Фронт в тылу вермахта

ЗА ЛИНИЮ ФРОНТА

Замкнув у Демянска кольцо окружения вокруг 16-й немецкой армии, войска Северо-Западного фронта приступили к ее уничтожению. Пользуясь тем, что в обороне противника появились большие бреши, а его главные силы оказались в «Демянском мешке», мы в начале февраля перебросили в Партизанский край несколько бригад и отрядов, в частности 1-ю партизанскую бригаду под командованием Н. П. Буйнова, насчитывавшую 400 человек, 5-ю бригаду во главе с Ю. П. Шурыгиным общей численностью 236 человек, а также другие партизанские формирования. Такая концентрация сил позволяла наращивать удары по врагу, выполнять все более широкие и сложные задачи, связанные с истреблением фашистов, оказавшихся в окружении под Демянском, уничтожать его гарнизоны, разрушать коммуникации в других местах.

К февралю 1942 года назрели организационные перемены, которые вытекали из опыта борьбы с первой крупной карательной экспедицией врага, а также из всего опыта восьмимесячной борьбы за линией фронта. Были и другие вопросы, которые нужно было решить в Партизанском крае. Хотелось лично познакомиться с жизнью и бытом партизан, их боевыми делами, самому побывать в тылу врага. С этими целями я с согласия Ватутина и вылетел в Партизанский край.

Вечером 11 февраля 1942 года с аэродрома Выползово мы перелетели на нашу передовую зимнюю партизанскую базу, созданную в Калининской области в городе Осташкове. Приземлились на озере Селигер, рассчитывая с наступлением темноты перелететь линию фронта. Однако погода не позволила вылететь в эту ночь. Шел снег, мела пурга.

На следующий день погода несколько улучшилась, но с вечера опять занялась вьюга. Ночь снова оказалась нелетной. Решили дальше вылет не откладывать и, если с утра будет более или менее ясно, лететь в тыл врага днем.

Утро 14 февраля выдалось как по заказу. Ровно в 10 часов три самолета У-2, загруженные автоматами, ручными пулеметами, патронами, толом, газетами и письмами для партизан, взяли курс на озеро Полисто. Шли на высоте 60–80 метров над лесом. Перелетели линию фронта. Полет вроде протекал благополучно. Но вот лес кончился. И тут на заснеженной равнине показалась длинная колонна фашистской пехоты, которая двигалась из Холма по дороге к Старой Руссе. Заметив внезапно вынырнувшие из-за леса самолеты, немцы вначале стали разбегаться, но вскоре смекнули, что это всего лишь «кукурузники», и открыли по ним беспорядочный, но довольно плотный огонь. Наш самолет летел последним, поэтому оказался под сильным и прицельным обстрелом. Когда вражеская колонна осталась далеко позади, летчик Захруддинов, который вел самолет, доложил, что ранен в ногу. Мы находились уже над территорией Партизанского края, я попросил летчика продержаться, дотянуть самолет до места.

— Попробую, — сказал Захруддинов.

Около часу дня самолеты успешно сели на озеро Полисто. Нас всех, особенно летчиков, трогательно встречали партизаны. Они были крайне удивлены, что мы прилетели днем. Конечно, это было опрометчиво. В какой-то мере оправдывало лишь то, что нас ждали тяжелораненые бойцы, которых предстояло отправить на Большую землю. И все же так рисковать не стоило. Со мной были планы дальнейших действий бригад и отрядов всего Партизанского края, целый портфель орденов и медалей для награждения партизан, другие важные документы. Были сделаны необходимые выводы. Полеты через линию фронта днем были категорически запрещены.

Самолеты разгрузили, отвели ближе к лесистым берегам озера, замаскировали. Захруддинову тут же, в ближайшей деревне, где располагался партизанский медпункт, сделали перевязку. При осмотре его самолета обнаружили несколько десятков пулевых пробоин.

Вместе с Васильевым прибывших встретил и комиссар партизанской бригады Орлов, с которым мы теперь познакомились лично. Это оказался невысокого роста крепко сбитый человек, с удивительно открытым, добрым и веселым лицом. Рукопожатие его было крепким, даже сильным. Так пожимают руку люди, уверенные в себе. О том, что Орлов оказался настоящим комиссаром, именно тем партийным руководителем, который был нужен бригаде и всему Партизанскому краю, я уже был наслышан. Вместе с Васильевым они составляли единое целое, тот монолит, на который можно было опереться надежно и спокойно.

Прав был поэт-партизан, когда написал такие стихи:

На командире и комиссаре лежала особая ответственность за бригаду и весь освобожденный в тылу врага край. И я был рад отметить, познакомившись с Орловым ближе, что выбор А. Н. Шинкарева оказался столь удачным.

Васильев сообщил, что на «аэродромном» медпункте, где сделали перевязку Захруддинову, нас ждут раненые партизаны. Медпункт располагался в большой комнате рыбацкой избы. Прямо на застеленном сеном полу, под одеялами лежало около десяти раненых партизан. Я поздоровался со всеми, а Васильев, указывая на лежащих, называл их:

— Это командир отряда Невский Петр Николаевич. Это товарищ Тараканова Анна Петровна — секретарь Пожеревицкого райкома партии, комиссар роты отряда «Грозный». Это Володя Доценко — отважный командир молодежной группы подрывников, большой мастер пускать под откос вражеские эшелоны…

О командире отряда Невском я знал из донесений. Незадолго до захвата гитлеровцами Поддорского района он прибыл в Поддорье как представитель Ленинградского обкома партии, чтобы помочь организовать здесь партизанский отряд. Когда отряд был создан, П. Н. Невский и возглавил его. Это был один из самых первых партизанских отрядов, который стал активно действовать в юго-восточных районах Ленинградской области. Имя Петра Николаевича значилось в списках награжденных. Мы тут же вручили ему орден Красного Знамени.

Оказалось, что награждены и некоторые другие товарищи, находившиеся в медпункте и собиравшиеся улетать в Валдай. Среди них — Тараканова и Доценко, Тараканова — орденом Красной Звезды, Доценко — Красного Знамени. Орлов заметил, что секретарь райкома партии, а теперь и комиссар одной из рот отряда «Грозный» Анна Петровна Тараканова — исключительно дельный п бесстрашный политработник, частый гость в домах колхозников, которым она несет большевистскую правду. От всей души мы поздравили с наградой эту энергичную, волевую и отважную женщину — любимицу партизан и населения района, настоящую большевичку.

Высокий орден был вручен и Доценко. Еще раз поздравив награжденных, мы пожелали им скорого выздоровления и возвращения в Партизанский край.

По пути от озерного «аэродрома» к штабу бригады нас то и дело встречали сторожевые посты.

— Стой! Кто едет? — раздавалось в самых неожиданных местах из-за кустарника или из-за придорожных сосен, вплотную прилегавших к зимней санной дороге.

— Свои! — кричал в ответ Васильев, сидевший в санях рядом со мной.

— Пропуск?

— Псков.

— Пуля, — слышался отзыв. — Проезжайте.

Чем ближе мы приближались к месту расположения штаба бригады, тем чаще нас окликали:

— Стой! Кто едет? Пропуск?

Я спросил Васильева:

— Николай Григорьевич! Зачем столько сторожевых постов? Ведь для этого требуется немало партизан, которые нужны для активных действий.

Васильев пояснил: на постах стоят главным образом местные жители из вооруженных групп самообороны, которым необходимо проходить соответствующую военную подготовку.

Группы самообороны были созданы почти во всех населенных пунктах. Они выполняли роль народной милиции и в то же время вооруженных защитников сел от мелких групп противника, всевозможных провокаторов и шпионов. Во многом за их счет при необходимости шло пополнение партизанских формирований. Они же нередко несли сторожевую службу, ходили в разведку. Особенно была усилена в этом направлении их роль после декабрьской карательной экспедиции. Дальние подходы к месту базирования бригады охраняли также вооруженные бойцы из групп самообороны.

Мы прибыли в лесной лагерь партизан, в штаб бригады, сердце Партизанского края. После короткого отдыха пошли осматривать лагерь, знакомиться с людьми и их жизнью. Все землянки были устроены в густых лесных зарослях, хорошо замаскированы хвойными ветвями от воздушной разведки противника. Каждый такой партизанский «дом» был рассчитан на 15–20 человек. Правда, полностью землянки были заняты редко. А когда отряды уходили на выполнение заданий, они вообще пустовали. Землянки были добротно оборудованы. Нары двусторонние, в один ярус. У каждого партизана — соломенный матрац, подушка, байковое одеяло. Посередине помещения — чугунная или железная печь, приспособленная и для подогрева пищи.

Переходя от землянки к землянке, Васильев пояснял:

— Это бригадная. Тут находится командование бригады. А это штабная — для командиров и политработников рот и отрядов.

Мы осмотрели склады, баню, кухни, хлебопекарню, оружейную, пошивочную и сапожную мастерские, конюшню. В одной из землянок находился радиоузел для внутренней и внешней связи. Побывали и в главном госпитале Партизанского края. Обошли землянки для нового пополнения. В партизанские силы почти ежедневно вливались добровольцы из местного населения и вышедшие из окружения бойцы и командиры Красной Армии. Сюда же приходили на переформирование, доукомплектование многие партпзанские отряды, действовавшие в полосах Волховского; Ленинградского и Калининского фронтов.

К вечеру Васильев, Орлов, Афанасьев и я собрались в бригадной землянке. Васильев подробно рассказал об обстановке в крае. В свою очередь я кратко информировал собравшихся о последних событиях на фронте. Наметили план на ближайшие дни. Первое, что предстояло сделать, это реорганизовать 2-ю бригаду. К этому времени она состояла из разбросанных в разных местах крупных! и мелких отрядов, насчитывавших в общей сложности более 2 тысяч человек. Численность бригады постоянно увеличивалась. Решили для лучшего руководства отрядами бригаду разбить на три полка. Каждый полк, по нашим расчетам, был бы способен выполнять самостоятельно любые задачи: бороться с карателями, нападать на вражеские гарнизоны. Командование полков оперативнее руководило бы повседневными боевыми действиями отрядов. В дальнейшем на базе полков мы намеревались создать бригады и вывести их в новые районы боевых действий.

Встретившись перед вылетом в Партизанский край с членом Военного совета фронта Богаткиным, я получил от него предложение создать во 2-й бригаде политотдел.

— И бригада большая, и задачи у нее особые, — сказал он. — Ведь она не только воюет, а, по существу, руководит всем Партизанским краем. Нужно вести большую политическую работу и с партизанами, и с многотысячным населением. Это мнение и Ленинградского обкома партии. Обком признал целесообразным организовать в бригадах политотделы. Вопрос явно назрел.

Васильев и Орлов поддержали предложение.

— Мы сами об этом уже думали.

Так был создан в бригаде политотдел, а при нем редакции двух газет: для партизан и для населения. Для издания газет я привез небольшую печатную машинку «Бостон», типографский шрифт, бумагу, краски.

К утру реорганизация бригады была закончена. В бригаде стало три полка. Командиром 1-го был назначен полковник артиллерии М. Я. Юрьев, командиром 2-го — майор П. Ф. Скородумов, командиром 3-го полка — Н. А. Рачков, один из секретарей Дедовичского райкома партии, в свое время более 10 лет находившийся на политработе в Красной Армии. Начальником политотдела бригады стал бывший секретарь Дедовичского райкома партии А. Ф. Майоров, опытный партийный работник. Начальником штаба бригады был назначен работник штаба В. А. Головай. Позднее в бригаде было создано еще два полка, общая численность бригады превысила 2500 партизан. Отдельную вооруженную силу составляли боевые дружины и группы самообороны, имевшиеся почти в каждом из 400 населенных пунктов Партизанского края.

На следующий день было проведено совещание командования бригады, на котором обсудили и ближайшую боевую задачу: было решено совершить налет на вражеский гарнизон в городе Дедовичи.

Операцию предстояло провести в ночь на 22 февраля 1942 года, в канун 24-й годовщины Красной Армии. Вечером в район Дедовичец ушли партизанские разведчики. С помощью подпольщиков им предстояло выяснить расположение вражеского Гарнизона.

В середине следующего дня на широко?! улице деревни Семеновщина, расположенной в центре Партизанского края, перед строем нескольких отрядов был зачитан Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении большой группы партизан, отличившихся в боях. С большим удовольствием я вручил ордена Ленина командиру бригады Васильеву и комиссару бригады Орлову, а затем остальным награжденным — ордена Красного Знамени и Красной Звезды, медали «За отвагу» и «За боевые заслуги». Всего было награждено свыше 100 человек.

— Отряды разъехались по местам базирования, а командно-политический состав бригады собрался на совет, где были уточнены детали подготовки к нападению на Дедовичи. К операции привлекались 1-й и 3-й полки с приданными им двумя 76-миллиметровыми пушками. Выступать со своих баз партизанам предстояло вечером следующего дня, так как район сосредоточения для операции находился в 50 километрах от них. Особые указания были даны по подготовке оружия. Подразделениям выдали керосин для смазки оружия перед боем — если будет сильный мороз.

Поступили данные о вражеском гарнизоне в Дедовичах. Подпольщики сообщали, что в городе размещается штаб 218-й пехотной дивизии и 603-й отдельный батальон войск СС. Численность гарнизона вместе с карателями — около 900 солдат и офицеров. Здесь же находился штаб одного из главарей гитлеровской контрразведки, опутавшей своей паутиной территорию Северо-Запада. Это был пожилой офицер, в погонах майора, но начальник гарнизона, полковник, первым поднимал руку к козырьку при встречах с ним. В Дедовичах невдалеке от железнодорожной станции находились крупные склады с вооружением, боеприпасами и продовольствием, предназначенные для снабжения окруженных войск 16-й армии. Кроме того, около Дедовичей находился крупный железобетонный мост через реку Шелонь.

Укрепляя после партизанских ударов по Холму и Ясскам крупные населенные пункты, гитлеровцы и вокруг Дедовичей соорудили многонакатные блиндажи из бревен и рельсов, а из снега, политого водой, — ледяные валы с амбразурами. В ряде мест они закопали в землю танки. В самом городе значительная часть больших зданий — усадьба МТС, школы, здание НКВД, Дом Советов и другие — была опоясана многорядными проволочными заграждениями и подготовлена к круговой обороне. Особенно сильно враг укрепил северо-восточную часть города. Вместе с тем подпольщики установили, что южная, юго-восточная и северо-западная окраины Дедовичей сравнительно слабо прикрыты оборонительными сооружениями, а это значило, что здесь гитлеровцы не ожидали нападения партизан.

На этом и был основан план налета на Дедовичи. Составив подробные схемы расположения всех объектов, занятых врагом, изучив пути подхода к ним, систему охраны и обороны города, штаб бригады разработал окончательный вариант операции, предусматривавший в деталях действия каждого партизанского полка и отряда. Согласно плану, за несколько минут до нападения специально выделенные группы должны были перерезать все телефонно-телеграфные линии, связывающие город с другими населенными пунктами, а другие в момент нападения взорвать железнодорожное полотно, соединяющее Дедовичи со станциями Дно и Чихачево, чтобы не допустить подхода бронепоездов и подкреплений к дедовичскому гарнизону. Нападение на город намечалось совершить одновременно с четырех направлений: двумя отрядами с северо-запада и северо-востока и пятью — с юго-запада и юго-востока. Каждый полк и каждый отряд точно знал свою задачу: кто выбивает гитлеровцев из Дома Советов, кто истребляет их в школах, кто громит вокзал и железнодорожные сооружения на станции, кто штурмует бывшее здание НКВД. По всем дорогам, идущим в Дедовичи, выставлялись заслоны-засады, которые не должны были пропустить подкрепление из других гар низонов.

До 21 февраля полки и отряды бригады все ближе подходили к городу. 21 февраля, как только сгустились сумерки, из окрестных деревень и лесов тронулись партизанские подводы. КП бригады расположился в небольшом хуторке Прушково около восточной окраины Дедовичей. К 3 часам 30 минутам ночи сюда отовсюду прибыли связные с донесениями о выходе полков и отрядов на исходные рубежи.

Ночь выдалась по-настоящему партизанской. Полная тишина Безлунье. Густой морозный туман, как дымовая завеса, окутывал город.

В 4.30 начальник штаба бригады Головай дал ракету. Это был сигнал «северным» отрядам начать атаку. Вскоре раздались глухие взрывы — подрывники взорвали железнодорожное полотно со стороны Дно и со стороны Чихачево. Еще через несколько минут взлетел на воздух мост через Шелонь. Вслед за «северными» отрядам? в город ворвались «южные». Стучали пулеметы, стрекотали автома ты, рвались гранаты. Особенно слышны были взрывы противотанковых гранат, которые партизаны бросали в окна зданий, где размещались гитлеровцы. Раскатисто и методично били орудия. Штаб бригады перенес командный пункт ближе к месту боя.

Здесь, под Дедовичами, я еще раз убедился, что Васильев не только прекрасный политработник, но и замечательный партизанский командир, организатор народной партизанской борьбы. Налет на Дедовичи закреплял за Васильевым добрую славу среди партизан и населения как крупного партизанского вожака, на счету которого были Холмская, Ясская и многие другие операции.

Уже брезжил рассвет, а бой в Дедовичах не прекращался. Неожиданно в предрассветном тумане показалась санная упряжка. На ней в полный рост стоял старик в лохматой шапке и овчинном полушубке, подпоясанном простой веревкой. Подъехав к нам, он впопыхах задал вопрос:

— Куды?

Я спросил:

— Что куды, дедушка?

— Куды раненых вывозить?

I Поблагодарив старика за предложенную помощь, мы направили его в полк Рачкова.

— Если Рачкова не найдете, папаша, — добавил Васильев, — подбирайте раненых партизан, где увидите, и вывозите их в деревню Прутково.

Патриот-старик, у которого мы даже не спросили имени, вывез из Дедовичей несколько раненых бойцов.

Дедовичи почти полностью были очищены от противника. Только небольшие группы фашистов еще отстреливались из подвалов на северо-восточной окраине города.

— Не пора ли давать отбой, Николай Григорьевич? — обратился я к Васильеву.

Васильев подал условленный сигнал.

Вечером 22 февраля Военному совету фронта была направлена радиограмма:

«В результате налета на районный центр и железнодорожную станцию Дедовичи, совершенного 2-й партизанской бригадой в ночь с 21 на 22 февраля, уничтожено 650 немецких солдат и офицеров, большой склад с вооружением и боеприпасами, взорван мост через реку Шелонь, разрушена станция и путевое хозяйство. Движение на железной дороге прервано. Наши потери в этой операции — 58 убитых и 72 раненых».

Полки и отряды возвращались на свои базы. Васильев, я и еще несколько командиров ехали в санях по заснеженной проселочной дороге к деревне Ясски. Это были те самые Ясски, где в середине февраля партизаны разгромили эсэсовский батальон. Не доезжая до Яссок примерно 4–5 километров, мы услыхали у деревни пулеметную стрельбу.

— Там отряд Бундзена, — заметил Васильев. — Оставлен для прикрытия Дедовичей с тыла.

Действительно, вскоре галопом к нам подскочил всадник — партизан из отряда Бундзена и доложил, что от деревни Тюриково на Ясски наступают немцы. Отряд отражает атаку пулеметным и ружейным огнем.

Тут же командиру базировавшейся в 10 километрах' от Тюриково 5-й бригады Ю. П. Шурыгину было передано письменное распоряжение:

«Между Тюриково и Ясски появился неустановленной численности отряд противника. Примите все меры к его окружению и уничтожению». Связному растолковали, где находится штаб бригады. Через него же был передан приказ Бундзену ни в коем случае не допускать противника в Ясски, так как через деревню пройдут несколько отрядов, участвовавших в нападении на Дедовичи.

Эту задачу Бундзен выполнил. Фашисты не только не прошли в Ясски, но и были отогнаны на несколько километров. Участвовавшие в Дедовичской операции отряды беспрепятственно прошли через село.

Теперь гитлеровцами занялась 5-я бригада. К исходу 22 февраля разведка установила, что отогнанный от Яссок карательный отряд остановился на ночлег в селе Тюрикове. Партизанские разведчики вместе с начальником разведки бригады Никитиным и бойцы из входившего в бригаду отряда «Боевой» блестяще справились с задачей.

Командир роты Павел Долинин пробрался к зданию штаба. В одном из окон горел свет. Вот туда и швырнул Долинин первую противотанковую гранату. Сигнал для общей атаки был подан. Сразу загрохотало все вокруг. Из помещения штаба вырвались языки пламени, осветив улицу. Гитлеровцы в панике выскакивали в двери и окна. Большинство были в нижнем белье, в сапогах на босу ногу. Они метались по улице, стараясь укрыться от автоматного и пулеметного огня партизан.

Не обошлось без курьеза. Когда бойцы укладывали в сани тяжелораненого партизана Алексеева, рядом с ним плюхнулся фашист в кальсонах и накинутом наспех тулупе хозяина дома, где он ночевал. В таком виде он и был доставлен на командный пункт бригады. Но больше всех испугался сам командир карательного отряда — «рыцарь железного креста первого класса» с майорскими погонами пан Шпицкий. Забыв о подчиненных, он пустился наутек. Перебежав через огороды, каратель выбрался из деревни и, увязая в глубоком снегу, уходил к лесу, отстреливаясь из автомата. Однако был сражен партизанской пулей.

Тюриковская операция продолжалась всего полтора часа. Она закончилась полным разгромом карателей. Более 200 фашистских вояк и жандармов нашли в селе Тюрикове свою бесславную смерть, а около 50, побросав оружие, сдались в плен. Потери партизан составили шесть человек убитыми и восемь ранеными. Богатыми оказались трофеи: 131 винтовка, десятки автоматов, 7 ручных пулеметов, 4 радиостанции, 16 тысяч патронов, 68 санных подвод с продовольствием.

Утром 24 февраля командир 5-й бригады Ю. П. Шурыгин донес о разгроме карательного отряда в Тюрикове. Вместе с донесением он прислал четыре захваченные у врага переносные радиостанции, а также сани, груженные консервами, сигаретами и шоколадом.

Мы допросили пленных. Среди них были два немецких офицера, которые вначале держали себя довольно надменно. Свою фамилию, имя, место рождения они назвали. Но когда стали задаваться вопросы военного характера, оба карателя высокомерно заявили, что они не будут отвечать на них, так как, мол, допрашивать военнопленных запрещено Гаагской конвенцией.

Ссылка на Гаагскую конвенцию крайне возмутила нас. Мы ведь знали, как фашисты обращаются с нашими военнопленными. Между присутствовавшими на допросе партизанами произошел диалог, из которого каратели, видимо, поняли, что они зря завели об этом разговор, и, одумавшись, дали исчерпывающие ответы на все вопросы, которые нас интересовали. Потом оба офицера обратились с просьбой написать письма в Германию своим родственникам о том, что они находятся в плену у партизан под Ленинградом и что с ними как с военнопленными обращаются хорошо.

— Пишите, — сказал я, — но фашистская цензура все равно их не пропустит. А вот своим сослуживцам стоило бы написать, порекомендовать им, если они хотят остаться в живых, переходить к партизанам. Мы позаботимся, чтобы эти письма без фашистской цензуры пришли к адресатам. Все, кто отзовется на ваш призыв, будут самолетами переправлены в советский тыл в лагеря для военнопленных, а после победы вернутся в Германию.

Пленные согласились, и каждый из них написал письма своим сослуживцам с просьбой ознакомить с их содержанием и других офицеров. Через несколько дней подпольщики подбросили эти письма в здание военной комендатуры в городе Дно.

В те дни почти ежедневно через территорию края на небольшой высоте пролетали тяжелые транспортные немецкие самолеты Ю-52, доставлявшие в окруженную демянскую группировку противника вооружение, боеприпасы и продовольствие. Всем бригадам было дано указание организовать массовые засады на трассах полетов самолетов. Для обстрела их использовались не только винтовки, автоматы, пулеметы, но и противотанковые ружья. И эта «охота» была небезуспешной. Партизаны сбили около двадцати Ю-52.

Однажды ночью, когда мы с Васильевым и Орловым обсуждали очередные вопросы, под самыми окнами бригадной землянки бухнули выстрелы. Мы выскочили наружу.

— Кто стрелял?

— Я, — взволнованно ответил часовой. — Только что тут были гитлеровцы, небольшая группа.

— Где они?

— Убежали.

Пришлось послать связного на лыжах в один из отрядов с приказом перехватить немцев. Это удалось — четверо из пятерых были убиты, один убежал.

На рассвете он заскочил в какую-то деревню и стал требовать у женщин, собравшихся у колодца, лошадь, чтобы добраться до города Дно.

Недолго думая, женщины скрутили фашиста, который оказался летчиком со сбитого самолета, и доставили в штаб бригады. После допроса немецкого офицера вместе с другими пленными отправили в советский тыл.

Корреспондент одной из наших центральных газет, побывавший в Партизанском крае, был поражен, увидев однажды, как партизаны конвоируют немецких военнопленных через линию фронта, рискуя собственной жизнью.

«Как могу я, бывший офицер вермахта, забыть 19 июля 1942 года— тот самый день, когда, будучи раненным, попал в плен в районе «Демянского котла»? — вспоминает главный редактор еженедельника «Зоннтаг» из ГДР Бернт фон Кюгельген. — Не скрою, я ожидал худшего: допросов, издевательств, пыток. Однако первый вопрос, с которым ко мне обратился советский офицер, был ошеломляюще неожиданным. Он спросил тогда по-немецки: «Что вы знаете о Генрихе Гейне?..».

В том же госпитале под Валдаем я однажды увидел, как принесли солдата Берзике. Тяжело раненный, он пролежал без пищи в лесу около 10 суток. Когда его подобрали советские солдаты, жизнь в нем едва теплилась. С какой самоотверженностью советские врачи боролись за него! Они спасли молодого берлинца.

Позже в лагере для военнопленных близ Горького лейтенант Рудольф Барбарино с волнением рассказывал мне, как советская женщина-врач, по национальности еврейка, дала свою кровь, что-бы спасти ему жизнь, а ведь Барбарино был немцем, как и те эсэсовцы, которые в Бабьем Яре под Киевом зверски убили ее муже и двух сыновей.

Так в плену немецкие солдаты и офицеры постигали высочайший смысл и глубину советской морали, советского гуманизма, советского интернационализма».

Никогда не забудется, как относились советские люди к нашим листовкам и газетам. Однажды, когда самолеты сбросили газету «Ленинградская правда» и листовки над деревнями Глотово, Татинец, Паревичи, Шушелово и другими, колхозники послали своих детей на поле и в леса, чтобы разыскать эти дорогие весточки с Большой земли. В деревнях собирались целые толпы народа. Газету и листовки читали вслух.

Особенно большим уважением пользовалась газета-листовка «Вести с Советской Родины», которая стала издаваться со второй половины августа 1941 года Главным политическим управлением РККА.

После того как мы оказались в Валдае, меня вызвал начальник политуправления фронта и показал телеграмму, в которой говорилось: «Начальнику политуправления Северо-Западного фронта Рябчему. Передаю текст листовки «Вести с Советской Родины». Отпечатайте немедленно тиражом один миллион экземпляров на русском языке и разбросайте самолетами и наземными средствами в населенных пунктах оккупированной советской территории…»

Это была первая листовка, называвшаяся «Вести с Советской Родины». Она начиналась словами:

«Братья и сестры советских районов, временно оккупированных фашистскими разбойниками!

Гитлеровские бандиты распространяют небылицы о положении на фронте и о жизни Советского Союза. Не верьте фашистским брехунам. Читайте правду о нашей Родине и о Красной Армии…» В листовке сообщалось о разгроме фашистских дивизий на Юго-Западном направлении, перечислялись номера этих дивизий, назывались советские командиры, отличившиеся в боях.

Очень важным было сообщение о том, что в газете «Правда» за 18 августа 1941 года напечатана статья командира партизанского отряда товарища Т. П. Бумажкова, которому за отвагу и геройство, проявленные в партизанской борьбе против германского фашизма, одному из первых среди партизан присвоено звание Героя Советского Союза. В листовке приводились выдержки из статьи Т. П. Бумажкова, в которых партизанский командир делился опытом борьбы в тылу врага. Он писал о военном обучении партизан, методах их действий и т. д. Этот первый, но уже сослуживший хорошую службу партизанам опыт был бесконечно ценен з ту пору для советских патриотов, которые начинали боевые действия в тылу фашистских захватчиков.

Листовка давала широкую информацию о ходе войны на других театрах, сопротивлении оккупантам в различных странах, а также о внутренней жизни Советского государства. В частности, в ней говорилось о создании народного фонда обороны, Всесоюзном комсомольско-молодежном воскреснике и других важных событиях.

Листовка заканчивалась призывом:

«Братья и сестры советских районов, временно оккупированных гитлеровскими бандитами! Держитесь стойко! Ни грамма хлеба и мяса немцам! Организуйте партизанские отряды, бейте врага на каждом шагу!»

Показав мне листовку, Рябчий сказал, что договорился уже с авиаторами о ее распространении, но часть тиража нужно доставить через линию фронта наземным путем, чтобы «Вести с Советской Родины» сразу попали в нужные руки. А еще через несколько дней дивизионный комиссар показал мне новую телеграмму, в которой на политуправление фронта возлагался самостоятельный выпуск листовок и плакатов для населения, попавшего под пяту фашистских захватчиков.

Вскоре наши первые листовки были переправлены через линию фронта. По данным политуправления, только с 1 сентября по 10 октября 1941 года в тылу противника было распространено 8 миллионов 818 тысяч экземпляров газеты-листовки «Вести с Советской Родины», 1 миллион 588 тысяч других различных листовок, в том числе обращения «К партизанам и партизанкам», «Товарищи партизаны!», «К партизанам Ленинградской и Калининской областей», «К населению Ленинградской и Калининской областей», «Что несут фашисты колхозникам», «Ко всем колхозникам и колхозницам», «Товарищи колхозники и колхозницы, к вам обращается ваша Родина» и т. д. За линию фронта было переправлено также 99 тысяч 800 экземпляров газеты «Правда», 5700 экземпляров «Известий», 1400 экземпляров «Комсомольской правды».

Таким образом, всего за этот срок в тыл врага было переброшено более 10 миллионов экземпляров различных печатных материалов. В это число вошло и то, что было создано руками работников политуправления. Тираж этих листовок и брошюр «Партизаны в Отечественной войне», в которых популяризировался опыт лучших партизанских отрядов, действовавших в полосе нашего и других фронтов, составил 326 тысяч экземпляров.

С начала 1942 года до момента моего прилета в Партизанский край в полосе фронта было сброшено с самолетов и распространено другим путем свыше 7 миллионов газет и листовок, а до конца апреля 1942 года—15 с лишним миллионов. Командование, партийные и комсомольские организации бригад и отрядов использовали советскую печать с максимальной эффективностью.

Листовки вдохновляли партизан, всех советских людей на священную борьбу с врагом. Командование партизанских бригад и отрядов, партийные органы и оргтройки делали все, чтобы как можно шире распространять советскую печать, чтобы она доходила до каждого советского человека, оказавшегося во вражеском тылу. Специальный отряд Орехова, состоявший из нескольких десятков бойцов, проникал в глубокий тыл противника и распространял там советскую политическую литературу, а где это было возможно, проводил и устные беседы с населением. Из патриотов, которые по возрасту или по состоянию здоровья не могли участвовать в боевых действиях, создали группы распространителей газет и листовок. Для них оборудовали специальные повозки или сани с двойным дном, на которые сверху грузили сено, солому или хворост, а в специальный тайник упаковывали газеты, листовки, брошюры. Эту литературу передавали доверенным людям или доставляли в тайники, служившие своеобразными почтовыми ящиками. В городах газеты и листовки обычно распространяли подпольщики, которым они доставлялись в условленные места.

Со временем у нас появились специальные распространители печати в каждом районе. В деревне Ляды, например, этим занималась Катя Егорова. У нее был свой тайник, куда партизаны регулярно доставляли политическую литературу. Катя ежедневно возила молоко на станцию, а заодно передавала местным жителям газеты и листовки. На воротах, дверях домов, у колодцев, в банях, других местах можно было видеть наклеенные листовки.

В Пскове и иных крупных населенных пунктах советские газеты и листовки нередко опускались прямо в почтовые ящики граждан.

23 февраля 1942 года, в День Красной Армии, в Партизанском крае вышел первый номер газеты «Народный мститель» — орган партийной организации 2-й бригады. Он был отпечатан на привезенной мною из Валдая машинке «Бостон», переданной партизанам Военным советом фронта. Газета, издание которой было согласовано с Ленинградским обкомом партии, предназначалась специально для партизан, но распространялась и среди населения. Первый ее номер, вышедший сразу после разгрома дедовичского и ясского гарнизонов врага, был посвящен эпизодам героической борьбы партизан и колхозников края.

А спустя несколько дней мне показали и другую газету, которая стала выходить в Партизанском крае. Это была газета «Коммуна»— орган Дедовичского райкома партии и райсовета. Для населения сельсоветов вне Партизанского края начали выпускаться специальные номера «Коммуны», которые доставлялись в занятые противником села и деревни. Вскоре было налажено и издание «Порховской правды» — органа Порховского райкома партии и райсовета. Помимо этого в Дновском районе выходила подпольная газета «Дновец».

В отчете о работе газеты «Коммуна», составленном спустя несколько месяцев, говорилось: «Газета «Коммуна» имеет то же название, что и районная газета Дедовичского района, выходившая до войны. Первый номер вышел 2 марта. Сейчас насчитывается 16 номеров. Тираж газеты — 600 экземпляров. Ведущим вопросом в газете является мобилизация населения на помощь фронту и партизанам, на борьбу с ненавистным врагом. Этому вопросу газета посвятила 8 передовых статей: «Раздувайте пламя партизанской войны», «Сорвем перешивку железной дороги», «Поднимем всенародное восстание в тылу врага», «Патриотки Родины», «Все силы народа — на разгром врага» и другие. Газета неустанно призывала не оставаться безучастным в борьбе с фашистским зверем. «В разведке ли, в бою, в качестве проводника, — писала газета, — и малому и старому найдется место в строю защитников нашего счастья, свободы и независимости. Все более властно, все более мощно звучит голос грядущего возмездия: к оружию, товарищи, к мщению за кровь, грабежи и насилия».

21 мая газета вышла с лозунгом «Чем ты помог фронту?». На эту тему было опубликовано шесть писем трудящихся, присланных в редакцию. О самой разнообразной помощи рассказывалось в письмах: о сборе продуктов Ленинграду, о посылке подарков партизанам, о подписке на заем и т. д.

Два номера «Коммуны» были выпущены специально для сельсоветов, расположенных по ту сторону нашей оборонительной линии. Эти номера печатались увеличенным тиражом. В газете, вышедшей 28 июня, говорилось: «Все громче в тылу немцев раздается голос народного гнева, все больше накипает злоба к врагу. Выльем же эту злобу во всенародное восстание против оккупантов».

Широко велась и устная политическая работа среди партизан и населения. При партийных организациях отдельных отрядов, в бригадах и полках под руководством комиссаров работали агитпропколлективы. Они разоблачали лживую пропаганду оккупантов, вскрывали их преступления, призывали население к срыву всех мероприятий захватчиков. В партизанских отрядах и бригадах ежедневно принимались по радио сообщения Совинформбюро и другие материалы о положении на фронте и в советском тылу, о международных событиях. В итоге всей этой работы партизаны и население Партизанского края, а также население прилегающих к нему деревень и сел хорошо ориентировались во внутренней и международной обстановке, знали действительное положение на фронтах.

Все это находило в сердцах советских людей горячий отклик. Партизанское движение росло, опираясь на все более активную помощь населения.

Каждый день приносил вести о подвигах многих героев, самоотверженно боровшихся с врагом. Вспоминается пятнадцатилетний партизанский разведчик Юра Иванов. Случилось так, что в одной из операций Юра, подорвавшись на мине, попал в плен. Пытали его долго и изощренно, но добиться чего-либо от юноши фашисты не смогли. Тогда молодого партизана решили повесить. И тут перед самой казнью Юра попросил немецкого офицера развязать ему руки, чтобы он мог напоследок помолиться. Обрадованный гитлеровец приказал освободить пленнику руки, но вместо молитвы Юра изо всех сил ударил фашиста со словами:

— Вот тебе партизанская молитва!

Взбешенный офицер застрелил отважного партизана.

На всю страну стал известен подвиг семидесятилетнего колхозника Михаила Семенова.

В один из дней карательный отряд противника оказался в селе Мухареве. Гитлеровцам нужно было пройти к партизанскому лагерю, однако сельчане твердили, что не знают дороги туда. Тогда фашисты выбрали одного из самых пожилых жителей деревни Михаила Семенова, не без основания полагая, что он-то наверняка знает в окрестностях все тропки, и под угрозой оружия заставили вести их к лагерю партизан. Семенов действительно хорошо знал окрестности и место, где находились партизаны, но повел врагов другой дорогой. Всю ночь бродили каратели по лесным урочищам и болотныхм трущобам, а утром снова оказались у деревни Мухарево. Разъяренные фашисты, многие из которых за ночь сильно обморозились, набросились на старика и учинили над ним дикую расправу. Семенов не молил о пощаде. Перед смертью он бросил в лицо палачам:

— А вы думали, русский человек вам, гадам, помогать будет? Шиш!

Большим событием в жизни Партизанского края, свидетелем которого мне довелось стать, была организация и отправка продовольственного обоза для трудящихся блокированного Ленинграда.

Все началось с того совещания, на котором обсуждались вопросы, связанные с нападением на фашистский гарнизон в городе Дедовичи.

У меня был номер «Ленинградской правды» с извещением городского отдела торговли о нормах выдачи хлеба на февраль: по 250 граммов рабочим и инженерно-техническим работникам и по 125 граммов служащим, иждивенцам и детям. Конечно, те, кто собрался на совещание, знали о крайне бедственном продовольственном положении трудящихся Ленинграда, но конкретные цифры совершенно удручающе подействовали на присутствующих. В наступившей тишине кто-то сказал:

— Надо помочь Ленинграду.

По-видимому, товарищ обратился с этими словами к соседу, но их услышали все. Вечером во время ужина Орлов вспомнил об этих словах, сказанных ненароком, добавив, что продовольствие в Партизанском крае имеется. А спустя несколько дней Сергей Алексеевич сообщил, что население собирает продукты и хочет послать их ленинградцам. Причем сбор продовольствия происходит очень быстро и отмечен величайшим подъемом.

В деревне Броды один из старейших колхозников П. С. Васильев, узнав о сборе продовольствия, заявил:

— Пока не поможем ленинградцам, нам совесть не позволит садиться за стол. Мы должны обеспечить хлебом не только себя и партизан, но и найти хлеб для Ленинграда.

Даже в деревнях, сожженных и ограбленных гитлеровцами, люди отдавали голодающим ленинградцам все, что могли — откапывали из-под снега ящики, мешки с запасами, доставали продукты из ям и потайных складов, вели овец, телят, несли домашнюю птицу.

Сбор продовольствия для ленинградцев проходил в чрезвычайно сложной обстановке. После нападения па Дедовичи оккупанты направили несколько крупных карательных отрядов к границам Партизанского края. На территории Дегожского, Малышевского, Ефимовского, Станковского и других сельсоветов не утихали упорные бои партизан с карателями. Тем не менее даже из этих районов на сборный пункт прибывали санные обозы с продовольствием. Об этом стало известно гитлеровцам. В деревни на границе Партизанского края и за его пределы прибыли дополнительные карательные силы, которые должны были не допустить отправку продовольствия в Ленинград.

Фашисты рыскали по деревням, расправляясь со всеми, кто проводил сбор продовольствия или прятал его. От рук карателей погибли председатель Сосницкого сельсовета Воробьев и председатель колхоза «Красная горка» Смирнов. В деревне Зеленый Клин за сбор продовольствия были расстреляны председатель сельсовета Виноградов, председатель колхоза Григорьев, его жена, дочь и несколько колхозников. В другом селе фашисты учинили расправу над кладовщицей Марией Михайловой, узнав, что у колхозной кладовщицы находится около 100 пудов мяса и крупы для продовольственного обоза.

Марию схватили.

— Где продовольствие? — допытывались каратели.

— Никакого продовольствия у меня нет.

Тогда ее стали бить. Но ни побои, ни угроза смерти не поколебали решимость советской патриотки.

Марию расстреляли и начали пытать ее отца. Однако и он ничего не сказал фашистам. Был расстрелян и отец Марии. Потом тела отца и дочери гитлеровцы облили керосином и сожгли.

Пытаясь помешать отправке обоза, фашистское командование усилило бомбардировку Партизанского края. Несколько деревень сгорело. Но сорвать сбор продуктов для города Ленина не удалось. Даже из подвергшихся бомбардировке деревень, из многих сел, где рыскали каратели или близ которых шли бои, как это было на территории Дегожского, Малышевского, Ефимовского, Станковского и других сельсоветов, на сборный пункт прибывали санные обозы с различными продуктами.

К 25 февраля 1942 года обоз был в основном готов к отправке. Только колхозники Дедовичского района собрали 80 центнеров мяса, 94 центнера ржи, 25 центнеров пшеницы, 56 центнеров гороха, 132 центнера овса, 238 килограммов крупы, 51 килограмм масла. Это составило 161 подводу. Из Шушелевского сельсовета Белебелковского района поступило 180 килограммов продуктов, а из Переездовского сельсовета 420 килограммов свинины. Всего из Белебелковского района прибыло 37 подвод. Из Поддорского и Ашевского районов поступило 25 подвод. А весь обоз составил 223 саней, на которые уложили 8 тонн мяса, 9 тонн ржи, 2,5 тонны пшеницы, 5 тонн гороха, 238 килограммов различных круп, 51 килограмм масла и другие продукты. Обоз сосредоточился у лесной деревушки Нивки Дедовичского района.

В ходе сбора продовольствия родилась мысль написать письмо в ЦК ВКП(б) от имени партизан и населения Партизанского края. Текст письма обсуждали в партизанских отрядах и бригадах, на собраниях колхозников. Участники обсуждений ставили свои подписи под письмом. Нередко возникали трогательные сцены. В деревне Круглово старушка колхозница попросила:

— Может быть, и мне разрешите подписать письмо? Хоть я и старая, мало помогаю партизанам, но у меня такие же думы, как у всех.

Другая колхозница, Дарья Иванова из деревни Тычково, оказалась неграмотной, и ей пришлось просить соседку:

— Напиши мою фамилию. Только поставь Дарья, а не какая-нибудь другая Иванова. Пускай в Москве знают, что это я.

Сбор подписей под письмом повсеместно превращался в своеобразные митинги. Колхозники и партизаны заявляли о своей готовности, не щадя жизни, бороться с врагом.

— Пусть знает страна, что и в тылу у врага мы живем по-советски и участвуем в борьбе с оккупантами, — заявил колхозник Лобанов из артели «Красный камень».

13 школьных тетрадей, в которых стояло около четырех тысяч подписей, были приложены к письму, начинавшемуся так:

«Пусть эти простые слова пройдут через линию фронта, достигнут стен Кремля, возвестят о делах и чувствах советских граждан, временно попавших под фашистское ярмо».

Письмо заканчивалось клятвой:

«Кровавые фашисты хотели сломить наш дух, нашу волю. Они забыли, что имеют дело с русским народом, который никогда не стоял и не будет стоять на коленях».

Вместе со сбором продовольствия возник вопрос о санях, лошадях, возчиках.

В селе Острый Камень об этом состоялся такой разговор на общем колхозном собрании:

— Как насчет коней, граждане? — спросил председатель колхоза Федор Миронов. — Надо самолучших коней. Не в лес за дровами ехать. Путь предстоит долгий.

— Вот и отбирай лучших, — ответили ему.

— Ну, а кто готов сопровождать обоз? — спросил председатель.

— А женщин берут? — спросил чей-то женский голос.

— Можно.

— Тогда нас посылайте! Пусть мужики здесь воюют!

Пришлось объявить голосование. Собрание выбрало в возчики самых достойных: и мужчин и женщин. Среди них были старейший колхозник Роман Русаков, дочь председателя колхоза знатная трактористка Лидия Миронова и другие.

Когда собрание подошло к концу, кто-то с задней скамьи поднял руку.

— Ну, что там еще? — спросил Миронов.

Поднялась Нина Сафонова:

— Третьего дня мы газету партизанскую читали, там написано, что в советском тылу деньги в фонд обороны собирают. Вот я и подумала: а что, если и нам собрать да вместе с обозом и отправить…

Колхозники идею одобрили. На стол к председателю стали класть деньги. Захлопали двери. Это многие поспешили домой за сбережениями. Кто-то положил на стол пачку облигаций.

— Граждане! И облигации можно! — пронеслось по рядам. Поднялся дед Тимофей.

— Три сына моих на фронте. Сам-то я староват стал, с винтовкой не совладаю, а деньгами своей державе помогу.

Татьяна Игнатова положила на стол обручальное кольцо. Вскоре рядом с ним легли чьи-то золотые серьги, браслет от часов, янтарное ожерелье…

И так было повсеместно.

В один из дней вместе с Васильевым и Орловым мы отправились к работникам дедовичской оргтройки, чтобы решить некоторые вопросы, связанные с отправкой обоза на Большую землю. Нас встретил председатель тройки А. Г. Поруценко:

— Обоз готов, но часть подвод укрыта в лесу, другая спрятана в сараях и на хуторах. Собрать все это можно за одни сутки.

— А как с санями, лошадьми, возницами?

— Все в порядке. Сани все в исправности. Лошадей по особой мерке брали, таких, каких понукать не надо, понимающих, чтоб без крика и шума управлять можно было. А на 223 упряжки возчиков нашлось больше тысячи. Так что выбрали самых лучших, надежных. Среди них — больше 30 женщин.

— А кто начальник обоза?

— Федор Потапов, коммунист, надежный товарищ.

Решили основную часть обоза собрать в деревне Нивки. Наметили маршрут, разведанный партизанами заранее — через села Мухарево, Татинец, реку Полнеть, вокруг озера Прудское, через обширные Рдейские болота. К линии фронта обоз должен был выйти у деревень Жемчугово и Каменка. Почти 120 километров по вражеским тылам, вне территории Партизанского края. 60 партизан из отряда имени Бундзена и 80 бойцов из групп самообороны сопровождали обоз.

Партизанским разведчикам удалось связаться через линию фронта с командованием 8-й гвардейской имени Панфилова стрелковой дивизии, переброшенной сюда из-под Москвы. О подготовке обоза сообщили радиограммой в Смольный.

Федору Потапову вручили топографическую карту с нанесенной на ней извилистой красной линией — маршрутом обоза с продовольствием для ленинградцев.

В ночь на 5 марта 1942 года командование бригады прибыло в Нивки, чтобы проводить продовольственный обоз. Решили разбить его на группы — по два-три десятка подвод в каждой. Они должны были двигаться на определенной дистанции друг от друга. Охрана— в голове и хвосте колонны, разведка впереди. Общий сбор был назначен близ линии фронта у деревни Лопари.

Напутствуя людей, Васильев сказал:

— Тяжелый поход вам предстоит, товарищи. Хочу вам пожелать успеха. Сделайте все, что зависит от вас, и больше того…

Несколько слов сказал Орлов:

— Помните, друзья, как ждут вас в голодном Ленинграде.

Мы посоветовали не ввязываться ни в какие бои с гитлеровцами, стремиться обойти их, действовать умно, расчетливо.

Обоз, охраняемый партизанами и бойцами самообороны, которыми командовал комсомолец Михаил Харченко, тронулся в путь.

Вспоминает партизан Н. П. Быстров:

— Помню эту картину: тихая ночь, длинная вереница саней. Передние сани уже у Татинца, а замыкающие еще в Нивках. В первую ночь все 200 возов чередой шли, а после обоз разделили на семь частей, на случай бомбежки.

Рассказывает одна из возчиц, А. И. Егорова:

— Вторая и третья ночь перехода вконец измотали нас. Как ни лютовал в ту зиму мороз, а в низинах сквозь снег хляби проступали. Часто то впереди, то сзади раздавался условный свист — проваливались в талый наст сани, и мы осаживали коней и спешили вытаскивать тонущую подводу. Недалеко от Заполья мы и вовсе остановились. Разведчики донесли начальнику обоза Федору Потапову, что впереди фашисты. И тогда мы отвернули от Заполья, обошли село.

У Заполья была назначена встреча с 37 подводами из Белебелковского района, которые вел председатель белебелковской тройки Н. А. Сергачев. «По плану начальника штаба бригады Василия Головая мы должны были выйти к Заполью в ночь на 8 марта… — вспоминает он в одном из своих писем. — До встречи с обозом Потапова оставались считанные часы, когда на дороге мы увидели шест с насаженным веником — условный знак: в ближней деревне немцы. Пришлось сворачивать в поле. А там снег по пояс, лошади стали… Впереди саней пошли возчицы — путь протаптывать. Но скоро и они выбились из сил. А тут еще ветер потянул поземку, жжет холодом. Залепило лицо снегом, слезы на щеках стынут… Но надо спешить. Мы валились на этот проклятый снег, а потом приминали его ногами, пока не обогнули село. А когда наконец выехали на дорогу, я подошел к измученным женщинам и сказал им спасибо за ратный труд. И еще поздравил. Ведь шла ночь на Восьмое марта… А перед самым рассветом мы встретили разведку, посланную Федором Потаповым.

Я вспоминаю эту ночь и снова, в который раз, восхищаюсь нашим народом. В ту лихую годину до конца раскрылась его душа».

После заминки у Заполья обоз двинулся к Рдейским болотам. Теперь здесь были все 223 подводы.

На рассвете остановились в селе Березняки. Как и на других дневках, груз внесли в хаты, лошадей и сани спрятали в сараях, чтобы обоз не обнаружили немецкие летчики, усиленно разыскивавшие «продовольственный поезд» для голодающих Ленинград: цев. Мы знали: врагу известно об обозе, и он сделает все, чтобы уничтожить его, как только вереница саней будет обнаружена.

Как раз в эти дни был задержан гитлеровский агент с радиостанцией, засланный в Партизанский край. По его сигналу фашистские летчики уже разбомбили несколько деревень. Когда его спросили, что он передал еще о Партизанском крае, вражески?! лазутчик ответил:

— Немцы знают, что готовится письмо в Москву и обоз для Ленинграда.

Разыскивая «партизанский караван», гитлеровские летчики оказались и над Березняками. В полдень над селом прошла группа самолетов. Летели низко, словно присматривались. Со второго захода открыли по деревне огонь из пулеметов зажигательными пулями. Загорелись четыре дома. Но никто из партизан и колхозников не появился на улице. Не обнаружив ничего подозрительного, фашисты улетели.

В одном из загоревшихся домов оказался партизан Артемий Терентьев. Уже после войны я прочитал его короткий рассказ: «Занялась огнем крыша. В окно видим: еще три хаты горят. В избе человек 15, да в тех домах, что в огне, не меньше. Но никто не выходит. Приказ для всех одинаков — не покидать хаты, пока враг над нами. А пожар дела не меняет, нельзя выдать немцам стоянку обоза… Полведра воды — все, что в сенях нашли, — на стропила выплеснули. Но солома на крыше разгорелась вовсю, обдает жаром. Дым режет глаза, кашлем раздирает грудь. Все легли на пол, натянули на головы полушубки. Лопнуло, видно, терпение у немца. Решили летчики, что нежилое это село. И ушли. А мы, как стемнело, двинулись прямиком к фронту».

На старой двухверстке написано, что Рдейские болота «непроходимые». Такими они считались издревле, такими считаются и поныне. Но обоз прошел по ним прямиком. Многие участники перехода рассказывали о той ночи. Вспоминали, как качался болотный лед, как змеились под полозьями ржавые трещины. Рвались из постромок кони.

На подходе к переднему краю партизаны встретились с разведчиками 8-й гвардейской дивизии. Самым опасным местом перехода через линию фронта было шоссе Холм — Старая Русса, охраняемое гитлеровцами. Возы были собраны вместе, чтобы одним махом преодолеть последний отрезок пути до Большой земли. Охрана расположилась вдоль перехода. Наконец была дана команда:

— Вперед!

Вскоре фашисты заметили переправу. Поднялись в небо ракеты. Загрохотали выстрелы. Но участок перехода был выбран удачно. Сплошной линии обороны тут у врага не было. Когда заговорила немецкая артиллерия, последние сани были уже вне опасности.

Среди тех бойцов, которые видели, как обоз пересекал линию фронта, был Алексей Жердев. Вот что он написал спустя 30 с лишним лет после войны:

«Зимой сорок второго я служил в Панфиловской дивизии. Наш батальон стоял на реке Ловать, недалеко от города Холм… Часто вспоминаю я мартовскую ночь у деревни Каменка. В ту ночь нас подняла на ноги стрельба за вражеской линией. Слышались разрывы гранат, пулеметные очереди… Не сразу мы поняли, что происходит в немецком тылу. Вскоре на нейтралку прошла полковая разведка, а за ней двинулись минеры и стали вехами обозначать проходы в минных полях. И вдруг на «ничейной» земле показались… крестьянские сани, запряженные лошадьми. Они мчались к нашим окопам. А мы не верили своим глазам. Ведь не танки — обоз прорывал фронт! Волнение охватило бойцов. Многие даже поднялись на бруствер… «Давай!» — слышалось из наших окопов. Скоро груженые сани уже проносились мимо. Возчики — среди них были женщины и подростки — во всю мочь гнали коней. На следующий день командование объявило, что через фронт прошел обоз с хлебом для Ленинграда».

О прибытии обоза командир дивизии генерал-майор Н. М. Чистяков позвонил начальнику штаба фронта Н. Ф. Ватутину.

— Как быть дальше? — спросил Чистяков.

— Продукты ленинградцам нужны сейчас. Везти их туда на санях — долгая история. Перегрузите продукты в вагоны и доставьте их по железной дороге.

Обоз ушел на станцию Черный Бор.

Из Ленинграда по радио в Партизанский край была передана горячая благодарность за продукты. Ленинградский обком партии попросил направить в осажденный город специальную делегацию из партизан и колхозников. Командование бригады подобрало 22 человека. Тут были партизаны, отличившиеся в боях, и колхозники, особо проявившие себя при сборе продовольствия. В состав делегации вошли вернувшийся из-за линии фронта пулеметчик Михаил Харченко, на счету которого было более 100 уничтоженных гитлеровцев, Дмитрий Ипатов, сбивший из автомата немецкий транспортный самолет, Катя Сталидзан — отважная партизанская разведчица, комиссар одного из наиболее боевых отрядов Иван Ступаков и другие. Возглавил делегацию председатель дедовичской тройки Александр Георгиевич Поруценко. Делегации было передано 135 тысяч рублей наличными и в облигациях, собранных одновременно с продовольствием в фонд Красной Армии, и письмо ленинградцам. Вот строки из этого письма:

«Ни карательные экспедиции, ни жестокие расправы с мирными жителями — ничто не сломило и не сломит нашей воли к победе. Вооруженная рука партизан поддерживает и охраняет в районах, в тылу у немецких захватчиков советские порядки. Вооруженная рука партизан пускает под откос вражеские поезда, останавливает немецкие транспорты, везущие боевые припасы и солдат на фронт. За время Великой Отечественной войны партизаны двух районов истребили более 3 тысяч фашистских солдат и офицеров. Борясь и работая в тылу врага, мы живем единым дыханием, волей, чувствами со всем советским народом…»

21 марта делегация выехала в Ленинград той же дорогой, по которой прошел обоз. 25 марта она была в Валдае.

На митинге, состоявшемся на центральной площади Валдая, выступил секретарь райкома партии А. В. Коленов.

— Товарищи, сегодня мы встречаем героических сынов и дочерей нашей Родины, прибывших из далекого Партизанского края, — сказал он. — Эти люди прошли через линию фронта и провели большой партизанский обоз. Они везут более трех тысяч пудов продовольствия рабочим города Ленина. Вот на какие подвиги во имя Родины способны наши люди!

29 марта машина с делегатами вступила на лед Ладожского озера и пошла по знаменитой ледовой трассе — Дороге жизни. В селе Кабона посланцев Партизанского края встретили заместитель Председателя Совета Народных Комиссаров СССР А. Н. Косыгин, секретарь Ленинградского горкома партии А. А. Кузнецов, начальник Ленинградского штаба партизанского движения М. Н. Никитин, председатель Леноблисполкома Н. В. Соловьев, председатель исполкома Ленсовета П. С. Попков и другие.

— Спасибо, герои, — сказал А. Н. Косыгин, обращаясь к делегатам, — от всех ленинградцев спасибо.

В город делегаты въехали через дымные улицы Охты, накануне подвергнутой беспощадному артобстрелу. Встречала делегацию масса людей. С Суворовского проспекта пришла группа женщин с заводским флагом «Красной работницы». На набережной стоял военный оркестр. Вверху поперек настила плескался привязанный к проводам плакат: «Ленинград благодарит сестер и братьев партизанской земли!» Среди встречавших тогда наших посланцев оказался будущий журналист О. Скуратов, так передавший впоследствии свои впечатления: «Кто-то крикнул: «Идут!», и мы их увидели… В чумазых полушубках, в ушанках, перехваченных наискось лентой, партизаны входили на гулкий от мороза мост. А мы рванулись навстречу и кричали «ура» застывшими, чуть слышными голосами…»

А на следующий день делегаты Партизанского края были приняты в Смольном. Глава делегации А. Г. Поруценко вручил А. А. Жданову трофейный автомат и квитанцию о сдаче денег, собранных в фонд обороны Родины. Трофейные автоматы были вручены также командованию Ленинградского фронта и другим руководителям героической обороны Ленинграда.

— Это оружие захвачено в боях, — пояснил Поруценко.

Состоялась беседа, в заключение которой А. А. Жданов сказал:

— История не забудет, как вы несли красное знамя в тылу у врага. Держите это знамя крепко. До полной победы!

От имени ленинградцев он горячо поблагодарил партизан и колхозников за дорогой подарок и посоветовал им побывать на заводах, в воинских частях, встретиться с рабочими и воинами, совместными усилиями отстаивающими город Ленина от фашистских мерзавцев.

Делегаты побывали на Кировском, Балтийском и Металлическом заводах, на заводе «Большевик» и фабрике имени Урицкого, на линкоре «Октябрьская революция» и крейсере «Киров». Несколько партизан оказались в частях 63-й армии, занимавшей оборону у Колпино. Прибыв к артиллеристам, они произвели несколько выстрелов из орудия по окопавшимся вокруг Ленинграда гитлеровцам.

Делегаты Партизанского края увидели на деле стойкость ленинградцев, их мужество, решимость во что бы то ни стало отстоять родной город.

На одном из заводов, где ремонтировались танки и авиационные моторы, обращаясь к делегатам, рабочие заявили:

— Передайте партизанам, населению оккупированных районов, что камни есть будем, а Ленинград врагу не отдадим!

Спустя несколько дней делегацию принял Военный совет Ленинградского фронта. Проходила встреча в историческом Смольном. Тут были представители предприятий, воинских частей, Краснознаменного Балтийского флота, партийный актив города. Председатель Ленсовета П. С. Попков вручил партизанам ордена и медали. К званию Героя Советского Союза был представлен Михаил Харченко, орденом Ленина награжден Александр Поруценко, орден Красного Знамени получили начальник обоза Федор Потапов, председатель белебелковской тройки Николай Сергачев и другие. Награжденных тепло поздравил А. А. Жданов.

— Передайте партизанам и колхозникам тех районов, от коих вы делегированы, — сказал Жданов, — что мы, ленинградцы, и вся наша великая советская Родина горды вашей работой, горды тем, что вы в невероятно трудных условиях, окруженные со всех сторон противником, в его глубоком тылу сумели высоко пронести знамя советских патриотов, сумели пронести и отстоять советский строй, колхозный строй и показать не только нашей стране, но всему прогрессивному и передовому человечеству, что означает советский человек, знающий, за что он борется.

Передайте жителям и воинам края, всем советским людям, оказавшимся по ту сторону фронта, что Родина их не забывает, что недалек тот день, когда враг будет разбит и все наши люди будут вызволены из фашистского плена. Передайте всем, что Ленинград— колыбель Октября — был, есть и будет советским. Фашисты в город не пройдут! Их нога никогда не ступит на ленинградские улицы.

П. С. Попков зачитал письмо трудящихся Ленинграда партизанам и населению Партизанского края в тылу врага, где было сказано следующее:

«Нет таких слов, в которых можно было бы выразить наше восхищение вами, нашу благодарность вам за подарки, которые вы прислали трудящимся Ленинграда, за великолепное мужество, за железную стойкость, которую вы проявляете в тылу врага, не прекращая ни на минуту борьбы с немецко-фашистскими оккупантами, защищая свою родную землю, защищая свой великий русский народ, его честь, свободу и независимость, защищая родной советский, колхозный строй».

После торжественной части всех пригласили на ужин. В непринужденной обстановке текла товарищеская беседа. Спели несколько песен. Один из секретарей райкомов сказал Поруценко, чтобы он попросил сыграть на баяне Жданова. Сначала Жданов отказывался, а потом взял в руки баян и развернул мехи. Когда делегаты прощались с гостеприимными хозяевами, Жданов остановил Поруценко:

— А это вам подарок от старого гармониста.

И протянул баян. В Партизанский край делегаты улетали самолетами.

Весть о посылке из вражеского тыла обоза с продовольствием в блокадный Ленинград облетела всю страну. «Правда» посвятила этому событию передовую «Советские люди никогда не будут рабами!».

«Дорогие братья! — обращалась газета к партизанам и населению Партизанского края в тылу армий «Север». — Ваши слова, проникнутые беззаветной любовью к матери-Родине, прошли через линию фронта, они достигли стен Кремля, они станут достоянием всего нашего народа, они дойдут до свободных народов всего мира, ведущих борьбу с немецко-фашистскими захватчиками, они станут известны народам, которые, как и вы, томятся под фашистским игом, ведут непримиримую борьбу и твердо верят в свое недалекое освобождение… Ваши дела и чувства наполняют великой гордостью сердце каждого советского патриота. Народ, как величайшее сокровище, сохранит простые школьные тетради, в которых записаны ваши святые чувства и ваши великие дела…

Письмо колхозников и партизан — это ответ и на подлые насилия, и на подлый обман. Не запугать, не одурачить русских, советских людей! Они были и остаются хозяевами на своей родной земле. Они держат связь через линию фронта с Красной Армией, со всей Родиной…

Письмо рассказывает нам, как живут советские люди в районах, временно захваченных гитлеровцами, и мы видим — идет, продолжается советская жизнь!.. Немцы говорят, что они «заняли» советские районы. Но в этих районах они сидят, как в осажденной крепости, и почва горит под их ногами. Нет такой силы, которая могла бы разорвать кровную связь советских людей в захваченных районах со всей Родиной. Тяжко русским людям в районах Ленинградской области под игом фашистских палачей, безмерно тяжко. Но в обстановке свирепого, бесчеловечного террора, среди сожженных деревень, над трупами замученных близких людей они думают о Родине, их мысли и чувства с родным, любимым Ленинградом. Драгоценные продукты — хлеб, крупу, жиры, — запрятанные от воров-фашистов, они тайно собирают по селам, вывозят к линии фронта, чтобы доставить в Ленинград… Навсегда останется в памяти волнующая картина этих 200 подвод, которые по глухим дорогам, с величайшей опасностью для жизни возчиков, безвестных колхозников, везут продовольствие для братьев в Ленинграде.

Дорогие товарищи! Ваши имена, запечатленные в тетрадях… пока безвестны. Но придет момент — он уже близок, — когда вся страна узнает ваши имена…»