Фронт в тылу вермахта

НА ЮГО-ЗАПАДЕ

В начале октября 1942 года меня вызвали в Москву, в Центральный штаб партизанского движения.

Начальник ЦШПД генерал-лейтенант П. К. Пономаренко сказал:

— Хотим предложить вам возглавить штаб партизанского движения на другом фронте. В связи с прорывом гитлеровских войск к Сталинграду Верховный Главнокомандующий требует развернуть более активную партизанскую борьбу на Дону и Кубани. На Донском и Юго-Западном фронтах создаются соответствующие партизанские штабы. Как вы смотрите, если один из них возглавите вы?

— Готов поехать на любой фронт, — ответил я.

— И все-таки, — спросил Пономаренко, — на какой?

— А кто командует фронтами?

— На Донском командующий Рокоссовский, на Юго-Западном — Ватутин.

— Направьте меня к Ватутину: и он меня знает, и я его.

— Ну что ж, поедете к Ватутину, — заключил Пономаренко.

В Центральном штабе партизанского движения мне дали список партизанских отрядов, действовавших в Ростове-на-Дону и в Ростовской области. По данным штаба, там числилось девять отрядов и групп, с которыми с августа 1942 года была потеряна связь.

В город Калач, где размещался штаб Юго-Западного фронта, я прибыл в середине декабря 1942 года.

Калач, небольшой районный центр на юго-востоке Воронежской области, основанный три с лишним столетия назад, никогда еще не имел такого значения, как в ту военную зиму — исторические дни Сталинградской битвы. Здесь заканчивалась единственная железнодорожная ветка, по которой доставлялись войска и военная техника в район Среднего Дона. Через Калач скрытно подтягивались к линии фронта резервы. Тут сосредоточились управления и службы крупного штаба, руководившего несколькими армиями. Той зимой Калачу предстояло стать и оперативным центром по руководству партизанскими действиями в полосе Юго-Западного фронта.

— Знал, что вы едете к нам, — сказал Ватутин, когда я появился в его кабинете. — Значит, будем продолжать воевать вместе.

Несмотря на глубокую ночь — я прибыл в Калач поздним вечером, — Ватутин был бодр, в хорошем настроении.

— При организации штаба партизанского движения вам, видимо, — продолжил Ватутин, — надо использовать опыт вашей работы на Северо-Западном фронте. Правда, здесь несколько иной театр военных действий. В полосе наступления нашего фронта оказалась территория Харьковской, Луганской, Сталинской, Днепропетровской и Запорожской областей, а в перспективе она охватит Полтавскую, Кировоградскую, Николаевскую, Одесскую и Винницкую области. Это наиболее развитые в промышленном отношении центры страны, с густой сетью железных, шоссейных и грунтовых дорог, превращенных оккупантами в важнейшие коммуникации. По ним в основном подвозятся людские резервы и военная техника для борьбы с войсками не только Юго-Западного, но и Воронежского и Южного фронтов. Этим же путем враг вывозит в Германию награбленное промышленное сырье и сельскохозяйственную продукцию. В военном и экономическом отношении это, возможно, наиболее важная часть советской земли, оказавшаяся в руках оккупантов. Однако в географическом отношении она не благоприятствует партизанским действиям. В основном это безлесные, степные районы Украины.

Ватутин подошел к большой карте, расстеленной на его рабочем столе.

— И все же, — заметил он, — партизаны в этих местах действуют. Из сообщений видно, что и на Украине партизанская борьба приняла всенародный характер. Мне нередко докладывают о боевых делах партизан и подпольщиков, действующих в городах и других населенных пунктах. Они ведут напряженную борьбу с врагом: совершают диверсии, не прекращают партизанскую разведку, организуют саботаж мероприятий фашистов, проводят большую агитационную работу с населением. Так что, несмотря на своеобразную, «непартизанскую» географию, и здесь таятся большие возможности для дальнейшего усиления партизанской борьбы, чему должна способствовать и организация вашего штаба.

Я показал переданные мне в Центральном штабе партизанского движения документы о партизанах Ростовской области, согласно которым там осенью 1942 года действовало шесть партизанских отрядов и три диверсионные группы.

— Возможно, какие-то конкретные сведения об этом есть в опергруппах при штабах наших армий, — отозвался Ватутин. — Но мне о ростовских партизанах пока ничего не докладывали.

Мы договорились с командующим фронтом по некоторым организационным вопросам, связанным с созданием фронтового штаба партизанского движения. Прощаясь, Ватутин сказал мне:

— Как и раньше, можете всегда рассчитывать на мою помощь. Через некоторое время Военный совет фронта, выполняя постановление Государственного Комитета Обороны, создал фронтовой штаб партизанского движения, который одновременно являлся представительством Центрального штаба партизанского движения на Юго-Западном фронте. Были выделены кадры для формирования штаба, а также радиосредства, вооружение, боеприпасы, обмундирование, финансы, транспорт и т. д. Уже в начале января 1943 года фронтовой партизанский штаб стал функционировать наряду с другими управлениями и службами. При его организации во многом была использована структура партизанского отдела и оперативной группы при Военном совете Северо-Западного фронта.

Из окна дома, где я жил, мне не раз приходилось видеть у хаты на другой стороне улицы прихрамывающего капитана в авиационной форме. Как-то мы с ним разговорились. Оказалось, капитан Михаил Цареградский гостил у родителей в Калаче после выписки из госпиталя. Это было не первое его ранение. Войну Михаил Семенович встретил на границе. Затем воевал в десантных частях под Белой Церковью, в Крыму, на Северном Кавказе, под Керчью и Феодосией, под Сталинградом.

— Боюсь, что теперь мне не позволят служить в строевых частях, — посетовал капитан.

— Идите к нам, — предложил я. — Нам нужны опытные офицеры. А вы к тому же хорошо знаете десантную службу, парашютное дело.

Цареградский охотно дал согласие перейти в новое «ведомство». Михаил Семенович оказался очень ценным человеком в подготовке партизанских кадров. Он был назначен начальником учебного пункта и с большой ответственностью относился к своим обязанностям.

Большие заботы поначалу выпали кадровикам. Выручило то, что на первых порах отделение кадров возглавил майор Сергей Владимирович Прохоров, который занимался одно время этим участком на Северо-Западном фронте, и теперь, приехав вместе со мной в Калач, в полной мере использовал накопленный опыт. Старый член партии, бывший заместитель командира партизанской бригады, С. В. Прохоров умел расположить к себе окружающих. Особенно ценным качеством Сергея Владимировича было чутье на нужных людей. Среди множества добровольцев он неизменно находил не только тех, кто наиболее подходил для полной опасности и лишений партизанской борьбы, но и безошибочно определял, кем им лучше всего быть: бойцами, разведчиками, связными, минерами, командирами или политработниками.

Спустя некоторое время С. В. Прохорову был поручен новый участок работы. Он стал руководить не предусмотренным штатным расписанием «политаппаратом», необходимость которого в штабе диктовалась жизнью. Сергей Владимирович и его помощники направляли деятельность партийных и комсомольских организаций бригад и отрядов, изучали и обобщали опыт их работы, проводили семинары с партийно-комсомольским активом, составляли листовки, собирали факты о героических делах партизан, действовавших в полосе Юго-Западного, а затем 3-го Украинского фронтов, готовили печатников для походных типографий, забрасывавшихся в тыл врага, и т. д. Все это было очень нужно для развития партизанской борьбы. И Прохоров и другие «политотдельцы» справились с задачей, как говорится, дай бог каждому.

Не могу не сказать доброго слова и о начальнике материально-технического снабжения майоре М. М. Новаковском, который, как и С. В. Прохоров, прибыл в Калач с Северо-Западного фронта. Опыт создания материальной партизанской базы на голом месте у Новаковского был. Теперь этот опыт «сработал» в полную силу. Несмотря на большие трудности, у нас в короткий срок появилось достаточно материальных средств — вооружение, боеприпасы, обмундирование, медикаменты и многое другое, необходимое партизанам для действий в тылу врага. Были организованы столовые, подсобное хозяйство, мастерские по ремонту обуви и одежды. Когда осенью 1943 года к нам прибыла комиссия из Украинского штаба партизанского движения для проверки нашей работы, она особо отметила систему организации материально-технического обеспечения партизан, действовавших в тылу противника. Вскоре после этого М. М. Новаковский был переведен в УШПД на должность начальника отдела материально-технического снабжения.

С первых дней к нам стали прибывать добровольцы из запасных полков фронта, выразившие желание воевать в тылу врага. Снова основную заботу по формированию партизанских сил, как и на Северо-Западном фронте, взяли на себя местные партийные и комсомольские органы. Совместно с нашими уполномоченными, посланными во многие районы Воронежской области и другие места, они отбирали для партизанской борьбы наиболее подходивших для этого людей, в основном комсомольцев и молодежь. В Калач прибывали выпускники спецшкол Центрального штаба партизанского движения, а также бывалые партизаны, прошедшие суровую школу борьбы в тылу врага и соединившиеся с наступающими советскими войсками. Это были особенно ценные кадры.

Одним из первых появился в Калаче партизанский отряд под командованием старшего политрука Александра Васильевича Тканко. Интересна история создания этого отряда. Будучи старшим инструктором по пропаганде в политотделе района авиационного базирования, находившегося под Сталинградом, А. В. Тканко, видя, как тысячи фашистских стервятников постоянно висят в воздухе над нашими позициями, подвергая их жестокой бомбежке, высказал в рапорте в политуправление фронта свои мысли по уничтожению самолетов противника прямо на аэродромах с помощью диверсионных авиадесантных отрядов. Вскоре с одним из таких отрядов он оказался в тылу врага в Волчанском районе Харьковской области. Объектом воинов-парашютистов стал вражеский аэродром возле деревень Великий Бурлук и Белый Колодезь. Благодаря поддержке населения десантники подорвали здесь за одну ночь 14 бомбардировщиков и 2 истребителя. Приняв в замешательстве столь дерзкую операцию за налет советских бомбардировщиков, фашистские зенитчики долго палили по небу, задернутому тучами.

После успешного выполнения задания группа получила разрешение остаться в тылу врага и перейти на партизанские методы борьбы. Так воздушно-десантный отряд Тканко стал партизанским отрядом. В районе Валуек в него влилось более 100 местных жителей. Полетели под откос вражеские эшелоны, стали взлетать на воздух мосты. Партизаны уничтожали оккупантов и их прислужников. Был взорван воинский эшелон между станциями Мандрово и Росвигово. В эшелоне оказался вагон с ракетами, которые стали рваться, освещая местность разноцветными огнями, благодаря чему эта операция получила название операции «с бенгальскими огнями».

В Калач вместе с Тканко пришел весь его десантный отряд. Это были обстрелянные, побывавшие в переделках бойцы, горевшие желанием бить ненавистных фашистских захватчиков. Особо запомнились мне двое из них: атлетического сложения и огромной силы учитель из Брянска Николай Бойко, из-под шапки которого постоянно выбивался непокорный чуб, и его тезка — маленький, юркий, с насмешливыми глазами сапер Николай Шабанов.

Хорош был и Александр Тканко, сын сельского кузнеца, тоже учитель по профессии. В армию его призвали в сентябре 1940 года из местечка Любешов Волынской области, где он был директором педагогического училища, а через год Тканко уже работал в политотделе района авиационного базирования. Александр Васильевич рассказывал, что даже в детстве не играл в войну. Он не любил драться, не носился вместе с ребятами с деревянной саблей и пистолетом, отличался добродушным, покладистым характером. Война словно все перевернула в нем. Теперь он хотел бить фашистского зверя собственными руками. Тыл врага оказался именно тем полем деятельности, где наиболее полно раскрылись сильные стороны А. В. Тканко, и он стал таким же партизанским вожаком, какими были в Ленинградской области Н. Г. Васильев и А. В. Герман.

Рассказав о боевой деятельности своего отряда, Тканко заявил от имени всех прибывших партизан, что они готовы вылететь в тыл врага для выполнения любого задания.

В Калач прибывали все новые и новые партизанские отряды, соединившиеся с наступающими частями Красной Армии. В один из дней здесь появился партизанский отряд под командованием Якова Ивановича Сиворонова. Это был наиболее крупный и один из самых боевых отрядов, прибывших в наше распоряжение. Расскажу о нем хотя бы коротко. Создан он был в апреле 1942 года в городе Ворошиловграде, боевую деятельность в тылу врага развернул с июля 1942 года, с момента оккупации Ворошиловградской области, которую теперь освобождали войска нашего фронта. Местом базирования отряда стал Кременский лес на севере Донбасса, откуда партизаны производили вылазки и совершали дерзкие рейды во многие районы Ворошиловградской и Донецкой областей. За полгода отряд Я. И. Сиворонова провел 37 удачных боевых операций.

Кременский лес оказался пристанищем не только для этого отряда. 29 августа 1942 года здесь состоялось совещание командиров и комиссаров шести партизанских отрядов Ямпольского, Краснолиманского и Большеянисольского районов Донбасса, решивших объединить свои усилия в борьбе с врагом. Был создан партизанский совет, в который вошли командиры и комиссары этих отрядов во главе с Е. И. Потирайло. Вскоре состоялась и партийная конференция, избравшая единый руководящий партийный орган отрядов — партбюро из семи человек. Секретарем партбюро стал 3. В. Изотов. Объединив свои силы, партизанские отряды стали проводить боевые действия согласованно, по определенному плану. Они совершили ряд успешных рейдов по многим районам Донбасса, в ходе которых разгромили немало вражеских гарнизонов, пустили под откос несколько воинских эшелонов противника, нанесли ему другой ущерб. Особенно удачным был рейд партизан Я. И. Сиворонова в ноябре 1942 года, проведенный вскоре после начала контр-наступления советских войск под Сталинградом. В результате этого партизанского рейда были уничтожены сотни фашистов и захвачены большие трофеи.

Гитлеровское командование предпринимало неоднократные попытки расправиться с «партизанами Кременского леса», однако каждый раз карательные экспедиции заканчивались неудачей. Неся большие потери, противник отступал, порой даже не успевая подбирать с поля боя своих убитых и раненых. Наконец в январе 1943 года сюда было стянуто около 15 тысяч гитлеровских солдат и полицейских с артиллерией и бронемашинами, которыми* командовал опытный фронтовой генерал. Однако и из этой затеи ничего не вышло. «Противник пытался полностью уничтожить партизан, и это бы произошло, если бы мы замкнулись в своей скорлупе, — писал Н. М. Михайличенко, начальник штаба отряда Я. И. Сиворонова, — но этого не случилось, так как мы были за могущественной стеной советских людей, жаждущих скорейшего разгрома немецко-фашистских захватчиков…»

О сосредоточении карателей вокруг Кременского леса партизан вовремя известили советские патриоты из ближайших сел. Одним из них был местный лесник Моисей Шевченко. Он же, по договоренности с партизанским командованием, вызвался и «проводить» карателей. Моисей Шевченко завел фашистов в чащу леса, в болото, под дула партизанских автоматов. Ни один гитлеровец не ушел живым отсюда. А сам «проводник» одному ему известными тропами вернулся домой. За этот подвиг М. Шевченко был награжден медалью «За отвагу».

15 января 1943 года соединение партизан, состоявшее из девяти отрядов, под общим командованием Я. И. Сиворонова ушло из Кременского леса под самым носом врага в свой последний рейд, маршрут которого пролег через Кременской, Лисичанский, Новоайдарский и другие районы Донбасса. Партизаны уничтожали разрозненные фашистские подразделения, перехватывали обозы противника, разрушали связь, дезорганизуя управление войсками, производили нападение на различные объекты врага. 20 января они в восьмичасовом бою разгромили гитлеровский гарнизон в селе Пурдовке Новоастраханского района. 27 января партизаны с боем прорвались через линию фронта и соединились в Новоайдаре с Красной Армией, а затем в феврале вместе с частями 4-го гвардейского стрелкового корпуса 1-й гвардейской армии участвовали в бою за станцию Кременная.

За героизм, проявленный в боях с оккупантами, за помощь, оказанную наступающим советским частям, 74 партизана, в том числе и Я. И. Сиворонов, были награждены орденами и медалями. Спустя некоторое время Яков Иванович возглавил партизанский отряд, основу его составили прежние бойцы, а затем организаторскую группу, превратившуюся в мощную брагаду, которая стала одним из прославленных соединений украинских партизан.

Выходившие из вражеского тыла и прибывавшие в Калач партизанские отряды и группы подтверждали, что и в условиях почти безлесных, степных районов юго-запада Украины возможны успешные действия партизанских сил, если их хорошо организовать, вооружить и умело управлять ими. Там, где пока хозяйничают фашисты, есть главное для успешных партизанских действий — всенародная поддержка, стремление миллионов советских людей сбросить фашистское ярмо.

Росло партизанское движение и в других юго-западных районах Украины. В Днепропетровской области во второй половине 1942 года было создано четыре новых отряда. В районах Кировоградской области действовало пять крупных отрядов общей численностью 2760 человек. В Баштанском районе Николаевской области было сформировано два партизанских отряда. Новые отряды и группы создавались в Запорожской и Одесской областях. Еще более мощным было партизанское движение в северных, лесных районах Украины— в Киевской, Житомирской, Винницкой и других областях. В течение лета и осени 1942 года на Украине стало действовать более 100 новых партизанских отрядов и групп. «Несмотря на значительные потери, понесенные партизанами летом 1942 года, — говорится в трехтомнике «Украинская ССР в Великой Отечественной войне Советского Союза 1941–1945 гг.», — к концу осени на оккупированной территории республики действовало 5 крупнейших партизанских соединений, около 900 отрядов, свыше тысячи диверсионных и разведывательных групп. Они объединяли в своих рядах десятки тысяч вооруженных бойцов, окруженных вниманием и постоянной поддержкой миллионов советских людей… Изо дня в день наращивая удары по вражеским коммуникациям, гарнизонам и важнейшим военным объектам, партизаны отвлекали на себя огромные силы противника, затрудняли переброску его резервов, нарушали нормальное снабжение фашистских войск на фронте, постоянно держали врага в большом напряжении. В течение 1942 года украинские партизаны отвлекли на себя до 120 тысяч вражеских солдат и офицеров».

Таким образом, к осени 1942 года на Украине почти не было ни одного района, где бы не действовали партизанские отряды или диверсионные группы. Только по данным Украинского штаба партизанского движения, под начало которого вскоре перешел и штаб партизанского движения на нашем фронте, партизаны в течение лета и осени 1942 года уничтожили свыше 20 тысяч оккупантов и их прислужников, пустили под откос 158 вражеских эшелонов, подбили 116 танков, уничтожили 759 автомашин и т. д.

Исключительно напряженная борьба шла в городах, в промышленных центрах, на железнодорожных узлах и станциях. Она проявлялась здесь прежде всего в патриотических действиях подпольных организаций и групп, в массовом саботаже населения.

В начале февраля 1943 года в наш штаб зашел высокий человек средних лет и представился:

— Антон Иванович Гаевой.

Это был секретарь Ворошиловградского обкома партии, член нелегального ЦК КП Украины, который вместе с некоторыми другими работниками аппарата ЦК и учреждений Украины прибыл в Калач в канун освобождения Ворошиловградской области.

Оказавшись в штабе, А. И. Гаевой рассказал об отдельных моментах в работе нелегального ЦК КП Украины, деятельности партийных органов на оккупированной территории области, о борьбе населения под руководством коммунистов с фашистскими захватчиками. Он говорил, как срывают партизаны и подпольщики попытки гитлеровцев поставить себе на службу промышленность, использовать природные богатства Луганщины, о жестоких расправах фашистов с советскими людьми, о стойкости и мужестве шахтеров, всего рабочего класса.

— На шахте «Богдан» в городе Красный Луч, — рассказывал Гаевой, — не пожелали работать на оккупантов две тысячи шахтеров. Никакие угрозы не заставили их изменить свое решение. Тогда всех их живыми сбросили в шурф шахты.

Антон Иванович подробно говорил о саботаже, развернувшемся повсеместно. Рабочие и инженерно-технические работники прячут инструменты и ценные детали оборудования, портят сырье и готовую продукцию. Порой борьба против попыток захватчиков наладить работу промышленности приобретает характер массовых диверсий. Патриоты почти всюду срывают восстановление шахт, электростанций, других предприятий. В некоторых районах оккупантам не удалось пустить ни одной шахты. Гитлеровцы не смогли, например, до сих пор вывезти из Краснодонского, Боково-Антрацитовского и некоторых других районов ни куска угля. Стоят коксохимические и металлургические заводы, не работают домны. В районах Барвенково, Славянск, Краматорск, Красноармейск ни одно предприятие фашистами полностью не восстановлено. В Славянске частично работает соляной завод, но соли производится так мало, что она не отпускается даже местным жителям. Литейный завод выпускает только брички и чугунные печки. Остальные заводы Славянска— тюлевый, содовый, фарфоровый и другие — не восстановлены, хотя там и работают немецкие специалисты. В Краматорске частично работают лишь некоторые цехи заводов.

Часто совершались диверсии на железных дорогах и в депо. Патриоты сорвали план захватчиков по вывозу хлеба и других сельскохозяйственных продуктов. Многое сделано и делается, чтобы предотвратить угон советских людей в Германию. Горят биржи труда, похищаются списки населения, подлежащего отправке на фашистскую каторгу. Тысячи советских патриотов помогают подпольщикам и партизанам: снабжают их продовольствием и одеждой, укрывают и лечат раненых и больных, распространяют листовки.

Послевоенные исследования подтверждают, что оккупантам так и не удалось поставить себе на службу промышленность Донбасса. Даже западно-германские историки не без иронии замечают, что угля, который добывался за сутки в Донецком бассейне в период фашистской оккупации, хватало лишь для топки одного паровоза, следовавшего в Германию. Факты таковы: для внутренних нужд в угольную житницу — Донбасс — фашисты вынуждены были доставлять топливо за тысячи километров из Домбровского каменно-угольного бассейна в Польше. Это был результат активного саботажа рабочего класса Донбасса.

Подобная картина наблюдалась и во многих других районах Украины. Советская территория оказалась единственной из всех занятых фашистами территорий, где им не удалось наладить промышленное и сельскохозяйственное производство. На советской земле гитлеровцы не смогли организовать в сколько-нибудь значительных размерах даже ремонт военной техники. Самоотверженной была героическая борьба населения наших городов, их пролетарского рабочего ядра в оккупированных захватчиками районах.

Несколько раз секретарь Ворошиловградского обкома партии Антон Иванович Гаевой заходил в штаб, интересовался нашими делами и каждый раз говорил о необходимости помогать патриотам, всячески развивать все формы борьбы в тылу врага.

— Советские люди за линией фронта, — говорил А. И. Гаевой, — делают все возможное, чтобы делом ответить на призыв партии оказывать сопротивление фашистам. Только в полосе вашего фронта это не один миллион человек. Всех не вооружишь, в партизанские отряды и подпольные организации не сведешь. Поэтому важно развивать как вооруженные, так и невооруженные способы борьбы.

Мы учли это в нашей последующей работе. Уходившие за линию фронта партизанские организаторские группы непременно связывались с местными партийными органами, подпольем и в тесном контакте с ними наносили удары по врагу где только было возможно. Этот единый сплав партизан, подполья, населения позволил разжечь и на территории Украины в тылу фашистских войск небывалый огонь всенародной борьбы.

Между тем фашистское командование в свою очередь делало все, чтобы погасить этот огонь, сковать силы патриотов, поставить на пути развития партизанского движения как можно больше преград, во что бы то ни стало удержать под своим контролем захваченные области Украины. Поступавшие в наш штаб данные об оккупационных мероприятиях в тылу немецко-фашистских армий «Юг» свидетельствовали, что враг предпринимал неимоверные усилия, пытаясь укрепиться на советской земле и обезопасить тылы своих сражающихся армий. В каждом городе, селе были взяты на строгий учет все «неблагонадежные», введено огромное количество документов, регламентировавших проживание, работу или передвижение людей на украинской земле, захваченной гитлеровцами.

В полосе действий войск Юго-Западного фронта, по сведениям, поступавшим от партизан, гитлеровцы вообще эвакуировали всех жителей из прифронтовых населенных пунктов на глубину около 25 километров. То же население, что находилось в глубине обороны противника, было взято на строгий учет. Все жители в возрасте от 10 лет и старше носили на руке белую повязку с номером, печатью и особым знаком каждой деревни. В городах было учтено все трудоспособное население. Рабочие носили повязку с номером, на которой, кроме того, была проставлена первая буква названия предприятия. К каждой повязке выдавались справка и пропуск коменданта населенного пункта.

Вскоре штаб партизанского движения располагал целостной картиной оккупационного режима в областях Украины, находившихся на направлении наступления войск нашего фронта, знал условия, в которых жило население отдельных районов, городов и даже сел. Был изучен паспортный, пропускной и другие виды режима, применявшиеся здесь оккупантами. Все это было очень важно. Отправлявшиеся за линию фронта партизаны знакомились с образцами паспортов, выдававшихся фашистами населению, а также другими документами, имевшими хождение на захваченной врагом территории. Отдельные организаторские, разведывательные и диверсионные группы даже снабжались такими документами. Одним из важных моментов была осведомленность о списках так называемых «неблагонадежных». Рекомендовалось при налетах на комендатуры, полицейские участки и сельские управы изымать наряду с другими важными документами и эти списки, которые были составлены по каждому селу и поселку. За счет «неблагонадежных» командиры отрядов могли с меньшей опасностью проникновения вражеской агентуры пополнять партизанские силы. Изучение положения дел и мероприятий врага на оккупированной территории играло важную роль и в проведении агитационно-массовой работы среди партизан и населения.

Большую роль в изучении оккупационной политики гитлеровцев, положения дел в операционном тылу группы армий «Юг» играли опергруппы при Военных советах некоторых наших армий. Подобных групп на Северо-Западном фронте не было. Они были созданы осенью 1942 года. На них возлагалось руководство партизанскими отрядами, разведывательными и диверсионными группами, сформированными из добровольцев частей и соединений армий. Опер-группы должны были самостоятельно организовывать и засылать в тыл врага партизанские, диверсионные и разведывательные группы, небольшие партизанские отряды и отдельных разведчиков. На них возлагались дезорганизация ближайших тылов противника, нарушение его коммуникаций, сбор разведывательной информации о войсках и военной технике врага перед фронтом своих армий. В оперативные группы попадали соединявшиеся с войсками фронта партизанские отряды, к работникам опергрупп приходили подпольщики и отдельные партизаны, оказавшиеся на освобожденной территории, чтобы рассказать о своей деятельности, а также сообщить другие сведения, которые могли заинтересовать советское командование.

Опергруппы стали хорошими помощниками фронтового штаба партизан. Они расширяли возможности штаба. Опираясь на них, мы могли более оперативно и конкретно направлять партизанские действия в полосе фронта, пополнять партизанские силы за счет отрядов, выходивших из вражеского тыла и встречавшихся с войсками тех или иных армий. На первых порах оказалась очень важной помощь опергрупп штабу в засылке партизан в тыл врага. Связываясь с нашими передовыми частями, они успешно переправляли через линию фронта подготовленные штабом и местными партийными органами партизанские единицы. Кроме того, в этот период опергруппы энергично переправляли для действий в тылу врага самостоятельные партизанские отряды и группы.

Из оперативной группы при Военном совете 3-й гвардейской армии доносили: «27.1.43 г. переправлена через линию фронта в тыл противника для действий в районе Алмазная, Первомайская, Ворошиловск партизанская группа Кобзаря М. П. в составе 6 человек. 9.II в район Артемовска, Дебальцево, Ящиково направлена группа Дмитриченко М. И. из 9 человек. 17.11 переправлен в тыл врага партизанский отряд Дерюгина И. М. в составе 12 человек, район действия— Ворошиловск, Родаково, Голубовка, Серго…»

Начальник опергруппы при Военном совете 6-й армии подполковник М. И. Филиппов докладывал: «22.1.43 г. в тыл противника направлена разведывательная диверсионная группа в количестве 5 человек. Командир Казанцев. 27.1 переправлена группа Гуляева из 5 человек. 8.II переправлена группа Брагина… 15.11 переправлена группа Бушланова… 18.11 Казанцев направлен в тыл врага во главе партизанского отряда—15 человек. Район действий — Красноград — Полтава… 1.III сформирован отряд под командованием Стрельцова и переправлен через линию фронта в районе Балаклея — Чепиль…»

Подобные сообщения поступали и из других оперативных групп.

Большинство этих отрядов и групп, действуя в тесном взаимодействии с местными патриотами и наступающими частями, способствовало дезорганизации тыла противника, возникновению в отдельных местах паники, а также сбору ценной разведывательной информации для командования соединений и армий.

Продолжавшееся до середины февраля 1943 года наступление Юго-Западного и Южного фронтов в Донбассе было приостановлено неожиданными встречными ударами противника. Он даже потеснил правое крыло войск нашего фронта, результатом чего явился угвод частей и соединений за Северский Донец. Жаркие бои закичились к началу марта. Затем линия фронта на несколько месяцев стабилизировалась. Это намного ухудшило наши возможности по переброске партизанских сил в тыл врага, так как теперь у противника образовалась сплошная линия обороны, проходившая по Северскому Донцу, которую он все время совершенствовал. Переходить линию фронта теперь чаще всего удавалось лишь с боем. Это приводило к потерям, иногда отряды даже возвращались обратно.

Помня о том, как в свое время нас выручили летчики из авиаполка Рассказова, я направился к Ватутину, чтобы попросить его помочь нам транспортной авиацией и теперь. Каково же было мое удивление, когда Ватутин сказал, что фронтовая авиация имеет лишь ограниченное число транспортных самолетов, которые позарез нужны войскам. При всем желании Ватутин не мог выделить нам ни одного самолета.

— Вы же знаете, товарищ Асмолов, как я отношусь к партизанам, но помочь сейчас не могу.

— Тогда разрешите вылететь в Москву, в Центральный штаС партизанского движения, и попытаться там достать самолеты?

— Летите.

Однако и в Центральном штабе партизанского движения «сво бодных» самолетов не оказалось. К тому же стало известно, чтс ЦШПД в ближайшее время будет расформирован, а его предста вительство на нашем фронте станет представительством УкратГн ского штаба партизанского движения.

В кабинете у П. К. Пономаренко произошла наша встреча с Ти^ мофеем Амвросиевичем Строкачем, начальником УШПД. Вместе с ним мы поехали на Тверской бульвар, где в большом сером здании размещались ЦК КП (б) Украины и Верховный Совет республики, а во дворе, в отдельном двухэтажном флигеле, «хозяйство» Тимофея Амвросиевича.

Усадив меня в кресло, Строкач присел рядом, и это как-то сразу создало атмосферу делового, товарищеского разговора о партизанских делах. Тимофей Амвросиевич знал о нашем скором переподчинении УШПД, и поэтому его интересовало, как идет подготовка партизанских сил к заброске в тыл врага, какова обстановка в глу бине фашистских армий на направлении действий войск наше! фронта, состояние партизанской борьбы там, а также наши нуждь трудности и т. д.

Выслушав меня внимательно, Строкач согласился с тем, что юге западные районы Украины представляют собой своеобразный теат партизанских действий, рождающий свою тактику и специфик борьбы.

— Наш штаб, — сказал он, — заслал большое число партизаь ских групп на территорию Украины, занятую врагом. Главным ме стом их действий являются Киевская, Житомирская, Винницкая некоторые другие области, где есть леса. На севере Житомирской Ровенской и Волынской областей даже образовались партизанские зоны. Однако партизаны не сидят на месте. Эффективным способом партизанских действий в условиях Украины являются партизанские рейды. Вы, конечно, слышали о Ковпаке, Сабурове, Федорове. Рейды их партизан в оперативную глубину противника — да и не только в оперативную глубину — оправдали себя и сыграли исключительную роль в дальнейшем развитии партизанской борьбы. Возьмите эту тактику на вооружение. В условиях степных районов Украины она может оказаться особенно ценной.

Удивительно располагал к себе Строкач. Его серые глаза, казалось, излучали свет, в них словно виделся отблеск его широкой и доброй натуры. Он говорил без назидания, словно рассуждая, советуясь с собеседником, убеждая прислушаться к сказанному и взять самое важное, рациональное. Он ничего не забыл из того, о 1ем говорил я, и без напоминания сам вернулся к главному, что в ю время составляло основную нашу заботу, — трудности переброски партизанских сил через линию фронта. Он не стал обещать, обгадеживать меня.

— Самолетов вам мы тоже не дадим. Самолетов не хватает. Открою вам секрет. Сейчас мы готовимся к весне. Наши наметки по дальнейшему расширению партизанского движения на Украине, о которых я уже докладывал некоторым членам Политбюро ЦК КП (б) У, потребуют интенсивной работы транспортной авиации, находящейся в распоряжении УШПД. Мы хотим вывести партизанские соединения и отряды из Житомирской и Ровенской областей на юг и юго-запад Украины, то есть в ваши районы, где проходят стратегически важные коммуникации противника, в частности к железнодорожным узлам Ковель, Коростень, Сарны, Здолбунов, Жмеринка, Казатин, Шепетовка. Некоторые из этих железнодорожных узлов мы хотим «блокировать» так, чтобы противник практически не мог подбрасывать по ним к фронту живую силу и технику. Но для этого нужно иметь не только достаточное число соответствующим образом подготовленных партизан, но и минноподрывную технику и другое оружие. Все это требуется перебросить в тыл врага. Одной взрывчатки, по нашим расчетам, нужно забросить только — чпя этих партизанских сил около 30 тонн, а весь груз, включающий вооружение и боеприпасы, соль, табак, медикаменты — самое еобходимое, — составит около 140 тонн. Это почти 250 самолето-ылетов. Но ведь есть и другие дела. Только в январе мы десантировали за линию фронта свыше 60 организаторских и диверсионных групп.

Строкач ладонью поправил светло-русую прядь, спавшую на его высокий лоб, и закончил:

— Как только вы перейдете в наше подчинение, мы вам многим поможем: дадим оружие, радиостанции, взрывчатку, специальные мины — в общем все, что нужно, что, возможно, не сможет дать Военный совет фронта. Не будет только самолетов. Тут, как говорится, хоть плачь.

Эта откровенность подкупала. Позже я узнал, что генерал Строкач был прям и тверд, если это было надо, но мог быть по-детски веселым и добрым. Все зависело от обстановки и от дела, которое он решал, а также от человека, с которым он имел дело. Неизменна была, однако, его искренность, открытость. Он никогда не лукавил не водил человека за нос, не сулил несбыточного. Он уважал в людях то, что составляет суть человека, его личность в истинном понимании этого слова. Поражала работоспособность Тимофея Амвросиевича, особенно тогда, когда он сам оказывался в тылу врага. И эта самозабвенность, отреченность в работе, неприхотливость! в быту не только изумляли, но и вызывали потребность подражания.

Строкача не надо было ни в чем убеждать, он понимал собесед ника с полуслова. Кадровый военный, большая часть жизни кото рого прошла на границе — был он и начальником погранзаставы н; Дальнем Востоке, и начальником погранотряда в Молдавии, а нех задолго до войны заместителем наркома внутренних дел и началь— ником Управления погранвойск НКВД Украинской ССР, — он знал цену оружию и мужеству, дисциплине и военной тактике, слову и делу. О партизанской борьбе Строкач узнал еще в детстве — когда помогал своим братьям и отцу, сражавшимся с врагами молодой Советской республики в Свиягском коммунистическом партизанском отряде в Уссурийском крае. В начале июля 1941 года Т. А. Строкач возглавил республиканское Управление по руководству партизанскими отрядами, диверсионными группами и истребительными отрядами. Тимофей Амвросиевич в полной мере испытал все трудности лета и осени 1941 года. Он заслал в тыл врага первые партизанские отряды, действовавшие под Киевом, затем выходил из Киева с последними частями Красной Армии. Враг замкнул кольцо окружения вокруг войск Юго-Западного фронта, и Строкач с небольшим отрядом прошел по тылам врага, получив первый личный опыт партизанских действий в условиях современной войны.

К весне 1943 года сорокалетний генерал, депутат Верховного Совета СССР, член Центрального Комитета Компартии Украин уже более полугода возглавлял один из крупнейших военных штабов по руководству партизанскими действиями на самом обширном театре партизанской войны — оккупированных областях Украины.

Продолжая разговор, Строкач посоветовал обратить внимание на Знаменские леса на Кировоградчине, где, по его словам, активно действовали партизаны и подпольщики и куда мы также могли высадить свои организаторские группы, если нам удастся «раздобыть» самолеты.

— В Знаменских лесах находится подпольный Кировоградский обком партии, — сказал Тимофей Амвросиевич, — а также несколько партизанских отрядов. Внимание партизан в этом районе прежде всего приковано к станции Знаменка, которая представляет собой крупный железнодорожный узел, имеющий для фашистов большое значение. Отсюда ежедневно отправляются воинские эшелоны в пяти направлениях, в основном к фронту. В Знаменке для охраны узла находятся крупные воинские части, расположены контрразведывательные органы врага. Хотя, по нашим сведениям, там сильная подпольная сеть и значительные партизанские силы, подбросить новые партизанские подкрепления сюда не мешает. Поимейте это в виду.

В ту встречу, не будучи еще моим начальником, Строкач сделал все, чтобы я почувствовал в нем надежного старшего друга, на которого можно было положиться во всем.

— Часть партизанских сил, находящихся в нашем оперативном подчинении, — сказал Тимофей Амвросиевич, заканчивая разговор, — мы вскоре передадим, в ваше распоряжение, пришлем радистов и минеров, других необходимых специалистов. Сообщайте в УШПД обо всех затруднениях, с которыми столкнетесь, не стесняйтесь обращаться по любым вопросам.

Напутствие Строкача было коротким:

— Не ждите от нас особых директив. Проявляйте больше инициативы. Действуйте смело, активно. Мы должны все сделать, чтобы максимально эффективно использовать для победы такое уникальное явление в истории, каким оказался безграничный патриотизм нашего народа, его неодолимая преданность партии и Советской власти.

Говорят, что есть любовь с первого взгляда. Если справедливо это, то тем более справедлива возможность глубокого уважения к человеку с первой встречи. Именно к таким людям, вызывающим сразу же глубочайшее уважение, относился коммунист Строкач. И в годы войны, и после нее мне пришлось близко знать Тимофея Амвросиевича, вместе с ним работать. Могу утверждать, что нам удалось развернуть мощное партизанское движение не только потому, что его осеняли светлые коммунистические идеалы, но и потому, что на наиболее ответственные участки этой борьбы партия поставила лучших, талантливых и самоотверженных своих бойцов, каким был и Т. А. Строкач, которые сумели, говоря его же словами, наиболее эффективно использовать для победы безграничный патриотизм советского народа, его преданность делу коммунизма.

В середине марта 1943 года партизанский штаб Юго-Западного фронта был непосредственно подчинен Украинскому штабу партизанского движения, став его представительством на нашем фронте. А в начале апреля мы перебрались ближе к линии фронта — в Старобельск, откуда теперь осуществлялось оперативное руководство партизанскими действиями. Здесь был неплохой аэродром, который в случае появления у нас самолетов мог быть использован для заброски организаторских и разведывательных групп в тыл армий «Юг». Однако транспортный самолет за это время появился у нас лишь один раз. И то потому, что из Украинского штаба партизанского движения прибыла группа разведчиков, которых Т. А. Строкач попросил переправить через линию фронта в нашем районе, так как им предстояло действовать в Херсонской и Николаевской областях.

Разведгруппу возглавлял Феофан Михайлович Кирильченко. С ним были радистка Мария Бурлаченко и еще один человек. Задание разведчиков состояло в том, чтобы изучить систему укреплений на правом берегу Днепра от Херсона и выше в сторону Кривого Рога и передать сведения об этом в УШПД, затем перебраться в Николаев, разведать оборонительные укрепления в городе и вокруг него, вскрыть дислокацию вражеских аэродромов в этом районе, а также выявить некоторые сведения о николаевских судостроительных верфях.

Ф. М. Кирильченко родился и вырос в Николаеве, работал до войны на одном из судостроительных заводов электриком, там же стал комсомольцем. С началом войны завод был эвакуирован в Сормово, с ним и Феофан Михайлович. Просился на фронт, но ему предложили пойти учиться в партизанскую спецшколу в Москве. И вот теперь путь его лежал в родной Николаев, чтобы выполнить ответственное и важное задание командования.

Строкач просил не только переправить группу, но и, если это будет возможно, попытаться надежно устроить разведчиков во вражеском тылу. Выручил счастливый случай. Когда командующий 17-й воздушной армией, входившей в состав нашего фронта, выделил для переброски этой группы самолет, в штаб прибыл начальник парашютно-десантной подготовки армии подполковник В. Т. Разгонов и доложил, что ему поручено сопровождать разведгруппу до места высадки. Узнав о том, куда придется десантироваться разведчикам, он с нескрываемой радостью сообщил, что может помочь группе Ф. М. Кирильченко.

— В селе Ананьевке Великоалександровского района Херсонской области живут мои отец, мать и сестры, — сказал Василий Терентьевич, — у них и могут найти приют разведчики.

Разгонов дал Кирильченко свою фотографию, чтобы отец поверил, что люди к нему пришли действительно от сына. С Кирильченко мы договорились, что он будет передавать разведывательную информацию и для нашего штаба.

Группа Ф. М. Кирильченко вылетела за линию фронта в ночь с 16 на 17 апреля 1943 года. Наутро она приземлилась в 12 километрах от Ананьевки, близ сел Новокаменка и Трифоновка. Рацию закопали, а с ней еще некоторые вещи, в том числе и фотографию сына старика Разгонова. Пролежали среди бурьяна до вечера. А вечером вышли на дорогу. Неподалеку стоял трактор. Подошли. Тракторист спал. Разбудили.

— Кто такие? — спросил молодой парень.

— С поля, друг, идем.

— Что еще пытать будете? — насторожился парень.

— Много ли в селах немцев? Можно ли найти приют?

— А вы кто такие?

— Мы муж и жена, — сказал Кирильченко, указывая на Марию Бурлаченко, — вот вместе с товарищем освободились из плена. Он живет в Березнеговатом, а я в Николаеве. Что еще треба?

Видимо, парень смекнул, что неспроста его расспрашивают незнакомые люди. Рассказал все, как есть.

И вдруг — конский топот, скрип колес, немецкая речь. Обоз. Разведчики приготовили пистолеты.

— Кто такие? — спросили с первой подводы.

— Трактор охраняем, — отозвался тракторист.

Обоз пошел дальше.

— Странно, — сказал Кирильченко, когда скрылась последняя подвода, — все в штатском, а говорят по-немецки.

— Чуют фашисты свою погибель, — пояснил тракторист, — вот и перевозят своих подальше, на запад.

Феофан Михайлович достал пачку папирос.

— Московские? — изумился тракторист.

— Кури.

Все закурили.

— Ну что ж, — сказал парень, — пишлы до моей хаты.

Так у разведчиков появилась первая крыша над головой. На следующую ночь Кирильченко с товарищем пробрались в Ананьевку. Постучали в дом, где жил отец Василия Терентьевича Разгонова с семьей. Дверь открыла его жена.

— Вам кого?

— Нам Разгонова Терентия Фомича.

Появился Терентий Фомич:

— Кто такие, что треба?

— С Трифоновки мы.

— С Трифоновки, говорите? Нет, хлопцы, таких розовощеких и чистых там нет. Давно тут живу. Всех знаю.

Тогда Кирильченко сказал:

— Мы от вашего Василия.

Старший Разгонов недоверчиво спросил:

— Чем докажете, что от Василя?

Рассказали, что минувшей ночью сын Терентия Фомича сопровождал их до места высадки, для пароля дал свою фотографию, они ее закопали ночью в степи вместе с рацией, а когда доставали рацию, карточку не нашли.

— Ладно, — сказал Разгонов, — зараз мы вас спытаем. Он прошел в горницу и принес несколько фотографий.

— Где Василий?

Разведчики сразу указали.

— Теперь верю, — сказал Терентий Фомич, — что от Василя. Не буду допытываться, чего прибыли. Мой дом — ваш дом. И хлеб наш — ваш хлеб, хотя его не густо. Делайте дело свое. Только осторожно. Хотя немцев в селе нема, но в Новокаменке и Трифоновке они есть, оттуда и в Ананьевку наезжают.

Наутро Терентий Фомич пошел к старосте, попросил подводу сушняка и дров привезти. На этой подводе и доставил он Марию Бурлаченко с радиостанцией.

Радиостанцию установили на чердаке, в одной из комнат поселились разведчики. Хоть и тесновато стало семье Разгоновых — кроме жены Ульяны Анисимовны были у старика еще две малолетние дочери Вера и Таисия, совсем маленький сын Володя, — но, как говорят, в тесноте да не в обиде. Еще один сын Терентия Фомича — Андрей был на фронте.

В Украинский штаб партизанского движения и в штаб партизанского движения Юго-Западного фронта регулярно стали поступать радиограммы от разведгруппы Ф. М. Кирильченко. В самой Ананьевке и во многих селах вокруг нее, в различных населенных пунктах по берегу Днепра, в Николаеве у разведчиков появилось множество помощников — советских патриотов, рисковавших жизнью, благополучием своих родных и близких, но вносивших свой посильный вклад в борьбу с ненавистным врагом. В Ананьевке активно помогали разведчикам местные жители. Особенно важную роль играл Дмитрий Федорович Козорез. К нему главным образом приходили связные и, назвав пароль (мужчины спрашивали: «Где можно купить местного табаку?», а женщины: «Где достать сушеных вишен или лука?»), передавали необходимые сведения для Ф. М. Кирильченко. Сами разведчики тожё обзавелись необходимыми документами и не сидели на месте. Феофан Михайлович часто бывал в Николаеве, его товарищ в Березнеговатом и других селах. На месте оставалась лишь Мария Бурлаченко — «Акация», которая дважды в сутки почти ежедневно выходила на связь: в 10 утра с Москвой, с УШПД, в 2 часа дня — со штабом партизанского движения фронта…

От группы Ф. М. Кирильченко поступали исключительно ценные сведения. Но однажды — это было 10 июня 1943 года — рация Марии Бурлаченко замолчала. Не зная, что случилось, мы ждали знакомых сигналов. Однако проходил день за днем, «Акация» в эфире не появлялась.

А в Ананьевке произошло следующее. Вражеские пеленгаторы засекли рацию Марии. Кирильченко решил перебросить радистку в другое село, где были надежные люди. В одну из ночей разведчики попытались перенести рацию. Однако рассвет застал их в поле. Радиостанцию закопали. Каково же было состояние разведчиков, когда на следующую ночь они не смогли отыскать место, где они зарыли радиостанцию — все поле было перепахано трактором. Так группа лишилась связи. Но беда, как и удача, не приходит одна. В Ананьевке появился вражеский агент. Разведчиков успел предупредить кузнец Дмитрий Федорович Козорез, подслушавший разговор начальника полиции с одним из гестаповцев, остановившихся у кузницы подремонтировать бричку, на которой они приезжали в Ананьевку. Когда гитлеровцы ворвались в дом к Терентию Фомичу Разгонову, разведчиков и след простыл.

Однако события развивались все же не совсем удачно. Лишившись рации, Феофан Михайлович Кирильченко послал через линию фронта несколько надежных людей. Один из них, Андрей Головко из села Березнеговатого, перешел ее. Связавшись с УШПД, товарищи направили в Березнеговатое новую группу с радисткой Идой Лаудой. Но Ида попала в руки врага и погибла в гестаповских застенках.

Озабоченные молчанием рации Марии Бурлаченко, мы послали в Ананьевку Веру Ивановну Ворожко с дополнительным радиопитанием. Она благополучно приземлилась на парашюте, нашла семью Разгоновых, но ее помощь была уже не нужна. Вера Ивановна десантировалась в ночь на 20 августа 1943 года, когда Ф.М. Кирильченко и М. И. Бурлаченко перебрались уже в Николаев, а третий разведчик обосновался в Березнеговатом. С ним и осталась Ворожко.

За домом Разгоновых была установлена слежка. Но так как никого из разведчиков поймать не удалось, гестапо в конце концов арестовало Терентия Фомича. Его били, выкручивали руки, жестоко пытали. Зная, что у гитлеровцев прямых улик нет, Разгонов не поддавался, держался стойко. Так ничего и не добилось гестапо от мужественного помощника партизанских разведчиков. Терентий Фомич никого не выдал. В конце концов его отпустили, но за домом продолжали следить, однако теперь уже впустую.

Мы знали, что В. И. Ворожко находится в надежном месте, однако долго не имели никаких сведений о Ф. М. Кирильченко и М. И. Бурлаченко. 4 февраля 1944 года на запрос Т. А. Строкача о разведчиках мы ответили, что «судьба Кирильченко и Бурлаченко нам неизвестна». Лишь позднее, когда мы находились уже в Кривом Роге, а Николаев был освобожден войсками нашего фронта, Феофан Михайлович и Мария Ивановна оказались в нашем штабе, как говорят, живыми и невредимыми. Все это время они были в Николаеве, где Ф. М. Кирильченко связался с подпольщиками, в основном комсомольцами и молодежью, и стал руководить группой, в которую вошло около 80 человек. За деятельность в тылу врага Феофан Михайлович был награжден орденом Красной Звезды и медалью «За отвагу».

Самолет, который десантировал в тыл врага разведывательную группу Ф. М. Кирильченко, сбросил за линией фронта еще три разведгруппы— в районах Днепропетровска, Кременчуга и Запорожья. Остальные наши партизанские организаторы переходили линию фронта, нередко с боем прорываясь сквозь все усиливавшуюся оборону гитлеровцев на Северском Донце. Партизаны преодолевали исключительные опасности и трудности: проволочные заграждения, минные поля, сеть дзотов и дотов, траншей и окопов; нужно было не вызвать подозрений у патрульных, войсковых подразделений, полиции, жандармерии и т. д., которыми буквально кишел передний край врага. Да и сам Северский Донец с обрывистым и открытым противоположным берегом, особенно когда река вскрылась, представлял собой серьезную преграду, преодолеть которую не всегда удавалось благополучно. Тем не менее с боем или без боя, большими отрядами или малыми группами наши посланцы проникали через линию фронта и, связываясь с населением, подпольщиками, подпольными партийными органами, партизанами, которые уже действовали в тылу врага, с их помощью или самостоятельно выполняли задачи в интересах войск фронта. До конца апреля 1943 года сквозь вражескую оборону в основном из Старобельска, Миллерово и других мест пробилось 18 отрядов и 38 разведывательных групп, которые насчитывали в общей сложности 680 человек. Это был не весь партизанский резерв, которым мы располагали. К этому времени совместно с местными партийными органами, с помощью УШПД и штаба фронта были подготовлены к действиям в тылу врага значительные партизанские силы.

Создание штаба партизанского движения на Юго-Западном фронте не осталось не замеченным противником. Теми или иными путями разведывательные и контрразведывательные органы врага узнавали о нашей деятельности. Они не только проявляли пристальный интерес к нам, но даже преувеличивали значение нашего штаба в руководстве партизанскими действиями на Украине. Из управления контрразведки фронта сообщали: «Германской контрразведке известно, что всей деятельностью партизанских отрядов на временно оккупированной территории Украинской ССР руководит штаб партизанского движения на Украине. Штаб имеет в своем распоряжении ряд десантно-парашютных школ, готовит разведчиков для переброски в тыл противника… Органы германской контрразведки установили наличие партизанских школ в Миллерово и Старобельске, о чем отмечалось в ряде документов контрразведки противника… Германская разведка считает, что штаб партизанского движения на Украине находится в Старобельске по улице Буденного, 27…»

Это был точный адрес штаба партизанского движения на Юго-Западном фронте.

Такое внимание к нашему штабу, как, впрочем, и к другим партизанским штабам, было не случайным. Возраставшая активность партизан вынуждала гитлеровское командование принимать все новые и новые меры по борьбе с партизанским движением, охватившим к этому времени весь тыл вермахта. Весной 1943 года фашистское руководство принимает еще один документ, подписанный Гитлером, в котором предлагались дополнительные меры по ведению контрпартизанской войны. В документе говорилось:

«Русские ведут партизанскую борьбу в настоящее время все более интенсивно. В качестве руководителей они используют генералов, регулярно снабжают партизан оружием и боеприпасами, поддерживают с ними курьерскую и радиосвязь и даже вывозят их самолетами на отдых в глубь страны… Деятельность партизан в последнее время оказывает существенные помехи железнодорожному транспорту, сельскому хозяйству, парализованы сплавные работы на реках и т. д. В силу этого нам необходимо вести борьбу с партизанами более интенсивно и продуманно…»

В приказе предлагалось «борьбу против партизан рассматривать как боевые действия на фронте». Она должна была планироваться всеми оперативными отделами армий и групп армий, в нее вовлекались все наличные резервы. Для контрпартизанской борьбы привлекались «только способные, энергичные и физически закаленные офицеры». Приказ требовал принимать самые беспощадные меры по отношению к партизанам и поддерживающему их населению. Генеральному штабу сухопутных войск предлагалось издавать бюллетень «Известия о партизанской войне», в котором для ориентировки войсковых штабов отражать сведения о деятельности партизан.

Особое место в контрпартизанской борьбе занимало проникновение агентуры врага в партизанские штабы и формирования. Бессильное подавить народную войну в тылу своих армий, фашистское руководство делало ставку и на «взрыв» партизанских сил «изнутри», на возможность помешать деятельности крупных партизанских штабов путем засылки туда шпионов, предпринимало попытки хоть в какой-то степени взять под свой «контроль» создание новых партизанских формирований, используя для этого все возможные средства.

Еще в Калаче к нам из вражеского тыла в конце марта 1943 года прибыл «партизанский отряд» из 11 человек во главе с неким Гусевым. У партизан оказались убедительные документы, подтверждавшие, что отряд был создан в декабре 1942 года в городе Сватово и нанес немалый урон врагу.

Группу поселили в отдельном домике при учебном пункте. Но однажды проходивший мимо работник штаба обратил внимание на то, что в доме кто-то работает на рации. За домиком установили наблюдение. Обнаружили, что в бельевой веревке, на которой сушили свое белье «партизаны Гусева», был вмонтирован провод, служивший антенной. Однако не дремали и наши «гости». Почувствовав, что за ними наблюдают, они попытались бежать, но далеко им уйти не удалось.

В мае 1943 года уже в Старобельске в штаб явился вышедший из вражеского тыла «партизан» Мизяк, который доставил чертеж новейшей немецкой мины, объяснив, что сумел выкрасть его в немецком штабе, в котором он работал. Мы предложили «партизану» отдохнуть и быть готовым через некоторое время снова уйти в тыл врага. Проверка показала, что Мизяк был послан гитлеровской разведкой в штаб партизанского движения со специальным заданием.

Надо сказать, что и в дальнейшем гитлеровская разведка проявляла интерес к нашему штабу. Из управления контрразведки фронта сообщали:

«Немцам известно, что Старобельской партизанской школой в начале апреля 1943 года в 30 км юго-восточнее Лисичанска переброшено 12 человек с заданием общей разведки противника. Один человек захвачен в Троицком (20 км западнее Славянска). Переброска производилась опергруппой ШПД ЮЗФ».

«Германской контрразведке известно, что из Можняковки (50 км северо-восточнее Старобельска) подполковник Аптерман перебросил в Михайловку (20 км западнее Знаменки) 10 парашютистов с радиоаппаратурой. Из этой группы противником убито 2 человека и ранено 2. Группа имела задание взрывать мосты и железнодорожные линии, обезоруживать всех офицеров и солдат».

Получая подобные сообщения, мы меняли места выброски своих десантников, находя для этого все новые и новые районы.

Летом 1943 года наш штаб впервые отправил за линию фронта немецких антифашистов. Созданный на территории Советского Союза Национальный комитет «Свободная Германия» стал активно помогать Красной Армии в ее борьбе с гитлеровскими войсками. Появились немецкие антифашисты и на нашем фронте. Их возглавлял уполномоченный Национального комитета «Свободная Германия» Эбергард Каризиус. Из этих антифашистов и наиболее подготовленных партизан совместно с политуправлением фронта мы стали создавать специальные группы для пропагандистской работы в войсках противника, а также для сбора различной разведывательной информации.

В середине июня 1943 года через Северский Донец была переправлена спецгруппа, состоявшая из трех человек. В нее входили партизаны Волченко и Колос, немецкий антифашист Унгер. Переправились они на участке одной из дивизий 6-й армии. О результатах операции подполковник М. И. Филиппов донес: «Ваше задание по засылке в тыл противника немца Пауля Унгера с нашими проводниками-партизанами полностью выполнено. В ночь с 18 на 19 июня группа при содействии командира 3-го батальона 544-го стрелкового полка 152-й стрелковой дивизии капитана Толкачева и начальника разведки дивизии майора Кожевникова была переправлена в районе южнее населенного пункта Коробово. Переправившись через Северский Донец и замаскировав лодку, группа стала углубляться в лес. Через 1,5 км со всех сторон послышалась немецкая речь. Унгер пошел дальше, а партизаны остались в лощине. Унгер был обеспечен солдатской книжкой, сапогами, пистолетом парабеллум с кобурой, опознавательными знаками и др.».

Как же действовал Унгер в тылу врага? По дороге он распространял листовки: часть оставил на столе в домике связистов, часть незаметно подсунул в повозку с боеприпасами, часть разбросал при входе в блиндажи и окопы. Две пачки листовок по 15–20 штук вручил двум солдатам 5-й и 10-й рот 371-го пехотного полка 161-й пехотной дивизии, встретившимся по дороге. С одним из них имел разговор в течение получаса. В разговоре солдат выразил недовольство войной, проявил большой интерес к листовкам и охотно взялся их распространить. Со вторым солдатом Унгер вел разговор на отвлеченную тему, а при прощании сунул ему в руку пачку листовок и удалился.

Во время выполнения задания на перекрестке дорог Унгеру повстречался обер-лейтенант с «железным крестом», ехавший на коне. Он остановил Унгера и спросил, куда тот идет. Получив ответ: «В Большую Гомольшу», обер-лейтенант обогнал Унгера и проследовал дальше. Но через некоторое время вернулся и спросил его, какой он роты. Унгер назвал. Офицер потребовал предъявить условный опознавательный знак этой роты. Унгер предъявил. Оберлейтенант, однако, не успокоился и не выпускал нашего «посланца» из виду. Заметив возникшее подозрение, Унгер, не доходя до Большой Гомольши, возвратился обратно и кратчайшим путем через лес вышел к переправе.

В донесении далее говорилось: «Распространив листовки, Унгер собрал следующие разведданные: подтвердил нахождение в районе Коробово — Сухая Гомольша 10-й и 11-й рот 317-го пехотного полка, установил наличие в Большой Гомольше 5-й роты 317-го пехотного полка, выведенной туда на отдых; подтвердил предположение о расположении в Большой Гомольше штаба 3-го батальона, узнав, что там находится главный перевязочный пункт батальона; в районе перекрестка дорог обнаружил не выявленную ранее артиллерийскую батарею; подтвердил сведения о том, что вдоль дороги Сухая Гомольша — Большая Гомольша немцы отрывают замаскированные ячейки — секреты для наблюдения за партизанами; в домике лесничего, что северо-восточнее высоты 143,6, обнаружил радиопередатчик батальонного типа, к которому было протянуто большое количество проводов; подтвердил данные о расположении линии обороны противника в районе между с. Коробово и Большая Гомольша.

Указанные разведданные переданы командованию 152-й стрелковой дивизии.

19 июня в 11 часов группа возвратилась в расположение наших передовых частей…»

Выполняя задание, Унгер действовал смело, решительно, но в отдельных случаях не совсем осторожно. Так, в полутора километрах от Северского Донца при первой встрече с группой солдат-связистов на передовой, не узнав настроения солдат, не поговорив с ними, Унгер оставил на столе пачку листовок, несмотря на то что обратил на себя внимание фельдфебеля, который заинтересовался, откуда он идет. Подобное произошло и с солдатом 10-й роты, которому он без предварительной подготовки вручил пачку листовок. Этот солдат, кстати, при разговоре с Унгером обратил внимание на отсутствие у того противогаза и даже выразил удивление по этому поводу.

При последующих засылках специальных групп за линию фронта мы более тщательно экипировали и инструктировали немецких антифашистов, которые проявляли исключительное мужество и смекалку при выполнении заданий. Все антифашисты были хорошо вооружены. Но применять оружие им не пришлось ни разу. Засланные группы благополучно возвратились обратно.

Не раз уходил за линию фронта и Пауль Унгер, последний раз в феврале 1944 года. Вместе с антифашистами Гейнцем Зейделем и Юлиусом Риммельспахером он был направлен к партизанам, действовавшим в районе Каменец-Подольска. Задачей этой группы было изготовление и распространение антифашистских листовок в близлежащих немецких гарнизонах, вовлечение посетителей солдатских клубов в движение «Свободная Германия», создание нелегальной группы «Свободная Германия» и передача ей радиостанции для установления связи с уполномоченным Национального комитета на нашем фронте Э. Каризиусом. Помимо того, группа должна была добыть важные документы вермахта. Но это была особая операция.

Задание немецкие антифашисты выполнили и в ходе освобождения Каменец-Подольской области, находясь среди партизан, соединились с частями Красной Армии.

В книге В. Вольфа «На стороне Красной Армии», переведенной на русский язык в 1976 году, есть признание президента Национального комитета «Свободная Германия» Эриха Вайнерта о немецких антифашистах, которое хотелось бы здесь привести.

«Был еще особый вид нелегальных борцов-антифашистов во время войны, — отмечал он, — о которых, собственно, еще ничего не сказано, хотя именно они заслужили, чтобы не быть забытыми. Я имею в виду солдат вермахта, которые, попав в плен, стали убежденными антифашистами и возвращались через линию фронта, чтобы вести в тылу гитлеровской армии и непосредственно в войсках пропагандистскую работу. Когда обсуждался вопрос о том, надо ли и как надо было бы вести пропагандистскую работу за линией фронта, многие из наших новых друзей-антифашистов высказали готовность взять на себя эту опасную задачу. На всем протяжении огромного фронта была организована работа по засылке антифашистов через линию фронта… много немцев, отправившихся в поход с верой в Гитлера, стали мужественными и страстными антифашистскими борцами…»

Такими на нашем фронте были немецкие антифашисты Э. Каризиус, П. Унгер, Г. Зейдель, Ю. Риммельспахер, Р. Паркер и многие другие.

Начало июля 1943 года ознаменовалось крупнейшим сражением минувшей войны — битвой на Курской дуге. Гитлеровцы решили еще раз попытать счастья и добиться победы во что бы то ни стало. Однако расчеты фашистского командования не оправдались. Еще не закончились оборонительные бои под Курском, как уже перешли в наступление войска некоторых советских фронтов. 17 июля нанес удар по врагу и Юго-Западный фронт.

20 июля мы передали в опергруппы приказ, в котором потребовали воспользоваться успешным прорывом войск Юго-Западного фронта и использовать все возможности для переброски партизанских сил в глубокий тыл врага: наличие прорывов, рейды танковых частей, разведотряды и т. д. В приказе говорилось: «Пройти где угодно и уйти в свои районы действий… Уходить в глубокий тыл, даже за Днепр».

Однако жизнь неожиданно внесла поправки в эти распоряжения. Оказавшись в конце июля в Беловодске, неподалеку от Старобельска, где располагался Военный совет фронта, я, войдя в столовую Военного совета, увидел там начальника Генерального штаба Советских Вооруженных Сил Маршала Советского Союза А. М. Василевского. Вместе с ним находился генерал-полковник Р. Я. Малиновский, сменивший убывшего на другой фронт Н. Ф. Ватутина. Василевский прибыл к нам как представитель Ставки Верховного Главнокомандования для координации усилий различных фронтов в летней кампании 1943 года.

Когда я представился, Василевский пригласил меня за стол й спросил:

— Ну, товарищ Асмолов, расскажите, как воюют партизаны, в чем есть нужда?

— Товарищ маршал, — ответил я, — нельзя сказать, что дела наши плохи, но могли бы быть много лучше, если бы в нашем распоряжении были самолеты. Все остальное есть. Нет самолетов.

— И что же вы просите? — живо отозвался Василевский.

— На первый случай нас бы устроило хотя бы пять самолето-вылетов.

— Так, так, — в раздумье произнес Василевский, — значит, наш партизанский фронт нуждается в самолетах? Надо помочь.

И он продиктовал адъютанту радиограмму для командующего дальней авиацией, в которой генералу Голованову предписывалось направить в распоряжение полковника Асмолова пять самолетов.

Поначалу я подумал, что маршал оговорился и сейчас поправится. Ведь речь шла о пяти самолето-вылетах, а не о пяти самолетах. Но он обратился с каким-то вопросом к Малиновскому, а адъютант, записав указание Василевского, не стал ничего уточнять. Признаться, я все еще не верил в такую неожиданную удачу.

Спустя несколько дней пять транспортных самолетов Си-47 и Ли-2 совершили посадку на Старобельском аэродроме. Старший группы летчиков, явившись ко мне, доложил, что прибыл в распоряжение штаба партизанского движения Юго-Западного фронта.