельного богатства ('umran) и типа социальной организации (tamaddun). Описал переход от общества достатка, управляемого потребностями и основанного на взаимопомощи, к обществу богатства, в котором производство превышает потребности и которое уже несет в себе свою собственную смерть. Принадлежит к числу пионеров истории и социологии. Автор «Всеобщей истории» (Kitabal-'Ibar).

ИГРА: деятельность, не преследующая полезных целей. Педагогика уже пересмотрела свое отношение к игре: в плане психологического наблюдения игра считается одним из самых существенных методов анализа характера (личность в игре проявляет себя более свободно, чем в труде), но, главное, игра реабилитировала себя в том смысле, что ее уже не считают отсутствием деятельности, но «деятельностью отдыха», бескорыстной, но не бесполезной, раскрывающей возможности личности, не находящие себе применения в повседневном труде. Как разрядка игра необходима при всякой интенсивной деятельности и даже может лечить некоторые психологические заболевания, такие как раздражительность или повышенная эмоциональность, возникающая вследствие продолжительной и напряженной работы. Точно также и так называемая деятельность ребенка (работа в школе, например) в определенных случаях должна принимать форму «управляемой игры», чтобы привлечь внимание ребенка. См. Досуг.

ИГРОВОЙ: имеющий отношение к игре. Проблема игровой активности — одна из проблем досуга.

ИДЕАЛ: то, к чему мы стремимся; совершенный образец. Представление об идеале предполагает состояние совершенства, воображаемое духом, который не может всецело его достигнуть: такое состояние могло бы дать полное удовлетворение человеческому разуму и чувству.

ИДЕАЛИЗМ: установка живущего ради идеала. Философская доктрина, отрицающая существование внешнего мира, сводящая его к имеющимся у нас о нем представлениям. Принцип абсолютного идеализма выражает фраза Беркли: «Быть — значит быть воспринимаемым» (Esse est percipij. Следовательно, идеализм представляет собой один из двух возможных ответов на вопрос о природе и границах нашего познания: его положение — на первый взгляд парадоксальное, — что мы знаем лишь свои собственные представления, на самом деле довольно сложно теоретическим путем опровергнуть. Знаменитое «опровержение идеализма» Кантом просто соотносимо с опытом «эмпирически определенного сознания», опытом «шока», чувством реальности. Идеализм разрабатывался Платоном (для которого понятия, позволяющие нам думать о мире, представляют собой не что иное, как чисто интеллектуальные отношения, выражающие «интеллигибельные» сущности), Кантом (все, что мы знаем о мире —- интуиция и понятия — чистый продукт духа), Фихте (чье «Наукоучение» представляет собой философию «Я» — субъективный идеализм), Шеллингом (объективный идеализм: Природа тождественна Знанию), Гегелем (абсолютный идеализм). Идеализм — философия, оправдывающая все данные сознания, «объяснительная» философия. Но реальный человек здесь остается за рамками философии: современная философия, чрезвычайно конкретная и не отрешенная от жизни, отражает чисто реалистические тенденции. Идеализм в его отношении к границам нашего познания противостоит реализму (согласно которому мы познаем вещи именно такими, какими они реально являются в себе); не стоит путать его со спиритуализмом — теорией, относящейся к природе бытия (например, Лейбниц: природа реальных вещей духовна), — который противостоит материализму (вся реальность, и даже дух, по природе своей материальна).

ИДЕОЛОГИЯ: комплекс верований, присущих тому или иному обществу или социальному классу. Идеология обычно бывает выражена политическим или общественным учением, на которое ориентированы действия правительства, партии, социального класса и т. д.: марксизм — идеология, как и экономический либерализм. Частный пример — система идеологий, возникшая в конце XVIII в. (Траси, Кабанис, Вольней, Дону) и имевшая своей целью изучение идей и их происхождения (психология познания).

ИДЕЯ: содержимое ума. В повседневном языке — общее представление о чем–либо. Например: «У меня идея. Я знаю, что нужно делать». В философий — абстрактное представление, созданное мыслью о живом существе, отношении между вещами, объекте: идея красоты, блага. Идея отличается как от плода воображения (видение, мечта), так и от восприятия (я рассматриваю того или иного индивида). Следовательно, идея — это объект мысли как таковой, мыслимое, а не сама чувственная вещь: человек может обладать теми или иными особенностями (быть высоким, низкорослым, блондином, брюнетом и т. д.), наша же идея о человеке не будет ни высокой, ни низкорослой, но должна отражать его общевидовые особенности (двуногий, разумный…). В повседневной жизни идеи часто рождаются в споре, когда каждый может свободно высказаться. В отличие от эмоций, которые могут быть выражены криком или даже просто жестом, идеи выражаются посредством языка, устного или письменного. Именно поэтому выражение идеи, в отличие от выражения чувства, исключает какой бы то ни было фанатизм. Идеи могут быть качественно различными: темными, смутными, ясными и четкими. В «Размышлении о познании, истине и идеях» (1684) Лейбниц дает им четкое., определение: «Идея считается темной, когда она не позволяет нам узнать свой объект. Идея является смутной, если мы можем лишь отнести ее к некоторой группе обозначаемых ею объектов. Идея называется ясной, если мы сразу можем узнать обозначаемый ею объект. Идея будет четкой, когда я смогу не только узнать ее, но и проанализировать все составляющие ее элементы». Путь от затемненности к четкости — это путь от неопределенности к определенности. Идея по природе своей является общей, в том смысле, что она приложима к целому классу индивидов. Общая идея имеет две логические характеристики: объем — количество индивидов, к которым она приложима, и значение — совокупность качеств, определяющих этих индивидов. Например, если речь идет об идее человека: белый, желтый, черный, …Жанн, Пьер, Поль… определяют объем, а термины — двуногий, разумный… — определяют значение. Когда мы говорим об объеме, используется термин «общая идея», когда же подразумевается значение — слово «понятие». Чтобы составить себе общую идею, следует абстрагироваться (ab–strahire — извлечь из), извлечь из опыта черты, общие для того или иного класса объектов. Вопрос о процессе абстракции возвращает нас к проблеме природы и источника идей.

Природа идеи: является ли она просто репрезентацией, чем–то вроде «картины»? (Декарт, «Метафизические размышления», 1641, Разм. III): «Среди моих мыслей есть такие, что представляют собой что–то вроде образов вещей, только к ним в полном смысле слова и применимо название идей: например, когда я представляю себе человека, химеру, небо или ангела, или даже Бога. Но кроме этого существуют и другие, обладающие несколько иной формой: например, когда я чего–то хочу, боюсь, утверждаю или отрицаю, то я конечно воспринимаю это что–то как повод для действия моего ума, но этим действием я также прибавляю что–то к моей идее об этой вещи; из такого разряда мыслей одни мы называем волей или аффектами, другие — суждениями». Картезианские философы — Спиноза и Лейбниц — дополнили этот анализ и показали, что в действительности мы не «представляем» себе идею, а «понимаем» ее: понимание — это акт воплощения в уме, к тому же обычно направленном на «интеллектуальное отношение». Идея — это «понятие души, формируемое душой в силу того, что она обладает способностью мыслить» («Этика», 1675). «Я ни в коей мере не имею в виду под идеями образы, вроде тех; что образуются в недрах глаза». Истинная идея — это идея действительно мыслимая и несущая в себе очевидность истины (истина — это index sui, знак самой себя). Таково определение адекватной идеи. Ту же самую мысль имеет в виду и Лейбниц, определяя идею как «тенденцию», силу.

Происхождение идей: мы различаем идеи, полученные опытным путем — Платон (в своих «Диалогах») называет их ощущениями, или мнениями, Декарт — «побочными» идеями: это «общие» идеи (возникающие в результате повторения определенного количества фактов в неизменном порядке: такова общая идея, что холода наступают зимой, а жара — летом), — и те, источник которых — дух или разум. Платон употреблял термин «идея» в применении к таким абстрактным понятиям, которые составляют сущность вещей. «Мы считаем.., что есть прекрасное само по себе, благо само по себе и так далее в отношении всех вещей, хотя мы и признаем, что их много. А что такое каждая вещь, мы уже обозначаем соответственно единой идее, одной для каждой вещи». («Государство», 6). «Идеи, как, например, идея красоты, не знают ни рождения, ни смерти» и существуют вечно («Пир»); верно также и то, что любой человек, даже самый непросвещенный, может быть полноценным знатоком прекрасного. Декарт скажет о «врожденных идеях», имея в виду математическую очевидность (идея круга существует и до того, как я ее мыслю, и после), а также идею субстанции или Бога. Кант («Критика практического разума», 1788) в тех же терминах будет говорить об идее морального долга, справедливости. Идеи являются не общими, а «универсальными». Он же проведет различие между понятиями и идеями («Критика чистого разума», 1781). Те и другие априорны (предшествуют всякому опыту) и существуют в качестве виртуальности, возможности, которые раскрываются только в опыте. Возьмем, например, понятие «отношения» или понятие «причинности»: когда я рисую прямую линию между двумя звездами, реально эта линия не существует, она целиком порождение ума, как тип самого простого отношения; любой человек непосредственным образом воспроизводит это отношение, но для того, чтобы понятие заработало, должно существовать два объекта. Точно таким же образом существует некое физическое событие, для которого разум непосредственно ищет «причину», используя естественную предрасположенность ума. Такая предрасположенность «делает возможной» (трансцендентальные понятия) мысль о мире. Но понятие соотносится с интуицией и образует восприятие или опытное знание. Наоборот, «под идеей я понимаю необходимое рациональное понятие, такое что никакой соответствующий ему объект не может быть дан посредством органов чувств. Например, вещи мира должны здесь быть таковы, как если бы они были обязаны своим существованием высшему разуму». «Трансцендентальные идеи», которые Кант анализирует в 3‑й части «Критики чистого разума» («Трансцендентальная диалектика»), соответствуют понятиям, непосредственно используемым умом для мышления о мире (отношение, причинность, анализ целого и частей и т. д.), но взятым в бесконечной перспективе: возьмем, например, уже упомянутый пример с прямой линией, которую наш ум чертит между звездами, чтобы нарисовать созвездие: когда отрезки прямой приложимы к реальным точкам, мы имеем реальное знание; но когда мы продолжаем прямую до бесконечности, можно задаться вопросами: куда она ведет?; конечен или бесконечен универсум! Здесь мы имеем дело с идеей в кантовском смысле слова, идеей, которой не соответствует никакой опыт. Кант определяет три основные сферы развития идей: сущность души (психологическая идея), природа материи (космологическая идея) или первопричина мира (Бог — теологическая идея). Но никогда никакой опыт не сможет ответить этим идеям, и они никогда не станут понятиями, соответствующими реальному знанию. Они останутся объектом абстрактных или вербальных дискуссий. Но зато мы несем в себе идею бесконечного, которая является уже не объектом познания, но источником действия, это моральный долг («Критика практического разума»). Моральное действие, в отличие от заинтересованного действия или технического жеста, мотив и цель которых ограниченны, — это единственное действие, несущее в себе смысл бесконечного и передающее идею. См. Истина, Заблуждение, Суждение, Разум.

ИДИОТИЯ: крайняя степень умственной отсталости, отличающаяся неспособностью к говорению (Бине) и полной неспособностью к уходу за собой. Идиот не может достичь уровня развития, на котором человек начинает общаться с помощью языка. Даже во взрослом возрасте умственное развитие идиота, степень которого определяется с помощью тестов, не превышает умственный возраст двухлетнего ребенка. Можно наблюдать различные степени идиотии. На самой низшей стадии поведение будет сугубо рефлексивным и импульсивным, тогда как при самом благоприятном исходе можно «приучить» идиота самостоятельно питаться и удовлетворять свои потребности. При данной степени инвалидности больному необходим постоянный надзор и перманентная помощь.

ИЗВРАЩЕНИЕ: пертурбация инстинктов, приводящая индивида к наслаждению страданием другого. Извращение отличается отсутствием или искривлением обычных человеческих чувств. Такое отсутствие сознания добра и зла объясняет, почему его называют моральным безумием. Извращение — когда оно носит не случайный, но постоянный и «конституциональный» характер — сопровождается удивительной интеллектуальной трезвостью, но его следствиями будут неприспособленность к семейной, школьной, профессиональной и, наконец, социальной среде. Извращенец, находящий радость в том, чтобы заставлять других страдать, отличается от психопата, который своим поведением систематически причиняет страдание другим, но непреднамеренно и даже чаще всего бессознательно; он противостоит и невротику, который во всех человеческих взаимоотношениях всегда будет тем, кто страдает, и который представляет себя как вечную «жертву».

ИЗОБРЕТЕНИЕ: творческое создание чего–то нового. Отличается от «открытия», проливающего свет на то, что уже существует. Математическое или поэтическое изобретение в этом смысле отличается от физического или философского открытия. Способность к изобретению — это «творческое воображение»; ум будет наделен этой способностью, лишь если он в состоянии освободиться от своей памяти (репродуктивное воображение) и избавиться от предрассудков своей эпохи (сильная личность). См. Гений.

ИЗЯЩНЫЕ ИСКУССТВА: ансамбль искусств. В более узком значении термин определяет изобразительное искусство: живопись и скульптуру; но в действительности распространяется на музыку, хореографию и даже на поэзию. См. Искусство.

ИМБЕЦИЛЬНОСТЬ: тяжелая степень умственной отсталости, отличающаяся умственной неспособностью индивида использовать и понимать письменность и ухаживать за собой. В отличие от идиота имбецил может говорить, но еще не может писать. Для его умственного развития характерен умственный возраст от 2 до 7 лет. Имбецил может обладать хорошей памятью, но не умеет координировать свою мысль и из–за неспособности к абстракции и обобщению пасует перед самыми простыми проблемами. Он не способен к школьному обучению, разве что к решению мелких и простых задач.

ИММАНЕНТНЫЙ (от лат. in — в и тапеге — оставаться): внутренне присущий другому существу: имманентная справедливость — справедливость, внутренне присущая мировым событиям; противостоит трансцендентной справедливости — т. е. той, что (по Платону) уготована Богом каждой душе после смерти. Доктрины, утверждающие имманентность Бога миру (Спиноза) или человеческой истории (Гегель), относятся к пантеизму; им противостоят учения, предполагающие свободное творчество мира Богом (Декарт) или свободное творчество истории человеком (марксистский экзистенциализм: Сартр).

ИММАТЕРИАЛИЗМ — см. Беркли.

ИМПЕРАТИВ: принцип, носящий характер беспрекословного долженствования. По Канту, «категорический» императив представляет собой обязательное моральное требование: мы узнаем его по чувству, что действовать иначе невозможно («ты должен, потому что ты должен»). Он противостоит «гипотетическому императиву», не носящему характер абсолютного долженствования («ты должен это сделать, если ты хочешь быть счастливым», или «если ты хочешь быть умелым и преуспеть в жизни»).

ИМПУЛЬС: сила, побуждающая совершить то или иное действие. Импульс независим от воли; обычно он соответствует инстинктивному действию или физиологической потребности (в еде, питье, сексуальные импульсы, агрессивные, к воровству и т. д.). У нормального человека импульсы направлены в нужное русло, упорядочены образованием и социальными принципами: воспитанный человек научается управлять своими импульсами и владеть собой. Кант вслед за Платоном измерял степень свободы человека его способностью не быть рабом своих импульсов.

ИНДЕТЕРМИНИЗМ: отсутствие детерминизма в природных феноменах. В современной науке, в частности в атомистике, индетерминизм означает непредсказуемость движения одного электрона, что уже не распространяется на пучок электронов: индетерминизм синонимичен статистическому детерминизму (т. е. предвидение «работает» не на одном изолированном элементе, но на комплексе элементов); можно также назвать это глобальным детерминизмом. С философской точки зрения индетерминизм можно рассматривать как характерную особенность природы (материальный индетерминизм), или же просто как результат ограниченности нашего знания о природе (формальный индетерминизм). Но он не имеет никакого отношения к всевозможным доказательствам человеческой свободы.

ИНДИВИДУАЛИЗМ: склонность к самоутверждению. Эту склонность отражает теория, провозглашающая примат прав индивида над правами общества. Индивидуалистическая установка предполагает, что счастье домашней жизни, ценность повседневного труда выше каких бы то ни было политических обязательств; что личная жизнь стоит на первом месте, а общественная — на втором (позиция, например, позднего Камю, начинавшего с противоположного утверждения). Либеральное государство будет действительно демократическим лишь в том случае, если оно блюдет ценность индивидуальной жизни, в отличие от тоталитарного этатизма, сводящего индивида к его общественной функции (или, например, ценность художественного творчества к его идеологической пропаганде). Декларация прав человека признает за индивидом частные права, так что никакое государство не имеет морального права их недооценивать (доступ граждан к необходимому минимуму жизненных благ, осуждение казней и негуманных процессов, неприкосновенность человеческого жилья и т. д.). Доведенный до крайности, индивидуализм превращается в систематическое выступление «индивида против власти» и в анархизм. Проблема философии права (общественного договора Руссо, философии права Канта и Фихте) состоит в том, чтобы примирить индивидуальные свободы с общественной необходимостью: такое примирение мыслится в терминах «влияния» (государство должно «оказывать влияние» на индивидов — при этом влияние определяется как действие свободы одного на свободу другого, а не насилие над ними), «общественного, национального или гражданского воспитания» и т. д.

ИНДИВИДУАЛЬНЫЕ СТРАСТИ как движущие силы и инструменты истории. Моралисты различают страсти, которые скорее можно назвать хорошими, и страсти, которые можно отнести к плохим (скупость, ненависть), в зависимости от их объекта: вдохновенные страсти, порождающие энтузиазм (от греч. entheos — быть в Боге) и творчество, и слепые страсти, приносящие с собой фанатизм. Психологи здесь различают тех одержимых страстью, что не воспринимают ничего за пределами своей страсти, от фанатика, который хочет заставить другого разделить его страсть любым путем, будь то даже насилие. Социолог заметит здесь, что всякая страсть, стесняющая жизнь в обществе, будет считаться плохой либо даже безумием, тогда как тот одержимый страстью человек, что служит обществу или его изменению, будет квалифицирован как «человек, служащий идеалу». Всегда оказывается так, что «ничего великого в мире не совершается без страсти» (Гегель, «Разум в истории», 1830) и что страсти являются движущими силами истории: «Итак мы утверждаем, что ничто не совершается, не будучи поддержанным интересом тех, кто в этом участвует. Этот интерес мы называем страстью, когда, вытесняя все прочие интересы или цели, вся индивидуальность целиком проецирует себя на определенную цель всеми внутренними фибрами своей воли и концентрирует на этой цели свои силы и все свои потребности» (там же). Все индивиды обладают своими частными страстями, самые распространенные из которых деньги, почести и власть (примеры Канта в «Идее всеобщей истории с космополитической точки зрения», 1784), но за «этой сумятицей, царящей на поверхности… совершается молчаливая и тайная работа, в которой сохранится вся сила феноменов» (Гегель, там же). Во всеобщей истории «страсти составляют активный элемент», но за ними и с их помощью реализует себя Идея, т. е. общая эволюция мира в направлении лучшего общественного устройства. Частные страсти будут в таком случае бессознательными инструментами осуществления разума в истории.

ИНДИЙСКАЯ ФИЛОСОФИЯ. Весь комплекс индийской философии представляет собой интерпретацию и переложение ведических гимнов, созданных пять тысячелетий назад: сами же они представляют собой не что иное, как попытку выработать полное и всеобъемлющее видение истины, попытку, давным–давно предпринятую «отдаленными предками». Принцип индийской философии в том, что абстрактное знание само по себе не имеет никакой ценности, если оно не приводит нас к опыту истины. Первичными формами выражения здесь были «заклинания» (мантра), затем «притчи» (Упанишады), «ритуалы» (Брахманы), «техника» (йога), а вместе с Ауробиндо современная философия нашла себе дискурсивное и рациональное выражение. Основная задача состоит в преодолении естественного дуализма общего сознания (майя) и в причастности к божественной жизни (лила). Для ее достижения Мадхвачарья предлагает путь восхищения, Чанкарачарья — путь внутренней работы. Обычно противопоставляют философию отрешенности (веданта, шиваизм, буддизм) и мистицизм, предлагающий нам, наоборот, затеряться в мире (тантризм, вишнуизм). Доктрина мудрости, при всем при этом не впадающая в иррационализм, — индийская философия, всегда представляла собой большой соблазн для западной мысли; она непосредственным образом повлияла на философию Шопенгауэра и косвенным образом на целое направление нашей философской мысли, традиция которого связана с именем Плотина. Бергсон посвятил индийскому мистицизму главу в «Двух источниках морали и религии», противопоставляя его мистицизму христианскому.

ИНДУКЦИЯ: умозаключение, идущее от частного к общему, например: англичанин, причаливший в Кале, видит перед собой несколько рыжих женщин и «индуцирует», что все француженки рыжие. Индукция не являет собой строгое умозаключение (в отличие от дедукции), но она лежит в основе всех умственных открытий. В классической схеме научного метода, изложенной Дж. Ст. Миллем, индукция соответствует второй ступени исследования: она следует за «наблюдением» и позволяет от него перейти к изложению «закона». (Третья ступень здесь — экспериментальная «верификация».)

ИНСТИНКТ: импульс, повелевающий действовать определенным образом. Это действие (особенно у животных) отличается следующими тремя особенностями. Оно будет: 1) врожденным (осы–одиночки, так называемые «осы–кладчики», строят свое гнездо всегда одинаково, несмотря на то что «родители» умирают до того, как разовьется оса — «ребенок», которая, следовательно, не может «научиться» у них строить гнездо. Точно так же существуют перелетные птицы, обладающие врожденным знанием пути их перелета — от 6000 до 12 000 км, — даже если это первый год их жизни, а «родителей», которые могли бы указать им дорогу, нет рядом); 2) единообразным (инстинкт не совершенствуется; так, например, техника построения бобрами запруд с течением времени нисколько не прогрессировала); 3) специфическим (каждому виду присущи свои инстинкты). Итак, инстинкты — это сложные рефлексы, от природы данные индивиду. Однако эти рефлексы могут быть дополнены приобретенными обусловленными рефлексами, вносящими в инстинкт определенную гибкость и способность к адаптации. У человека, как правило, инстинкты «вышколены» социальными нормами, замаскированы вмешательством разума (рассуждение, рациональная мотивация и ретроспектива инстинктивного поведения), и они выходят на сцену лишь при наличии состояния умственного торможения (мечта, эмоции, страсти, умственная отсталость). См. Склоность..

ИНСТИТУТЫ -.учреждения или положения, установленные обществом (противоположно природному). В широком смысле понятие института включает в себя все привнесенное культурой. Каждый институт (по описанию Малиновского) обладает характерными для него «уставом» (принципами), «персоналом» (группой лиц, к которым применим данный устав) и «материалом» (направлением деятельности, характерным именно для этих лиц). В этом смысле любая «ассоциация» образует институт; у нее свои принципы и она объединяет определенных людей для какого–то определенного занятия (спорт, торговля и т. д.). Социология изучает институты с двух точек зрения: 1) с точки зрения статической: каковы теоретические законы и принципы, управляющие жизнью в обществе или группе?; 2) с точки зрения динамической: как на практике применяются эти законы и принципы? Например, статическое исследование религиозных институтов обнаруживает один и тот же процент католиков во Франции и Бразилии; динамическое исследование обнаруживает, что в Бразилии религия укоренена глубже и обладает большим воздействием на общественную жизнь, чем во Франции. Ведь верно, что общество познает себя не через свои законы, но через образ жизни. Понятие «институтов» как в своем теоретическом, так и в жизненном аспекте остается фундаментальным понятием социологии.

ИНТЕЛЛЕКТУАЛИЗМ: доктрина, отстаивающая первенство и первичность интеллектуальных феноменов над феноменами чувств и воли. Так, например, Лейбниц утверждал, что чувства, которые вызывает у нас прослушивание симфонии, сводятся к смешанному восприятию математических отношений; чувство гармонии, таким образом, выражает, по сути, восприятие «гармонических отношений». Интеллектуализм предполагает наличие логики во всех психических феноменах. Он противостоит волюнтаризму, который, наоборот, у истока любого выражения и даже любого понимания идей ставит чувство, веру или волевое решение (Шопенгауэр). Одна из линий, продолжающих мысль Канта и Гегеля, противопоставляет интеллектуализм еще и рационализму: интеллектуализм сводит человеческий ум к способности воспринимать отношения между объектами чувственного мира (математического, физического); рационализм же, наоборот, различает разум и понимание, «человека» и «философа» и признает безграничность человеческого духа, проявляющуюся в моральном долге или стремлении, эстетическом чувстве, религиозной вере или самой метафизике.

ИНТЕНЦИОНАЛЬНОСТЬ: активное отношение ума к какому–либо объекту. В наши дни это понятие схоластической философии широко употребимо, особенно после Гуссерля и его феноменологии. В поле философской интерпретации, затрагивающей отношение разума к реальности, оно может иметь, в общем три значения: 1) психологическое отношение сознания к тому или иному существующему объекту (именно в этом значении использовал данный термин Брентано, учитель Гуссерля); 2) «трансцендентальное» отношение сознания, создающего самого себя в процессе творчества своего объекта: например, в математике или в логике, сущность, или «интенциональность», треугольника выявляется в процессе его начертания; когда мы чертим прямую линию, соединяющую две звезды или вершины гор, то эта прямая существует не в природе, ее создал разум: здесь имеет место «интенциональность» (именно в этом смысле чаще всего употребляет данный термин Гуссерль: он настаивает на присутствии ума в любом «значении»); 3) «онтологическое» отношение ума, сознающего себя творцом мира или принципом «построения» реальности. Подобное идеалистическое толкование интенциональности характерно, например, для Финка. (Противоп.: Восприимчивость).

ИНТРОВЕРСИЯ: сосредоточенность на самом себе. Противоположность интровертных характеров — молчаливых, задумчивых, — характерам экстравертным — разговорчивым, общительным, — подчеркивалась Бине. Интровертивные умы чувствительны скорее к «движению» вещей в спектакле, чем к «цвету» объектов (экстравертные умы) или форме этих объектов (тип ума эрудита, меланхолический характер).

ИНТРОСПЕКЦИЯ: субъективный метод в психологии, основанный на самонаблюдении сознания. Мы занимаемся самоанализом в целях самопознания, а не самоосуждения: в этом смысле интроспекция отличается от угрызений совести. В психологии роль интроспекции трудно переоценить: только она позволяет восприятие психической реальности в качестве таковой; она служит нормой и гидом при объективных анализах человеческого поведения. А. Бергсон паже считал интроспекцию методом самой метафизики, обнажающим перед нами пути «глубинного Я», внутренней «длительности» и интуиции абсолюта. Ретроспективная философия (Лашелье, Ланьо) опирается на интроспекцию (восприятие умственного содержания: эмоций, чувств), чтобы при помощи рефлексии вывести из нее универсальное значение всего содержимого сознания и установить иерархию ощущений (связанных с действием, восприятием и творчеством) в общей структуре личности. Чрезмерная склонность к интроспекции может привести к подозрительному отношению к миру, нередкому у психастеников: замена реального и объективного мира миром внутренним характерна для «шизофрении». Интроспективному методу противоположен бихевиористический метод, довольствующийся объективным анализом поведения.

ИНТУИЦИОНИЗМ: метод философского анализа, основанный на интуиции. Последовательный представитель этого метода — Бергсон.

ИНТУИЦИЯ: непосредственное знание. Обычно различают «эмпирическую» интуицию, соотносимую с тем или иным объектом мира, и «рациональную» интуицию, обозначающую непосредственное восприятие отношений между двумя идеями (например, рациональная интуиция, с помощью которой мы постигаем доказательство того, что сумма углов треугольника равна сумме двух прямых углов). Всякая интуиция — это своего рода открытие, будь то открытие объекта мира, новой идеи или анализ чувства. Именно в этом смысле говорилось о божественной природе интуиции. Психология различает «интуитивный» и «дискурсивный» ум, в зависимости от быстроты схватывания и потребности в объективных доказательствах, или же, наоборот, неприятия последних.

ИНФАНТИЛИЗМ: аномалия, заключающаяся в упорном сохранении во взрослом возрасте некоторых психологических (а иногда и физиологических) характеристик детского возраста. Отличается от ребячливости, которая не представляет собой остановку психологического развития, но лишь понижение умственных способностей. Остановка в развитии организма и психических функций может быть связана с органическим заболеванием (генетической аномалией, такой, как монголизм; инфекцией или травмой матери во время беременности; наследственным сифилисом; заболеваниями желез, в частности щитовидной железы и т. д.), но она может также напрямую обусловливаться наличием «комплексов» (агрессивность, повернутая против самого себя; отставание, возникающее в результате неприспособленности к семье или к школе; умственная анорексия; истерия и т. д.). Наконец, в широком смысле слова инфантилизм означает отказ или бегство от жизни: инфантильный человек ностальгически оборачивается к своему прошлому — к счастливому возрасту безответственности. См. Умственный возраст, Комплекс, Детскость.

ИОАНН СОЛСБЕРИЙСКИЙ: схоластический философ (Солсбери, ок. 1115 — Шартр, 1180). Ученик Абеляра, соратник Фомы Беккета, епископ Шартра (1176); написал «Житие» Фомы Беккета и святого Ансельма, «Polycraticus» — сатиру на свое время, «Metalogicus» и «Entheticus» — сатиру на лжефилософов, а также «Historia pontificalis» (1148–1152).

ИОНИЙСКАЯ (школа): греческая философская школа (VI в. до Р. Х.), представителями которой были Фалес из Милета, Анаксимандр, Анаксимен и Анаксагор — первые искатели рационального объяснения мира. Они знаменуют собой начало западной науки. Ионийская школа отличается от италийской философии, связанной с именем Пифагора и тяготеющей к мифическому объяснению мира, отраженному в религии и поэзии.

Ионийцы - Фалес, Анаксимандр, Гераклит

Пифагорейцы - Пифагор

ИППОЛИТ (Жан): французский философ (Жонзак, 1907 — Париж, 1968). Профессор Сорбонны, затем — Коллеж де Франс, директор Высшей нормальной школы. Своим «Переводом Феноменологии Гегеля» (1939–1941) и комментарием «Генезис и структура Феноменологии духа» (1947) внес значительный вклад в распространение во Франции гегелевской мысли. «Введение в философию истории Гегеля» (1948) и «Логика и существование» (1953) продолжают размышления о Гегеле. «Очерки о Марксе и Гегеле» демонстрируют оригинальность ранних произведений Маркса.

ИРОНИЯ: форма насмешки. Различают: 1) добрую иронию, или «сократическую иронию», начало которой — наше чувство, что мы чего–то не знаем, выражающееся в наивном вопрошании (Сократ, например, просил политиков определить сущность политики; медиков — определить прежде всего сущность медицины); 2) романтическая злая ирония — разрушительная ирония, в основе которой — чувство нашего бессилия перед лицом судьбы.

ИРРАЦИОНАЛЬНОЕ: то, что нельзя понять посредством одного только разума. Иррациональное обозначает как чувство (например, чувство природы), так и опыт волевого действия: чувство или акт будут по сути своей иррациональны, если в своей специфической реальности они несводимы к дискурсу, который можно о них составить. В более широком смысле иррациональным является то, что познается только посредством интуиции, что не является концептуальным, например реальность внешнего мира (Кант), существование самого разума (Латк). С психологической точки зрения поведение иррационально, если оно выражает собой непосредственную реакцию (эмоциональное, страстное, рефлекс), а не исходит из хорошо продуманного волевого решения.

ИСКУССТВО: способ сделать вещь согласно правилам. В более узком смысле (начиная с XIX в.): самовыражение посредством эстетического творчества — изящные искусства. Наиболее общая философская проблема здесь —- проблема функции искусства: 1. Прежде считалось, что оно выражает «красоту». Но что такое красота? Понятие красоты, обладает ли оно объективной ценностью или же раскрывает лишь личное суждение каждого? Вещь является красивой только потому, что я считаю ее красивой, или же я считаю ее красивой потому, что она действительно является таковой? От Платона до Канта философы пытались обосновать объективность искусства и красоты. Красивое, — писал Кант, — это «то, что нравится вообще, хотя это и невозможно проверить разумом»; соответственно, считалось, что существует так называемая «красота в себе» — универсальный идеал, к которому должны стремиться произведения искусства. Эта классическая концепция искусства настаивала на определенных доминантах, таких как гармония, чистота, благородство, искренность, воспитание чувств. Мадонна Рафаэля, проповедь Боссюэ, здание Мансара, церковная соната дают хорошие примеры таких доминант. Функция искусства здесь — идеализация реальности. 2. История искусства приводит нас к различению красоты произведения искусства и представления о красивой вещи. Искусство может быть красивым и в то же время изображать, например, падаль (Бодлер), ничтожество («Обжора» Тулуз–Лотрека), гротеск («Карлик» Веласкеса), ужас (Босх). Его функция — раскрытие того, что Мальро называет «ночной стороной мира», той, что избегает нашего повседневного взгляда и разглядеть которую нам мешают социальные условности и традиции. Гойя считал репрезентацию красивого «ложью» и «ослеплением». Согласно более современной концепции, искусство — явление в высшей степени реалистическое: его функция — выражение не красоты, но реальности. В заключение следует сказать, что понятие красоты сменилось в наше время понятием аутентичности; то, что в произведении. выражено аутентичным способом, обладает реальностью, независимой от нас. Так, например, произведения Ван Гога отражают его трагическое мировоззрение; мы можем не любить Ван Гога, но мы не можем сделать так, чтобы трагизм перестал существовать в его произведениях. Именно в этом смысле произведение искусства обладает объективной реальностью, независимой от наших чувств. См. Абстрактное, Изящные искусства, Эстетика.

ИСТЕРИЯ: невроз, как правило отличающийся нервными кризисами, повышенной возбудимостью (возбудительная истерия), но который может выражаться и парализацией активности (упадочная истерия). Ф. Пинель и Ж. Этьен Д. Эскироль обратили внимание на то, что сексуальная озабоченность играет важную роль в развитии аффекта — отсюда его название: «маточная страсть». Жан Мартен Шарко, занимавшийся изучением истерии с 1882 по 1885 гг., считал ее следствием органического аффекта, тогда как (это было доказано Ж. Бабински и Э. Дюпре) речь идет лишь о психиатрическом аффекте. Фрейд, изучавший истерию с 1893 по 1895 г., видит в ней (особенно в её женском варианте) результат вытеснения сексуальных наклонностей. Но что бы она собой ни представляла, истерией сопровождается экзальтация воображения, что приближает ее к мифомании; ее истоки — аффективного порядка. На эту тему стоит также прочитать: Жане «Ментальные травмы истериков» (1893), «Истерия: избранные тексты Ж. М. Шарко» (1971), Фрейд «Пять лекций по психоанализу» (1973).

ИСТИНА: соответствие сказанного существующему на самом деле. Следовательно, истина — это отличительная особенность нашего познания, а не того, что существует (реальности). Классически она определяется как «соответствие нашей мысли (восприятия, суждения) реальности». Зато в математике, где речь идет исключительно о внутренней строгости умозаключения, истина определяется как «самосогласованность мысли» (Кант). Когда речь идет об историческом становлении, возникает понятие диалектики истины: истина здесь —- это «согласованность того, что мы мыслим, с тем, что должно наступить» (Гегель, Маркс). Истину утверждает тот, кто знает, что уготовано нам историей. Даже с чисто практической точки зрения, истина концепции определяется ее «успехом» (прагматизм Ч. Пирса, Джеймса, Дьюи). Мы видим, что в зависимости от физического мира или мира истории и человеческих отношений истина может быть абсолютной или относительной. Философия всегда считалась поиском истины. О какой истине идет здесь речь, об истине чего? Задача «первой», или фундаментальной философии, — познать основания человеческой мысли (Платон, Спиноза, Кант, Фихте, Гегель), т. е. тот свет (или абсолют), который делает возможным всякое знание; тогда мы говорим об истине. Но речь может идти и об обретении истинного знания феноменов природы, и именно это — объект науки вообще. Современная философия склоняет умы к размышлению над историей: Мерло–Понти («Знаки», 1961) утверждает, что здесь необходимы такие качества, как отрешенность и неангажированность, поскольку лишь они обеспечивают трезвый и глубокий взгляд, постепенно открывающий историческую истину. Он противопоставляет философское размышление об истории ослеплению партийного человека, поскольку само это размышление должно быть лишь моментом на службе у «аутентичного» действия (совпадающего с направленностью истории или исторической истины). Различают философа, который ищет истину, и мудреца, который ею обладает; а также, с другой стороны, пророка, который ее предвидит и возвещает, и, в порядке исторического действия, героя, который ее реализует. См. Познание, Диалектика.

ИСТОРИЧНОСТЬ: отличительная черта исторического. Метафизическая проблема историчности в том, почему человек рождается, развивается и умирает? Бергсон свел ее к проблеме всеобщей жизни, которая расцветает и дробится на индивидов, подобно тому как жизнь дерева расцветает в листьях, обреченных на ежегодную гибель, но развивается уже не в них. Хайдеггер отождествлял ее с проблемой конечности человека, и вся его философия — попытка понять человеческое поведение на основе первичной историчности человека, чувства временности существования и обреченности на смерть.

ИСТОРИЯ: знание о прошлом человечества; актуальное развертывание человеческой жизни. В первом смысле история — это познание происхождения и эволюции человечества, в частности народов и наций. Познание прошлого поднимает эпистемологическую проблему, т. е. проблему метода, которую можно сформулировать так: каковы методы, позволяющие установить объективное знание о прошлом и рассматривать историю как науку? Следовательно, нужно определить ее объект и ее метод.

Объект истории: Чистая история — так, как ее некогда понимали, — имела обыкновение рассматривать лишь «события», т. е. уникальные факты, никогда не повторяющиеся и обычно связанные с деятельностью исторических лиц. Мы устанавливаем исторический «факт», объединяя устные и письменные свидетельства, семейные предания. Так, например, историк постарается найти точное месторасположение Алезии и выяснить мельчайшие детали, вынудившие в 52 г. до Р. Х. Версенгеторикса [Vercingetorix] сдаться Цезарю. «Отцом истории» считается греческий историк Геродот (ок. 485–420 гг. до Р. Х.). «История» Геродота — это рассказ о мидийских войнах, в который вплетены многочисленные сведения о нравах, повседневной жизни, законах и даже легендах этой эпохи. История как исследование причин — выше простого пересказа благодаря попытке объяснения. Родоначальником исторического объяснения считается Фукидид (470–401 гг. до Р. Х.), написавший «Историю пелопонесских войн», где он пытается вывести принцип, объяснить разумность одних событий в их сопоставлении с другими. При этом он заботится как о точности и глубоком знании исторических документов, так и о критическом подходе к информации. Французский историк и экономист Ф. Симиан (1873–1935) предпочтет опираться уже не на причины, а на условия («Заработная плата, социальная эволюция и деньги», 1932). Условия того или иного события, исторических перемен могут включать в себя многочисленные причины: они очерчивают рамки, за пределами которых событие уже не может произойти. Как только мы нашли смысл, структурирующий многочисленные события и управляющий общей эволюцией, мы можем говорить о законах. История, как и физика, хочет выявить постоянные связи, имеющие место в мире человеческих феноменов. Если взять отдельного индивида, то эти законы предстают здесь в качестве сил, превышающих его личную волю. Это так называемая «социологическая» концепция истории. В «Войне и мире» (1865–1869) Толстой подробно описал опыт генерала Кутузова, отказывавшегося предпринять какую–либо личную инициативу для того, чтобы позволить свободно действовать армейским частям и не мешать им общими действиями. Он понял, что общественные и человеческие законы, в чьих руках индивиды — лишь игрушки, должны привести великую Россию к неизбежной победе над наполеоновскими войсками. Маркс (1818–1883) развил эту теорию законов, управляющих эволюцией общества, усмотрев в экономическом базисе страны пружины эволюции надстроек (политический режим, идеология, культура). История, однако, показала, что предсказать будущее эти законы Марксу не помогли. Так, он предсказывал, что Великобритания, будучи наиболее развитой капиталистической страной, первая осуществит пролетарскую революцию; однако сегодня эта страна представляет собой один из последних оплотов парламентской монархии. Революция же, с точностью наоборот, имела место как раз в наименее развитых странах, преимущественно сельскохозяйственных, таких как Китай, Югославия и т. д.: теоретиком подобной эволюции был В. Ленин. Крах коллективистских режимов Восточной Европы в ноябре и декабре 1989 г. лишний раз показывает, сколько сюрпризов уготовано историей для своих теоретиков, пытающихся объяснить ее эволюцию.

Методы объективного познания: центральным вопросом для историка, задумывающегося о своей деятельности, будет вопрос об объективности его знания о прошлом. Под этим следует понимать не только непредвзятость исторического повествования, но и его соответствие действительным событиям. Непредвзятость довольно проблематична, ведь сам историк — субъективность, введенная в историю; у него могут быть свои прогнозы о будущем общества. Так, например, Французская революция 1789 г. может вызывать весьма разные интерпретации: если субъективный историк является приверженцем социалистической линии, он выделит здесь понятие равенства, эгалитаризма («Всем поровну»). Если же он связывает будущее общества с либерализмом, то выделит понятие свободы («Каждому по заслугам и по взятой им на себя ответственности»). Политический деятель, заботящийся о сплоченности общества («братстве» французов), сможет поразмыслить об условиях, приведших в 1792–1794 гг. к террору, чтобы избежать в будущем повторения подобного процесса, и т. д. Однако если историк методологически выбрал критический и объективный подход, ему следует абстрагироваться от всех личных политических проектов. Объективность истории предполагает преодоление политической субъективности ради «субъективности более высокого ранга — субъективности человека» (Рикер, «История и истина», 1955). Симпатия, лежащая в основе понимания всех человеческих феноменов, предполагает некоторую долю критического духа и целостный подход. Одним словом, исторический факт, установленный историком, не должен смешиваться с событием: его поддерживают неторопливые и глубокие связи, на которых и он сам, в свою очередь, отражается и которые придают ему смысл. Так, например, если мы зададимся вопросом, что же считать важнейшим событием второй мировой войны именно как войны, нам, скорее всего, ответят: принятый американским конгрессом 11 марта 1941 г. закон о ленд–лизе, так называемый «закон о ссуде», позволивший ассигновать денежные средства Великобритании, затем СССР, Китаю и Франции, сражавшимся с противником, бесконечно превосходившим их в вооружении, — поскольку апостериори этот закон дает нам ключ к пониманию событий. После этого закона нападение 22 июня 1941 г. на Россию (план Барбаросса) можно считать обреченным на провал (поражение немцев под Москвой 5 сентября 1941 г., общий крах и капитуляция немецких армий под Сталинградом 2 февраля 1943 г.), а исход войны неизбежным как при наличии, так и при отсутствии непосредственного участия американских войск вслед за Пёрл–Харбор 7 декабря 1941 г. Зато, если это американское вмешательство и не является определяющим для исхода войны, оно расширило поле военных действий, ускорило их ход, и в конечном счете позволило избежать (в частности, благодаря высадке 6 июня 1944 г. в Нормандии) контроля СССР над всей Европой в течение последующих 44 лет. Таким образом, важнейшим «историческим фактом» будет тот, что полнее всего наделен «смыслом», позволяющим апостериори структурировать наибольшее число последующих событий.

История–объект исследования множества дисциплин. Своим уже знаменитым анализом Бродель показал, что историю следует рассматривать многоступенчато, разложив ее на несколько планов, изучая различные типы исторических ритмов, в зависимости от того, идет ли речь об истории Земли (ледники, дрейф континентов, биохимическое атмосферное равновесие), истории общества или истории индивидов («Средиземноморье и средиземноморский мир в эпоху Филиппа II», 1946): «Эта книга разделена на три части, причем каждая содержит в себе попытку объяснения целого. Первая затрагивает почти неподвижную историю, историю человека в его отношениях с окружающей его средой. Эта история течет медленно, перемены происходят неторопливо, здесь часты настойчивые повторы, беспрестанно возобновляемые циклы… От этой неподвижной истории отличается история с медленным ритмом: мы бы охотно назвали ее историей общества, если бы это выражение не подрастеряло свой истинный смысл, — это история групп и объединений. Каким образом эти глубинные волны приподнимают общий ансамбль средиземноморской жизни? Вот вопрос, занимавший меня во второй части этой книги, когда я последовательно изучал экономику, государства, общество, культуру, пытаясь наконец показать — чтобы сделать более ясной мою концепцию истории, — как работают все эти глубинные силы в такой сложной сфере, как война. Потому что война, как мы знаем, это уже сфера не только. сугубо личной ответственности. Наконец, третья часть, посвященная традиционной истории, или, если хотите, истории в измерении не человека, но индивида, событийной истории П. Лакомба и Ф. Симиана: оживление поверхности, волны, поднятые приливами в их всемогущем движении. История резких, быстрых, нервных колебаний. Сверхчувствительная по определению, каждый шаг которой заставляет историка держать наготове свои измерительные приборы. Но в качестве таковой самая захватывающая из всех, самая богатая человечностью и самая опасная тоже… Так мы пришли к многоступенчатому подходу, к разложению истории на планы. Или, если хотите, к различению в историческом времени времени географического, социального и индивидуального». Такая «тотальная история» может возникнуть лишь как объект множества дисциплин — от тектоники плит до психологии индивидов, включая математику, общую физику, химию (воздуха и материи), социологию и т. д.

Истории (философия): размышление о природе и смысле истории. Каковы условия возможности размышления об истории? Сегодня телевидение, радио, пресса словно захватили монополию на историю. В связи с фактом распространенности, мирового масштаба и влияния новых средств непосредственной передачи информации история сегодня все больше и больше переживается в настоящем. Но это быстрое наступление исторической актуальности ведет к так называемой «событийной инфляции», оставляющей слишком мало места для рефлексии (П. Нора, «Возвращение события», 1947). «Символически, современная история могла бы начаться со слов Гёте, сказанных в Вальми: «И вы сможете сказать: я был там!..» Современному событию свойственно работать на публику, никогда не обходиться без репортера–зрителя или зрителя–репортера, быть видимым уже в момент своего протекания, и эта «видимость» придает актуальности и ее специфичность в отношении истории и, одновременно, ее уже исторический аромат. Отсюда это впечатление игры, более правдивой, чем сама реальность, драматического дивертисмента, праздника, который общество само себе дает посредством великого события. В нем принимают участие одновременно и все и никто, потому что все образуют массу, к которой никто не принадлежит. Это событие без историка творится аффективным участием масс, единственным и уникальным средством, каким они могут участвовать в общественной жизни: участие требовательное и отчужденное, ненасытное и обделенное, множественное и предполагающее дистанцию, бессильное и, однако, суверенное, автономное и управляемое на расстоянии, как та неосязаемая реальность современной жизни, которую мы называем мнением… Это состояние вечной сверхинформированности и хронической недоинформированности характерно для современного общества. Выставленное напоказ событие больше не позволяет считаться с событийным эксгибиционизмом. Смешение неизбежное, но способствующее всякой неуверенности, тоске и общественной панике». Если мы перелистаем время или переместимся в пространстве, мы увидим, что целые народы и цивилизации, носителями которых они были, рождаются, расцветают и умирают, как живые организмы. Одна из первых и самых долгоживущих — египетская цивилизация, появившаяся к 3200 г. до Р. Х., — горела ярким огнем, творческим и продолжительным, тридцать веков, прежде чем погаснуть и вновь погрузиться в непроницаемую тишину и забвение человечества, вплоть до расшифровки ее письменности Шампольоном в 1824 г. История Древней Греции длилась четыре века, пока ее самые красивые памятники не начали приходить в упадок, история возведения соборов (готических и романских вместе) продолжалась пять веков (с XI по XVI в.), и т. д. От руин долины Нила до греческих руин, от Персеполиса до Эфеса, от Сан–Джимиано в Тоскане до любого из французских поселков, укрепленные стены которого нередко в XIII в. защищали население в три раза более многочисленное, чем сегодня, — мы видим, что история —- это постоянный круговорот рождения, возрастания и упадка как городов, так и стран. Столицы, некогда игравшие важную роль в истории страны, сегодня исчезли с лица земли, и от их населения ничего не осталось; страны, занимавшие видное место в мировой истории, теперь сошли с ее сцены. Нам скажут на это, что у каждой страны своя история, что существует история цивилизаций. Но мы можем говорить об истории, лишь принимая во внимание то, что Греция подхватила факел египетской культуры, Рим перенял эстафету у Афин, а западное Возрождение — у Античности (через Северную Африку) и что все это культурное наследие, складывавшееся постепенно, перенимая что–то у прошлого, обогащаясь чем–то новым в другую эпоху и в другом месте, способствовало развитию и уровню как сегодняшней науки и техники, так и самой субстанции нашей культуры и нашей теперешней истории.

Философия истории. Это была идея Канта: он считал, что, чтобы найти смысл истории, нужно рассматривать ее в масштабе всего человеческого рода, охватывающего собой все страны («Идея всеобщей истории с космополитической точки зрения», 1784). Кант начинает с очень современно звучащего размышления о мире: картина истории, лежащей на поверхности, неутешительна; это история безумия людей, преследующих свои собственные интересы, движимых «страстью к богатству, власти или почестям». Кант считает, что сама природа желала того, чтобы люди сражались друг с другом: «Средство, используемое природой для завершительного развития всех своих предрасположенностей — общественный антагонизм, который в будущем, однако, должен стать основой порядка, управляемого законом» (там же, 4‑е положение). «Следовательно, в самой истории существует раздвоение на жизнь индивидов, с их страстями, битвами, амбициями, и на то, что совершается за пределами их опыта, в плане всеобщего, осуществление тайного плана природы по установлению порядка, в совершенстве управляющего внутренней политикой, и, посредством этого, также и политикой внешней» (там же, 8‑е положение). Ту же раздвоенность анализирует и Гегель, отмечая, что «люди защищают свои личные цели от общего права: они действуют свободно» («Разум в истории», 1838), они действуют со своими страстями, но «под этой сумятицей, царящей на поверхности, совершается тайное и молчаливое дело» — реализация разума. В немецком существуют два различных слова: Geschichte — означающее историю в настоящем, связанную с произволом, и Historie — относящееся к «области становления духа… который сам себя опосредует» (предисловие к «Феноменологии духа», 1806), т. е. который сам себя познает. История, которая сама себя мыслит, которая имеет смысл, — это всеобщая история. Именно в ней все индивидуальные поступки найдут свой окончательный смысл, и именно поэтому «мировая история — это трибунал мира»; именно она судит значимость человеческой инициативы. («Философия права», 1821). Для Маркса и Энгельса осмысление истории вторично, главное — ее осуществление. Ее двигатель — классовая борьба: «Люди должны найти в себе силы жить для того, чтобы делать историю; но для того, чтобы жить, нужно сначала пить, есть, иметь жилье и одежду и что–то еще. Следовательно, первым историческим фактом будет производство средств, позволяющих удовлетворить человеческие потребности, производство самой материальной жизни…» (Маркс и Энгельс, «Немецкая идеология», 1846). «История — это не что иное, как смена различных поколений, так что каждое эксплуатирует материалы, капитал, производительные силы, доставшиеся ему от всех предыдущих поколений; таким образом, каждый образ действий передается по наследству, но уже в радикально изменившихся обстоятельствах, и, кроме того, он и сам меняет прежние обстоятельства, являясь орудием совершенно иной деятельности». «Эта концепция истории… не обязана, как идеалистическая концепция истории, искать какое–то понятие в каждом периоде истории, нет, она неизменно покоится на реальной исторической почве; она объясняет не практику на основе идей, но формирование идей в его связи с материальной практикой». Проблема, поставленная Хапдеггером, касается не содержания истории, но чего–то более первичного — самой «историчности». Почему человек является историческим существом? Для Хайдегтера «историчность» человека (т. е. тот факт, что человек — объект, субъект истории) покоится на его темпоральности, а эта темпоральность образует его существенное отношение к бытию. «Первоначальное развитие бытийствующего в его всеобщности, вопрошание о бытийствующем как таковом и начало западной истории — одно и то же; все это происходит одновременно, но «время» — само неизмеримое — делает возможным любое измерение» («О сущности истины», 1947). Другими словами, когда с зарождением науки в Древней Греции вспыхнула первая искра фундаментального вопрошания о бытии, для западного человека открылась возможность истории, в отличие от многочисленных народов, так и оставшихся без истории. Что касается Сартра, то в промежутке между написанием «Бытия и Ничто» (1943) и «Критики диалектического разума» (1960) он приходит к сознанию — в марксистском ключе — первостепенной роли истории, пытаясь встроить его в свою философию. Он пытается пояснить ту идею Энгельса, по которой человек одновременно и творит историю, и творится ею. «Если история ускользает от меня, то это не потому, что я не творю ее, но потому, что другой тоже ее творит… Наша историческая задача… — приблизить момент, когда история обретет свой единственный смысл… в конкретных людях, творящих ее сообща» («Вопрос о методе»). Сартр попытался соединить экзистенциализм с марксизмом с целью создания структурной и исторической антропологии, при этом не принижая, однако, основополагающую роль субъективности, даже если это коллективная субъективность (культура).

Различные планы всеобщей истории. Различные способы анализа обогатили и уточнили понятие истории. Фуко (в «Словах и вещах») подчеркивал несовпадение истории, переживаемой людьми (где самые важные события могут быть обусловлены природной средой или множеством второстепенных причин), и истории, как она сама себя представляет. По его мнению, история не всегда одинаково «питает» сознание людей. До греков «типичным было… такое восприятие истории, когда вписывание человеческого времени в общее становление мира или, наоборот, расширение принципа и движения человеческого предназначения вплоть до мельчайших природных частиц создавало довольно гладкую картину общей истории, однотипную на каждом отрезке своего протекания, вовлекающую в один и тот же дрейф… всех людей, а с ними и вещи, животных, все живые и неживые существа… Была открыта история, внутренне присущая природе; и даже более того, для каждого типа живых существ были открыты формы приспособления к окружающей среде, позволившие позднее выявить нить эволюционного движения; кроме того, ученые показали, что собственно человеческие виды деятельности, такие как труд или язык, несут в себе историчность, которой нет места в общем повествовании людей и вещей: производство способов производства, капитал способов потребления, цена законов колебаний и изменений, которые нельзя объяснить только природными законами, или свести к общему рынку человечества». Как видим, размышление о всеобщей истории оказывается связанным с эволюцией самой исторической науки, изучающей различные исторические ритмы (Земли, природы, различных видов человеческой, общественной и индивидуальной деятельности). Наконец–то люди начали сознавать, что их история может изменить историю Земли (разрушением, загрязнением окружающей среды, чрезмерно активным использованием природных ресурсов), и подчиняться императиву, повелевающему искать в недрах самой техники средства охраны природной среды, защиты, насколько это возможно, Земли от разрушительного влияния человеческой истории (М. Серр, «Естественный договор», 1990).

ЙОГА: индийская философская система, основанная, согласно традиции, Патанджали. Йога затрагивает весь комплекс телесных упражнений, обеспечивающих нам способность управлять своим организмом и нервной системой и достигать «совершенного состояния» или состояния «созерцания», полного отсутствия желаний, абсолютной неподвижности.